Согрей мою душу, растопи мое сердце

Ривенделл, словно пышная перина, взбитая на солнцепеке умелыми и сильными руками хозяйки, подхватил Бильбо Бэггинса в свои объятия, окутал певучей магией водопадов и протяжных мелодий, возникающих ниоткуда, обласкал теплыми ветрами, согрел и убаюкал среди зелени и разноцветья. Первый день хоббита в Имладрисе прошел как в тумане. Прибытие, встреча, вечер - Бильбо даже не был уверен, с ним ли всё это происходит, реальность это или чародейское наваждение. Мирный житель Шира, вовлеченный судьбой в лице Гэндальфа Серого в невероятное приключение, был опьянен собственным восторгом и самим воздухом долины, и был уверен, что наутро эти ощущения испарятся, оставив его один на один с действительностью. Но волшебство никуда не делось ни наутро, ни к вечеру второго дня, ни к завершению пребывания отряда Торина Дубощита в Долине. Бильбо незамедлительно воспользовался приглашением Владыки Элронда посетить библиотеку. Он провел многие часы, с благоговением перелистывая страницы огромных фолиантов, осторожно разворачивая пожелтевшие от времени свитки. Книг на вестроне тут было в избытке - Бильбо не знал других языков, но и книги на квенья и синдарине он не обходил своим вниманием. Затейливая вязь эльфийкого языка завораживала его, Бильбо подолгу любовался страницами древних книг, словно красивым и необыкновенным узором. Позабыв об усталости, Бильбо бродил по переходам и галереям, задирая голову любовался на роспись стен, изображающую исторические сцены, гулял по аллеям и паркам, окружавшим дворец. Эльфы с терпеливыми улыбками привечали своего необычного гостя: он не вызывал ни раздражения своим детским восторгом, ни досады отсутствием манер. Бильбо всегда провожали до отведенных ему небольших и уютных покоев, если он вдруг забывал дорогу. Ему всегда учтиво подсказывали, где в данный момент находятся его спутники, да и вообще эльфы предвосхищали каждый шаг хоббита, при этом оставляя ему полное ощущение того, что он предоставлен самому себе. Бильбо бродил по садам, с фермерским подходом отмечая умение чудного народа ладить со всем произрастающим на земле; отдыхал в прохладных беседках, где всегда, когда бы он ни забрел, ждало угощение из фруктов и хлеба, напоминая о многократных завтраках в далёком Шире; любовался прекрасными статуями, оплетенными диким виноградом. Он с восхищением и трепетом касался кончиками пальцев искусно выточенного мрамора и порой в ответ ему слышался неуловимый напев одного голоса или нескольких, словно статуи могли оживать от его прикосновений. Бильбо наслаждался тем, что каждый вечер, приняв горячую ванну, засыпал и просыпался в нормальной кровати, на мягкой перине и чистом, кипельно-белом, белье, пахнущем свежестью и цветами. По сравнению с этой нежнейшей тканью собственные простыни, белизной которых Бильбо чрезвычайно гордился, даже в воспоминаниях были серыми. Пища казалась втройне вкуснее от того, что ел он с прекрасного фарфора и управлялся при этом не выточенной из дерева и шершавой от частого мытья песком ложкой, а приборами из серебра, живо напомнившими ему собственное оставленное имущество. Время потеряло привычный ритм. Бильбо любовался закатами, встречал каждый рассвет, но ему казалось, что дни здесь тянутся неимоверно долго, несмотря на то, что это его совсем не угнетало, а только радовало возможностью вдоволь нагуляться и узнать об эльфах как можно больше. С каждым днем всё сильнее прирастая сердцем к эльфийской долине, Бильбо с мягким смирением признавался себе, что она того и гляди станет для него роднее собственной норки на вершине холма, брошенной и одинокой ныне. Он не мог не вспоминать о родном доме, но тоска по нему в Ривенделле не тянула душу. Хоббиту было так комфортно, как не было с того дня, когда он второпях покинул Бэг-Энд. Незлобливое недовольство гномов, их скептицизм и беззлобное ворчание немного смущали Бильбо, особенно когда он понял, что подгорные жители на самом деле испытывают не меньшее удовольствие от окружившего их комфорта, чем он сам, но просто им совершенно не к лицу было это демонстрировать. В отличие от него самого, уже с первым рассветом отправившегося изучать Ривенделл, гномы первые дни провели в праздности, не занимаясь ничем, кроме сна и еды, и восстанавливая силы. Бильбо даже Торина почти не встречал, а если это и случалось, то каждый раз поражался крайне задумчивому и даже немного мечтательному виду наследника трона Одинокой горы. Торин быстро решал какие-то вопросы, а по большей части просто проверял, чем заняты его товарищи, и снова куда-то пропадал. Впрочем, не нужно было быть особого ума, чтобы догадаться, где именно проводил всё выпавшее на его долю свободное время Торин Дубощит. Хотя бы по той простой причине, что Рейневен вообще нигде не появлялась Рассвет четвертого дня был встречен лязгом стали, отраженным звонким эхом во всех уголках Имладриса. Перепуганный Бильбо в незаправленной рубахе выскочил на галерею возле занимаемой им комнаты с мечом в руке и тут же вздохнул с облегчением. То, что спросонья показалось атакой орков - в общем-то, невозможным делом для сокрытого от врагов места, - на деле оказалось возвращением гномов к активной и плодотворной жизнедеятельности. Двалин, в прилипшей к телу рубахе, вооруженный топориками, успешно отбивал ими атаки