Снежный сад

Солнце уже давно было в зените, а горные волки всё не останавливались для передышки. Они видели, что их спутник – белый волк, значительно меньше любого из них – уже очень устал, и ему срочно требуется отдых, но никто даже и не думал уступить его слабости и остановиться. Кайлин прекрасно понимал, что отдохнуть ему не дадут, потому бежал, изо всех сил стараясь заставить своё тело работать как надо. Немного раньше, когда он ещё не так устал и мог думать, парень пообещал себе, что не будет больше удивляться жёсткости горных волков, но всё равно едва не плакал, когда видел, как безжалостно они топчут цветы. Лесные волки никогда не бегали так: они предпочитали более длинный путь, огибая все самые живописные поляны. Никто из них не топтал цветы в здравом уме. Потому они и жили на деревьях, чтобы не нарушать целостность леса своим присутствием. В стае Кайлина засаду и ожидание предпочитали жестокой погоне, а в соседней стае так и вовсе отказались от охоты, заменив её искусными ловушками. Даже лапы у лесных волков были тоньше и изящнее, чтобы не наступить на цветок даже в самой густой траве, в то время как у чужаков лапы были массивными и широкими, словно созданными крушить всё. Однажды, ещё волчонком, Кайлин спросил у отца о том, почему они так бережно относятся к лесу, ведь он всего лишь хаотичное сборище разнообразных растений. Джерд очень рассердился тогда, запретил сыну говорить так, но на вопрос всё же ответил: всем трудно выжить в зиму, даже самые сильные волки могут умереть, а каждое, даже самое крошечное и слабое растение леса, отважно хранило свою жизнь под толщей снега; если суровая зима не убила их, то и волк не должен из уважения к их жажде жизни. А чужаки топтали цветы, словно бежали по голой земле, а не по чьему-то маленькому подвигу. Чтобы не думать об этом, Кайлин постарался сосредоточиться на Арене. Мысли эти были, безусловно, до крайности неприятными, но сильными и всепоглощающими. Неожиданно для себя юноша отметил, что пытается оправдать этого вздорного волка. Судя по тому, что он видел, отношения в стае с Ночной скалы царят не самые тёплые. Точнее, они так же горячи, как камни на этой самой скале. Едва ли отец Арена хоть в половину так любил своего сына, как Джерд любил Кайлина. Понимание этого принесло в душу юноши нотку сочувствия к своему будущему мужу, теперь он мог смотреть на его мелькающую впереди спину без прежнего презрения и неприязни. Кайлин даже допускал мысль, что Арен и вовсе ненавидел отца, ведь, судя по его поведению, воспитание у него было крайне суровым, если не сказать жестоким. Но была у этой, казалось бы, светлой мысли, и тёмная сторона. Теперь положение, в котором оказался Арен, представлялось Кайлину ещё более чудовищным. Тело предыдущего вожака завернули ещё плотнее и залили в два раза большим количеством масел, так что вес и без того огромного волка значительно увеличился. А Арен нёс его на себе. Нёс, возглавляя свою стаю, задыхаясь от густого резкого запаха. Другие волки, до этого бежавшие плотным строем, инстинктивно старались держаться подальше от него, чтобы облегчить себе дыхание. Даже Кайлин, хоть и был в самом хвосте группы, страдал от неприятного запаха. Теперь, когда обращение в волка в несколько раз усилило его обоняние, он был почти невыносим. А Арен нёс его на себе, тело отца, которого ненавидел, который мучил его даже после смерти. Но чем дольше они бежали, тем меньше сочувствия оставалось у Кайлина к будущему супругу. Арен иногда оборачивался на него и презрительно скалился, видя, как тяжело ему даётся бег. Видел, но не останавливался. Он выбрал такой темп, который был по силам Кайлину и не слишком задерживал его, но усилия, которые они прилагали для его поддержания, и сравнивать было нельзя. Кайлин был на пределе своих возможностей. Ему казалось, что от него остались одни измученные лапы, движимые только силой воли. Парень уговаривал себя, что это единственный переход в его жизни, и что он выдержит его, но тело на этот счёт было другого мнения. Перетруженное сердце стремилось разорвать грудную клетку, упасть на прохладную траву и немного отдохнуть. Лёгкие горели, вместе с болью разгоняя раскалённый воздух по телу. Когда горные