Head Down Low

Дэн кинул сумку на пол и плюхнулся на кровать, зарывшись лицом в подушки. Он не мог стереть с лица эту чёртову улыбку целый день, и даже сейчас он улыбался. Все его внутренности переворачивались в хорошем смысле этого слова, а ноги превращались в желе каждый раз, когда он думал о Филе. Но в нём всё ещё жило сомнение в том, что, возможно, это плохая идея. Он не был готов позволить кому угодно, даже Кэрри, слишком сблизиться с ним, но в случае с Филом, он ничего не мог поделать. Что-то в нём так и манило открыться, найти прибежище в его руках и добрых словах. Но он был чистокровным, он был другим, и, как бы Дэн ни желал забыть об этом, было тяжело, когда ему напоминали об этом каждые пять секунд. Но в то же время, он считал, что Фил стоит такого риска. Что было больше, чем комплиментом, от такого человека, как Дэн. — Дэн! Ужин! — позвала мама, и он приподнялся на локтях, всё ещё улыбаясь. Его улыбка не сойдёт только из-за того, что придётся спуститься и съесть очередной дерьмовый семейный ужин, потому что он знал, что завтра в школе снова увидит Фила, и этого было достаточно, чтобы выдержать все оскорбления, которыми, несомненно, брат наградит его за едой. ----- Фил нажал на клавиши, пытаясь понять, как сыграть пьесу, которую Дэн тогда играл в классе. У него был относительно неплохой музыкальный слух, и ноты практически впечатались в его мозг, но он не мог правильно их сыграть. С раздражённым вздохом, он остановился и закрыл глаза, в тысячный раз представляя себе мелодию. Он не заметил, как в комнату зашёл его отец, пока не почувствовал его руку на своём плече, и почти взвизгнул от удивления. — Господи, предупреждать надо, — произнёс он, поднимая глаза, чтобы увидеть отца, с улыбкой стоявшего над ним. Фил думал, что тот уйдёт, но напротив, мужчина взял стул из-за обеденного стола, стоявшего позади, и придвинул его к пианино, чтобы сесть рядом с Филом. — Ты выглядишь отстранённым уже пару недель. Всё из-за того мальчика, Дэна? — низкий отцовский голос был пугающе похож на голос самого Фила, только более хриплый и с более сильным акцентом. Но он звучал успокаивающе, и Фил слабо улыбнулся, повернувшись к отцу. — Наверное, можно и так сказать. Я пытаюсь сыграть пьесу, которую он сочинил, но не получается как надо, — сказал Фил, и отец растерянно посмотрел на него. — Но у тебя нет нот. — Их вообще нет. Дэн сочиняет по-другому. — Фил пожал плечами, уставившись на свои длинные пальцы, лежавшие на клавишах. — Ну, тогда, наверное, у тебя проблемы именно из-за этого. Но мне не кажется, что это так сильно тебя беспокоит. Фил вздохнул. Он ненавидел способность своей семьи видеть его насквозь. Он снова поднял взгляд на отца. — Нет, не совсем. Наверное, я просто много думаю о том, как он одинок. — У него же есть дом, верно? С ним его семья, — произнёс мужчина с ноткой растерянности в голосе. Фил развернулся, полностью повернувшись лицом к отцу, и покачал головой. — Нет, совсем нет. Они обращаются с ним как с дерьмом, я видел это. И я не понимаю. Почему с грязнокровками так ужасно обращаются, папа? Я читал версию из учебника уже тысячу раз, но искренне не могу понять, как можно обращаться с человеком таким образом, — выдавил Фил. Он попытался сморгнуть слёзы, но в его голове снова возникли образы с того первого раза в уборной, и он почувствовал тошноту. Он не понимал, как кто-то мог так поступить с Дэном, с милым, добрым, уязвимым Дэном. — Так было всегда, Фил. Есть низший и высший класс. Раньше это деление было основано на деньгах, и люди могли перемещаться между классами, но сейчас всё намного глубже. У твоего друга нет шанса выбраться из класса, в котором ему приходится находиться, к сожалению, и не важно, кто он. Низший класс, бедняки, не могли позволить себе генные модификации, и они стали практически существами второго сорта. Мы живём в относительно зажиточной области, где большинство людей чистокровные, но стоит поездить по миру, и ты найдёшь буквально ямы, полные людей, которые не могли позволить себе эту привилегию. В глазах почти всех законов планеты они граждане второго сорта, — тихо произнёс отец, и Фил сжал пальцы в кулаки. Он знал всё это. Учителя истории объясняли это тысячу раз, но в то же время, он так и не мог принять это. Почему люди, которые, как было известно Филу, были более чистокровными, чем он сам, со всеми своими модификациями, заслуживали такого обращения? Он полагал, что это потому, что многие не верят, что они вообще люди. Что у них нет того, что делает нас настоящими людьми. Красоты, талантов, ума. Всего того, за что люди платят тысячи, чтобы их дети были «чистокровными», и находились в высшем сословии. Но они были далеки от идеала. Те, кто насиловали Дэна, пинали его, обзывали. Все те люди, как они могут быть лучше других? Как они могут быть чище других? — Он тебе очень дорог, да? — спросил отец после нескольких секунд молчания, и Фил кивнул. — Ему постоянно достаётся, а всем плевать. Вообще всем. Даже его собственной семье. Пап, почему так происходит? Я не могу всегда быть рядом, чтобы защитить его. Я не могу помочь ему, — тихо сказал Фил, закрыв лицо ладонями. Он почувствовал на своей спине руку, поглаживавшую его. Фил вздрогнул от всхлипа и проклял себя, но не перестал. — Когда мы с твоей мамой решили зачать тебя, то не могли выбрать, какие качества тебе дать. Честно говоря, мы вообще не хотели применять генные модификации, но знали, какая жизнь будет ждать тебя в этом случае, и не могли обречь тебя на это. Так что мы выбрали доброту и математику, потому что, если понадобится, у тебя по крайней мере будет несколько путей. Мы хотели, чтобы ты стал самодостаточным человеком, как бы трудно это ни было в нашем мире. Мы не хотели, чтобы ты застрял, как мы, мы не хотели, чтобы ты не мог воплотить в жизнь свои мечты. И, насколько мы знали, ты был бы идеальным с модификациями или без. Мы просто хотели, чтобы с тобой обращались по достоинству. И мы не жалеем об этом решении, и не жалели никогда, но с моральной стороны оно, наверное, не было верным. Фил застыл. Он никогда этого не слышал, никогда не знал, что они вообще думали о том, чтобы не модифицировать его. Он поднял голову, и на его лице явно читалась растерянность, и он только открыл рот, чтобы что-то сказать, как отец продолжил: — Я знаю, как сильно тебе нравится этот парень. Я знаю это лучше, чем ты думаешь, Фил. Мне вообще-то всё равно, что ты делаешь, или с кем ты, потому что это твоя жизнь, но будь осторожнее. Пожалуйста. Отец встал, чтобы уйти, и в ту же секунду Фил тоже поднялся на ноги. — Папа, — начал он, ожидая, что отец повернётся лицом, чтобы продолжить. — Спасибо. — Иди за ним, сынок, — прошептал отец, и Фил улыбнулся. Он вышел из комнаты и направился в коридор, где взял куртку. Не забыв взять ключи, он вышел, громко захлопнув за собой дверь, и вытащил телефон.