Согрей мою душу, растопи мое сердце

Король гоблинов ликовал. Гномы находились в полной его власти, а их предводитель был, как ему казалось, на грани морального уничтожения. Видеть чужие страдания, вдыхать запах страха, наслаждаться чужой беспомощностью и криками боли - что еще могло сделать жизнь прекрасной? А он был королем этого черного племени и требовал этого во сто крат больше. Верховный гоблин восхищался своим народом, но так же ненавидел его, и не ценил никого, даже тех, кто преданно служил ему до последнего вздоха. Той же монетой платили и подданные, они боялись и ненавидели своего короля. Рожденные и взращенные в атмосфере братоубийства, они не знали других чувств и подчинялись только силе, которую ненавидели всеми фибрами черных, погрязших в пороке и злобе, душ. - Я хочу предложить тебе игру, - красуясь, поигрывая посохом, он подошел к Торину, немалыми усилиями вновь поставленному на колени. - Интересную игру. Игру на выживание. Сражение, победитель которого выиграет жизнь твоей женщины. Торин заскрежетал зубами, безуспешно дернулся встать. - Я сражусь! - прохрипел он, с ненавистью глядя на подземного владыку, желая только одного: добраться до него и вырвать ему глотку. Король гоблинов громогласно расхохотался, его смех подхватили, желая угодить, те из гоблинов, кто стоял ближе всего. Гномы замерли в тревожном ожидании, не сводя глаз с Торина, скрученного у подножия трона, и Рейневен, валяющейся в пыли и объедках возле ограждения. Двалин выдвинулся вперед и стоял, сжимая и разжимая могучие кулаки, готовый сорваться на помощь в любой момент, но к его груди и шее приставили сразу несколько кривых гоблинских клинков и гном пока был вынужден не двигаться, но весь вид его был столь красноречив, что и без слов было ясно - это боевая машина, рабочая пружина которой сжата до предела и ей нужно лишь малое сотрясение, чтобы начать свою сокрушительную работу. - Нет, ты будешь смотреть. Только смотреть. Смотреть на то, как твои жалкие подданные выпускают друг другу кишки, чтобы твоя самка жила. А потом... Потом я отправлю тебя Осквернителю в мешке из их шкур, и ты будешь помнить о том, что видели твои глаза до последнего вздоха. А она останется здесь со мной. Навсегда. - Да чтоб тебя разорвало, вонючий выродок! - выкрикнул Бофур. - Плешивый червяк! - Орочий выкидыш! - Лысая башка, что за жалкая паутинка у тебя на роже? - наперебой начали вопить гномы, перекрикивая друг друга и будто бы стараясь наградить верховного гоблина наиболее изощренным эпитетом или пожеланием на ближайшее будущее. - Ходячее троллье дерьмо! - Засунь свои яйца себе в зад! - выкрикнул Нори. - Или съешь их, - прорвался голос Оина. Верховный гоблин презрительно наморщил крючковатый длинный нос - ни одно из ругательств не могло ни оскорбить, ни возмутить его. Он лишь смеялся над жалкими, предсмертными потугами гномов что-то изменить. Смеялся над их отчаянием и беспомощностью. По его знаку на головы участников похода вновь посыпались удары плетьми и палками, заставившие их смолкнуть. Ори тем временем привязали к одному из столбов. На юношу было страшно смотреть: побелевший до синевы, что было заметно даже при доминирующем желтом освещении, с глазами, распахнутыми на половину лица, с еще больше заострившемся носом, Ори выглядел так, словно того гляди мог отправится в Чертоги Мандоса без посторонней помощи. Пытать его пока не стали, привязали да отошли, чтобы заняться Рейневен и Торином. Рейневен всё еще была без чувств, когда её попытались поднять и поставить на ноги. Сквозь туман в голове - удар об ограждение вышел чувствительным, - девушка ощутила, как когтистые лапы подхватили её под руки и резко дернули вверх. Устоять на ногах она не смогла и вновь осела на грязный пол, заслужив несколько ударов. Через звон в ушах упорно пробивались крики гномов и задыхающийся свирепый рык Торина, звучавший так близко, что, наверное, достаточно было руку протянуть, чтобы дотронуться до него. Но она не могла и пальцем пошевелить, и от собственного бессилия слезы сами собой прорывались сквозь сомкнутые веки. Рейневен потихоньку приходила в себя, но подавать признаки жизни не торопилась, хотя очень хотелось подтянуть колени к груди и прижать руки к неприятно ноющему животу. Король гоблинов не побрезговал и сам выволок на помост первых попавшихся под руку гномов, ими оказались Бофур и Нори. И в этот момент кареглазому весельчаку Бофуру впервые стало не до смеха. - Пытка или драка, что предпочтешь ты? - склонился к нему верховный гоблин. - Умереть в страшных муках или сразиться не на жизнь, а на смерть с тем, кого считал своим другом? И готов ли ты умереть сам от его руки? Бофур нервно сглотнул, бросил короткий взгляд на притихшего и бледного Нори, затем смело - в желтые глаза гоблинского короля. - От руки друга и смерть сладка, - негромко, с достоинством, сказал он. - Лучше такой конец. Сказал, сильно сомневаясь в собственных словах, в себе самом. Он был готов умереть от руки друга, но вот как самому поднять руку на друга? Гоблин смотрел то на одного, то на другого. Он чувствовал острый запах их волнения, замешательства, необходимости трудного выбора. Рыжий, как лис, с таким же острым, как и морда этого зверя, лицом, тяжело дышал, и смотрел со страхом то на привязанного поодаль молоденького гнома, а потом - с ненавистью - на гоблина. - Дайте им оружие, - продолжая смотреть в зеленые потерянные глаза, бесстрастно приказал верховный гоблин. Несколько гоблинов из конвоя приблизились к груде оружия, отобранного у гномов, заманчиво и зловеще поблескивающего среди пыли и грязи. Несмотря на вечную жажду наживы, желание поживиться чужим добром, оно вызывало у них какой-то почти священный ужас и притронуться к металлу гномьей заговоренной ковки они смогли только пересилив свой страх. Замершим друг напротив друга гномам торопливо сунули в руки мечи, не задумываясь, кому из отряда они на самом деле принадлежат, да и откуда гоблином было это знать. Но, по справедливости говоря, и Бофуру и Нори было совершенно всё равно: необходимость сражаться друг с другом до смертельного исхода лишила их способности думать о чем-то еще. Королю гоблинов надоела затянувшаяся пауза: - Сражайтесь, пока я