молодых принцев. Кили вышел против своего наставника с одним мечом, Фили - с парными, но пока ни тому, ни другому не удавалось превратить количественное преимущество в качественное. Двалин отбивал их атаки с такой легкостью, словно юноши взяли в руки оружие не больше нескольких недель назад. А ведь Бильбо уже наблюдал братьев в бою и даже на его неискушенный взгляд молодые гномы владели оружием превосходно. Впрочем, видимое превосходство Двалина в мастерстве вскоре перестало быть таким заметным. То ли юноши разозлились, то ли проснулись наконец, но Бильбо увидел, что Двалин не зря тратил свое время, обучая племянников узбада воинскому делу. Сидящие вокруг выбранной для тренировочного боя площадки участники отряда одобрительно загудели. Потом к ним присоединился Торин. Бильбо не заметил, как и откуда появился Дубощит. Король гномов вдруг оказался сразу на середине пролета изогнутой лестницы, ведущей из крытой галереи во внутренний дворик. Торин спускался медленно, с тяжелой грацией сытого хищника, полного нерастраченных сил. Вальяжный взгляд немного прищуренных глаз: оценивающий, чуть насмешливый; улыбка, которую он прятал лишь по привычке, расправленные плечи, размеренная поступь - Торин выглядел довольным до неприличия, но от этого не менее опасным. Двалин отступил, освобождая королю место. Фили и Кили, лишь на мгновение переведя дух, поклонились, приветствуя Торина, и, подчиняясь едва заметному кивку, незамедлительно начали атаковать. Не единожды за пройденный путь Бильбо становился свидетелем таких поединков, кто бы ни принимал в них участия: от таких могучих и прославленных воинов как Торин и Двалин, до простых мастеровых вроде Бофура, лекаря Оина или Нори, пройдохи с темным прошлым, - все одинаково ответственно подходили к этому процессу. Наблюдать за такими разминками было крайне увлекательно, но эта превзошла по зрелищности всё, что Бильбо мог видеть ранее. И немаловажную роль в этом впечатлении сыграла сама долина, её изящные, возносящиеся в небо строения и яркие краски прекрасных садов. Здесь несокрушимая, прямолинейная, честная, идущая от каменных корней гор сила гномов, их отточенные десятилетиями упорных тренировок слаженные движения, отполированные пролитой в сражениях не на жизнь, а на смерть кровью, завораживали и восхищали куда сильнее прежнего. Засмотревшись на мастеров клинка, Бильбо не заметил приближения Рейневен. Когда девушка негромко поздоровалась, останавливаясь за его спиной, хоббит от неожиданности отпрыгнул в сторону, едва не выронив меч. За оглушительным звоном стали легко было не услышать звук любых шагов, не говоря уж о мягкой поступи дунадэйн, но сердце едва не выскочило из груди. Прижав ладонь к груди, Бильбо поклонился в ответ, старательно скрывая за жестом учтивости свой испуг. - Не спится? - полюбопытствовала девушка и, перегнувшись через ограждение, посмотрела вниз. - Час-то ранний, только рассвело. - Да я... Я подумал, что на долину напали, - смутился Бильбо, пряча взгляд. Рейневен смешливо фыркнула в ответ и оглянулась на хоббита с таким выражением лица, что он и вовсе растерялся. - А это всего лишь гномы прекратили валять дурака и занялись делом. Торин распорядился, - губы девушки растянула довольная улыбка и она добавила, кивнув на крепко зажатый в руке Бильбо меч, выпущенную поверх наспех натянутых штанов рубаху и свисающие из-под неё подтяжки: - Смотрю, пребывание с гномами кое-чему тебя да научило. В её голосе совершенно не слышалось ни ехидства, ни желания уязвить его, и Бильбо вздохнул с облегчением, попутно заправляя рубаху в штаны и натягивая подтяжки на плечи. - Наверное, ты права, - хоббит делал безразличный вид, но не мог не признаться себе, что слова Рейневен донельзя польстили ему. Разве в своей прежней жизни он сорвался бы по первому признаку опасности с кровати, толком не проснувшись, не одевшись, но сообразив при этом вооружиться? - Имладрис - одно из самых безопасных мест в Средиземье, наравне с Лориэном, Золотым Лесом - королевством Лесной Владычицы леди Галадриэль, - поведала дунадэйн, подставив лицо утренним лучам. - Зло не может проникнуть в эти последние оплоты эльфов. -Ты бывала в Лориэне? - глаза Бильбо загорелись любопытством. Он жаждал узнавать о дивном народе всё больше, и рассказ Рейневен лишь подстегнул это желание. - Нет, мой друг, границы Лориэна тщательно охраняются. Мало кто из смертных допускается туда. Ни я, ни мой отец, ни кто-либо из знакомых мне следопытов там не были. - Ну что ж, мне и здесь нравится, - молвил Бильбо, с улыбкой оглядывая простирающийся перед ними пейзаж. Высота, на которой они находились, пусть и небольшая, позволяла увидеть значительную часть долины. - Я кое-что знал про Ривенделл и раньше: к нам в дом каким-то образом попало несколько фрагментов старых летописей. Но я и представить себе не мог, какой он на самом деле. Ривенделл забрал мою душу навсегда и теперь, где бы я ни находился, она всегда будет здесь. Ты же понимаешь, что я хочу сказать? Торин тем временем ловко, играючи и как бы между делом лишил Фили одного из клинков. Позволяя племянникам проводить против него порой весьма опасные выпады, король умело держал их на расстоянии, чем раззадоривал и злил неимоверно. Рейневен засмотрелась и не сразу отозвалась на слова Бильбо. - Долина лечит. Лечит её