волки наконец решили остановиться, солнце уже давно скрылось за горизонтом. Поняв, что никто больше не бежит, Кайлин тяжело рухнул на траву и в изнеможении замер. Чужаки смеялись над его усталостью, издавая короткие высокие звуки, но парень не мог заметить этого. Голова его кружилась, а перед глазами всё плыло, тело не могло поверить, что бежать ему больше не нужно. Когда Кайлин отдышался и пришел в себя, остальные уже спали, собравшись плотной кучей под деревом. Только Арен лежал отдельно, придавленный громадой мёртвого тела. Только сейчас Кайлин понял, что его попросту хотят убить. В случае его смерти от изнеможения, Арен мог бы вернуться и потребовать у Джерда куда большей платы, ведь его белый волчонок оказался не годен даже на то, чтобы добраться до нового дома. Впрочем, Арен вполне мог быть слишком глуп для такого плана. Наверняка, ему просто нравилось издеваться над слабым, оказавшимся в полном его распоряжении. Размышляя об этом, Кайлин не мог не подумать, что у него есть возможность убедить Арена сбавить скорость и давать ему передышки. Ведь в противном случае у него действительно были хорошие шансы сдохнуть на половине дороги. Если подобное Арену не нужно, то он должен был бы прислушаться к его просьбам. Но Кайлин почти сразу отогнал эти мысли. Умолять о милости этого жестокого глупца он никогда не станет. И дело было вовсе не в бессмысленной гордости, а в признании ценности и значимости собственной жизни. Пусть с рождения ему дано меньше, чем остальным, но от этого он не становится хуже любого из пятидесяти горных волков. Кайлин уверял себя, что выдержит, ведь ему бывало и хуже. Да, когда-то было даже тяжелее, чем сейчас. Думая о самом сложном испытании в своей жизни, Кайлин неизменно вспоминал вторую зиму, которую ему довелось пережить. Он часто болел, но с приходом холодов болезнь особенно окрепла и рассвирепела. Весь снежный период, который продлился почти пять лет, он провёл в постели, терзаемый перепадами температуры и нестерпимым кашлем. Всем, да и ему самому, казалось тогда, что он вот-вот умрёт. Маленькое детское тельце не должно было выдержать такой жестокой болезни, но выдержало. Пришла весна, Кайлин выкарабкался, но испытания на этом не закончились. Даже когда воспаление прошло, говорить было невероятно сложно, а ходить и вовсе пришлось учиться заново. Каждый шаг тогда был труднее, чем целый день бега сейчас, а произнести имя отца оказалось сложнее, чем заставить себя снова подняться на лапы после такой адской нагрузки. День ото дня становилось только хуже. Через неделю они выбрались из леса, и привычная обстановка перестала поддерживать Кайлина, придавая хоть немного сил. Теперь путь их лежал через степь к горной гряде, где и располагалась Ночная скала. Каждый вечер Кайлин падал замертво, стоило его новой стае остановиться, а утром заставлял себя подняться и бежать за Ареном, бежать в сторону от любимого солнца. Арен не разговаривал с ним, но в редкие часы ясного сознания парень понимал, что тот ждёт, когда же он попросит о пощаде, сдастся и начнёт жаловаться. И чем отчётливее он это понимал, тем больше был уверен, что никогда этого не сделает. С каждым шагом, хоть и становилось труднее, но одновременно было и легче. Кайлин начинал уважать и ценить себя, а когда на горизонте показалась рваная линия гор, то он и вовсе подумал, что сейчас является лучшим из волков, бегущих к ним. Но почти сразу же отругал себя за такие мысли. Чем дальше они бежали, тем больше Кайлин понимал свою новую стаю. Несмотря на своё презрение, они не заставляли его охотится, всегда оставляя часть собственной добычи. С каждым днём они всё меньше смеялись над ним, чаще просто проходя мимо. Сначала Кайлин думал, что они, как и он сам, стали хоть немного уважать его за невероятное упорство, но потом понял, что это не так. Его усилия были для них ничем, и он всё также оставался слабым ничтожеством, никчёмным омегой, но поведение его отличалось от понятного им и рождало страх, который они и сами не могли распознать в себе. Горные волки знали только мир жертвы и охотника, где они, безусловно, были охотниками, а всё остальное в Лунном мире – жертвой. А Кайлин не скулил и не спасался, он бежал рядом