лично не размотал ваши паршивые внутренности по всей этой пещере! - прикрикнул он, с силой стукнув посохом по полу. - Сражайтесь, или я начну испытывать на прочность вашего мальчишку. Тебя, рыжий гном, по моему, это тревожит не на шутку, не правда ли? Нори посмотрел на гоблина совершенно затравленно, не понимая, как тот догадался о волнении и страхе, которые он испытывал за судьбу младшего братишки. Меч в руке, безвольно повисшей вдоль тела, стал весить вдесятеро тяжелее. Разум гнома не мог принять и подчиниться злому року, заставлявшему его убить сородича и друга. Нори глубоко вдохнул и приготовился говорить, но его прервали. - Дай мне сразиться! - сердито пыхтя и свирепо вращая глазами, Двалин бесцеремонно распихал тех, кто стоял рядом; ненароком свалил на пол, под ноги остальным, Кили; рыкнул на оторопевшего от происходящего старшего брата и, поигрывая могучими мускулами и лязгая кастетами, снять которые с него гоблины так и не отважились, подошел к верховному гоблину: - Ты выбрал слабаков, у них кишка тонка друг другу кровь пустить! - А ты, выходит, не слабак? - король гоблинов так же несколько опешил от такой прыти, но ничем это не выдал. - А ты проверь! - с вызовом ответил младший Фундинул. - Верни мне моё оружие и ты узнаешь, кто тут слабак. Торин обомлел от такого развития событий, не веря, уставился на друга, который вышел убивать своих, позабыв на пару мгновений и про Рейневен, не подающую никаких признаков жизни, и про боль в заломленных назад руках. - Верни мне мои топоры, - потребовал Двалин. - Дай мне сразиться и жалеть тебе не придется. Двалин играл с огнем. Понимая, что им всем не дожить до рассвета, воин сам шагнул навстречу смерти. План был прост: убить верховного гоблина и погибнуть самому - Двалин больше ни на что не рассчитывал, и сознавал, что сделает последний вдох в тот момент, когда его топоры рассекут серо-зеленый мускулистый живот подземного чудовища и оно рухнет к его ногам, истекая зловонной кровью. Вряд ли раньше, рядовые гоблины - существа с весьма замедленной реакцией, а передовых бойцов Двалин пока что не видел. Всё равно погибать, так хотя бы отправить за черту и это чудовище. Торин застонал сквозь зубы, моментально разгадав этот план, легко, как и всегда, понимая Двалина. Так же легко, как Двалин всегда понимал его. У них было прошлое, было это кошмарное настоящее, и совсем не было будущего. Король гномов повернулся к Рейневен, распростертой на полу всего лишь в паре шагов от него. Торину показалось, или несколько минут назад она лежала по-другому? Да. Точно. Сейчас ей было намного удобнее, хотя в целом поза не изменилась. Соверешенно определенно, что она пришла в себя и переместилась, продолжая притворяться бессознательной. Он бы прижал ее к себе, спрятал бы в своих объятиях, зарылся лицом в растрепанные волосы в поисках родного, теплого запаха её тела, вдохнул бы его полной грудью поцеловал бы крепко-крепко, в последний раз, а потом, не глядя девушке в глаза, одним едва заметным движением забрал бы её жизнь. Она бы не успела ничего понять, просто обмякла бы в его руках и тогда он бережно опустил её бы на помост, чтобы встать и найти свою смерть. Короля гномов отвлекло знакомое голубое свечение, вспыхнувшее совсем рядом. Торин поднял голову и увидел, как гоблины, расхрабрившиеся тем, что близкое знакомство с гномьим оружием не погубило их сородичей, решили прибрать к рукам то, что осталось, пользуясь минутой затишья. И первым же мечом, вытянутым из общей кучи, оказался Оркрист. Стоило эльфийской стали попасть во вражеские руки, как клинок полыхнул ярким голубым светом. С пронзительным визгом гоблин отбросил меч обратно и прытко отскочил в сторону, скуля и потрясая обожженными руками. На свою же беду он врезался прямиком в своего повелителя, который от неожиданности покачнулся. Со звоном Оркрист скатился прямо под ноги верховному гоблину и остался там, разгораясь всё сильнее и обжигая гоблинам глаза. Торин слышал, как меч зовет его, слышал чистый голос, призывающий не падать духом и сражаться до конца. Гном прикрыл глаза и глубоко вздохнул, песня стали влилась в него глотком свежего воздуха, заполняя неведанной силой и ещё большей жаждой жить. Торин чувствовал, как кровь горячо забурлила в венах. Король гоблинов попятился от упавшего к ногам клинка, его он обжигал не меньше, чем подданных даже на расстоянии, но терять лицо перед ними было не в его правилах. Резко развернувшись и выхватив ятаган, король в одну секунду снес голову провинившемуся гоблину, которому не повезло едва не сбить его с ног. Отрубленная уродливая голова со стуком покатилась по помосту под ноги Двалину и гном ударом ноги отправил её в бездну. - Я знаю этот меч! Это Оркрист, рубящий гоблинов! – с ненавистью прохрипел верховный гоблин и ткнул концом посоха в Торина. – Убить их всех! Отрубите ему голову! Немедленно! Сбросьте меч в бездну! Гоблины словно бы и слышали, в панике бросившись врассыпную оказавшихся у них на пути гномов с ног. Гномам эта ситуация оказалась только на руку: упавшие мгновенно вскочили и вступили в драку, выплескивая ужас только что пережитых страшных минут на своих захватчиков. Торин вырвался из цепких лап стражей, зазевавшихся буквально на секунду. Стряхнув их с себя, как котят, он устремился к своему мечу, но даже его природная сила, помноженная на ярость, ничего не могла противопоставить количеству насевших на него врагов. Около полудюжины гоблинов, запрыгнув на плечи и спину, повиснув на руках и ногах, завалили гномьего короля на спину, распиная на грязном настиле. Чья-то пятерня вцепилась в волосы, запрокидывая назад голову и открывая шею для удара. Задыхаясь от удара под дых, Торин широко раскрытыми глазами взглянул на смерть в образе кривого и грубого клинка, занесенного для удара, и даже успел подумать о том, что, как и дед, будет обезглавлен. Вспышка ослепительного белого света заполнила всё пространство пещеры, за ней прозвучал оглушающий хлопок, от которого заложило уши. Мощная воздушная волна, вздымая с пола многолетний слой пыли и мусора, распространилась по всему пространству, производя ужасающие разрушения и повалив на пол всех, кто находился в пещере, дошла до стен, где поубавила