Согрей мою душу, растопи мое сердце

              Ливень обрушился внезапно на рассвете, будто плотно застелившие небо накануне вечером облака разорвались под напором скопившейся воды, одним махом выплескивая её на заждавшуюся дождя землю. Никто и опомниться не успел, как все промокло до нитки. Гномы вскакивали отчаянно ругаясь, выпутывались из облепивших тела одеял и плащей и спешно собирали пожитки, стремясь спасти хоть что-то. Разводить костер под проливным дождем было безнадежным делом, в путь отправились, доев подпорченные дождем остатки ужина. Стихия угомонилась через пару часов, но дождь не прекращался еще полтора суток. К вечеру первого дня отряд обнаружил небольшую пещеру, где и переночевали, подкрепив силы сухарями и горячим травяным отваром, в процессе приготовления которого едва не задохнулись – костер немилосердно чадил и порывы ветра метко забрасывали едкий дым назад в тесное укрытие, где и без того дышать было нечем. Когда дождь закончился, облегчения не последовало, ибо повисшая в воздухе изморось настигала повсюду, несмотря на общеизвестный факт о горячей крови гномов. Настроение убывало пропорционально возрастающему дискомфорту и усталости. - О, Махал, сколько же можно это терпеть? – протяжно выдохнул Нори, залихватская прическа которого сейчас выглядела совсем не так, как ему хотелось бы. - Дружище, ты малость перепутал, – усмехнулся основательно вымокший, но все ещё сохраняющий остатки оптимизма Бофур. – Скорее, Ульмо явился на землю из вод морских и гневается на нас. Нори в ответ фыркнул, смерил поникшие косички Бофура насмешливым взглядом и прибавил шагу, чтобы догнать шагающего в начале колонны Двалина. На узкой тропе ему пришлось протиснуться мимо старшего брата, занятого обсуждением рецептов противопростудных травяных отваров с Оином, возле которых давно держался Бильбо, подкинул двум почтенным гномам эту тему из опасения, что при такой погоде хворь не заставит себя долго ждать. Ему было нелегко поддерживать нужную скорость – большие широкие ступни то и дело увязали или предательски разъезжались в размокшем суглинке, чего не случалось с крепконогими гномами в тяжелых сапогах. Упасть в грязь Бильбо не позволял Ори, заботливо поддерживая его под руку на всех опасных участках пути. Кили и Фили замыкали строй. В монотонном шорохе мокрой листвы, под ровный шелест падающих с неба миллионов дождевых капель нетрудно было пропустить приближение опасности. Их, как самых зорких, проворных и хорошо слышащих, Торин отправил в арьергард, чтобы вовремя узнать о приближающейся опасности. Юноши, воодушевленные оказанным доверием, теперь из кожи вон лезли, желая как можно скорее загладить совершенный ими промах, и ни одна живая душа в отряде не догадывалась, что в эти наполненные сыростью и холодом дни племянники короля ощущали себя самыми голодными, замерзшими и промокшими гномами во всем мире. Только друг другу братья могли признаться в усталости и пожаловаться на неудобства, но для товарищей же они сполна подтверждали кровное родство с тем, кто всегда был впереди, кто шел так, словно пустился в дорогу всего-то час назад, кто позволял себе остановиться только если кому-то другому требовалась краткая передышка. Три дня пути под дождём по скользким камням горных отрогов, покрывшихся мхом, по краю леса, заросшего терновником и бузиной, сплетшей тонкие гибкие ветви в непроходимую сеть, в течение которых Торин забыл про то, что ему тоже нужен отдых. Его видели либо на ногах, либо сидящем у едва теплящегося кострища, и почти никогда в эти дни – отдыхающим. Торин оставлял для себя самую тяжелую, предрассветную смену, давая отоспаться самым уставшим, и только на пару часов перед рассветом забывался тягостным, не восстанавливающим силы сном, поддерживая дух тех, кто откликнулся на его зов своей стойкостью. Рейневен жаловаться и вовсе было не свойственно. Она давно привыкла терпеть голод, холод и боль, дожди, мокрую одежду и камни, которые заменяли постель. Никто не услышал от нее и вздоха недовольства, хотя все без исключения ждали этого от маленькой и хрупкой по их представлениям девушки. День за днем Рейневен доказывала попутчикам, что не слабее их, пусть и тяжело было тягаться в силе и выносливости с подгорными жителями. Тем, у кого нет воли и стойкости не выжить ни в бою, ни в дальней дороге, так говорил её отец. Тот, кто слаб духом - погибнет сам и потянет за собой других, сильный же – подставит другу плечо в трудную минуту. Рейневен каждую минуту помнила отцовские наставления и не придавала значения ни усталости, ни ноющей спине, не говоря уже о промокших ногах и о саднящем горле. Она не подведет. Ни друзей. Ни короля. Её взгляд сам собой находил впереди плечистую фигуру Торина Дубощита в кудлатом от сырости меховом плаще. Блестящие от влаги смоляные пряди вьющимися змейками выбивались на грудь из-под низко