Два года спустя. Набу.
– Даже не стоит затрагивать эту тему, отец! – девушка вскочила на ноги и заходила по просторной гостиной. Лёгкая юбка её платья взлетала над полом, когда она оборачивалась на новый заход. Тонкие пальцы рук сжимались в кулаки: ведь она так надеялась на понимание семьи, родных! А они сочли её решение капризом. Тёмные глаза сверкнули своенравием, когда Падме остановилась перед главой семьи. – Я добросовестно исполняла свой долг перед Набу. Мы отстояли свободу нашей планеты, отец. И это мало? – Девочка моя, тебя просит сам канцлер! Понимаешь? Канцлер Республики. – С каких пор вы, отец, преклоняетесь перед власть имущими? Я и так буду вносить свой вклад в жизнь Республики, просто по–другому. – Тебе это не нужно, – упорствовал Наберие. Джобал впервые увидела, что её дочь на грани взрыва, и поспешила вмешаться. – Доченька, отец просто расстроен твоим решением. Ты многого добилась на поприще политики, что он думает неразумным отбрасывать эти успехи в сторону. У тебя есть сторонники... Ты могла бы стать сенатором Набу, 16 лет – это прекрасный возраст. Толстая коса заметалась по узкой спине, когда Падме категорично замотала головой, отчего сердце Джобал сжалось: не уступит. – Мама, ты поняла бы меня, если бы видела Сенат своими глазами! Это не просто грязное место, это клоака... Месиво амбиций, зависти, равнодушия и жадности. Мне нечего там делать! – Твоё место на Набу! – По законам Набу, папа, я совершеннолетняя, а значит, вольна поступать, как мне заблагорассудится. А мне хочется покинуть Набу и попробовать себя без поддержки семьи. Руви сразу же заулыбался: – Так это как раз и подходит! Став сенатором... В карих глазах дочери погасли огоньки, она качнула головой. – Ты так и не понял, что я хочу тебе объяснить, папа. Устало повесив голову, Падме покинула гостиную. Джобал с укором посмотрела в суровое лицо мужа. – Ты добиваешься, что бы она погасла? Руви, она не Сола, Падме мы не удержим, если она желает уехать, ни уговоры, ни угрозы на неё не подействуют. Подумай об этом, прошу тебя. На утро Джобал нашла на своём столике записку на деке, которая гласила, что Падме покинула планету поздно ночью и искать её не стоило: слишком велика галактика. Впервые в доме Наберие случился разлад между Руви и Джобал.***
Куай Гон Джинн наблюдал за тренировкой своего молодого падавана с верхней галереи, идущей вдоль стены, но при этом не позволяя себе критиковать вслух, достаточно узнав Энакина за прошедшее время. Порывистый ребёнок как–то быстро превратился в нескладного подростка, чьи руки и ноги жили будто совершенно своей жизнью, отчего у Скайуокера порой не получались элементарные вещи. Вот как сейчас. Выпад тренировочным мечом – хуже некуда. Видимо, парень это тоже осознал, так как деактивировал клинок и рухнул на пол, тяжело дыша и мрачно глядя на рукоять. Куай Гон усмехнулся в усы: снова размышлял, не запустить ли куда–нибудь треклятую штуку. Однажды он так и поступил, а потом долго потирал лоб, куда пришёлся удар рукояти, направленной учителем. Винду, прознавший про воспитательские способы мастера Джинна, ехидно заметил, что таким образом Куай Гон воспитает ситха, на что наставник Скайуокера меланхолично ответил: – Кто к чему привык, магистр, так и обучается. Эта реплика ещё долго не выходила из мыслей Мейса Винду. Опершись ладонями о парапет, мастер Джинн окликнул падавана: – Энакин, марш в освежитель, после 25 минутная передышка – и продолжим. – Парень заворчал. – Я всё слышу. Едва шевелясь, Скайуокер поднялся на ноги и побрёл вон из зала, когда прозвучал насмешливый голос наставника: – Ах, да! Забыл сказать, что еда входит в эту передышку. Скорость движения сразу же возросла до бега. Нет, ну скажите на милость: у всех наставники как наставники, а у него? Да на грани издевательства! Душистая пена попала в рот, парень зафыркал, отплёвываясь, нырнул под струи душа, блаженно лыбясь. Мытьё его всегда приводило в восторг. Многие его не понимали. Ну их! Неженки Храма. Хихиканье за спиной заставило его дёрнуться, Энакин оглянулся. Он ведь запирался? Да, как всегда. Взглядом поискал на вешалке одежду, сердце упало в пятки: той не обнаружилось.