прыти зрителям и, отразившись, довершила начатое на площади. Пыточные приспособления сдуло, словно они ничего не весили и, цепляясь за стены, Кромсатель и Костолом полетели в черную бездну. Верховного гоблина швырнуло на ступени, ведущие к трону. Он тяжело рухнул на камни, не удержавшись от крика и прикрывая полуослепшие глаза одной рукой. Едва ли не все светильники погасли, пещера погрузилась в темноту. Одинаково оглушенные и полуослепшие гоблины и гномы лежали вповалку, словно участники грандиозной попойки. Окончательно прийти в себя Рейневен посчастливилось в этот самый момент. Морщась от боли в разодранной спине, девушка кое-как села и через пелену слез, выступивших от вспряшки яркого света, разглядела знакомую высокую фигуру в длинном сером балахоне и остроконечной шляпе, окружённую клубами пыли. - Гэндальф! – с облегчением выдохнула Рейневен, не узнав собственный голос, так слабо он прозвучал. Ликовать и радоваться было слишком рано, но с появлением волшебника в самый подходящий момент угасшая было надежда на спасение немедленно возродилась. Масляные светильники, притушенные воздушной волной, робко разгорались заново. В их ещё тусклом свете гоблины и гномы с одинаковым удивлением обнаруживали себя в объятиях друг друга и недоумевали, как же такое могло случиться. - Берите свое оружие и сражайтесь! – прозвучал громогласный призыв. Гэндальф взмахнул посохом и мечом и решительно шагнул на врага. Двойного приглашения не потребовалось. Торин в одно мгновение разметал заваливших его гоблинов и вскочил на ноги. Яростно крича и рыча, тут и там гномы раскидывали противника в стороны. Несколько гоблинов бросились на старого волшебника, опрометчиво рассчитывая на быструю победу, но Гэндальф играючи справился с ними. Его меч, обретенный в пещере троллей вместе с Оркристом Торина, синей молнией сверкал в полумраке пещеры, и смертоносный блеск заставил короля гоблинов прикрыть рукой глаза. Те гномы, которые оказался ближе всех к куче оружия, тут же начали хватать топоры, мечи и секиры и, не глядя, перекидывать их назад. Оружие не всегда попадало в руки владельцев, но никто не испытал проблем, сражаясь чужим мечом или топором. С зычным боевым кличем гномы бросались в бой, от всей души мстя своим захватчикам. На лету поймав брошенный ему кем-то меч, Кили с размаху всадил его в незаметно подобравшуюся к Фили тварь. Бомбур, так уж получилось, вместо топора или иного серьёзного оружия, невозмутимо орудовал подвернувшейся под руку огромной поварешкой, которую не зря лелеял всю дорогу. Тучный и с виду неповоротливый гном очень ловко охаживал ею подворачивающихся под руку гоблинов, чьи черепа не выдерживали прямого воздействия кухонной утвари гномьей работы, а её владелец удачно присоединял к поварёшке ещё и внушительный живот, коим оказалось очень сподручно распихивать наскакивающих со всех сторон тварей. В этот миг Рейневен настигло четкое осознание того, что она должна выбраться отсюда во что бы то ни стало и оно подстегнуло её, как удар хлыстом. И не страх пыток, насилия и смерти был тому причиной, а нечто пока необъяснимое, какой-то внезапно образовавшийся внутренний стержень, укрепивший её дух и тело в стремлении выжить и вырваться на свободу. Выжить, освободиться ради чего-то пока неведомого, чужого, но очень важного. Важного до такой степени, что даже смерть и пытки померкнут, если она не сможет это сделать. Должна выжить. Должна освободиться. Дышать. Сражаться. Быть сильной. Соберись, дочь Маблунга. Вставай. Вырви свободу зубами. За себя. За короля. Борись. Она поднялась на четвереньки, смогла незамеченной дотянуться и выдернуть из стремительно уменьшающейся кучи оружия свои сабли, кувыркнулась в сторону гномов, в движении закидывая ремни на плечи и обнажая узкие изогнутые клинки. Рукояти сабель ощутимо задрожали от соприкосновения с её ладонями, приветствуя хозяйку. Встав на одно колено, Рейневен медленно подняла над собой скрещенные сабли и окинула взглядом поле боя. Боль и слабость разом отступили, стали не важны, и дунадэйн была готова сражаться до последнего вдоха и не отдать себя врагу безвольной куклой, которой была несколько минут назад. Верховный гоблин, преодолевший первые последствия пока что косвенной встречи с эльфийским мечом, на удивление быстро среагировал на молниеносное перемещение девушки и прыгнул со ступенек в её сторону. С лязгом он опустился на камень площади, высекая каблуками искры, и занес посох, намереваясь пригвоздить беглянку к помосту, но между ними встал Торин. Безоружный гном ничего бы не смог противопоставить гоблину-великану, но в самый последний момент помощь пришла от Нори, который в падении протянул своему королю Оркрист рукоятью вперед. Страшен был удар верховного гоблина, но как на скалу натолкнулся посох, а не на эльфийский меч в руках Торина Дубощита. Ни на дюйм не сдвинулся с места Торин, принимая удар на лезвие Оркриста, хотя его прошила нестерпимая боль. Стискивая зубы, рыча, Торин выстоял, а потом сделал чуть заметное движение вперед и вернул врагу всю мощь его атаки, прибавив к ней и собственную силу. Король гоблинов пошатнулся, теряя равновесие, неловко попятился задом к краю площади. Всё бы обошлось, но он запнулся об Ори, которого в суматохе забыли у пыточного столба и молодой гном за это время умудрился вывернуться из пут и освободиться. Нерешительного прежде летописца словно подменили - позабыв про пережитый страх и ужас, вселяемый страшным властителем подземного города, молодой гном сделал единственное, что было возможно в данный момент - кинулся королю гоблинов под ноги, покатившись, словно камень, пущенный под гору. Страшно взвыв, взмахнув руками в воздухе, теряя равновесие, верховный гоблин начал заваливаться назад, и на глазах одинаково изумленных гномов и гоблинов, рухнул вниз. - За мной! Бегом! – скомандовал Гэндальф, выводя и первым ринулся бежать по шатким мосткам, указывая дорогу. Дори молнией кинулся к младшему брату, оцепеневшему от того, что только что сделал. Бывший аптекарь Эред Луин сгреб новоявленного героя в охапку и затащил его под прикрытие отряда. Кто-то успел даже подбодрить Ори похлопываниями по плечу, но лучше всего молодого гнома отрезвил огромный молот