воздух, её зелень, её вода. Лечит её дух, - проговорила она, продолжая наблюдать за королём гномов, который всё сильнее поддавался юношескому азарту и в этот момент казался не на много старше собственных племянников. - Мне нравилось жить тут в детстве, после того, как не стало мамы, и до того, как я поняла, чего мне хочется в жизни. Я знаю, что ты здесь чувствуешь, Бильбо. - Мне бы хотелось сюда вернуться, - мечтательно молвил хоббит после паузы. - И если я уцелею после того, как всё закончится, то обязательно сделаю это. А ты? - Я? Что - я? - Рейневен смотрела в одну точку где-то в буйной кроне дерева напротив них и не сразу среагировала на заданный вопрос. - Я, мой дорогой Бильбо, вряд ли это сделаю, даже если мне суждено будет выжить. - Почему? - искренне изумился хоббит. - Ты не хочешь? - Не хочу? - рассеянно переспросила девушка и обернулась к собеседнику. - Нет, Бильбо, совсем не потому, что не хочу. Просто дорога моя теперь лежит совсем в другом направлении и поворота назад не будет на ней никогда. "В каком это другом направлении, что нельзя будет вернуться?" - удивился Бильбо, ничего не понимая, а тем временем с каждым ударом сердца с глаз хоббита будто бы опадала пелена, открывая ему незамеченное ранее. На ней был неизменный мужской наряд - эльфы снабдили дунадэйн новой одеждой, но она мало отличалась от той, что Рейневен носила раньше. Длинная свободная туника из плотной светло-серой ткани, перехваченная ниже талии узким коричневым ремешком; штаны, заправленные в высокие коричневые сапоги матовой кожи с петельками под узкие метательные ножи на голенищах. Неприбранные пряди волос слабо шевелил утренний ветер с реки, а тусклое старинное серебро круглых бусин с черненым узором, скрепляющих единственную косичку замысловатого плетения, вобрало и отразило теплый свет поднимающегося над горизонтом солнца. Девушка увлеченно следила за поединком, но даже стоя сбоку, хоббит видел, каким ясным и спокойным был взгляд её светло-серых глаз, подметил и знакомую полуулыбку, и нежный румянец, окрасивший загорелое лицо. Возле него находилась всё та же девушка, что прошла с ним бок о бок путь от Бри до Ривенделла, за которой Бильбо наблюдал больше, чем это было прилично в отношении незамужней девицы. Он думал, что достаточно изучил её, но сейчас понял, что ошибался. Та, да не та. И именно то, что выглядела Рейневен как всегда, даже в мелочах, помогло Бильбо понять, что же так его поразило. Никогда Рейневен не была грубой и резкой, даже если движения были порывистыми, язык острым, а оружие в руках - смертоносным. Несмотря на жизнь, которую ей приходилось вести, она разительно отличалась от женщин, которые по воле судьбы взваливали на себя мужские заботы. Рейневен всегда оставалась девушкой, одетой в мужскую одежду, и только на первый взгляд, совсем ненадолго, могла бы сойти за невысокого мальчишку-подростка. Только вот теперь рядом с Бильбо стояла молодая женщина. Он видел это в каждом повороте головы, плавности походки и движений рук. И хотя все можно было списать на спокойную негу Ривенделла, обволакивающую покоем всякого, попадающего сюда, Бильбо прекрасно понимал, что дело совсем не в этом. Хоббит был зрелым мужчиной, многие его ровесники растили уже не одного кудрявого ребятёнка, пока он в глубине души всё ещё лелеял детские мечты о приключениях. Создание семьи мало привлекало Бильбо, но наблюдательности ему было не занимать, и он всегда подмечал, как супружество меняет юных девушек. И ныне Бильбо видел те же перемены в облике Рейневен. Здравомыслящая часть Бильбо Бэггинса не могла не признать, что это пошло девушке только на пользу: Рейневен стала ещё краше, но что-то темное внутри него порождало немыслимое возмущение и ничем не оправданную раздражительность. Память услужливо, словно издеваясь, напомнила Бильбо о событиях того утра, когда он обнаружил Рейневен и Торина спящими в объятиях друг друга. И от этого необъяснимая досада, выедавшая хоббита изнутри несколько дней, вспыхнула с новой силой. Бильбо был уверен, что это не ревность. По крайне мере надеялся, ведь сравнить-то было не с чем. Нет, он просто никак не мог ею увлечься: эта девушка казалась ему настолько необычным созданием, что влюбляться в неё было бы просто неприлично, поэтому и оставалось только восхищаться и безмерно уважать дунадэйн за стойкий характер и за смелость, выносливость и, конечно, за несвойственные женщине боевые навыки. Несколько похожие мысли Бильбо имел и по поводу короля гномов. Торин выглядел в его глазах ожившей легендой. Подобные ему прославленные воины встречались хоббиту только в книгах, которыми он зачитывался с младых ногтей. Он привык восхищаться ими и мысленно преклонялся перед каждым, но вот столкнувшись с такой легендой в жизни, Бильбо оказался несколько разочарован. Кроме честности и несгибаемой силы духа герои, как оказалось, могли быть холодными, замкнутыми и колкими на язык, с ними нельзя было просто пошутить или поговорить по душам, не ощущая пренебрежения и надменности в адрес своей персоны. Герои могли быть нетерпеливыми и крайне требовательными ко всем окружающим и совсем не заботиться о том, могут ли ранить их резкие слова чувствительную хоббичью душу. А в отличие от угрюмого, постоянно и держащегося особняком ото всех Дубощита, Рейневен была общительной и