Hollywood Undead – Circles
Голова будто налита свинцом, а руки будто привязаны к кровати. Великое желание поднять хотя бы одну конечность не увенчалось успехом даже спустя пять минут после пробуждения. Еле-еле раздвигаю свои подвижные веки и смотрю в потолок. Он такой красивый, по сравнению с тем, что мне придётся увидеть сегодня. И без тяжёлого вздоха тут явно не обходится, потому что сегодня мои внеплановые каникулы закончились и мне, всё же, придётся вернуться туда, куда я точно не хочу идти никогда. Школа - ад для каждого. Но почему-то самые изощрённые пытки достаются только мне. Самые нежелательные взгляды всегда обращены именно к моей застенчивой персоне. Самые гнилые люди всегда разговаривают именно со мной. Хочется послать всё к чёрту и провести ещё пару недель в кровати, размышляя над тем, какой пончик ты съешь сегодня: с розовой глазурью или с голубой, а не видеть эти рожи, которые только и знают, как унижать ни в чём неповинных людей. Рожи людей, которые понятия не имеют, что такое вообще уважительное отношение к людям, таким же как и они внешне. Да, не все мы одного ума, но когда это стало самой большой проблемой для инакомыслящих? С каких пор в школах начало действовать правило: «Только слабые должны умирать»? Возможно, умирать не физически, но эти гады могут и морально уничтожить так, что физически с собой ты уже расправишься сам. Сложные моменты жизни, конечно, никто не отменял, но ежедневно мне дают понять, что моя жизнь - сплошная чёрная полоса. Нехотя, через силу, но всё-таки подняв свою тушку с уютной постели, я просидел ещё минуты три на кровати, смотря в одну точку, которая так привлекала меня, чёрт возьми. Я просто был в прострации, не охота даже взгляда отвести. Тут дыши глубоко, не дыши, всё равно единственное, что поможет - холодный душ, куда я сразу же и направился. И после всех этих водных процедур, после того, как я одел самые обычные синие джинсы, чёрную толстовку, кеды и схватил с собой рюкзак, в котором уже лежали все необходимые вещи, меньше всего мне хотелось спускаться вниз. Выйти из комнаты - значит открыть миру себя снова. Снова открыться миру для оскорблений, вылезти из скорлупы и погубить себя этим заживо. Но как бы мне не хотелось, я должен был выйти хотя бы из дома и как можно быстрее, чтобы не видеть никого из домашних. - Люк! Ну-ка, подойди сюда, - услышав голос матери, который был по обыкновению недобрым, я двинулся на кухню, бурча под нос все молитвы о том, чтобы мне не влетело за то, что я вчера гулял ночью. - Да, мам? - еле-как уравняв своё сердцебиение, быстро спросил я, якобы спеша в школу. Куда-куда, а туда я не хочу точно. - Я вчера слышала, как ты выходил из дома. Не объяснишь? - мама оторвалась от собирания сумки на работу и взглянула на меня взглядом, который я никогда не любил. Знаете, когда человек знает ответ, но хочет этот ответ добиться от тебя.. Нет, никого мне это не напоминает, бросьте. - Нет, я был в комнате. Может, ветер? Или тебе показалось? - я не успел прослушать полноценную нотацию мамы, как услышал сигнал школьного автобуса, оповещающего, что сейчас начинается то, чего я так избегал последние четыре-пять дней. Не попрощавшись, как всегда, с семьёй, я выбежал на улицу, по пути поправляя рюкзак, и быстро забежал в автобус, сразу же оглядывая его. Я уже говорил, как сильно ненавижу всё, что связано со школой? Одноклассники, уроки, домашнее задание, но в этот же список аккуратно вписывается школьный автобус. Мне кажется, что это первый круг ада, который я прохожу каждый день. И это как первый раунд, первый бой меня с социальной жизнью. Так