Двалина, который был радушно предложен ему для дальнейшей самообороны. А дальше уже было не до раздумий и церемоний. Обретя свободу гномы, казалось, вместе с ней приобрели и необычайную скорость бега, совершенно несвойственную их природе. То ли взыграла жажда жизни, то ли гора подпитывала своих истинных детей, почувствовав их присутствие, но разъяренные гномы почти что летели по бесконечным подвесным мостам, узким каменным тоннелям и опасным покатым каменным тропкам над бездной. Враг появлялся из ниоткуда. Рейневен, двигаясь в середине отряда, рубила наотмашь все, что имело уродливую гладкую физиономию, перекошенную злобой. Черная смрадная кровь фонтаном била из перерубленных артерий и вен, забрызгивая лица, но никто не обращал на это внимания. Более того, её острый запах пьянил гномов и каждый из них творил настоящее безумие вокруг себя, на бешеной скорости круша противника верным оружием, вернувшимся в руки хозяев. Чинный и благообразный Балин сражался широким и тяжелым мечом, рукоять которого украшали крупные рубины и руны. Гном реагировал на атаки наскакивающих со всех сторон гоблинов с такой скоростью, словно у него была не одна пара глаз, а несколько. Но хватало и одной, и в них, обычно мудрых и спокойных, ныне плескалась та же жажда войны и крови, что обычно была присуща его младшему брату. Балин двигался с юношеской лёгкостью и все движения его были непринужденными, легкими - ведь недаром говорят, что с возрастом гномы лишь крепнут и их воинское мастерство только совершенствуется. Двалин крушил врага так, будто колол дрова, да и разлетались гоблины от его ударов, как сухие лучинки. Гном сопровождал свирепым ревом и ругательствами каждую новую атаку, и горе было тому, кто вставал на его пути. Боевой ли молот, пара верных топориков или голый кулак – для врага все было одинаково смертельно, а сила, вложенная младшим Фундинулом в каждый удар, была исполинской и несла только смерть. Золотоволосый принц Фили не зря считался одним из лучших мечников в Синегорье. Парные клинки мелькали в его руках с такой скоростью, что серебряное сияние окружало молодого гнома со всех сторон. А его младший брат показывал настоящие чудеса находчивости, умудряясь атаковать и защищаться всем, что попадалось ему под руку, когда кончились все стрелы в колчане. Рыжая шевелюра Глоина пылала в самом эпицентре сражения. Дорвавшись до настоящей битвы, гном безумствовал, раскручивая верную секиру вокруг себя и размеренно уменьшая поголовье гоблинов. Тугоухость Оина совершенно не мешала ему в бою. Понимая, что может не услышать коварного приближения противника с тыла, гном выработал свою собственную тактику - стоя на одном месте, он крутился вокруг своей оси, а тяжелый посох кружил вокруг него, словно лопасти ветряной мельницы расшвыривая врагов в стороны и не позволяя никому приблизиться. Пика Нори без устали протыкала щуплые тельца, а доверенный Двалином тяжелый молот неожиданно оказался в руках Ори смертельным и грозным оружием, раскалывая черепа с отвратительным звуком. Бофур со сосредоточенным лицом методично орудовал остроклювой киркой, а мастерство Гэндальфа во владении мечом, было удивительным, можно было подумать, что под внешностью старца скрывается воин в расцвете лет, прошедший тысячи сражений. Все это могла бы увидеть Рейневен, если бы у нее была возможность взглянуть на происходящее со стороны, но впереди бежал Торин, которого она старалась не терять из виду, чтобы не сбиться с пути, а со всех сторон наскакивали все новые противники. Руки девушки уже не чувствовали ни усталости, ни боли, они словно жили своей жизнью. Рейневен вообще перестала чувствовать свое тело. Она бежала вместе со всеми и рубила саблями направо и налево, даже не глядя на тех, кто на нее нападает, и в те краткие мгновения, когда можно было немного оглядеться, она видела только Торина. Танец смерти танцевал гном. Он был в сердце битвы и сам был этим сердцем. Неистовый и яростный, Торин вновь вёл отряд за собой, а Оркрист пел и справлял кровавый пир в его опытных и сильных руках. Пылающий синевой клинок никак не мог насытиться кровью врага, а где его не хватало - на выручку приходил мощный гномий кулак. Торин кружил по деревянным мосткам, рискованно балансировал на опасных уступах, бежал вперед. Каждое его движение было четким и нужным. С трудом верилось, что тяжелый и мощный гном может сражаться так легко и даже изящно. Без устали Торин рубил, кромсал и колол кидающихся на него гоблинов, обезумевших от собственной злости и ужаса при виде неумолимого воина, чей смертоносный клинок раз за разом обагрялся черной кровью их сородичей, но продолжал ослепительно сиять, а белозубая злая улыбка на перепачканном сажей и кровью лице гномьего короля больше напоминала звериный оскал кровожадного зверя. Но как бы отчаянно ни сражался бы отряд, в минуту опасности как всегда показавший себя единым слаженным организмом, все новые орды гоблинов вставали на место поверженных, выплескиваясь из всех отверстий словно грязь, извергающаяся из изгаженных недр земли на поверхность. Растянувшийся в длинную цепочку отряд заметно снизил скорость передвижения. Сражение шло на каждом участке пути к выходу из пещер, мостки под противниками угрожающе раскачивались и потрескивали, грозя в любой момент обвалиться в пропасть, но, на счастье беглецов, пока что туда падали лишь прогнившие доски, да гоблины. С противоположной стены около пары десятков гоблинов - даже издали было видно, что они выше ростом и мощнее общей массы обитателей подземелья, крепили канаты и готовились по воздуху переправится на длинный мост, по которому искали спасения гномы. Двалин, накоротке переглянулся с Торином, и наотмашь рубанул топором по одному из просмоленных канатов, обмотанных вокруг деревянного столба рядом с ними, а потом еще и еще, пока все крепления не оказались уничтожены. По его сигналу тоже самое с другой стороны пролёта, повторил Фили. Шаткая и дряхлая конструкция, осыпавшаяся на них сверху вековой пылью, гулко, словно бы с удовольствием, крякнула и медленно отделилась от стены. Уже через пару мгновений целый пролет моста, издавая сухой треск, сопровождаемый паническим визгом бежавших по нему гоблинов, завис над