По заслугам

Каюта однозначно принадлежала самому Рейту, поэтому Эгин не решился лезть куда-то без спросу, хотя внутреннее убранство выглядело богато, а настенные шкафчики и новейшая компьютерная система многообещающе. Приказав себе быть паинькой, он сначала отправился в сан-отсек, оснащенный неожиданной роскошью — настоящим водным душем. Собственно, после этого Эгин был потерян для человечества на полчаса — он наслаждался, бессовестно истратив едва ли не весь лимит воды. Чистая кожа, кажется, даже начала поскрипывать, так настойчиво он ее драил, избавляя от многодневной грязи, да и волосы приобрели естественный цвет вместо невразумительного бурого. Одежда отправилась на цикл очистки, хотя по-хорошему ее стоило выбросить и забыть. Искать что-то, чтобы переодеться было чревато гневом хозяина каюты, а ходить голышом — как-то неуютно, тем более, что скоро обязательно нагрянет Грэм, у которого на его изрядно похудевшее тело есть определенные виды. Эгин непозволительно расслабился, он и сам это осознавал, но тело предавало, наконец почувствовав комфорт и мягкую кровать поблизости. Еще хотелось есть, но не критично, желудок еще помнил питательный паек из глайдера, а вот усталость навалилась с утроенной силой. Сначала Эгин развлекал себя тем, что пытался представить реакцию Грэма, когда они увидятся. Воображение предлагало кардинально противоположные варианты — пират то набрасывался на него с порога с кулаками, то униженно просил прощения, пальцами пытаясь ухватить край покрывала, в которое Эгин замотался, когда начал понемногу мерзнуть. Устав сидеть, он прилег на кровать, свернувшись клубком. Расслаблено следил глазами за линиями узора на покрывале, который начал как-то подозрительно расплываться, а затем ожил и медленно куда-то пополз. В этот момент рациональная часть мозга возопила, что он сейчас бессовестно засыпает, но сопротивляться не было ни сил ни желания. Во сне Грэм оказался у него за спиной, так близко, что Эгин чувствовал его тепло и дыхание, ерошившее волосы на затылке. От странного ощущения по коже бежали мурашки — он чувствовал себя защищенным от всего мира, но одновременно опасался самого защитника. Эгин осознавал, что все эти передряги и несчастья его изменили. Полгода-год назад он сошел бы с ума от ужаса, встретив трехметровую ящерицу, наверняка не преодолел бы километры пепельной пустыни и вообще от всех этих лишений отправился бы в мир иной. Сколько Эгин себя помнил, он предпочитал избегать трудностей. Завидовал тем, кто мог противостоять большинству, но сам никогда не решился бы выйти из тени. А вдруг он не прав? Вдруг выставит себя идиотом перед всеми? Зачем рисковать? Еще он терпеть не мог везучих засранцев, которые родились в богатых семьях. Иногда ничтожные, куда хуже него самого, они ничем не заслужили тех благ, которыми были окружены с рождения. Если бы он родился в такой семье, то использовал бы это по максимуму, вместо того, чтобы прожигать родительские деньги, он бы столько мог сделать для себя и близких… Может, даже жертвовал бы деньги нуждающимся… Хотя нет, вряд ли. Собственную семью он предпочитал не вспоминать — они не дали ему ничего хорошего, кроме жизни. Не очень-то и ценный подарок. По крайней мере, в детстве большинство времени ему казалось, что лучше вообще не рождаться, чем всю жизнь гнить в выгребной яме. Собственно, то, что деньги проще получить незаконным путем, он понял тоже в детстве. Сначала подворовывал, затем подрос и неожиданно для себя самого превратился в милейшего белокурого юношу, чем было грех не воспользоваться. Люди почему-то всегда видят только внешность и о внутренних качествах судят по ней же. Непростительная глупость для мира, где каждый против всех. Эгин всегда ценил и уважал людей умных, а потому ни за что из содеянного совесть его не мучила — его приманки были слишком примитивны, на такое могли повестись только идиоты. Коих, впрочем, всегда было много. Грэм был умным. Он подначивал, насмехался, смотрел пренебрежительно, и Эгин отказывался сдаваться. Отказывался соответствовать ярлыкам, которые на него вешали. Грэм взирал на него свысока, так, как он сам смотрел на идиотов, которых обводил вокруг пальца, и это было чертовски унизительно. Это бесило. А бешенство всегда гасило в нем не только страх, но и рациональный разум, заменяя его упрямством. Наверное, благодаря ему он еще жив. Ну, и еще для того, чтобы доказать Грэму, что тот нихрена не разбирается в людях. Присутствие постороннего Эгин почувствовал за миг до того, как чья-то рука осторожно коснулась его щеки. Прикосновение вышло совсем коротким — Эгин открыл глаза и резко сел, уставился на Грэма, вольготно устроившегося на краю кровати. Тот уже знакомым жестом потер пальцы, запоминая ощущение и уставился в ответ, но не на лицо, а ниже. В этот момент Эгин сообразил, что покрывало, соскользнувшее от резкого движения, не прикрывает практически ничего. Остро захотелось закутаться в него по уши, а лучше влезть в скафандр, уровня А-3, не ниже, чтоб уж наверняка. Но он даже не пошевелился. Пауза затягивалась. Эгин успел рассмотреть и так прекрасно знакомое лицо до мелочей, отметив, что здоровый синячище на всю скулу явно лишает Грэма большей части обычно излучаемого им превосходства. Интересно, где