надвинутого капюшона, взлетая тяжелой волной, когда гном быстро оглядывался по сторонам в поисках наиболее удобной тропы или места для ночлега. После поединка, когда ей показалось, их отношения более-менее вернулись в прежнее состояние, они так и не общались. Рейневен не могла избавиться от тягостных мыслей по этому поводу даже когда холод, сырость и необходимость быть настороже и следить за дорогой выходили на первое место по важности. Девушка вновь возвращалась к мысли о том, что ей всё же надо бы покинуть отряд ещё тогда, предоставив гномьего короля его собственной судьбе, а между тем ловила каждый взгляд, каждый поворот головы, каждую мелочь из его повседневного бытия, ощущая необходимость в этом так же, как в свежем воздухе. Это не могло не напомнить ей о том странном зове, которому она последовала на Тролльем Взгорье, отправившись на выручку вопреки приказу Торина. Она не раз думала об этом и пришла к заключению, что ей нужен совет, неважно человека или гнома, мудрого и знающего. То и дело она поглядывала в сторону Балина и Гэндальфа, обычно находящихся в разных краях продвигающегося на восток отряда, не в силах определиться, кто может помочь лучше, но все же склонялась к Гэндальфу. Однако девушку останавливала необходимость рассказать правду об отношениях с Торином. Рейневен сомневалась, что пока кому-то стоит об этом знать. Рейневен отвлеклась от своей нерешаемой дилеммы только тогда, когда врезалась в шедшего впереди. Бифур, оглянувшись, выдал короткую реплику на кхуздуле и сбросил котомку на землю. Они находились на опушке, окруженной мощными стволами кленов и ясеней. Густые кроны смыкались над головами, образуя естественное укрытие. То ли погода начала меняться, то ли в этой местности дожди не были столь затяжными, но земля под ногами казалась почти сухой, а охапки валежника под деревьями грели надеждой об уютно потрескивающем костерке. - Привал! – скомандовал Торин и следом раздался многоголосый вздох облегчения. Рейневен сначала с удовольствием согнулась пополам, а потом присела на корточки. Спина болела ужасно. Рюкзак отсырел вместе с содержимым и давил к земле, как упавший с горы камень. Бильбо, забыв о себе, бросился к девушке. - Тебе плохо? – спросил он, осторожно тронув её за плечо. -Нет, всё хорошо, насколько может быть. Просто спина ноет, – Рейневен улыбнулась хоббиту и выпрямилась, расправляя плечи после тяжелой ноши. – Ты сам-то как? - О, не спрашивай! – закатил глаза Бильбо и вымученно улыбнулся. – Я рад, что мы остановились. Может нам повезет и дождя больше не будет? - Да, давненько не припомню такой сырости, – согласился с хоббитом оказавшийся рядом Балин. - У гномов, по легенде, кости из камня, но и камень может покрыться мхом от сырости, – точно подметил Бофур, доставая из рюкзака провиант и котел. - Ну, тогда мои кости уже давно замшели! – коротко хохотнул Кили, пробегая мимо с охапкой хвороста. - Тогда хоть что-то согреет тебя в дозоре ночью, – подколол его Фили и братья дружно захохотали, как всегда довольные собственным оптимизмом. Мысль о скором горячем ужине грела не хуже энергично разгорающегося костра в центре полянки. Пропитанные смолой ветки сосен вспыхивали, несмотря на сырость. Гномы деловито сновали по поляне, казалось бы – в полном хаосе, но каждый выполнял свою часть общей работы, как было заведено на каждом привале. Сырой валежник, вначале здорово подымив, занялся огнем, и желто-красные язычки осветили поляну. Стало веселее. Те, кто уже закончил свои приготовления к ужину и ночлегу, постарались оказаться ближе к костру, чтобы погреться. Второй костер развели на краю опушки, примостив вокруг него на воткнутых в землю кольях плащи и одеяла, чтобы до отхода ко сну они хотя бы немного просохли. Торин и Двалин, прихватив с собой Нори и Глоина, ушли на разведку и вернулись, когда ужин был готов. Каждому этим вечером досталась полная до верху миска каши с мясом и кружка горячего травяного отвара, в который щедро добавляли крепкой согревающей настойки. Ели молча, обжигаясь и шумно дуя на пищу, одновременно наслаждаясь её горячей температурой. Шутить и разговаривать никому не хотелось, даже Кили и Фили примолкли. Вблизи костра от мокрой одежды и волос шел пар. Бильбо и Рейневен безумно хотелось обернуться клубком вокруг горячих мисок. Оба замерзли так сильно, что не чувствовали, как горячая посуда обжигает руки. Более того - это было даже приятно. Рейневен мелко дрожала - под кожаной курткой, подбитой овечьей шерстью и отороченной лисьим мехом, вязаный жилет и рубашка отсырели, ноги тоже были мокрыми. -Ну-ка, выпей, а то простудишься, – кто-то, не особо церемонясь, ткнул её в бок, и следом в руках девушки оказалась плоская и округлая гномья фляжка. - Спасибо, – на вкус настойка была несусветной гадостью и своей крепостью обожгла Рейневен горло, заставив закашляться, но потом огненная