пропастью. Несколько топоров взлетели и резко опустились, уничтожая последние связи рушащегося сооружения с основным строением, и оно окончательно повалилось к противоположной стене. Перелетавшие на канатах гоблины один за другим наматывались на падающий мост и после сильного удара о доски падали вниз. Гномы издали радостный клич и рванули дальше, на короткое время освобожденные от преследования. Но очередная подвесная дорога, на которую выбежал отряд, окончилась бездной. Тяжело дыша, гномы в растерянности остановились на середине качающегося дряхлого и пыльного моста, зияющего чернотой на месте провалившихся давным-давно досок. Мост мог обрушиться и прямо сейчас, с ними вместе, и провисеть еще вечность, но в любом случае отступать было некуда. Гоблины подобрались слишком близко, чтобы гномы смогли вернуться и поискать другой путь. Со всех сторон в беглецов летели стрелы, лишь по невероятному везению ни в кого не попадая. Рейневен затравленно огляделась – стало быть, смерти все равно не избежать, но, по крайней мере, погибнуть в бою будет несравнимо почетней. Торин встал впереди, чтобы возглавить последнюю оборону. Его лицо выражало мрачную решимость биться до конца, до последнего вздоха, руки сжали рукоять меча до побеления костяшек. Кили с готовностью встал за его спиной с мечом наизготовку. Сейчас этот молодой гном ничем не напоминал легкомысленного юнца, гордого тем, что взрослые взяли его в поход. Глядя на его сосредоточенное лицо, с такой знакомой вертикальной складкой между разлетающихся к вискам бровей и плотно сжатыми губами, Рейневен едва ли не впервые заметила его внешнее сходство с Торином, удивляясь тому, как раньше это не бросалось ей в глаза. Тем временем гоблины все прибывали. Они поняли, что гномы попали в западню, но не спешили нападать. Мост был не настолько крепок, чтобы даже недалекого ума гоблины начали безрассудную атаку. Столпившись на небольшом каменистом пороге, с которого начиналась злополучная воздушная переправа, преследователи переругивались между собой и затевали мелкие стычки, видимо не в состоянии решить, как же им расправиться с гномами и при этом не погибнуть самим, свалившись в пропасть. Но до победы, как бы близка она не была сейчас, как бы не манила, гоблинам было еще далеко. Гном не будет гномом, если не применит смекалку, коей Махал щедро одарил своих детей. Резкий выкрик на кхуздуле пронесся по пещере, дублируемый эхом. Фили первым сообразил, что можно сделать в сложившейся ситуации. Торин оглянулся на него с отчаянной гордостью, мгновенно уловив задумку племянника, и, повторив его призыв, перерубил одним ударом Оркриста ближайший к нему канат. Фрагмент моста, на котором так некстати задержались гномы, дрогнул и стал неумолимо накренятся в одну сторону. Чтобы не упасть, все стали хвататься друг за друга и за более-менее целые опоры. Когда с противоположной стороны действие Торина повторил Фили, мост, неожиданно превратившийся в качели, выровнялся. В пропасть полетели не выдержавшие такого обращения столбы по обеим сторонам моста, да несколько рассохшихся досок из-под ног беглецов. - Ррраскачивай! – пронесся над бездной рокочущий рык Двалина. Рейневен с ужасом глянула вниз - она стояла на двух рассохшихся досках, разделенных пустотой, а под ними простирала владения гулкая черная тьма. Девушка зажмурилась - даже её смелости похоже, наступил предел. Мост под ней потрескивал и шатался, обступившие её мужчины волей-неволей толкали и теснили девушку, вначале стремясь удержать равновесие, потом - когда начали раскачивать пролёт. - Держись крепко за меня! - сзади её обхватил Кили, обхватив поперек туловища одной рукой, а второй продолжая сжимать меч. Голос его прозвучал так знакомо грозно, что Рейневен попыталась оглянуться, чтобы убедиться в том, что за её спиной не Торин. - Приседай со мной, когда я скажу! Гоблины завизжали от злости так, что уши заложило. Добыча ускользала прямо из-под носа. Некоторые в отчаянном прыжке попытались перескочить на набирающую всё большую скорость и амплитуду конструкцию, но практически сразу срывались вниз с душераздирающим верещанием. Когда один край качелей стал всё больше задерживаться над каменным выступом по другую сторону пропасти, Торин приказал прыгать. Однако отряду пришлось разделиться на три части, чтобы осуществить это - выступ был слишком мал, чтобы на него удачно приземлилась даже половина гномов. Торин и Двалин перерубили канаты и качели рухнули вниз, отрезав дорогу преследователям. Гэндальф снова вел всех за собой: уверенно, будто знал эти катакомбы как свои пять пальцев. Гоблины атаковали отряд и по эту сторону пропасти, но волшебник с помощью магии сметал их с пути то неожиданным обвалом, то ослеплял притаившихся в норах лучников бело-голубыми фейерверками, вырывающимися из камня, заключённого в навершие посоха, а то и вовсе ударом посоха откалывал от стен огромные валуны, которые катились впереди, давя противника и расчищая дорогу. Беглецам оставалось преодолеть ещё один подвесной мост, когда на шаткий помост перед ними ловко и мощно выпрыгнул снизу король гоблинов, которого в горячке битвы опрометчиво сочли мёртвым и успели позабыть. Гэндальф резко остановился, сзади в него сходу врезались Дори и Нори, а Двалин и Торин, увидев в чем причина, в один голос крепко выругались. - Ну, что ты скажешь теперь, волшебник? – торжествующе ухмыльнулся верховный гоблин, ничуть не пострадавший при падении. Он неторопливо шел к беглецам, звучно вбивая конец посоха в рассохшиеся доски, поднимая облачка дыма и мелкой щепки. – Думали, что сможете от меня сбежать? Надеялись обмануть меня, глупцы? пытались убежать, скрыться от меня в моем царстве? Это ли не смешно? Гоблин запрокинул голову и утробно рассмеялся, а затем взмахнул посохом перед носом мага, едва не задев всклокоченную пыльную бороду. Гэндальф ловко увернулся: посох гоблина мог расплющить ему нос, но не растерялся и сделал встречный выпад. Самоуверенность и сгубила властителя подземелья. Слепо убежденный в превосходстве своей силы, в преимуществе своего положения, он забыл о том, что опасность может исходить даже от того, кому к горлу приставили нож. Гэндальф вроде бы просто поднял руку с