Память

— Знаешь, иногда мне кажется, что не бывает мира без нас. — Ого! Ничего себе у тебя самооценка! — Нет, ты не понял! Если мы есть — то существует и мир вокруг, а вот если нас нет — то и мир для нас не существует.

Давид не появлялся несколько дней, и Матье начал откровенно скучать по нему. Попытка разобраться в собственных чувствах привела только к тому, что он окончательно запутался: его влекло к Давиду, тянуло так, что невозможно было оставаться спокойным. Но в то же время он прекрасно помнил, как его отец реагировал на геев, и не хотел ещё хоть раз на себе прочувствовать тяжелую отцовскую ладонь. Правда, было что-то... Что-то, связанное с отцом, что царапало память, но никак не хотело становиться полноценным воспоминанием. Матье ждал Давида, желая уточнить, что это такое, но тот, как назло, выбрал именно это время, чтобы наконец-то полноценно обидеться и не приходить. Когда через несколько дней дверь в палату тихо скрипнула, впуская посетителя, Матье от неожиданности даже вздрогнул. — Ну наконец-то! Где ты столько... — он замолчал, понимая, что на сей раз пришел не Давид. — Привет, — посетитель улыбнулся смущенно и слегка замялся на пороге. — Я Себ. Ты меня, кажется, не помнишь, да? Давид просил пока походить к тебе вместо него, порепетировать. Я тоже играю в мюзикле. Ну, мы с Давидом по одну сторону баррикад, а с тобой — по разные. Я — Робеспьер. — Давид попросил, значит, — Матье разочарованно отвел взгляд. — Ну давай, порепетируем. С какой сцены? — Общие песни для шоукейзов. Свой текст ты уже хорошо знаешь. — Тоже Давид сказал? — Конечно, — Себ улыбнулся. — Ты кажешься расстроенным. Что-то случилось? — Кроме того, что я уже почти два месяца валяюсь в больнице, кое-как вспоминаю собственную жизнь, и меня кинул человек, который клялся мне в любви и обещал, что никогда не оставит? Нет, что ты, ничего кроме! — язвительности в голосе Матье позавидовал бы даже Дов, если бы услышал этот монолог. — Вот скажи мне, Ажюс, он все-таки обиделся на меня? — Он... — Себ улыбнулся, собираясь ответить, но замер. — Подожди. Ты откуда мою фамилию знаешь? Ты же... Ты вспомнил, да? Ты точно вспомнил! Матье, это же прекрасно! — Да что тут прекрасного! — Матье раздраженно закатил глаза. — Все равно дыры остались. Врач сказал, что это скоро пройдет, но только я... Боюсь, что все время буду понимать, что есть что-то, чего я не помню. Вот например, что случилось с моим отцом? Мы с ним поругались? Он меня выгнал из дома и запретил на милю приближаться к Греноблю? — Он умер. — Когда? — Не так давно... Я ещё жил у вас после расставания с Родом, искал квартиру. Однажды вечером тебе позвонила мать и сказала, что твоего отца сбил грузовой фургон. На похороны просила не приезжать, дабы «не осквернять его светлую память своим присутствием». Ну, ты и напился тогда с Давидом, а через пару месяцев приехал Карл и сказал, что после похорон твоя мать продала все имущество и уехала в неизвестном направлении. Ты подозревал, что в Париж, но на связь с тобой она так и не вышла, и ты тоже её не искал. — Вот оно что... — Грустно, конечно, но на вас с Давидом тогда ещё его развод навалился, и ты больше за него переживал, чем за родителей. Слушай, давай все-таки немного порепетируем, а? Мне для себя, я из наших только с Давидом сейчас общаюсь. Ну, и с тобой, но ты в больнице уже почти два месяца, и я вас обоих не вижу. А Род в студии торчит сутками, там какой-то крупный заказ. Ко второму сезону забуду все к чертям собачьим, и Дов меня убьет. Хотя нет, первым меня попытается убить Жулиано: я Хаку, кажется, забыл, — Себ тяжело вздохнул и вопросительно посмотрел на Матье. — Да без проблем! С чего начнем? Хаку, прости, танцевать не могу, могу