О фонарщике, комнатах, солнечном кофе и прочих слогах жизни

Как мы хотели Расстановка сил простая.  Тысяча оттенков, и еще один, вот этот, красный.  Я знаю точно. Наизусть. С закрытыми глазами могу сказать.  Ты говоришь: "Слушай, приятель. Так бывает. Ни к чему расстраиваться." И угощаешь меня пивом в баре на углу. И когда мы сидим на старом дереве снаружи, ты добавляешь: "Вот видишь, поместились мы вместе на одной ветке, что я тебе говорила." Мы притворяемся, что мы птицы, и все идет по плану. Честно говоря, у тебя получается немного лучше, ты — опытная птица.  И еще один, желтый, как осенняя опавшая листва, немного коричневый, такой теплый. По-моему, такого цвета твои глаза.  Ты говоришь: а смысл? Я говорю: нет смысла.  Ты смотришь на меня целую вечность. Наконец все понимаешь, но я и не сомневался.  Я рад, говорю я глазами. Ты слушаешь с укором, говоришь, пора тебе научиться разговаривать вслух, иначе — не дело. Я обнимаю тебя, шепчу пальцами: конечно.  Ты берешь с собой чашку кофе и утреннюю суету и теперь — куда угодно. Куда глаза глядят. Все, как мы хотели, без смысла.  Вот этот, новый, зеленый.  Звонкий, как воздух ночью, когда без табачного дыма, без алкоголя, когда мы сидим на крыше, и ты говоришь, что знаешь тысячу стихов, и стоит тебе прочесть хоть строчку, как я снова отвечаю не вслух, я просто не могу иначе, и тогда ты раздраженно дышишь мне в плечо, обнимая, говоришь: "Не делай так, я так не понимаю. Ну вот, признавалась — ты все-таки злодей." "Но ты же говоришь" — отвечаю я вслух, для меня это будто на иностранном языке говорить, но от удивления я умею. "А я тоже, — говоришь ты, — от удивления умею. Все еще удивлена, что тебя встретила." Еще один цвет — синий. Но розовый. Помнишь? Помнишь, как мы сидим в круглосуточном кафе, и я говорю: "Почему розовое?" И ты отвечаешь: "Ни почему. Я думала. Я хотела рассвет в Кракове в три часа ночи, остальные пусть радуются." "А я?" — говорю. "А ты пусть настоящий, здесь, рядом со мной, и почему-то пахнешь имбирем и гвоздикой." Розовое небо снова белеет, синеет, розовеет. Я вижу это в золотой листве ранней осени. Красиво, т знаешь, чего хотеть. "Не волнуйся, — говоришь, — будет у них с утра обычный рассвет." Дальше, я точно помню: оранжевый. Совсем не такой, как желтый, даже не похож.  Мы сидим на парковой скамейке. В этот раз я говорю: "Так жаль, что нет метели, которая рассказывает необыкновенные истории о жизнях людей: в феврале она обитает в других краях." Ты отмахиваешься: "Зато есть я". "Ага, — говорю, — ты всегда здесь, это самое лучшее. И тоже порой рассказываешь истории." Но среди белых дюн, на парковой скамейке, и ты молчишь, и я всегда думал, что ты и есть сказочная зимняя метель. Вернее, конечно, только сейчас в голову пришло, но я сразу решил, что думал так все время.  И не важно, что там у нас со смыслом.  Я помню. Наизусть.  Как сейчас все перед глазами.