жидкость растеклась по внутренностям приятным теплом, словно девушка проглотила маленький язычок пламени. - Оно долго греет, – заверил Дори. – Я сам делал. Передай-ка хоббиту. - И сними сапоги, – посоветовал Бильбо, принимая из её рук эстафетную фляжку. Согревшийся от еды и питья, он сидел, вытянув мохнатые ступни к костру, и откровенно наслаждался. - В такие минуты начинаю жалеть, что не родилась на свет хоббитом. У вас нет забот с тем, как высушить обувь, - улыбнулась Рейневен. Болезненный озноб потихоньку проходил. Она сняла промокшие сапоги и, вывернув их как можно больше, подвинула к костру, пристроив сверху чулки. Девушка вытянула маленькие ступни к огню, упиваясь ощущением того, как они медленно, но уверенно прогреваются жаром, идущим от красных углей с краю. Кто-то из гномов присвистнул. Бофур озорно подмигнул следопыту и снова уставился на её ноги. Вот уж кто всегда невозмутим и спокоен, дождь ли, жара или орки – всё ему нипочем. - Никогда не видел ног человеческой женщины. Потрясающее зрелище, – прокомментировал он и улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках. Но внезапно озорное выражение его лица сменилось серьёзным и гном поспешно отвернулся. Рейневен в недоумении подняла голову и увидела Торина, который неожиданно вышел из темноты. И когда успел поесть? И поел ли вообще? Он быстро оглядел её, по подбородок закутанную в коричневое одеяло, тоже задержав взгляд ярких глаз на голых ступнях и щиколотках, и Рейневен сразу захотелось подтянуть их под одеяло. - Ты согрелась? – только и спросил он совершенно сухим голосом. Никаких чувств. Никаких эмоций. Подгорный король выглядел сильно усталым и напряженным, как сжатая пружина. Рейневен заметила, что его лицо осунулось, а под глазами появились темные круги. Густые волосы едва просохли, да и одежда наверняка была ещё мокрой, но Торина явно это не волновало. Не самое страшное, что может случиться, от этого не умирают. - Да, – кивнула Рейневен, невольно отводя глаза в сторону. Ей казалось, что его взгляд осязаем, что блестящие синие очи будто бы ощупывают её всю, от голых узких ступней и щиколоток до лохматой головы, и проникают даже через плотное одеяло. Она чувствовала себя неловко и странно взволнованной от такого пристального внимания. Кивнув, удовлетворившийся её ответом подгорный король пошел дальше, задавая тот же вопрос и остальным. Гномы раскладывали подстилки ближе к кострам, а чтобы сохранить тепло братья, коих было в отряде немало, ложились спать рядом друг с другом. Вскоре на опушке образовалось порядка шести или семи курганов из одеял и лишних плащей. И Рейневен снова вспомнила отца, когда заметила, что все расположились ногами к костру. Теплые сухие ноги лучший друг следопыта и путешественника, подумала она и улыбнулась своим мыслям. Тем временем Торин отдавал последние распоряжения: - Я в дозоре, Кили и Фили сменят. За ними Глоин. Услышав это, Рейневен нахмурилась. Что же он делает? Ночной дозор третью ночь подряд и опять два-три часа сна под утро. Несмотря на природную гномью выносливость, Торин Дубощит доведет себя до полного изнеможения задолго до конца похода, если и дальше будет лишать себя сна. Но разве он кого-то послушает? Похоже, что многие имели те же мысли касательно своего предводителя, потому как с нескрываемым интересом, бросая косые взгляды в его сторону, следили, как сначала Двалин, а следом и Балин подошли к Торину и вдвоем попытались убедить его хотя бы этой ночью дать себе отдых. Но оба ушли ни с чем, Торин стоял на своем как… - Упрямец! - донеслась до Рейневен сердитая тирада Балина, вернувшегося к своей лежанке и порывистыми, резкими движениями, говорившими о том, что гном выведен из привычно спокойного состояния духа, начавшего разворачивать подстилку. Внезапно Балин посмотрел на Рейневен. Посмотрел пристально и очень странно, будто бы ждал от неё чего-то, чего она не сделала, а должна бы, и теперь испытывал разочарование от её бездействия. С укоризной покачав головой и продолжая бормотать себе под нос теперь уже на кхуздуле, Балин улегся, укрылся с головой одеялом и возмущенно пыхтел, пока не заснул. Девушка тяжело вздохнула, совершенно не понимая, что от неё мог ждать Балин. Если даже ему не удалось уговорить Торина, то кому ещё тогда дерзать? - Может быть, я с ним поговорю? – прозвучал голос хоббита. Он явно не хотел кричать, адресуя свой вопрос только Рейневен, а может и самому себе, но голос прозвучал предательски громко и звонко. Рейневен в недоумении повернулась к Бильбо – откуда ж такая смелость? Вид у хоббита был хоть и сонный, но глаза подозрительно поблескивали – видимо гномьего самогона он выпил больше положенного, чтобы согреться и выпивка придала ему уверенности. Девушка прыснула со смеху, но Бильбо обидеться не успел. - Уложите хоббита спать, в конце концов! – раздраженно рявкнул с противоположного