вот, в гонг уже пробили. - Эй, длинный! - естественно Фред окликает меня, никого другого, а я даже ещё не успел занять место. Но, как назло, места остались только сзади автобуса, где, как раз, сидит вся компания недолюдей, обделённых в детстве то ли любовью, то ли мозгами. Ничего не отвечая, ясно и понятно, почему, я сажусь на сидения в предпоследнем ряду, а спиной чувствую, как на меня устремлены все насмешливые взгляды, сидящих сзади... людей, ладно. - Ты чо, оглох или я тебе последние мозги вышиб? - уже в грубой форме, а будто у него бывает вежливая, зовёт меня Фред и я просто вынужден немного повернуть голову. - Что? - я, в отличие от Фреда, говорю спокойным голосом, ибо уже привык к такому отношению к себе. Ну, сложно не привыкнуть за два года. - Ни «что», а «да-да, я Вас слушаю, Мистер Миддлс» - вот это шутка! Космическая, просто. Но все в автобусе её мигом заценили и поддержали заливистый, некрасивый и просто убогий смех Фреда, который, при всё том, ударил меня по затылку, из-за чего я немного отшатнулся вперёд. Ну, не дебил ли? - Повторяй! - он опять орёт мне в ухо, плюясь при этом вдобавок. - Не буду, - еле слышно пробормотал я, ни капли не жалея. Хотя, знаю, что теперь мне точно не жить, но до такого уровня я опускаться не намерен. Не сегодня, извольте. - Что ты сказал? - о, а вот голос подала любимая шестёрка Фреда - Джо, который вечно и поддакивалка Фреда, и подстилка, и хер знает, чем там они ещё могут вместе заниматься. - Я сказал, не буду, - говорю уже более громким голосом, и в это время автобус останавливается, а я вылетаю из него, будто это то, что мне было нужно - просто выйти из этого гадкого места. Но сразу же зайти в другое. Я молился всем Богам, чтобы Фред и его компания не побежали за мной, и они этого не сделали, на моё спасение и удивление. Я в курсе, что после такой выходки меня в покое они сегодня не оставят. Да я вообще не знаю, каким местом я думал, когда говорил это? Наверное, тем же, коим и Фред думает на уроках химии. И слава Богу, что сейчас у меня история, а она в совершенно другом крыле от Фреда. Терпеть не могу историю. Она настолько скучная, что тот, кто делает её первым в расписании, явно не думает о тех, кто не высыпается или у кого вообще хронический недосып. В общем, на истории я делал всё, что угодно, но не слушал учителя. Как и, в принципе, на всех уроках. Не сказать, что я глупый, но и умным меня не назовёшь. Я никогда не тянулся к знаниям, но как-то получалось, что знания сами тянулись ко мне, и я получал, да и получаю сейчас, только положительные оценки. Меня ни разу никто не ругал, да и хвалить не за что. Я что-то среднее между двоечником и отличником, и это странно. Потому что с моим-то стремлением к знаниям, с моими-то домашними работами, которые я просто-напросто не делаю или списываю, меня бы уже давно могли выгнать за множество неудов в годовых оценках, но пока я как-то спасаюсь. Если у тех, кто занимается в школьных секциях, есть привилегии, то у меня их, к сожалению, нет, так что, не знаю, как меня ещё не выперли из школы. Больше, чем первые три урока, я терпеть не могу обед. Я никогда не ем в нашей столовой, да я вообще мало ем даже вне школы. И факт того, что все со своими друзьями идут занимать столики, а я один, неприкаянный, стою возле шкафчика и складываю учебники, меня вообще не волнует. Я бы уже сейчас свалил домой, если бы не три урока впереди. Я и так не ахти ученик, так что, надо бы хоть не прогуливать. Я решил, что нет ничего лучше, чем выйти во двор и посидеть под деревом где-то в тени, потому что март какай-то совсем июнь. В принципе, мне