приветливой. Она всегда без исключения была обходительной и внимательной, и даже при всей её прямолинейности, в случаях, когда ей приходилось высказывать порой совсем нелестное суждение о действиях хоббита, из уст дунадэйн оно звучало не так обидно. И вот здесь Бильбо осенило. Это была не ревность, а обида. Обида за необыкновенную девушку, достойную лучшего избранника, чем грубый и язвительный гномий король. Как и почему эти двое вдруг стали одним? Когда это успело произойти - ведь жизнь каждого участника похода проходила на его глазах? Бильбо день за днём наблюдал за теми, с кем свела его судьба, но не заметил самого главного. Что могло объединить дунадэйн и гномьего короля? Они даже к разным расам принадлежали и должны были, по мнению хоббита, быть совершенно чужими друг другу. Однако не стали. - Доброе утро, мистер взломщик, - невинное приветствие заставило Бильбо вздрогнуть второй раз за утро. Торин уже находился рядом с Рейневен. И пусть из убранных в конский хвост волос гномьего короля выбилась непослушная, закудрявившаяся от влажности прядка, а лицо блестело от пота после длительного поединка, подгорный король совершенно не выглядел усталым. - Доброе утро, Торин, - натянуто улыбнулся застигнутый врасплох в разгар своих умозаключений Бильбо. Он пришел к неутешительному выводу, что честность может сыграть с ним нехорошую шутку. Несмотря на приложенные старания Бильбо так и не смог изобразить на лице искреннюю улыбку. - Я вижу, вы собирались присоединиться к нам? - Торин выразительно глянул на опущенный к полу меч в руках Бильбо и плотнее сжал губы, гордо вскидывая подбородок. - Нет, нет, что вы! - попятился хоббит, обомлев от такого поворота событий, и с трудом удержался, чтобы не начать заикаться от волнения. - Даже в мыслях ничего такого не было... - А по-моему, очень даже было, - Торин не выдержал и широко улыбнулся, в его глазах заплясали искорки, отпущенные на свободу, но король тут же вернул себе серьезность. - У вас отличный меч, пусть и маленький, но как раз под вашу руку. А владение оружием, могу вас искренне заверить, есть необычайно нужный навык. Так что не отказывайте себе в возможности чему-то научиться. Благо, есть у кого. Было бы неплохо иметь в наших рядах ещё кого-то, кто бы уверенно держал в руках оружие. Торин широко повел левой рукой в сторону лестницы, по которой только что поднялся, и Бильбо нервно сглотнул, понимая, что теперь отступить не имеет права, чем бы всё это не закончилось. Торин выразил желание, чтобы он, Бильбо, перестал быть путающимся под ногами слабаком. А Рейневен тепло улыбнулась, стоя позади гнома, тем самым заставив хоббита не только приободриться, но и почувствовать укол совести. Бильбо совершенно несправедливо сторонился Рейневен несколько дней и уходил от всяческого общения, а она оказывается либо вовсе не обратила внимания на его странное поведение, либо поступила мудро, не приняв близко к сердцу напрасные обиды хоббита и терпеливо ожидая, пока он сам в себе не разберется. По лестнице хоббит спускался медленно и тяжело, словно дорога эта была на виселицу, а собравшаяся толпа зевак только и ждала его позорной кончины. Но гномы, рассевшиеся полукругом кто прямо на земле и на мраморных плитах, а кто и на деревянных скамьях, добродушно улыбались, подмигивали, и только Фили, поднявшийся навстречу хоббиту, был серьёзен. Бильбо оглянулся напоследок, надеясь получить ещё одну порцию поддержки, но ни Рейневен, ни Торина уже нигде не было видно. - Бильбо, ты, главное, не волнуйся так, а то ж ничего не запомнишь, да и ошибок наделаешь, - мягко произнес Фили. - Мы совсем немного потренируемся, я и покажу тебе всего-то пару приемов, а потом вместе отправимся завтракать. Бомбур обещал чем-то удивить нас сегодня. У Бильбо призывно заурчало в животе, но, подумав о том, что и гномы, такие же любители плотно поесть, как и любой добропорядочный хоббит, тоже еще ни крошки с утра не видели, он сделал усилие и постарался на время позабыть о насущных потребностях своего организма во благо этого самого организма в ближайшем будущем. Бильбо вздохнул не без доли обреченности, кивнул, покрепче стиснул рукоять меча и постарался взять его именно так, как показывал Фили.

***

После сытного завтрака Бильбо с трудом переставлял ноги. А может, виной тому было не сытное пиршество, устроенное гномами в отведенной им части дворца, куда эльфы ныне старались не заглядывать, а непродолжительный, но весьма серьёзный урок обращения с оружием. Хоббиту не хотелось никуда идти. В это утро красоты долины совсем не манили его, и он вышел на галерею, залитую теплым утренним солнцем. Гномы всё ещё завтракали. Этим утром за невысоким продолговатым столом собрался весь отряд, включая Торина и Рейневен. Кашеварил, как издавна повелось, Бомбур, и почему-то сегодня его стряпня показалась Бильбо невероятно вкусной. Гномам удалось раздобыть пару окороков, и он запек мясо в огромном чане, сдобрив массой специй и овощей. Свинина таяла во рту. Бильбо отставил в сторону тарелку только тогда, когда почувствовал, что того гляди лопнет, хотя не особо любил наедаться до такого состояния. Но сегодня утром сделать над собой усилие оказалось вовсе невозможно. Простой юмор гномов, порой грубоватые шутки, манера громко разговаривать с набитым ртом и брать пищу руками - то, что