конца стоянки Торин. Бильбо мигом юркнул под одеяло, а успевшие заснуть стали храпеть тише. На лагерь спустилась ночь, вовлекая в паутину сна разморенных пищей и теплом путешественников. Еще какое-то время Рейневен не спала, по привычке прислушиваясь к жизни ночного леса, разбирая его на отдельные составляющие. Холод снова вернулся, пробираясь цепкими щупальцами к её телу. Она поёрзала, поплотнее притянула одеяло к телу и вытащила ещё одну щепотку травы от саднящего горла, еще днём выпрошенную у Дори. Через образовавшуюся щелку в одеяле было видно ночное небо, на котором высоко-высоко гулял сильный ветер и потихоньку сгонял тучи за горизонт, обнажая звездную россыпь. Девушка постаралась крепче свернуться калачиком, сберегая тепло. Рука сама легла на эфес одной из сабель. Так было как-то спокойнее и, кое-как согревшись, она, наконец, заснула. Торин Дубощит встал у костра и с трудом раскурил отсыревшую трубку, с которой и замер, то ли глубоко задумавшись, то ли внимательно вслушиваясь в ночь через многоголосицу храпа. Задержавшийся у костра Оин разлил в кружки горячий травяной отвар, сдобрил его порцией настойки и протянул Торину: - Согрейся, тебе не повредит. Торин кивком поблагодарил и отправился ко второму костру. Ночь обещала быть спокойной. Гном посмотрел в небо, оно впервые за несколько дней очистилось от облаков и он увидел его темный бархатный свод. Как драгоценные камни сверкали звезды на фиолетово-черном бархате, не давая забыть наследнику трона Эребора о цели его пути. В памяти волей-неволей вставали сцены из прошлого. Величие и великолепие гномьего королевства, тысячи тоннелей и малахитовая зелень стен, безупречно прямые линии переходов и арочные потолки каменных палат, важные сановники, военачальники и простые труженики шахт и кузней, мастера-ювелиры и камнерезы, рядом с которыми прошла его юность, и лица многих он еще прекрасно помнил. Как помнил и посольства эльфийских и человеческих королевств, прибывающих к трону Короля-Под-Горой Трора, себя и отца у его подножия, все те счастливые дни его беззаботной юности. И блеск Аркенстона, королевского бриллианта, камня королей. Камня, который поможет ему встать во главе семи гномьих родов, поможет собрать великую армию и объявить войну Зверю. Зверю, огромной тенью застелившей небо и навсегда закрывшей солнце для многих его соплеменников. Резкие порывы ветра рвали полотна знамен на сторожевых башнях, вырывая их вместе с древками из каменных пазов. Оглушительный жуткий рев сотрясал воздух, наводя страх на гномов и людей. Жители Дэйла с криками метались из стороны в сторону, пытаясь скрыться от всепожирающего пламени, вырывающегося из пасти беснующегося в небе над городом могучего крылатого чудовища. Каменные врата и сторожевые башни рушились, словно карточный домик, всюду только огонь и смерть, плач и крики о помощи. Но дракон полетел дальше, к своей главной цели. Ему совсем не нужен был человеческий город. И собирая кровавую жатву, дракон проник в Эребор, топча и сжигая заживо защитников королевства и всех, кто попадался на его пути. Торин помнил, как его душили слезы, запах гари и собственное бессилие. Помнил страх, на короткое мгновение завладевший им, помнил, как переборол его и бросился на помощь. Помнил затеплившуюся искорку надежды, мгновенно погасшую под обжигающим холодом разочарования, уничтоженным рвущем сердце и душу гибельном пламени яростной ненависти. Он пережил годы скитаний, страданий и унижений, годы выживания, лишений и тяжелого труда, все это время мечтая только об одном – вернуть Эребор, вернуть свой дом и уничтожить купающегося в золоте его народа дракона. И вот настало время и он идет к Одинокой горе, но что ждет впереди? Чем закончится это безумное мероприятие? - Торин! – неожиданно прозвучал голос Фили, прерывая не совсем приятные воспоминания. Король обернулся. Оба племянника стояли и выжидающе смотрели на него. - Что-то случилось? – нахмурился Торин, подавляя внезапный зевок и украдкой смаргивая выступившую на усталых глазах слезинку. - Наш черед, – пояснил Кили и аппетитно зевнул, опомнившись, что не следует так поступать перед строгим дядькой в самый последний момент. Строгий дядька был слишком удивлен тем, как быстро прошло его дежурство, чтобы обратить внимание на манеры младшего племянника. Неужели прошло несколько часов? Торин поднял лицо к звездам, заметно сместившимся к западу. Да, так оно и есть. А по ощущениям - не больше получаса. Он и не заметил, как пролетело время, и ни разу не обошел лагерь. Что же с ним такое вдруг? Впору было разозлиться на самого себя, но сил злиться не было. В кои-то веки хотелось спать. Просто спать, а не вынужденно провалиться в черную бездну от неимоверной усталости. Он медленно поднялся и, хлопнув Фили по плечу, отправился к своим вещам. Синее плотное одеяло, украшенное вышивкой - подарок Дис