ничего не помешало, так как все самые голодные люди обитают у нас в школе и сейчас если кто-то из них не в столовой, то в ближайшей кафешке или наоборот. На крыльце школы нет никого, кроме некоторых парней, которые курят где-то поодаль центральных дверей. Нет, чтоб найти место поукромнее. Ещё вещь, которую я ненавижу - неожиданные встречи. Терпеть не могу. - Ну, привет ещё раз, белобрысый, - насмешливый тон Фреда я узнаю даже тогда, когда стою спиной к нему, - сильно скучал или не очень? - я медленно поворачиваюсь и натыкаюсь на совершенно разъярённый взгляд. Помимо Фреда, передо мной стоит ещё человек шесть, и все смотрят на меня, пытаясь напугать. Не надо, я и так напуган. И смысла нет бежать, потому что меня уже хватают за шкирку и тащат за угол школы. Это их излюбленное место. Сколько бы ты ни кричал, ни звал на помощь или ни ныл от дикой боли, тебя всё равно никто не услышит, а кабинет директора находится совершенно в противоположной стороне школы. Так что, как только мы заходим за угол школы, всем сразу становится понятно, что мне кранты. И я вижу, что собралась большая половина школы, предпочтя свой обед и свободное время мне - мальчику, которого сейчас снова изобьют. Отлично. Толпа так кричит и скандирует, что я даже не слышу вопросы Фреда, который придавливает меня руками к стене, свирепствуя и негодуя от того, что я совершенно ничего не слышу и не отвечаю, соответственно. Но я чувствую удар в живот. - Извиняйся! - Фред кричит так громко, что мои перепонки бьют мне же по мозгам. А ещё эти идиоты-люди, которые стоят и не помогают, а снимают всё на камеры. И у меня нет сил даже слова произнести, потому что после одного удара, следуют ещё два, смачных таких, от которых я сразу падаю навзничь, но Фред не собирается просто так оставить меня подыхать, ему надо добить свою жертву. Поэтому, он поднимает меня за шиворот толстовки и снова прижимает к стене, ударяя пару раз по лицу, а у меня уже всё плывёт в глазах. Я не вижу даже парней, которые стоят за Фредом, не решаясь подойти. Я не вижу самого Фреда, а только его очертания. Но как же хорошо я чувствую всю ту боль, что сейчас приносит мне раз за разом Фред, ударяя меня и руками, и ногами, и об стену. Я лишь чувствую боль, слёзы в глазах и металлический вкус крови во рту. И я падаю, но меня уже никто не удерживает. Я слышу отдалённые голоса, которые тихо хихикают и говорят, что-то типа «давай, Фредди, добей его». Прекрасно понимаю, что сейчас будет заключительная сцена спектакля, когда он тупо бьёт меня, лежащего на асфальте, ногой в живот, но лицо он оставляет не тронутым. Он вообще редко бьёт по лицу. Наверное, не хочет, чтобы все видели моё физиономию в неблагоприятном виде, ведь сразу обвинят его. И я слышу, как он отходит. Я начинаю кашлять кровью. Сразу же осознаю, что все разбегаются, даже не пытаясь мне помочь. Да и не нужна мне их помощь! Ещё не так избивали, справимся, да. Я всегда включаю оптимиста тогда, когда валяюсь на асфальте возле школы. Но нужно точно подниматься, хотя бы сесть. И мне, с горем пополам, удаётся сделать это. Я пытаюсь дышать хотя бы ртом, потому что нос сломан, но мои лёгкие отказываются это делать, вместо того посылая мне кашель. И я нахожу лучшее в том, что меня снова избили - меня не тронут ещё неделю. Да, это единственное человечное, что есть во Фреде. Он всегда даёт мне неделю реабилитации, а потом всё опять по новой, если не хуже. Но мне откровенно плевать, я уже так привык к этому, что сейчас слёзы текут не от обиды, а от дикой боли в животе. А ещё эти палящие лучи солнца явно не помогает мне справится с болью. Я