это ему так прилетело? Наконец, насмотревшись, пират устало выдохнул и откинулся на подушку, принимая полулежащее положение. Потер переносицу и спросил, пожалуй, даже с некой долей восхищения: -Ну, и как тебе это удается? Эгин даже растерялся. Почему-то ему казалось, что пират будет буйствовать и обвинять его во всех грехах. Он нервно пожал плечами и таки укутался в покрывало, решив, что глупо сидеть голым рядом с полностью одетым мужчиной. Спросил, преисполнившись подозрительности: — Удается что? — Переворачивать все с ног на голову. Выживать. Выглядеть так, будто ты все это время провел на курорте, наслаждаясь жизнью, — последнее Грэм хрипло выдохнул ему в ухо, неожиданно придвинувшись ближе. Эгин застыл. — Отличный курорт, рекомендую, — практически прошипел он, безуспешно пытаясь отодрать чужую ладонь, опустившуюся на бедро. — Но откормить тебя не помешает. Совсем тощий, — пират пару раз сжал пальцы, издевательски усмехнулся и таки отодвинулся. А у Эгина от этой усмешки кулаки сжались, а тело напряглось, как будто готовясь к драке: — С такой заботой, знаешь, недолго и сдохнуть, так что спасибо, я как-нибудь сам. Спасатель. — Он хотел задеть. Ударить так, чтобытот почувствовал, наконец. И попал. Грэм нахмурился, губы его неуверенно дрогнули, явно не имея достойного ответа. Эгин, почувствовав слабину, решил додавить: -Ты думал, я буду сидеть и ждать, когда ты явишься меня спасать, великий герой? Знаешь, это очень красиво — сначала утопить в дерьме, а затем пытаться оттуда вытащить. Благородный пират, да? С принципами? Ну и иди … — договорить он не успел. Грэм набросился по-звериному ловко, подмял под себя, несмотря на сопротивление, и зажал ладонью рот. Зашептал на ухо, горячо и сердито: — Что ж ты ядовитый-то такой, сука. Нихрена бы ты без меня не выжил. Думаешь, браслеты случайно заклинило? Я твою, блядь, задницу пожалел. Думаешь, здесь я тебя бросил, чтобы к брату на корабль попасть? Он случайно все узнал и прилетел. А я вместо того, чтобы убраться отсюда, потащился тебя искать. Достал, как же ты меня достал! Эгин забрыкался, желая высказаться, но отпускать его так просто не собирались. Они были настолько заняты друг другом, что даже не заметили, как дверь в каюту распахнулась. — Ну и какого хрена? Ты ж говорил на пару минут зайдешь, — Рейт скрестил руки на груди, прожигая брата недобрым взглядом. Тому пришлось отпустить пленника и слезть с кровати. — Да ничего я с ним не делаю. Говорили мы просто, — Грэм потер синяк на скуле и поморщился. — Удобно, наверное, говорить с зажатым ртом. Но мне вообще-то похрен. Разбирайтесь сами. Ты, — пират махнул рукой в сторону Эгина, который счел за лучшее убраться подальше от кровати, — гость на моем корабле. Можешь пару раз врезать этому ублюдку, ему будет полезно. — Сам ты ублюдок. Такой же, как и я. — Грэм поправил рубашку, и перевел взгляд на брата, — и следующий раз я врежу в ответ. Эгин беззвучно хмыкнул, поняв, кто наградил засранца таким украшением. Он вообще заметил, что отношения между братьями явно ухудшились. — Будешь вести себя, как придурок, получишь еще. — Рейт задумчиво оглядел Эгина, кутающегося в покрывало, и насмешливо добавил: — Меня подставил, сам чуть не сдох, а теперь выебываешься. Решите уже, кто кого трахает и успокойтесь. И вон нахрен из моей каюты. Словно опровергая мысли Эгина, Грэм подошел к Рейту и дружески пихнул его кулаком в плечо. Тот фыркнул, но в ответ хлопнул брата по спине. Кажется, несмотря на ругань, конфликт был исчерпан. Когда Грэм повернулся к Эгину, кривоватая, но искренняя улыбка с его лица исчезла. — Пошли, — бросил он равнодушно, словно не зажимал на кровати десять минут назад и не шипел на ухо, как гадюка. Эгин молча направился к двери. Выбора у него особенно не было. Да и фраза про заклинившие браслеты не давала покоя. Серьезно? Грэм такой добряк, такой альтруист, просто так спасал ему жизнь? Такое вообще бывает? Пират размашисто шагал впереди, так, что Эгину приходилось ускоряться, поэтому он едва успел затормозить, когда тот внезапно остановился посреди коридора. Ожидать можно было всего, чего угодно, но Грэм, как обычно, удивил. Он развернулся с решительным видом, без обычной унизительной насмешки и сказал: — Признаю, я был неправ. Сегодня. — Последнее слово он выделил, явно намекая, что раньше-то он был прав! Эгин уже набрал воздуха в грудь, чтобы выдать какое-нибудь едкое замечание в ответ, но сдулся, внезапно поняв, что это может быть последний шанс наладить отношения. Хоть как-нибудь. Поэтому пришлось прикусить язык и мучительно подбирать слова. — Я… Благодарен, что ты меня не бросил. Спасибо. — Почему-то говорить было неловко, хотя в кои-то веки это была правда. — Значит, забыли? — Грэм смотрел спокойно и внимательно, словно его действительно интересовал ответ. Словно Эгин вообще его интересовал. — Забыли. — Ответ дался ему нелегко. Эгин знал, что его раскусят, если солжет. Но весь фокус был в том, что ему действительно не хотелось воевать с Грэмом, хоть тот и причинил немало боли. Хорошее тоже было, а Эгин к такому не привык, а потому запоминал гораздо лучше, чем попытки растоптать и унизить. — Забыли. — Он тряхнул головой, словно избавляясь от навязчивых мыслей, и пожал протянутую ладонь. — Мир.