перед походом - уже высохло. Торин снял его с шестов и стал выбирать место для ночлега. Земля и трава все еще были сырыми, а вдали от огня холод пробирал до костей, Торин неуютно поежился. Порывшись в своей сумке, он выудил со дна тонкий и жесткий шерстяной плед, оставшийся совершенно сухим. Когда совсем рядом громоподобно захрапел Бомбур, Торин усомнился, достаточно ли устал, чтобы заснуть под этот аккомпанемент, но приличного места поближе к костру уже не осталось. Торин растер ладонью лицо, готовый улечься уже где угодно, но тут его взгляд случайно упал на место ночлега Рейневен, выбравшей себе место в некотором отдалении от всех. Он узнал её серо-зеленый плащ, лежащий сверху, такого не было больше ни у кого. Наваленные кипой вещи, обрисовывали контуры скрючившегося на боку тела, и Торин мог бы поклясться, что девушка не спит, потому что привычный к темноте взгляд уловил чуть заметные шевеления. Торин выдохнул, не в силах отвести взгляда. Сердце предательски дрогнуло и гном понял, чего ему не хватало последние несколько дней. Тепла ему не хватало. Её тепла. Её глаз. Её близости. Её неожиданно прорывающейся наружу нежности, от которой у него внутри все трепетало и ныло. Столько дней отчуждения, недосказанности и никому не нужных обид. Даже после поединка они так и не поговорили, словно между ними возникла прозрачная стена. Как глупо, что он избегал её, теряя драгоценное время, убеждая себя в совершеннейших нелепицах и придумывая повод за поводом, чтобы не общаться с ней. Живая кочка шевельнулась, словно чувствуя на себе пристальный взгляд. Из-под пледа на мгновение высунулись босые ступни, белея в сумерках. Ох, нет, не смотри, приказал себе Торин. Он сейчас просто подойдет к ней и узнает, все ли хорошо. И вернется на сторожевой пост, чтобы уснуть под монотонную болтовню племянников. А с девушкой поговорит завтра. Гном чувствовал, что того гляди разорвется надвое от собственных противоречий и мужественно приказал себе сделать правильный выбор. Рейневен проснулась от холода. То ли пламя костра ослабло, то ли ночью стало холоднее, но сырость снова пробрала её до костей. Девушка завозилась, пытаясь согреться, стянула на груди полы куртки, с отвращением ощущая запах влажной шерсти, идущей от плотной ткани. До слуха донеслась чья-то тяжелая, аккуратная поступь. Кто-то сменился с дежурства. Кто-то остановился в нескольких ярдах от нее, похрустывая камушками и веточками под подошвами сапог. Кто-то устраивался на ночлег, растряхивая покрывало. Несколько минут напряженной, тишины. Снова шаги и сдерживаемое, но шумное дыхание. Она затаилась, прислушиваясь. Слишком знакомо звякнули о металл серебряные зажимы на косах, спускающихся на грудь. Она узнала его сразу. Торин. Сердце бешено забилось, по телу прошла горячая волна, делая руки и ноги ватными от волнения. Рейневен подняла край одеяла и выглянула наружу в тот самый момент, когда за него взялся Торин, опустившись на одно колено. Взгляды синих и серых глаз встретились. Она читала в глазах короля, что он пришел взять то, что принадлежит ему по праву, только сам пока об этом не догадывается. - Почему не спишь? – наконец выдавил из себя сын Траина, созерцая съёжившуюся на жесткой подстилке девушку. Спутавшиеся темные волосы падали ей на лицо, на плечи и взгляд невольно задержался на ключицах, открытых воротом рубашки. - Холодно, – ответила Рейневен, но дрожь, которая внезапно поднялась в её теле, была совсем не по этой причине. - Хочешь мой плед? – сухо предложил он, полагая, что ловко балансирует на краю пропасти, в которую на самом деле начал падать уже давно. Разве он не отдал бы свой чудом не намокший плед любому в своем отряде? Рейневен поднялась на локте, другой рукой приподняла одеяло выше. Наигранного равнодушия в его голосе она просто не услышала. Или не захотела слышать, потому что ею владело собственное волнение и безотчетный девичий страх вперемешку с горячим желанием быть с тем, кого выбрало сердце. - Только с тобой в придачу, - прошептала она, не шевелясь, страшась нарушить хрупкость момента неосторожным движением. И, видя его колебание, добавила, убеждая: - Так же теплее. Тебе тоже нужно согреться. У Торина закружилась голова. Неделю с лишним назад он был готов взять ее прямо в развалинах фермерского дома, невзирая ни на что, не думая ни о чем. Чуть не пошел на поводу животной неуёмной похоти, едва не поглотившей его целиком. А сейчас… Он и сам не понимал, что с ним творилось сейчас. Возможно осознание того, что она сейчас перед ним, нежная и открытая, доверчиво смотрит на него и ждет, чтобы он остался? Или то, что впервые он собирался делить постель с любимой женщиной? Той, кому сам уже принадлежал без остатка? Это отрезвляло и волновало ещё больше. Торин колебался, понимая, что перед ним последняя черта, за которой все изменится для них обоих, но внутри что-то