только смотреть и советовать: мениск ещё не полностью восстановился. — Ладно, тогда смотри и исправляй! Несколько часов упорных тренировок — и Себ уже вполне сносно танцевал Хаку, а Матье не мог больше смеяться. — Ладно, в общем, спасибо за помощь! Я завтра примерно в это же время приду, хорошо? — Ты? — Матье горько усмехнулся. — Приходи, конечно. Вдвоем веселее, а то я тут за последние пару дней в одиночестве думал, что взвою. Но ничего, мало осталось! — О, так тебя уже выписывают? Когда? — Послезавтра. Только... Не говори, ладно? — Давиду? Не скажу, — Себ заговорщически улыбнулся. — Сюрприз хочешь сделать? — Да на черта ему мои сюрпризы, а? Я, кажется, довел его до того, что он меня ненавидит. — Ты чего? — Себ удивленно поднял взгляд. — Он... А, ты это из-за того, что не он пришел? Он простыл. Валяется дома с температурой, осложнение схватил, дурень. Представляешь, больной, с температурой под сорок, поперся сам в магазин и аптеку. Нет бы мне позвонить! Упрямый такой... Говорит: «Ты и так с Родом только помирился, куда я влезать буду, дергать тебя? Тебе сейчас все равно не до меня». Наивный! Вот и доходился с температурой по улице... Говорит, что хотел день-два дома отлежаться и опять к тебе, но температура не падала, и он только через три дня мне позвонил. Попросил сходить к тебе вместо него. Ты бы слышал, как Род на него орал по телефону! Заставил вызвать врача и сам поехал к нему этого самого врача ждать. Волновался... Ажюс улыбнулся так тепло и нежно, что Матье пришлось стиснуть зубы, чтобы не завыть: о нем самом так мог говорить, пожалуй, только Давид, но тот, кажется, сам нуждался сейчас в уходе, а он, Матье, застрял здесь и ещё лелеял свою обиду. И ведь даже не позвонил, не спросил, что случилось, почему он не приходит! Черт! Сам виноват, кругом сам виноват. Если Давид теперь не захочет его видеть — Матье поймет, правда. Вот только привыкнет к боли в сердце — и поймет. — В общем, я пошел. До завтра! — Себ вышел из палаты, а Матье задумчиво посмотрел на телефон. Звонить? И что сказать? «Прости, я был дурак, что сомневался в тебе?» Или же: «Давид, я все вспомнил, но каких-то кусков пока не хватает... Но тебя я помню, тебя я люблю, так что у нас все хорошо, да?» Матье вздохнул и покачал головой. Нет уж, как там сказал Себ? Сюрприз? Вот сюрприз и будет. Адрес бы только вспомнить... На следующий день Себ пришел подозрительно сонный, но Матье предпочел не акцентировать на этом внимание. Но когда Себ в восьмой раз подряд запутался в танце, молчать стало просто невозможно. — Да что с тобой? Сонный такой... Что, Род вернулся пораньше и вы решили компенсировать все то время, что были не вместе? — Нет... Давиду ночью врача вызывали. Ты... Не волнуйся, ладно? Завтра тебя выпишут, ты за ним присмотришь. У него опять температура поднялась, еле сбили. Врач говорит, что это потому, что организм не борется, не видит смысла или как-то так. В общем, поехал я к нему, а ты выписывайся завтра пораньше, хорошо? За тобой Род заедет часов в двенадцать и отвезет домой. Матье только кивнул, понимая, почему организм Давида не видит смысла в борьбе за собственную жизнь. Надо было вчера позвонить. Придумал бы что-нибудь! Телефон чуть подрагивал в руках, номер Матье набрал автоматически, не задумываясь. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Матье тупо смотрел на трубку, понимая, что это если не конец, то что-то очень на него похожее. — Только продержись до утра, слышишь? Просто продержись до утра. Я приеду, я попробую заслужить твое прощение, я постараюсь снова стать достойным тебя. Главное, продержись до утра, — прошептал он в пустоту и устало закрыл глаза. Осталось самому как-то дожить до завтрашнего дня...