встаю на свои две, держась одной рукой за живот, а второй придерживаясь за стенку, чтобы сравнительно нормально передвигаться. Поднимая свой рюкзак, который валяется в стороне и по которому явно прошёлся Фред. Перекидываю его через плечо и иду. Не в первой идти домой побитым, но всё же как-то перебираю ногами. Людей на улице почти нет, ибо разгар рабочего дня. Это, с одной стороны, мне на руку, потому что никто не будет окидывать тебя презрительным взглядом или, того хуже, взглядом сожаления. Конечно, путь до дома не близкий, но я всё-таки иду и мне плевать на боль, я стараюсь просто о ней не думать. Думать о чём-то хорошем. Например, о новом клипе моей любимой группы. Да, клип был шикарен, да и песня отличная. А ещё можно подумать о том, что я скоро приду домой. Ведь осталось совсем немного, даже если я прошёл только половину пути. О чём ещё подумать? Может, что я скоро свалю из этой дебильной школы и заживу совершенно другой жизнью, не вспоминая старые времена. Можно подумать об... Эштоне, как пример. Ну, то есть, он есть немного в моих мыслях и о нём невозможно не думать, ведь он спас мне жизнь и всё такое. Он занимает место в моей голове только по этому поводу, да. В общем-то, я бы не обратил на него внимание в обычном месте, да... Но тут, он же жизнь мне спас, вот я и думаю о нём. Каждый день. Каждый час. Каждый... Ладно, прекратим этот самообман и просто пошагаем до дома в тишине в голове. И спустя пятнадцать минут, я уже стою на пороге своего дома, доставая ключи из рюкзака. Ещё одно хорошее заявление - дома никого. И как всегда, никто не увидит мои синяки, а тем особенным, что будут на половину руки, я придумаю охиренные отмазки, как это делал всегда. Захожу домой и кидаю рюкзак куда-то в сторону. Поднимаюсь наверх и снимаю всю одежду, сразу же бросая её к грязным вещам. Одеваю другие джинсы и футболку, уже направляясь на кухню за аптечкой. Я до сих пор не понимаю, чем же заслужил такого отношения. Почему ко мне не относятся так, как ко всем? Ну, или хотя бы равнодушно? Почему нужно втаптывать меня в грязь каждый день. Я просто не понимаю этого. Возможно, им от этого легче, им так проще, ведь они не думают о моих чувствах. Мне кажется, что когда-нибудь я и сам не буду думать о своих чувствах, ведь я уже на полпути к этому. Мне просто стало на всё глубоко наплевать и я так привык быть отбросом общества, что мне уже всё равно на каждый новый день. Я не стремлюсь сделать его лучше, я стремлюсь сделать этот день менее болезненным. Я и так стараюсь не выделятся, но мой рост, мой цвет волос, мой стиль - да я будто создан для выделения из серой массы, чёрт возьми. И как же обидно, что нет ни одного человека, который поможет мне почувствовать себя нужным. Никого. Абсолютно. Звонок в дверь не входил в мои планы сейчас, но он прозвучал и мне не послышалось. Слава Богу, я уверен, что это никто из домашних, потому что тогда бы мне не поздоровилось. Отец бы опять начал причитать, мать бы наорала, что выгляжу, как боксёрская груша и опять нарвался на плохую компанию. Но лучше бы я увидел домашних, чем того, кого я увидел. Когда я открыл дверь, передо мной мной стоял весёлый Эштон, который улыбался во все тридцать два зуба, но как только он увидел мою физиономию, его улыбка сразу же пропала. - Воу, что с тобой? - отличное приветствие, Эштон. Надо будет взять на заметку. - И тебе привет, Э.., - но я даже не успел сказать всё, что хотел, как Эштон затолкнул меня в мой же дом. - Да к чёрту приветствия! Кто тебя так? - спросил он, разглядывая моё лицо и открытую часть тела так близко, а мне было не по себе от