так сильно раздражало Бильбо в походе, вдруг стало совершенно неважно. Он понял, что три дня, проведенные вдали от гномов, заставили его соскучиться по ним. Пораженный этим внезапным откровением, хоббит несколько мгновений хлопал ресницами, глядя в пустоту, в которую внезапно превратился прекрасный фруктовый сад. Он медленно добрел до отдаленной террасы и, рухнув на широкую дубовую скамейку, украшенную тонкой изящной резьбой, вытянул ноги и потянулся за трубкой и кисетом, пару раз промахнувшись мимо кармана сюртука, стараниями эльфов вновь возвратившего свой истинный цвет и опрятный вид. Но так и не закурил, долго просидев неподвижно, задумчиво покручивая в пальцах отполированное руками за годы дерево и созерцая безмятежный пейзаж, расстилавшийся перед ним. Тяжёлый шорох плотных шелковых одежд и уверенная поступь ног, обутых в мягкие сапоги, не застали Бильбо врасплох. Лорд Элронд остановился рядом и опёрся обеими руками о парапет, с легким прищуром и задумчивой улыбкой озирая свои владения. Его глаза, когда он повернулся к хоббиту, были полны неподдельного юношеского любопытства. - Я наслышан о хоббитах, что они превыше многого ценят домашний уют и безопасность. Что же заставило одного из них отправиться в такое странное путешествие, да еще в компании гномов? Бильбо, поспешно вскакивая на ноги при появлении хозяина долины и отвешивая поклон, приличествующий случаю по глубине, пожал плечами и нерешительно улыбнулся. Ответить ему было нечем. Лорд Элронд вряд ли захотел бы слушать пространную родословную Туков и Бэггинсов, щедро приправленную порой ничем не подтвержденными историями о необычных поступках многих родичей Бильбо по материнской линии. - О! Вы бы знали, сколько я сам ломаю голову над этим вопросом, – промолвил Бильбо. – И никак не могу найти на него ответ. - Порой я чувствую себя лишним, обузой, чужим для этой бравой компании. И, похоже, многие из них придерживаются того же мнения. - Но сегодня вы вдруг обнаружили, что они-то вам уже не чужие? - от этих слов Бильбо едва не подскочил на месте, ибо они в точности повторяли его недавнее открытие. - Да-да, всё верно... Но как?.. - Простая наблюдательность, мистер Бэггинс, - Бильбо мог бы поклясться, что Владыка Ривенделла подмигивает ему, - гномы могут быть алчны и эгоистичны, и ничего кроме золота и драгоценных камней, да жажды добывать их и обрабатывать, для них, на наш взгляд, и не существует. Но порой вдруг оказывается, что тот, кто совсем недавно вызывал раздражение и досаду, становится тебе очень важен. - Вы правы, - согласился Бильбо. - И мне бы хотелось, чтобы меня воспринимали всерьез. Я же не безнадежен. По крайней мере, хотелось бы, чтоб так и было. - Думаю, вы добьётесь своего. Иногда достаточно лишь страстно желать чего-то, чтобы это вдруг стало реальностью. И тогда главным будет уже то, как удержать желаемое и не испортить достигнутое одним лишь не до конца продуманным поступком. Бильбо не очень понял слова Элронда, ведь эльфы выражаются так загадочно, словно им по природе не положено было четкое выражение собственных мыслей. Иное дело гномы. Ты всегда знаешь, нравишься им или раздражаешь. От этой мысли Бильбо неожиданно развеселился - как не крути, эльф оказался прав. Гномы прочно вошли в его жизнь. Или он в их, смотря как посмотреть. - Не стоит таить обиду на тех, кто обрел вдруг то, чего и не чаял обрести, - продолжил Элронд, в его серых глазах появилась грусть, и Бильбо отчего-то стало невмоготу смотреть в исполненные тысячелетней мудростью очи. И стало невообразимо стыдно за себя, ведь Владыка снова угадал его тайные помыслы. - Отпустите их, позвольте их счастью быть, пусть даже этого счастья и не предполагалось быть. - Я понял вас, - опустил голову на грудь Бильбо. - Они оба... Элронд сделал неуловимое движение длинными пальцами, призвав хоббита к молчанию. Обратив лицо к утреннему солнцу, подняв руки на уровень плеч, он раскрыл объятия, в которые отечески зазывал всё, что наполняло его обитель. Переливчатый шелест водопадов, шелковое трепетание и напевный шепот листьев, потревоженных утренним ветром, щебет птиц, невиданную красоту которых Бильбо и представить себе не мог, сладкий свежий воздух - всё это, сливаясь воедино, подхватило собеседников и влилось в них, наполняя гармонией и светом. Бильбо блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь необыкновенными мелодиями, зазвучавшими прямо в голове. Это была самая настоящая магия: удивительная, очищающая душу и изгоняющая из неё всё нехорошее, что мучило столько времени. И когда всё прекратилось, Бильбо почувствовал на сердце легкость, похожую на то беспечное и бесхитростное состояние его души, когда он жил и совсем не подозревал, какое приключение уготовила ему судьба. - Вы всегда можете остаться здесь, если на то будет ваше желание, мистер Бэггинс, - молвил Элронд и, кивнув на прощание, развернулся и покинул балкон плавной, но не лишенной мужественности походкой. Бильбо смотрел вслед, пока мерцающий, переливающийся всеми оттенками лилового, плащ Владыки не перестал мелькать среди светлых мраморных колонн и зелени. В голове долго звучали слова, сказанные негромким бархатистым голосом: "Вы всегда можете остаться... остаться... остаться", зарождая такие намерения, о которых ещё полчаса назад хоббит не смел и подумать.