мечом, локтем вперед и вверх, но поджарый серый живот верховного гоблина вдруг пересекла узкая красная линия. Гламдринг на мгновение вспыхнул алым и волшебник проворно отступил на шаг. Верховный гоблин не мог не ощутить резкую боль, но всё произошло так внезапно, что он замер на месте, не понимая, что происходит. Рука, в которую он так и не взял меч, осторожно прикоснулась к животу, узкая линия на котором становилась шире прямо на глазах и из нее - разверстой, страшной, начала вытекать черная же кровь. Торин поднырнул под рукой Гэндальфа. Гному надоело наблюдать, как волшебник зря теряет время. Широко расставив ноги, опасно балансируя на двух досках, Дубощит без замаха всадил Оркрист в истекающее зловонной кровью брюхо чудовища. Продолжая крепко удерживать меч повернулся, присев, вокруг рукояти, проворачивая клинок в плоти врага и только потом выдернул сияющий, неприкосновенный для грязи, клинок. На доски и в пропасть потоком выплеснулась черная кровь и часть внутренностей, Торин успел увернуться, а гоблин, хрипя, зажал рану руками и тяжело упал на колени, мутнеющим глазами глядя на смерть в обличье гнома. - Это тебе за нас всех, - рыкнул гномий король и, перед тем, как снести гоблину голову, добавил: - А это за неё. Мертвое тело распростерлось перед Гэндальфом и Торином, едва не ткнувшись перерубленной шеей им в ноги. Противник был устранён, но его труп теперь преграждал единственный путь к отступлению. Гномы растерянно смотрели на то, как в пропасть проливаются потоки крови, но не решались пройти по мертвецу дальше - мост и без того опасно вибрировал и раскачивался. Полчища гоблинов, еще не осознавших, что их жестокого правителя больше нет, с воплями и визгом приближались со всех сторон. - Держитесь! - вдруг заорал Нори, указывая куда-то вперед, за тело короля гоблинов. Ветхая конструкция, не выдержав нагрузки, обрушилась вместе со всеми, кто находился на ней в тот момент. Сначала с треском полопались истлевшие канаты с той стороны, где лежал мёртвый гоблин и ненадёжная переправа резко накренилась, едва не сбросив всех в бездну. Через пару мгновений тоже самое произошло и с другой стороны и мост рухнул в пропасть под аккомпанемент воя гоблинов и криков самих гномов. Гномы снова падали. Поначалу отчаянно пытаясь удержаться на ногах, они вскоре сообразили, что это не только бесполезно, но даже опасно, и попадали ниц или на колени, изо всех сил цепляясь за рассыпающуюся на лету конструкцию. Торин рисковал до последнего, балансировал, стоя на самом краю: безуспешно - всё тряслось, мелькало, а в глаза летела пыль, - пытаясь понять, все ли попали на падающий мост. Двалин, растянувшийся на досках одним из первых, сильным рывком за пояс повалил короля на доски. Их немилосердно швыряло от стены к стене, помост кренился то в одну сторону, то в другую, гномы по инерции перекатывались туда, где на тот момент было ниже. В стороны разлетались щепки и обломки, осыпая беглецов опасным градом. Вместе с гномами в пропасть полетели и гоблины, оказавшиеся на мосту в момент обрушения. Один из них намертво вцепился в Фили, стремясь придушить и без того оглушенного падением принца. Двалину в тряске никак не удавалось достать оружие, чтобы избавить Фили от этой напасти, и ему пришлось, прилагая немыслимые усилия, добираться до гоблина ползком и отдирать сведенные судорогой когтистые лапы от молодого гнома, и затем коротким, но мощным ударом кулака отправить тварь в пропасть. Рейневен во время падения даже кричать не могла, хотя страшно было настолько, что сердце вырвалось из груди и спасало само себя в приличном отдалении от остального тела. Когда опора под ногами резко дернулась, замерла и потом обрушилась, дунадейн упала почти сразу - не по своему желанию, но очень удачно. В страшной тряске и толчее она выхватывала образы друзей, где-то на отдалении - рискующего свалиться Торина, а потом вдруг рядом оказался Кили и, пригнув её к доскам, накрыл собой. Она чувствовала, как до них долетают обломки и острая щепа, однажды веревка пребольно хлестнула её по ногам, но Кили доставалось гораздо больше, судя по тому, как он глухо рычал сквозь стиснутые зубы. Разлом стремительно сужался и вскоре оба края обвалившегося моста начали цепляться за стены. Это неожиданно сыграло на пользу беглецам: скорость падения снизилась и в русло высохшей подземной реки они приземлились весьма аккуратно. Что, впрочем, не помешало остаткам пролета с треском разломаться окончательно, сложиться пополам и спрятать внутри себя основательно потрепанную компанию. Стало так тихо, что можно было услышать, как стучит сердце соседа по завалу, да трещат чьи-то кости при попытках высвободиться. Потом кто-то застонал, кто-то принялся ругаться сорванным от крика голосом, кто-то просто кряхтел и охал. Первым выбрался Гэндальф, волей случая оказавшейся с краю, за ним последовали Торин и Глоин, разлохмаченный настолько, что в другой момент его появление вызвало бы дружный гомерический хохот. Двалин злобно скрипел зубами и поминал всех гоблинов на многие поколения по материнской линии, пока вылезал из-под щерившихся острыми краями досок, а потом выуживал из-под них старшего брата. Фили, которому защемило ноги, сыновья Фундина выдернули вдвоем, как морковку с грядки, а Кили выбрался сам и вытащил за собой Рейневен. Оглушенные, пьяные от головокружительного падения, побитые гномы собрались вместе, не веря, что им удалось бежать. Но нарастающий визг заставил всех очнуться от смакования невиданной удачи. Целое гоблинское войско единым потоком стекало по пологому спуску в ущелье с факелами и оружием в руках, сотрясая воздух угрожающими кличами. - Их слишком много. Нам не устоять против целой армии, – хмуро заметил Двалин, с мрачным видом разглядывая потрепанных и контуженных собратьев. Даже будучи здоровыми и отдохнувшими, гномы вряд ли бы справились с таким количеством врагов, а сейчас и подавно находились в заведомо проигрышной ситуации. - Нас спасет дневной свет. Бегом! – выкрикнул Гэндальф, бросаясь в темную сеть проходов первым и призывая следовать за собой. Торин стиснул зубы и, не произнеся ни слова - на разговоры сил не осталось, подтолкнул чуть прихрамывающую Рейневен вслед за волшебником, покрепче