того, что Эштон видит меня вот таким вот. - Я.. упал, - профессиональная ложь. - Да уж, запутался в своих длиннющих ногах и споткнулся на ровном месте, - спокойным, не осуждающим голосом сказал Эштон. И он не стал расспрашивать, что да как, за что я ему благодарен, наверное. Парень всё-таки оторвавшись от созерцания меня, - ладно. Говори, где аптечка? - Эштон, я сам... - Единственное, что ты можешь сделать сам - это облиться йодом, пока будешь обрабатывать раны. И мне ничего не оставалось, как провести Эштона на кухню. Эштон вёл себя в моём доме и на моей кухне так, будто он тут хозяин или мы с ним знакомы лет десять: усадил меня на стул, сам достал аптечку, уселся передо мной, быстренько смочил ватку в перекиси и поднёс её к моему лицу, мягко надавливая на места, где были царапины. Но мне нравилось это. Почти незнакомый мне человек заботится обо мне, в моём доме и мне это, чёрт возьми, нравится. Эта приятная забота, смешивающаяся с неприятным запахом лекарства, мне так безумно нравилась. - Ай, больно! - я даже не заметил, как Эштон уже начал обрабатывать мне крупные раны йодом, поэтому жжение на коже стало для меня неожиданностью. - Прости, неженка, больше не буду, - мило проворковал он и подул на место, где было неприятное щипание. Сказать, что у меня в животе всё перевернулось - ничего не сказать. Я смотрел на Эштона, как завороженный. Я никогда так не смотрел на парня. Да я вообще не смотрел на парней! Боже, только не сейчас эти мысли по поводу ориентации. Мне просто нравится Эштон, как друг, который теперь помогает мне, обрабатывая раны и нежно дуя там, где прикасается ваткой, смоченной в йоде. Да. Ничего большего. Эштон кладёт ватку в сторону и берёт длинный эластичный бинт, а затем перематывает мне левую руку, на которую упал и где теперь красуется огромная рана. И снова он делает это с заботой и нежностью, изредка смотря на меня, проверяя, не больно ли мне, но я ничего не чувствую, кроме ублюдских бабочек в животе, которые просто трепещут там. Когда Эштон заканчивает всё, он сам всё складывает в аптечку и сам убирает её наверх, приподнимаясь на носочки, потому что он явно ниже меня и не дотягивается до верха. Я смотрю на всё это с такой умилённостью, но Эштону всё-таки удаётся поставить злосчастную аптечку наверх и он поворачивается ко мне, оттягиваю рукава своей толстовки, пряча в ней длинные руки и большие ладони. - Я вообще пришёл, чтобы позвать тебя прогуляться, - говорит он непривычно застенчиво. - Но я ведь в это время в школе, так чт... - Да, я знаю, знаю. Но я бы ждал тебя на крыльце, - уже более уверенно и с усмешкой говорит Эштон, и я улыбаюсь, как идиот, потому что это круто. Круто, что он хоть и в шутку, но сказал, что ждал бы меня на крыльце моего дома. Стоп! Только не эти мысли. Я поднялся со стула, со всё ещё идиотской улыбкой на лице. Быстро сбегав наверх за кофтой, я спустился к Эштону, который уже ждал меня возле двери, разглядывая холл дома. - Ну, пошли? - спрашивает он, а у меня дежавю, ведь я снова иду за ним, закрывая дверь на ключ.***
Итак, надеюсь, я никого не разочаровала, кроме себя. И да, важная информация - ребятки, если вы не будете оставлять мне отзывы // критику, то я прекращу выкладывать главы так часто [на мой взгляд, раз в три-четыре дня - это часто]. Я вас не прошу писать простыни на три Word'вских страницы или не прошу от вас чего-то многого и неземного, но мне просто интересно, что каждый думает по поводу сюжета, по поводу героев. Это не просто прихоть в хороших отзывах, я хочу совершенствовать свою работу и ваша, какая бы то не было, критика будет мне помогать :)