О фонарщике, комнатах, солнечном кофе и прочих слогах жизни

Туве — друг Честно говоря, на этой планете мне сразу не понравилось.  Я вообще не считаю унылое запустение когда-то прекрасных мест красивым, пусть даже причиной тому прогресс, люди и машины. От этого ветер на ощупь как смех, и вот ты идешь, а он, густой и вязкий, проходят сквозь ладони, и хочется выть от одиночества. А вокруг лишь остатки доживающих свой век забытых машин лежат у твоих ног бессмысленными грудами.  Я всегда говорю, что не верю ни во что, кроме времени. Вот, кто всемогущ. Вот, кого стоит бояться.  Ржавчина одолела металл: как свидетель триумфа, рядом с моей ступней лежал телескоп с растрескавшейся линзой, когда-то черный и блестящей, но теперь грязно-рыжеватый. Толстая и никчемная складная трубка с полпинка присоединилась к общему параду мусора.  Засранные места и упадничество не вдохновляют. Ни меня, ни вообще кого-либо. Только законченных психов и художников. Я — не псих. И я — не художник.  Тогда я и встретила Римуса.  "Римус — друг," — сказал он и выключился.  Римус был роботом. И, как в итоге выяснилось, действительно другом.  Я нашла его разъемы. Провода подключались к его пальцам. Два дня я рылась на свалке, в которую превратили эту планету ее старые жители. Свалили. Оставили Римуса одного. Суки.  Я нашла все десять кабелей. Подключила Римуса к блоку питания своего компьютера. Уже через полчаса он подал первые признаки жизни. Лампочка аккумулятора быстро разгоралась. Я грустно взглянула на свою стремительно теряющую энергию машину. Римус с лязгом пошевелил пальцами-разъемами. Его левая рука грустно отвалилась, едва он поднял ее. Его локоть был разрушен.  Месяц я провела в поисках новых деталей для своего друга. Я скиталась по планете-помойке и соседним, более обитаемым. Новые запчасти подбирались по принципу "любые сойдут". Но многие мне все равно пришлось делать самостоятельно, на ощупь, лишь примерно представляя, что они вообще из себя представляли.  Римус был уникальным, самым лучшим.  Новый окуляр не подходил: он был немного больше сохранившегося левого и синий.  "Зеленый и синий, — подумала я. — Красивые у тебя новые глаза, Римус." Его основной механизм и чип были почти полностью разрушены ржавчиной. Почти полгода я провела в поисках ключей к разгадке его функций. Позже я раздумывала над изначальным его назначением: что было бы, если б программа полностью сохранилась? Впрочем, некоторые фрагменты я вполне осознанно переписала на свой вкус.  Наконец, все было готово. Последним я установила домученный потом и кровью свой авторский механизм. Римус закрутил головой. Окуляры с трудом сфокусировались на мне. Он произнес: — Римус — друг.  Я дружески постучала его по рыжеватому лбу: — Конечно друг. А я Туве, будем знакомы. — Туве — друг? — спросил Римус — Туве — друг, — кивнула я. Мы могли наконец свалить из этой дыры.  Мы сидели на старом кладбище кораблей. Действительно прекрасная планета. Здесь старые судна вырастают из-под земли в огромных долинах и совсем нет разумной жизни.  В некоторых местах, там, правда, очень грязно. В одной из огромных луж и увяз Римус. Выбрался он самостоятельно, я же добровольно вызвалась оттереть от грязи его корпус.  Тут и случилось самое важное.  — Почему ветер на вкус, как ревность и на ощупь, как смерть? Почему это так красиво? — спросил Римус.  — Так уж теперь ты устроен, приятель, — ответила я и рассмеялась, похлопав его по плечу.  Это означала одно: все получилось. И у меня наконец появился друг, который меня понимал.  Римус знал просто поразительно много удивительных историй. Я не знала, было ли это заложено в нем изначально, или я сама всему виной, но он говорил: "Давным-давно, на далекой планете, жил мальчик, который любил играть с туманом..." Это было прекрасно. На маленькой планетке, где мы как-то оказались, пахло карамелью и малиной. У большого озера с синеватой водой и черепашками с головами забавных псов мы нашли длинную палку. В ней не было совсем никакого смысла, и его не стало больше, когда мы привязали пучок разноцветных перьев к ней, и я долго размахивала ей над водой, крича что-то. А потом по палке бегали черепашки, и... И... И еще что-то необыкновенное творилось вокруг. Римус вернул это в мою жизнь.  — Туве! — кричал Римус. — Я здесь! Но среди высоченной травы — в три-четыре моих роста — его было не разглядеть.  — Туве! — слышалось то слева, то справа.  В синей закатной траве отражалось красное небо.  — Римус! — в зарослях мелькнул рыжеватый корпус. — А ну стой! Мне удавалось поймать его снова и снова.  И когда я тихо повторяю: "Спасибо, Римус".  Он всегда откликается: "Туве — друг".