обхватил рукоять меча и, больше не оглядываясь, пустился бежать по темным узким коридорам, заваленным камнями и мусором. Двалин, убедившись, что спасительная темнота последнего туннеля приняла всех, вбежал в него последним. Это только во сне в тот момент, когда нужно бежать, что есть мочи, ноги становятся ватными и непослушными. На самом деле всё далеко не так. Ноги начинают бежать еще до того, как ты сам начнешь думать о том, чтобы это сделать. Ноги несут тебя по буеракам, перескакивают камни, обходят ямы и складывается впечатление, что в момент опасности на ногах появляется дополнительная пара глаз. По счастью, беглецам никто не встретился и уже очень скоро отряд потрепанных, изможденных и усталых гномов вырвался на свободу. Пологий склон горы, поросший прямыми соснами да жесткой сухой травой, был освещен теплым оранжевым светом заходящего солнца, но даже этот мягкий свет нещадно резал привыкшие к темноте глаза гномов. Жмурясь и вытирая слезящиеся глаза, гномы продолжали бежать. Радоваться невероятному освобождению они будут позже, а пока нужно было уйти как можно дальше от входа в пещеры гоблинов. Даже клонящееся к закату солнце опасно для этих тварей и пока не стемнеет они не осмелятся вылезти наружу, но отправят погоню сразу после заката солнца, поэтому гномы бежали, не чуя под собой ног и забыв об усталости. Рейневен показалось, что сознание она потеряла ещё на выходе, когда свежий воздух ударил в лицо и лучи света ослепили глаза. Ничего не видя и почти ничего не соображая, девушка бежала наравне со всеми и, несмотря на то, что ноги то и дело цеплялись за камни и ветки, она не падала. Единственным, что удерживало её в вертикальном положении, да и в сознании вообще, была железная хватка широкой мужской ладони чуть выше локтя. Тяжелый ровный топот бегущих рядом и впереди гномов невольно наводил на мысль о том, что те и впрямь сделаны из камня: вряд ли у кого ещё остались бы силы так бежать после всего того, что довелось испытать. Возможно у эльфов, подумалось Рейневен, но быть с ними в плену, а потом бежать, сражаться, падать и снова бежать, девушке не приходилось, да и вряд ли придется, поэтому и сравнивать вовсе не стоило. Бег прекратился по команде Торина. Остановившись, подгорный король бережно уложил девушку на теплую и сухую траву, а сам привалился к дереву, хрипло и тяжело дыша. Кроме него лишь Двалин остался на ногах, да Гэндальф устало согнулся, опираясь на посох. Остальные же попросту попадали на траву, раскидывая ноги и руки и глядя в вечереющее небо шальными глазами. - А где же Бильбо?! – неожиданно опомнился Гэндальф, и сквозь блаженное забытье и покой Рейневен как ножом резануло, отметая слабость и сонливость. В самом деле, хоббита она не видела уже очень давно. Он не бежал вместе с отрядом по извилистым лабиринтам горы, да и на допросе у гоблинского короля девушка его не припоминала. Неужели Бильбо остался в лапах гоблинов? Собственные страхи, боль, переживания и усталость мгновенно отошли на второй план. Беда была внезапной и ошеломляющей своей жестокостью. Рейневен приподнялась на локте и огляделась, с напрасной надеждой увидеть Бильбо среди друзей. Гномы уже не лежали вповалку, а собрались вместе и взволнованно обсуждали исчезновение хоббита, выспрашивали друг друга, и на всех лицах девушка видела беспокойство и искреннее огорчение. Разве что Торин был заметно зол и мрачен, исподлобья глядя на всех. Его осунувшееся лицо полыхало нездоровым румянцем от долгого пребывания в жаркой спертой атмосфере, а отрешенность во взгляде, вызванная дикой усталостью, уступала место другому чувству. Гэндальф продолжал с пристрастием вызнавать о Бильбо и гномы, восстанавливая в памяти минувшее, рассказывали, когда и где видели хоббита в последний раз. Торин же, еще не в силах уйти от недавних переживаний и страха за жизни близких, чувствовал, что очередная напасть вот вот переполнит чашу его терпения и противился этому как мог. Как бы Торин не относился к Бильбо, и что бы ему не случалось сказать в его адрес, хоббит всегда был частью отряда. Торин отвечал за жизнь каждого, кто последовал за ним, пусть даже перед самим собой, и когда незадачливый, неловкий и изнеженный полурослик вот так внезапно взял и где-то потерялся, досада и раздражение поднялись волной и стали преобладать над сожалением. - Я скажу вам, что произошло! – Торин отлепился от ствола дерева и тяжело, чуть пошатнувшись, шагнул в центр поляны. Говорил он медленно, с трудом выговаривая слова: от долгого бега в горле пересохло и низкий голос стал звучать еще жестче, добавляя горечи его едкой обвинительной речи в адрес потерявшегося взломщика. – С самого начала похода мистер Бэггинс думал лишь о теплом очаге, мягкой постели и вкусной пище. Его тяготило наше общество, и он всегда и всем был недоволен! Лица гномов вытягивались, они отводили глаза, не желая слышать то, что говорит их король, но и не были в праве отвергать сказанное им. Многие угрюмо пялились под ноги, кто-то переглядывался, печально качая головами. По правде говоря, они все уже давно хорошо относились к жителю Хоббитании, несмотря на то, что он столь во многом отличался от них. Бильбо уже привыкал к трудностям походной жизни, жаловался намного меньше, да и научился много чему полезному, на привалах мог много чего рассказать, да и вообще оказался добрым парнем, поэтому они искренне сожалели из-за его пропажи. Кое-как встав на ноги, Рейневен прислонилась к стволу молодой смолистой сосенки, ощутила вязкую, резко пахнущую смолу на своей щеке и неохотно отстранилась. Растерзанная когтями гоблина спина вспыхнула огнем, когда одежда, соприкоснулась с открывшимися при движении ранами. Съежившись и зажмурив глаза, девушка зашипела от острой боли. Голова кружилась. Девушка подняла руку, чтобы коснуться ушиба и в тот момент ей показалось, как нечеткая полупрозрачная тень мелькнула по склону, приближаясь к отряду сверху. Рейневен даже глаза потерла, всматриваясь внимательнее в это место, однако больше подобное не повторилось. - Так что он воспользовался своим шансом. Мы больше не увидим нашего взломщика. Он уже далеко. - Дубощит замолчал, сдвинув брови. Закатное солнце вызолотило его волосы, а ветер