таяло и растекалось живым теплом по всему телу, дурманя разум и ожесточая плоть. Торин огляделся напоследок, почти воровато, как мальчишка, собирающийся средь бела дня залезть в чужой сад. Все спали, а Фили и Кили, склонившись друг к другу, негромко беседовали у костра. Торин расстелил оба сухих одеяла поверх тех, на которых лежала Рейневен, снял отороченный мехом кожаный плащ и бросил его поверх всей кучи, а потом как можно аккуратнее опустился на подстилку рядом с девушкой. Лежать было невероятно хорошо. Что не говори, он ужасно устал. Закрыв глаза, Торин наконец позволил себе расслабиться. Тепло медленно и приятно окутывало тело. В другой такой ситуации он бы незамедлительно провалился в сон. Но сейчас невероятная, почти невыносимая усталость боролась с нарастающим вожделением и проигрывала. - Тебе удобно? Тепло? – спросила Рейневен, поглядывая на него украдкой. Она продолжала лежать на боку, чуть подтянув колени к груди, как и тогда, когда Торин приподнял одеяло, по-прежнему не прикасаясь к нему и будто бы следя, чтобы и он даже случайно до неё не дотронулся. Торин кивнул, чуть покосившись на её нежный профиль, на губы, вкус и мягкость которых невозможно было забыть. Дыхание предательски сбилось, но гном упорно продолжал держать себя в руках. Не шевелился. Не смотрел в её сторону. Почти не дышал. - Тебе нужно отдохнуть, - зашептала девушка ему в самое ухо, от её дыхания дрожали волосы возле мочки уха, обостряя ощущения и посылая горячие импульсы волнами расходиться по всему телу. Какой, к балрогам, сон, когда ОНА так близко! Как и на поединке, он сделал первый шаг. Как и подобает мужчине. Тяжелая рука в кожаных наручах решительно легла ей на живот, сгребла в кулак одежду. Рейневен словно ждала этого. Приподнялась на локте, придвинулась ближе и положила голову ему на его плечо, снова замерев. Царила тишина с аккомпанементом прерывающегося дыхания, с каждое секундой становящегося все глубже и тяжелее, под стук сердец, отдающийся в ушах. Запах сырого леса и того, кто рядом. Торин повернул голову к девушке и её мягкие волосы тут же коснулись его лица. Несмотря на долгую дорогу, они пахли приятно - может цветами, может хвоей и листвой, а потом он уловил теплый аромат её кожи, сводящий его с ума уже давно. Торин запустил грубые пальцы в распущенные волосы девушки, вытащил и прижал одну шелковистую прядь к губам. Жесткий край наруча из тисненой толстой кожи задел её щеку. - Ты всегда спишь в доспехах? – он по голосу понял, что она улыбается, а потом маленькая ладонь мягко опустилась поверх его пальцев. - В походах – да. Если сплю вообще, – голос предательски дрожал. Он поднял глаза к бархатному небу. Ему виделось, что небесные алмазы смотрят на него с укором, словно спрашивая – что же ты делаешь, Торин Дубощит? На что решился и зачем? Ты в походе, ты посреди леса, тут рядом двенадцать гномов, волшебник и хоббит… в нескольких ярдах! Ты же спать хотел! «Ой ли?» – съехидничал внутренний голос. Торин прищурился на звезды. Не будет он их слушать. - Спи, – словно поддразнивая, шепнула Рейневен. Она поднялась над ним, опираясь рукой на его грудь. Её пристальный взгляд проник в самую душу и Торин увидел несвойственные дунадейн страх и сомнение, которые она тщательно скрывала. Но, невзирая на это, поступала девушка довольно решительно. На мгновение прижавшись своими теплыми губами к его, пересохшим от волнения, Рейневен потерлась щекой о бороду, легонько провела кончиками пальцев по морщинкам на лбу и, пока Торин соображал, что же произошло, девушка снова затаилась у него под боком, уткнувшись в его плечо. Широкая грудь воина вздымалась от тяжелого прерывистого дыхания, которое приятно шевелило волосы на её голове. Знакомая смесь запахов – табак и крепкая гномья настойка, характерный для всех гномов запах камня, нагретого металла, огня, земли… и к этому добавлялись запахи леса, дыма костра, хвои, дорожной пыли и пота, знакомый и присущий только ему запах горькой полыни. Продлить бы это мгновение навсегда, думала девушка, закрывая глаза. Её узкая ладонь поползла по ромбам панциря, нагретого горячим телом мужчины, тут же попав в крепкий плен большой мозолистой руки. Куда-то делись наручи и тонкие кожаные перчатки без пальцев. Вторая рука Торина ловко проскользнула под плечами девушки и она оказалась тесно прижатой к его мощному торсу, наглухо закованному в панцирь, сто лет ему крепости, конечно, но сейчас он был совсем не к месту. - Торин, нечестно, – пожаловалась она. На этот раз её голос тоже звучал нетвердо, сердце отчаянно билось, дыхание перехватывало. Гном сделал одно неуловимое движение, вследствие которого девушка оказалась прижатой тяжелым телом к земле. Шершавые подушечки пальцев прочертили линию от виска к подбородку, потом медленно, очень медленно спустились на шею, затем за ухо, забирая с собой прядь волос, потом на