***

Рейневен редко позволяла себе отдыхать дольше, чем пару-тройку дней, разве что вдруг оказывалась ранена или больна. Стоило одной дороге завершиться, как сразу же начиналась другая. Девушка будто бы боялась, что если остановится и позволит себе расслабиться, то и жизнь закончится. Попадая в Ривенделл, Рейневен не раз оказывалась под влиянием странной меланхолии, дрёмы наяву и, бывало, не раз ловила себя на поистине крамольной мысли, что может и не стоит больше уходить отсюда. Что лучше будет остаться и наслаждаться покоем и пропускать через себя умиротворенную и величественную красоту сокрытой долины эльфов. Рейневен и вправду становилось хорошо здесь, и, когда Бильбо поделился с ней своими впечатлениями, девушка поняла его, как никто другой. Но покой противоречил её живой натуре, вставал заслоном к тому неведомому, что вело её вперед, к чему-то, что она искала и никак не могла остановиться в этом необъяснимом поиске. И каждый раз, стоило ей только стряхнуть ссебя это наваждение, дунадэйн сбегала из долины, как от огня, и единственным желанием на тот момент было никогда больше не возвращаться, что бы ни случилось. Поселившийся под кожей страх, что Имладрис однажды поглотит её и больше не отпустит, оказывался сильнее всего. Но на это раз всё было совсем по-другому. Девушка часами любовалась цветущими садами и привычными с детства чудесами архитектуры, но ясность ума и сила воли никуда не девались, как если бы она не с удобством расположилась на плетёном из лозы диване, а вытянулась после трудного дня на земле, подложив под голову свернутую валиком сумку и обдумывая завтрашний день, если, конечно, повезёт проснуться. Она не сразу поняла, почему это произошло. А ответ был понятен и прост. Её жизнь, занятая непрестанными странствиями и выживанием, бегством от чего-то или к чему-то, в одночасье оказалась заполнена суровым сильным мужчиной, угрюмым и резким, но неожиданно оказавшимся удивительно нежным и чутким. Рейневен с полыхающими от смущения щеками вспоминала первые дни и ночи в долине, когда они с Торином не могли оторваться друг от друга, забывая про сон и еду, лишь бы быть вместе, отогреваться в тепле и любви друг друга. Торин не только учил её быть женщиной, какой она и должна была стать изначально, но и сам учился любить, открываясь с такой стороны, что у неё дух захватывало при мысли о том, что это только из-за неё и только для неё одной. И перед этим отступили на задний план всё её прошлые страхи и тревоги, потерявшие свою значимость. О том, как любят гномы, дунадэйн любезно просветил Балин, однажды подкараулив Рейневен в одной из галерей дворца. Столкновение было на первый взгляд случайным, но окончилось разговором, после которого Рейневен стало ясно, что случайность и Балин - вещи несопоставимые. Седовласый гном искал встречи для серьёзного разговора и получил её именно тогда и в тех условиях, которые ему требовались. Рейневен давно не предоставлялось шанса прогуляться по Ривенделлу в одиночестве. С того самого дня, как Торин вернулся к заботам, положенным ему, как королю целого народа и предводителю отряда, который находится с вынужденным визитом в гостях в условно дружественном государстве, девушка лишь изредка сопровождала его. Но ей самой возможности распоряжаться своим временем самостоятельно не выпадало. Каждый раз, стоило дунадэйн отправиться на короткую или не очень прогулку, рядом самым неожиданным образом оказывался кто-то из отряда. Чаще всего это были либо племянники короля, либо Двалин. А то порой и Ори, отчаянно смущаясь, догонял её в одной из аллеек и предъявлял ей абсолютно достоверный повод для того, чтобы пройтись вместе с ней. Как, впрочем, и другие незваные компаньоны. Поначалу это совершенно не заботило Рейневен, даже забавляло, да и скучно не было совсем, но когда однажды ей вздумалось прогуляться до Бруинена, она незамедлительно получила вежливый, но весьма жесткий отказ, вызвавший возмущение. А вспомнив все предыдущие моменты ненавязчивой опеки, Рейневен и вовсе вскипела праведным гневом и, чувствуя себя оскорбленной, потребовала немедленных объяснений. Объяснять ей что-либо никто из выделенных провожатых не собирался. Торин также отмолчался, пряча предательски поднимающиеся вверх уголки губ в усы, но искрил глазами так задорно, что настроение что-то выяснять и требовать у девушки мгновенно испарилось. Вдобавок, Рейневен живо вспомнилась история с троллями и она смирилась, по крайней мере – пока. Всё встало на свои места, когда однажды Торин затеял послеобеденные поединки и Рейневен, про которую опрометчиво забыли, тут же отправилась на прогулку в гордом одиночестве. Тогда она и встретила Балина и, увидев в нем терпеливого и мудрого слушателя, разом вывалила на него накопившиеся претензии. Балин только покачал головой. Как показалось Рейневен - неодобрительно, и даже осуждающе, пожевал губами и с укоризной коротко глянул на разрумянившееся от праведного возмущения лицо девушки. Молчал он долго, разглядывал мелкие камушки под ногами, время от времени беззвучно что-то шептал, видимо на кхуздуле, потом что дунадэйн не смогла разобрать по губам ни слова, и, когда её терпение стало иссякать, она повторила свой вопрос, Балин вновь посмотрел на неё. Взгляд глубоко посаженных глаз был теплым, но дунадэйн усмотрела в них и тревогу. - Хех, все намного серьезнее чем я думал, - опечаленно выдохнул он, медленно опускаясь на нагретую солнцем мраморную скамью. Широкая ладонь с короткими морщинистыми пальцами нежно погладила отполированную поверхность камня, а потом призывно похлопала по свободной половине скамьи, приглашая Рейневен присесть. - Ты о чем, Балин? Трудности с картой? Неужели лорд Элронд отказал Торину? Я могу поговорить с ним, если это потребуется. - Нет, милая, я не о карте. Я о тебе и нашем короле, - молвил Балин, не глядя на неё, и начал раскуривать трубку. В горле внезапно пересохло и девушка ощутила, как её неотвратимо заполняет нечто подозрительно похожее на панику. - Боюсь, я не совсем понимаю, о чем ты, - пробормотала Рейневен едва слышно от волнения. Она знала, что когда-то это случится.