закинул несколько прядей на лицо. Гном нетерпеливо смахнул их назад и, чуть сгорбившись, хотел отойти обратно, но совершенно неожиданно из-за его спины выступил Бильбо, живой и невредимый. - Нет! Он здесь! – воскликнул хоббит, улыбаясь всем и с виноватым видом разводя руками. - Я здесь! Рейневен часто заморгала, не веря своим глазам. Она только что смотрела на устало-напряженную спину Торина, внимательно прислушивалась к его голосу и до сих пор тяжелому хриплому дыханию. Бильбо не было здесь и неоткуда было ему взяться, рядом даже кустов никаких не было, где бы он мог скрыться, в ожидании нужного момента, а от ближайшего дерева Торин сам отошел, когда начал говорить. Рейневен видела его, как на ладони и никто бы не смог подойти к Торину незамеченным ею. Бильбо взялся из воздуха, не иначе. Торин и Двалин разом обернулись на голос, взгляды обоих выражали как недоумение, так и невольное облегчение. Среди гномов прокатился вздох облегчения, все заулыбались, вновь видя Бильбо. Гэндальф порывисто шагнул к хоббиту и заключил в объятия: - Мой дорогой Бильбо! Я никогда не был так счастлив! - Как тебе удалось проскочить мимо гоблинов? – вырвалось у Фили. - Да, как? – задал тот же вопрос Двалин, но, в отличие от Гэндальфа, в его тоне звучала подозрительность, с которой он не спешил никогда расставаться. Торин настороженно молчал и всматривался в хоббита, напускная бравада которого слишком сильно бросалась в глаза. Мутнеющим взглядом Рейневен отметила, как Бильбо немного нервно огладил себя по жилету, с которого за время отсутствия пропали красивые литые пуговицы, как его пальцы на мгновение заглянули в маленький кармашек жилета и тут же покинули его, одергивая потрепанную одежду, как несвойственно для себя шумно шмыгнул носом воспитанный хоббит и каким бегающим при этом был его взгляд. Да, Бильбо было что скрывать, но все требовали от него немедленного ответа, а времени придумать пристойный у него явно не было. - Да какая разница! – нетерпеливо взмахнул рукой Гэндальф, так же пристально рассматривал занервничавшего Бильбо. – Он же вернулся! - Нет, это важно. Я хочу знать! – настоял Торин и тон его исключал любые возражения. Он снова вышел вперед и пристально смотрел хоббита, ожидая объяснений. Ни злости, ни раздражения в его светлых глазах больше не было, только простое желание знать правду. Бильбо, стоя на большом камне, смотрел на Торина открыто, во всю широкораспахнутую честность светло-карих глаз, совершенно не подозревая о той буре противоречий, что разыгралась в душе короля гномов. Хоббит будто бы нарочно затягивал паузу, то ли подбирая нужные слова для ответа, то ли еще сильнее привлекая к себе внимание и его молчание тисками сжималось вокруг всех. Но когда он все же заговорил, то Рейневен физически ощутила, как каждая сказанная фраза, слово за словом, бьёт по живому, находя в сердцах слушателей и, особенно, Торина, болезненный отклик. Бильбо говорил про счастье иметь свой дом, про то, как он скучает по своему, как мечтает туда вернуться, и что Торин был прав, посчитав, что он так и поступил. Но потом он сказал и про то, как несправедливо были лишены родного дома гномы и как он хочет помочь им вернуть его, и поэтому вернулся к ним, чтобы помочь даже малыми силами. Когда все понимающе и благодарно замолчали, кивая головами и награждая вернувшегося товарища добрыми улыбками, а Торин рвано выдохнул и на миг отвел пытливый взгляд, тишину нарушил легкий вздох Рейневен, беззвучно осевшей на землю прямо за спиной Дубощита. К ней бросились все без исключения, разом забыв про Бильбо. - Торин, да у неё вся спина в крови! – выдохнул Двалин, поднимая девушку и укладывая ее на подставленные другом руки. - И голова! – добавил Кили, разглядев запекшуюся ссадину среди темных волос девушки. Забыв про желание никому не позволять смотреть на её тело, Торин сам стянул с Рейневен перевязь и порванную куртку и, уложив животом себе на колени, задрал рубашку на спине. Четыре глубоких кровоточащих борозды пересекали почти всю спину и выглядели не очень хорошо. Гэндальф нахмурился, осторожно касаясь кончиками пальцев вспухших красных полос. - Вода есть у кого-то? – огляделся Торин. – Хоть что-то есть? Все покачали головами, но, покопавшись во многочисленных внутренних карманах, Дори извлек на свет небольшой пузырек, каким-то чудом не попавший в лапы гоблинов при обысках и не разбившийся при падениях. - Ромашковая настойка, – пояснил он, торопливо передавая пузырек Гэндальфу. Гэндальф сбрызнул зеленоватой жидкостью спину девушки и раны как огнем обожгло. Рейневен хрипло взвыла, дернувшись и выгнувшись в руках Торина: в полубессознательном состоянии она едва могла контролировать себя. Гном, продолжая прижимать её к себе крепко и бережно, баюкая как дорогое дитя, осторожно подул на повреждения, как поступал давным-давно, когда маленькие племянники получали ссадины в своих детских шалостях. Прохладные руки волшебника мягко легли на голову Рейневен, длинные пальцы затанцевали по лбу и вискам, вскользь коснулись ссадины под волосами, принеся быстрое облегчение от тупой боли, и Гэндальф, склонившись над своей подопечной, негромко зашептал слова на незнакомом никому из присутствующих языке: певучем, как все эльфийские, но совершенно определенно не являвшимся ни одним из них. Рейневен расслабилась, чувствуя, как тепло разливается по всему телу, как уходит боль из головы, как перестает жечь спину. Сердце Торина стучало совсем рядом, она прислонилась щекой к теплым щиткам панциря на его груди, кое-как приобняла одной рукой и умиротворенно выдохнула, готовая провалиться в сон. В блаженной неге, в которой Рейневен тонула бы и против воли, но сейчас - с удовольствием, она слышала пение, и чьи-то напевные, звонкие голоса на все лады распевали одно лишь слово - спаслись! Девушке казалось, что её качают мягкие волны цветочного моря, в котором она кружится, подставив лицо солнцу, а когда головокружение стало нестерпимым и ноги окончательно заплелись, Рейневен поняла, что бесконечно родные сильные руки снова не дают ей упасть. Жуткий многоголосый вой камнепадом с вершины горы разнесся по подлеску, заставив расслабившихся путешественников вздрогнуть и вскочить на ноги.