ключицы и остались там. Кожа здесь была такая нежная, что загрубевшие пальцы Торина почти ее не ощущали. Минутное противостояние взглядов. Жесткое, напряженное лицо мужчины, в потемневших сине-стальных глазах буря страсти и хрупкий отблеск надежды. Глаза, сияющие как звезды в бархатном небе над ними. Она чувствовала этот взгляд так же, как и его прикосновения. В следующий момент он наконец поцеловал её. Да что поцеловал, впечатался властными настойчивыми губами в девичьи мягкие губы с таким напором и страстью, будто накладывал древнее заклятье на сокровищницу Эребора. Она только его. Он король. Никто и никогда кроме него сюда не сунется. Все здесь мое. Ты моя. Задыхаясь от нехватки воздуха и бешеного прилива желания, девушка неосознанно вцепилась в волосы у него на затылке, намотала на кулак и дернула. Как оказалось – ощутимо. От неожиданности Торин охнул ей в рот, не разрывая поцелуй, и с неохотой отстранился, чтобы высунуть голову из-под пушистого воротника своего плаща и осмотреться. Лагерь спал. Гномы слишком устали, чтобы обращать внимание на их возню. - Что-то случилось? – Рейневен спрятала лицо у него на шее, уткнувшись носом и губами в ключицы, пробуя на вкус его кожу и утопая в темном водопаде его длинных волос, куда с готовностью впутывались её непослушные пальцы. - Молчи, – хрипло буркнул Торин, сорвав ещё один безумный крепкий поцелуй с распухших губ, снова втискивая девушку в подстилки, чтобы она поняла, как сильно он нуждается в ней. Переводя дыхание, но неотрывно глядя на неё, жадно, страстно, Торин чуть отстранился и одним незаметным движением расстегнул крепежи панциря, тяжело упавшего ему за спину, а следом стянул и стежник, отдавая себе полный отчет, что совершает безумный поступок. Теперь только два слоя тонкой ткани между разгоряченными телами. Прочь преграды. Снова поцелуй. Слепое путешествие рук и губ по ее уже обнаженной груди и бедрам. Торин не видел ничего, забравшись с головой под плащи и лаская её, но это сводило с ума куда сильнее. Тяжелая ладонь скользнула по спине девушки вниз, заставляя её выгнуться и ещё больше прижаться к нему. Жар невыносимее огня в кузницах Эребора сжигал обоих. Рейневен плавилась от жгучих поцелуев Торина, как податливый металл, и перед этим жаром отступили и ушли прочь все её страхи, сомнения и робость. Она закусила губы, сдерживая рвущиеся стоны удовольствия, когда его руки впервые коснулись сокровенных уголков её тела. Непроизвольно выгибаясь навстречу, девушка судорожно вцепилась в могучие плечи, впиваясь ногтями в кожу даже через ткань. - Ты… такая горячая… - его голос прозвучал ещё ниже, ещё более хрипло, когда он выдохнул эти слова ей в ухо, и от звуков его низкого голоса, полного неприкрытой страсти, пронизавшего все её тело, Рейневен чуть не заплакала. – Такая нежная. Только моя. Торин целовал ее вновь и вновь, то жадно и страстно, то нежно и невесомо покрывая поцелуями ее веки, лицо, шею. Он лаской и позабытой нежностью заранее выпрашивал прощение за ту боль, которую будет вынужден ей причинить, а его ревнивая, страстная мужская сущность тем временем торжествовала сокровенное первенство обладания любимой. Девичьи руки настойчиво тянулись к нему, тонкие пальцы путались в складках рубашки, в завязках и шнуровках, пытаясь убрать эту раздражающую преграду. Она желала ощутить его обнаженной кожей, всем телом, отдаться полностью и навсегда. Торин помог ей, немного отстранившись и одним рывком стянул рубаху, едва не запутавшись и не порвав её от волнения. Прикосновение прохладных пальцев к горячей, чуть влажной коже, под которой в стальном ожидании напряглись мышцы, огнём обожгло его и заставило содрогнуться. Он прерывисто вздохнул, запрокидывая назад голову и прикрывая глаза, пока узкие мягкие ладони в жадном поиске исследовали его тело, находя кончиками пальцев следы старых битв, чуть задерживаясь на них, и медленно спускались все ниже и ниже, пока не наткнулись на пояс штанов, увязая в шнуровке. Рейневен остановилась в нерешительности, но Торин положил свою ладонь поверх её рук и дал понять, что примет всё, что бы она не сделала. Он продержался полминуты, слишком уж долго хотел и ждал этого момента. Одним ловким движением, рывком, почти грубо, Торин развернул девушку спиной к себе, зарываясь лицом в её спутанные волосы, чтобы хоть как-то приглушить полузвериный рык, против воли рвущийся наружу, и даже не почувствовал, как Рейневен до крови впилась зубами ему в запястье в тот момент, когда он соединился с ней. - Jemut men, Jemut men, Jemut men… – торопливо, взволнованно, жарко шептал он ей в ухо, прижимая к себе напрягшееся от внезапной боли нежное тело и с замиранием сердца слушая, как затихает невольный стон. – Все пройдет, родная моя, пройдет, потерпи… Торин покрыл медленными поцелуями нежное плечо и шею под спутанными волосами, зарываясь кончиком носа в ямку