Сердцем чувствовала, что не может всё быть хорошо и гладко. Не одну бессонную ночь провела в тяжелых раздумьях и тревогах, размышляя и продумывая действия на любой исход событий. Рейневен считала, что подготовилась ко всему, не забывая о своих тревогах даже в самые неподходящие на то моменты и смело предполагала, что никакой разговор или новость не застанет её врасплох. Но на деле всё оказалось совсем не так, она оказалась напугана, взволнована и всё, что ей оставалось сейчас - это проявить выдержку. За какое-то мгновение в памяти пронеслись все минуты, проведенные с Торином в долине: его страсть, его нежность, его сила, укрывавшая её от плохих воспоминаний, поцелуи, которыми он будил её от кошмаров, и тихий хриплый шепот, когда он разговаривал с ней долгими ночами. Доверие, которое он оказывал, засыпая утомленным и счастливым на её плече. И тревога, которая рождалась в её сердце пополам с пугающей, почти щемящей нежностью, когда она, просыпаясь ночью или под утро, видела его давно уже неспящим, застывшим в напряженной позе на краю постели, с неподвижным лицом и беспокойной складкой между бровей, и с глазами, полными такой грусти, что хотелось тут же приблизиться и обнять за широкие плечи, прижаться, разделить на двоих то, что его терзало и беспокоило, облегчить и сгладить всё, что мучило и тяготило его. И даже то, что порой Торин резко двигал плечами, не подпуская её к себе и оставляя одну в ночной тиши, Рейневен бы не променяла ни на что на свете. Она не готова была остаться без всего этого. И вряд ли сможет, если хорошо подумать. Но, видимо, придётся. Отмахнувшись от промелькнувшей на задворках сознания мысли, что Балин, по сути, не сказал пока ничего, что бы стоило хоть малейших переживаний, Рейневен смело подняла голову и взглянула в глаза гному, одним взглядом постаравшись дать понять, что готова ко всему, что бы ей сейчас ни сказали. Балин лишь вздохнул и наконец заговорил, невесело хмыкнув в бороду: - Я начал обдумывать этот разговор уже давно, даже до того, как Торин объявил о вас. При всех вы держались как обычно, общаясь только по делу, устраиваясь на ночлег вдали друг от друга. Но я то видел. Замечал эти короткие взгляды. Ваши глаза... Ох, как же давно я не видел, чтобы у Торина они так горели! И я был благодарен тебе за это, за то, что он начал оживать. Я успевал увидеть и понять то, что вы говорили друг другу глазами, улавливал те мгновения, когда вы были рядом и могли соприкоснуться руками, не привлекая ничьего внимания. Когда вы устроили тот поединок, мне казалось, что от напряжения того гляди расколется небо. Но я понял, что мне нужно поговорить с тобой во что бы то ни стало только тем утром, когда вы встали с одного ложа. Рейневен прикрыла глаза, отворачиваясь от собеседника. Она чувствовала, как против воли её лицо медленно и неотвратимо заливается горячим румянцем. - Я готовился к этому намного серьезней, чем к любым государственным переговорам, в коих приходилось участвовать. Несмотря на двести прожитых лет и уйму прочитанных книг я не знал, как заговорить с тобой на эту тему, и вот сейчас оказалось, что мои тщательные приготовления лишились всяческого смысла. - И что тогда теперь имеет смысл? - нахмурилась девушка, понимая, что перестаёт что-либо понимать. - Только то, что ты мне сейчас рассказала. Твоё возмущение, твоё негодование и причины, породившие его. И ничего больше. - Балин, прошу, перестань говорить загадками! - возмутилась Рейневен. - Торин не отпускает тебя одну ни на шаг, ты и сама заметила это. Либо он сам, либо кто-то из семьи, но обязательно находится рядом с тобой. - Ты хочешь сказать, что это что-то значит? - Конечно, - Балин утвердительно кивнул. - Дело в том, что у гномов не принято, чтобы женщина появлялась в обществе, а особенно среди чужаков, одна. Если с ней не может находиться муж, отец или брат, то она либо не покидает пределы своих покоев вовсе, либо её сопровождает доверенное лицо главы семьи. Как это и происходит в твоём случае. А эльфийская долина втройне то место, которое заставляет Торина стеречь и оберегать то, что ему дорого. То, что происходит, говорит только об одном - у нашего короля самые серьезные намерения относительно тебя. Рейневен не удержалась от колкости: - А разве те слова его тем утром не значили того же? Вы судите своего короля по поступкам, но игнорируете его слова? - Ни в коем разе, девочка, даже не думай о таком, - Балин провел рукой в воздухе и Рейневен на мгновение показалось, что он, того гляди, погрозит ей пальцем, как непослушному ребенку. - Но то, как Торин ведет себя с тобой здесь, говорит о ваших отношения даже больше, чем любые слова. - Мне показалось, или ты не рад, Балин? - негромко поинтересовалась Рейневен, ещё не понимая, как реагировать на услышанное. - Не рад, - Балин отвел глаза. - Ты права, не рад я. Все не так, как полагалось быть. Избранницей нашего короля должна была стать его соплеменница, а не ты, уж прости меня великодушно. Ты, Рейневен, дочь Серого грома, всего лишь человек, какими бы ты замечательными качествами по мнению самого Торина, да и всех нас, не обладала. - И что ты предлагаешь мне сделать, Балин? - под ложечкой неприятно заныло, но она вся обратилась в колючую защиту. - Уйти? Собрать вещи и вернуться в Бри? Ты даже не понимаешь, что это для меня будет означать! - Постой, не горячись, - мягко остановил её Балин. - Не горячись. Я всего лишь сказал, что не рад. Был не рад, и это