с ними, хоть и был слишком слаб для избранной роли. Ничтожная жертва, держащая себя как равный, пугала, но могучие волки были слишком поглощены своей силой, чтобы бояться слабости. Они просто не смеялись, проходили мимо и оставляли добытое своей силой мясо. Ещё Кайлин понял, что волки эти вовсе не злые, а озлобленные. Чем ближе они подходили к горам, тем холоднее становилось, добычи было всё меньше, и поймать её стоило всё большего труда. И это на краю степи, а каково было на вершине Ночной скалы, Кайлин и вообразить боялся. Горные волки жили в зиме, страшном проклятье Лунного мира. Она проморозила их сердца, а глаза закрыла толстым льдом, позволяя видеть лишь жертв и охотников. Однажды, когда они неслись через степь, Кайлин заметил вдалеке руины каменного города, брошенного настоящими людьми много сотен лет назад. Если бы это было его обычное путешествие, то непременно заглянул бы туда, а потом рассказывал бы волчатам, какие там диковинные дома, и показывал бы безделушки, найденные там. Возможно, ему удалось бы отыскать настоящее сокровище в этих руинах, узнать о прошлом то, чего никто не знал, но стая бежала вперёд, не замечая древнего города и его секретов. Горы начались неожиданно. Во время бега Кайлин не видел почти ничего, кроме серой массы бежавшей впереди стаи, но он не мог не заметить, как земля под лапами сменилась на мелкие острые камни. Казалось, что с каждым шагом камни эти становились всё больше, постепенно превращаясь в валуны, на которые уже приходилось взбираться. К вечеру земли и вовсе было не видно, вокруг не было ничего, кроме камней, громоздящихся друг на друга. Утром волки выстроились в цепочку по одному – иначе по узкой тропе было не подняться. Кайлин теперь шел в центре, а Арен встал в конце. Сначала парень не мог понять, почему так, но по мере того, как они взбирались на гору, логичность такой позиции становилась всё очевиднее. Место в конце было самым опасным. Если кто-то в цепочке оступался, то волк позади всегда успевал поддержать его, но помочь последнему было попросту некому. Волку, идущему позади Кайлина, приходилось постоянно нянчится с ним. Тонкие лапы юноши не были приспособлены для такого подъёма, потому он постоянно оступался и давно упал бы, если бы его не хватали за загривок в последнюю секунду. Каждый раз волки презрительно смеялись над ним, но бросать явно не собирались, что несказанно радовало Кайлина. Через несколько дней подъёма тропа, и так едва различимая, совсем потерялась среди скал, и во многих местах её пересекали глубокие расщелины. Через неширокие Кайлин мог перепрыгнуть и сам, но чаще его грубо перебрасывали на другую сторону под раздражённое рычание остальной стаи. Несмотря на такое отношение, Кайлин был очень благодарен тому волку, что помогал ему. Он не знал его имени, но очень хотел сказать «спасибо», ведь без него давно бы уже умер. Теперь они двигались гораздо медленнее, и, хоть по-прежнему было тяжело, у Кайлина иногда появлялась возможность думать. Теперь он стал замечать, что его спутники не такие чёрно-серые, как ему казалось. У «спасителя» шерсть была с бурыми подпалинами, а у волка, идущего впереди, окраска была неравномерной, с резкими переходами, вблизи напоминающими пятна. Ранее Кайлин видел, что у одного из волков шерсть значительно светлее, чем у остальных, а на груди и вовсе отливает голубизной. И так было со всеми, только лишь у одного Арена шерсть сияла чёрнотой, как и положено настоящему горному волку. Этому могло быть только одно объяснение: почти вся стая – полукровки. Пятнистая шкура была у таких же, как и Кайлин, лесных волков. Бурый и коричневый окрас характерен для степных стай, а голубоватый отлив шерсти отличал тех, кто жил на берегу моря. Причины такого кровосмешения Кайлин не знал, да и серьёзно подумать у него не было сил. Через две недели изнурительного подъёма впереди показалась Ночная скала. Уже стемнело, и Кайлин не сразу заметил её, но когда увидел, то сразу понял, почему её так назвали: камни сливались с ночью, растворялись в ней. А на вершине, очерченный скупым светом луны, виднелся полуразрушенный замок. Здесь Кайлину предстояло провести всю ставшуюся жизнь, которая, судя по всему, будет недолгой.