за маленьким ухом, ладонью стёр выступившие на её глазах слезы и торопливо слизал горькую влагу со своих пальцев. Эта нехитрая нежность успокоила Рейневен и помогла снова расслабиться, а когда она повернула голову назад, потянувшись губами к его губам, мерцая в темноте влажными светлыми глазами, Торин понял, что прощен, и снова медленно толкнулся в горячую глубину её тела, отчего вздох смешанного с болью удовольствия сорвался с её прикушенных губ. Волны. Они как в шторм попали. Бьются на волнах две беспомощные щепочки, горячие волны перекидывают их соединенные тела друг другу, не могут поймать и вот они летят в бездну, из которой тут же другая волна поднимает их на поверхность. Игра продолжается, волны все выше, пропасти все глубже, воздуха не хватает – как бы не захлебнуться! Еще одна пропасть, еще один подъем - до самых звезд, и вот последний поток выкидывает на берег обессиленные тела. Рейневен глубоко вздохнула и открыла глаза. Все еще ночь. Все так же звезды молчаливо перемигиваются на бархатном небе. А Рейневен показалось, что прошла целая вечность. В теле легкость, нега и невнятный отголосок ушедшей боли, совершенно неважной по сравнению с переполнившим её чувством, что всё произошедшее только что – самое правильное и необходимо, что только могло случиться в её жизни. Две могучие руки обнимают сзади, крепко прижимая к широкой груди, а ровное дыхание, ласкающее обнаженное плечо, говорит о том, что Торин спит. Она осторожно повернулась к нему, сохраняя драгоценное объятие. Пусть ночь, пусть темно, но отблесков костра достаточно, чтобы разглядеть черты дорогого лица. Сердце сжалось, когда она увидела несвойственную ему, суровому и вечно хмурому, легкую тень улыбки. Осторожно поцеловала в уголок рта, убрала назад волнистую прядь черных волос с тонкой серебряной змейкой, невесомо провела по лицу прохладной ладонью, большим пальцем развела след от глубокой складки между бровями. Король мой, жизнь моя, много ли мне надо? Быть рядом с тобой, да сон хранить, и верить, что любви моей хватит, чтобы в пути тебя хранить, чтобы отвести от тебя черные стрелы и беду лютую. Спи, любимый. Кто знает, что готовит нам судьба, переживем ли мы завтрашний день, будет ли когда-нибудь еще одна такая ночь? В следующий момент Торин открыл глаза. От неожиданности Рейневен даже вздрогнула. И откуда только у гнома глаза цвета палевой бирюзы, прозрачные, как воды лесного озера, глубокие как опасный омут, блестящие как звезды? Невероятная грусть живет в них, от которой всегда тоскливо щемит в ее сердце. Чуть подавшись вперед, Торин поцеловал ее. Нежно, почти робко. Страсть утолена. Рейневен так же нежно ответила, а потом спрятала лицо у него на груди, чувствуя под щекой горячую кожу, а жесткие волоски щекотали ей губы. Говорить не хотелось, им было достаточно делить одно молчание на двоих. Прошлое прожито. Будущее неизвестно. Настоящее висит на волоске. В любую секунду может случиться всё что угодно. Оба это понимали, и от этого становилось только больнее. Острый стыд за содеянное пронзил сердце подгорного короля. Торин прикрыл глаза, с горечью думая о том, как же все было неправильно. Не при таких обстоятельствах они должны были встретиться, не здесь, на сырой земле и камнях, посреди походного лагеря, она должна была стать его женщиной, а королевой войти в его покои после свадебного пира. - Athanu men. Azbadu men, - горячий шепот гнома был полон нежности и тоски, и Рейневен внимательно вгляделась ему в лицо, прервав поток сыпавшихся на нее коротких порывистых поцелуев, будто бы ей стали известны его мысли. - Ты о чем-то жалеешь? - прямо спросила она, положив обе ладони ему на лицо и не давая отвести взгляд. – Скажи мне, Торин. Под её пристальным взглядом, взглядом его женщины, видевшей его насквозь ещё с самой первой встречи, еще один укор совести кольнул королевское сердце. - Никогда. Ни о чем, моя Королева, – быстро сказал он, может быть чуть поспешнее, чем следовало бы, чтобы не дать ей усомниться в правдивости своих слов. – Просто я … - Все случилось так, как должно было случиться, как было нам предначертано. Я ни о чем не жалею, и я рада, что ты был… - быстро зашептала она, обнимая его за шею, запутывая пальцы в густых волосах, пока он не закрыл ей рот очередным благодарным поцелуем. – Только не уходи сейчас. – попросила она с надеждой. - Я и не ухожу, - Торин нехотя натягивал на девушку одежду. Он такой горячий, что мог бы согреть ее даже в снегу, но не позволит кому-то еще увидеть ее полураздетой. Рейневен не хотелось засыпать, но голова удобно покоилась на его груди и под ухом ровно билось его сильное сердце, убаюкивая её. А Торин снова смотрел на звездную россыпь на фиолетовом бархате неба и улыбался, улыбался совершенно счастливо. - Men lananubukhs menu, – едва слышно прошептал он своей единственной, доверчиво прильнувшей к нему.