лишь моё субъективное мнение. Мнение, которое совершенно ничего не значит по сравнению с тем, что гномы любят только один раз в жизни. Это чувство может вовсе не прийти к нам. Или избранник не ответит взаимностью и тогда отвергнутый живет остаток лет с разбитым сердцем утешаясь лишь работой. А порой гном отвергает чувства изначально, посвятив жизнь исключительно ремеслу. Или, хватив испытаний сверх меры, и может вовсе решить, что для любви нет места в его жизни. Ни один гном не осудит другого за жизнь в безбрачии, но в противоположном случае, если ещё и чувство взаимно, сделает всё от себя зависящее, чтобы собрату было хорошо. И тогда все доводы против уже не имеют никакого значения. Ты понимаешь, о чем я? - Да, - беззвучно шевельнула губами девушка, чувствуя, как сердце того гляди лопнет от переполнивших эмоций, а душа вырвется на свободу, освобожденная от тяжелого груза, пополам со счастьем давившим на неё последнее время, и устремится ввысь, как ошалевший от летнего солнца жаворонок. Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, чувствуя, как странное ощущение абсолютного и совершенно глупого восторга разливается по телу. - В таком случае, гномы - самая свободная раса. Никаких условностей, никаких преград для тех, кому в сердце пришла любовь, - твердо произнесла Рейневен. - У людей всё намного сложнее. Невозможно простолюдинке полюбить князя, рыцаря и, тем более, короля. То есть, конечно, любовь сама по себе не имеет преград, но их устанавливают сами люди. Сословиями, богатством. Полюбить то можно, но быть с избранником или избранницей на равных - это вряд ли. Моя мать - самая простая человеческая женщина, а отец - дунадан, потомок нуменорцев. Он пошел наперекор всему роду, взяв в жены мою мать. Ему пришлось уехать и построить дом вдали от родни, чтобы жить счастливо с любимой женщиной. - Я не очень хорошего мнения о человеческих любовных отношениях. Мне кажется, вы непостоянны и не стараетесь хранить верность друг другу. По больше-то части, - поспешил добавить Балин, подметив, как при его словах в светлых глазах дунадэйн проскочила ледяная искорка. - Вы просто другие, не такие как гномы. Проще относитесь к важному и превозносите второстепенное. Торин мне слишком дорог, и не только как мой король, чтобы я мог позволить кому-то, кто не ценит любовь и верность, как мы, разбить ему сердце. Откуда мне было знать, что ты не оставишь его, предпочтя ему своего соплеменника, и не от своего же соплеменника попала в его объятия. - Торин - мой первый и единственный мужчина, - отчеканила Рейневен, мгновенно разгоревшись, словно сухая лучина, от нежданной откровенности Балина. Вот оно как, оказывается! Столько времени провела она бок о бок с гномами, а оказалось, что тот, кого она уважала и чье мнение ценила, к чьим словам прислушивалась и внимала рассказанным им историям с искренним благоговением, считал ей легкодоступной и ветреной женщиной. Она вскочила на ноги и хотела немедленно покинуть место встречи, но широкая жесткая ладонь тяжело легла на ее локоть и настойчиво потянула вниз. - Ты только береги его, - вдруг негромко, почти умоляюще, произнес Балин, вглядываясь ей в лицо влажно поблескивающими в тени глазами. - Только береги его, девочка. Она остыла разом, словно облитая ледяной водой Бруинена. Злость и возмущение исчезли, как не бывало. Рейневен смотрела в глаза взволнованного не меньше её самой гнома и неожиданно прочувствовала всю внутреннюю борьбу, что вёл с самим собой наимудрейший советник её короля. - Сердце гнома не каменное, как горы, породившие его. Оно живое и очень хрупкое, если в нём поселилась любовь. Не причиняй Торину боли, не сломай, не разбей его сердце, раз уж пришлось взять его в руки. Взять сердце в руки. Гномы могут быть совершенно не по-гномьи тонки и поэтичны, подумалось ей. Значит, её сердце тоже в руках, в горячих и сильных ладонях Торина Дубощита. Рейневен грустно улыбнулась, а в глазах предательски защипало. - Балин, скажи мне, а почему же Торин ни разу не попросил тебя быть моим сопровождающим по долине? - молвила она, справившись с дрожью в голосе. На этот раз глаза старого гнома заискрили хитрецой, словно и не было в них только что тревоги и волнения. - Возможно потому, что он подозревал, какой разговор я могу с тобой завести? Осознание того, что ей сейчас нужно быть совсем не здесь, поразило Рейневен, как удар молнии. Чувство внутренней опустошенности, будто её сердце действительно было вырвано из груди, болезненно отдалось по всему телу. Её сердце и вправду жило и билось теперь в другом месте. Она вскочила на ноги и стремительно выбежала из беседки, оставив Балина добродушно посмеиваться ей вслед. Рейневен не запомнила, как преодолела немалое расстояние до дворца, где на входе в главный сад налетела на стену, которой там отродясь не было. Стену каменную, но живую и горячую. - Я искал тебя, - тихо сказал Торин, соединяя руки за её спиной. Она обвернулась вокруг него, словно гибкий полоз, тяжело дыша и отчего-то смеясь, пряча лицо на широкой груди, тыкаясь носом в волосы и торопливо целуя, куда только могла дотянуться, ведь его руки не давали ей пошевелиться. - Почему у тебя мокрое лицо? - удивился Торин. Рейневен отстранилась и постаралась улыбнуться ему: - Совершенно не важно теперь. Поверь и не спрашивай ни о чем. Он положил руку ей на затылок и властно притянул к себе, целуя глубоко и жарко, смешивая солёный вкус её слёз с терпкой пряностью собственного табака. - Я искал тебя, - повторил Торин, отстраняя её от себя и пристально разглядывая. Рейневен не услышала в его тоне ни ожидаемого недовольства её одиночной вылазкой, ни укора. - И я пришла, - шепнула она, вкладывая руку в его ладонь, чтобы следовать за королём гномов по извилистым тропинкам эльфийского дворца.