Двенадцать месяцев

Ноябрь и начало декабря пролетели в одно мгновение. Осенняя прохлада сменилась препаршивой погодой, а снег никак не мог определиться — укрыть ему замок белоснежной шалью или нет. Пока же снег придерживался такого мнения: немного выпасть, а на следующий день растаять, оставляя мерзкую слякоть и сырость. В продуваемых всеми ветрами коридорах замка было ничуть не лучше, а домовики работали не покладая рук в попытке обеспечить каждого обитателя школы грелкой на ночь. Но ученики всё равно мёрзли, не согреваемые даже работающими каминами. Весь ноябрь Драко и Гермиона дежурили у кровати Гарри, всё такого же безжизненного и светящегося. Впрочем, он как-то неуловимо изменился, но Гермиона не могла объяснить, как именно. Пожалуй, только профессор Снейп мог бы сказать, что теперь Мальчик-Который-Больное-Место уже не такая точная копия своего отца. Гермиона никогда не видела миссис Поттер вживую, но даже её фотографии хватало, чтобы увидеть в нынешнем Гарри черты его матери. Что-то было в Лили Поттер особенное, неуловимое, в глаза не бросающееся, но определённо заметное, если кто-то вдруг приобретал эту особенность. Это как… если бы всю жизнь слепой человек впервые увидел солнце: он пока не знает, что это, но понимает, что оно прекрасно. Прекрасным Гарри не стал (во всяком случае, не для Гермионы и уж точно не для Драко), но в его облике сквозил свет солнца. Это было бы настоящим чудом, если бы не обстоятельства, при которых Гарри стал таким. Северус Снейп сходил с ума и, кажется, разочаровался в себе как в зельеваре. Драко как-то раз побывал у крёстного, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы отобрать у того бутылку Огневиски из рук и ещё десяток из бара, замаскированного под тумбочку. Самым худшим было то, что лаборатория Северуса была девственно чиста: он оставил надежду создать противоядие. Драко потом с возмущением рассказывал Гермионе, что «этот пьяница (на самом деле Драко выразился покрепче, заслужив возмущённый взгляд Гермионы) спасать их Золотого Мальчика не намерен, и что вся надежда теперь только на них двоих». Вот только лучше Северуса Снейпа в Зельеварении никого нет, и если уж он не смог, то значит, и не существует такого противоядия, способного помочь Поттеру. Этого Драко, конечно, не стал произносить вслух при Грейнджер, а то ещё разревётся. Все попытки незаметно проследить за Роном или выяснить хоть что-то терпели полное фиаско. Этот парень был нашпигован чарами под завязку. Среди них было любопытное антишпионское, громко сигнализировавшее, когда в радиусе поля зрения находился кто-то незаметный или невидимый. Не спасали ни дезиллюминационные чары, ни позаимствованная у Гарри мантия-невидимка, ни банальные прятки за углами и доспехами. Конечно, эти чары здорово осложняли жизнь самому Рону, то и дело кошмарно завывая на весь коридор, когда за поворотом проходил тот или иной ученик или профессор. Гермиона не понимала, зачем было накладывать столь громкую сигнализацию, когда есть бесшумный вариант этого заклинания, на что Драко предположил, что этот дикий вой заставит несостоявшегося шпиона улепётывать далеко и надолго. Впрочем, от Рона шарахались и обычные обитатели Хогвартса, даже бывалая миссис Норрис громко мяукала и подскакивала на добрый метр, а после пары подобных случаев стала обходить Рона стороной. Пытаясь подловить его на нарушении школьных правил, Филч заработал инфаркт и слёг в Мунго на месяц, и даже Хагрид потом весь вечер вытаскивал из себя иголки и два дня заикался, когда за неделю до Рожества нёс первую из двенадцати елей в Большой Зал. Ель была традиционно исполинской, Хагрида было абсолютно не видно за ней, и чары сработали буквально в паре метров от него. О том, кто орал громче, — перепуганный Хагрид, вцепившийся в дерево как в последнее спасение, не менее напуганный Рон или его «сигнализация» — спорили до самых каникул. Видимо, после этого случая, кто бы ни наложил чары на Рона, он их или снял, или сделал бесшумными, и Драко с Гермионой могли попытать счастья в слежке ещё раз, хотя бы оставшуюся до каникул неделю, но произошло такое, что заставило их забыть и о Роне, и даже о Гарри. *** Весь декабрь преподаватели нещадно гоняли учеников по всем дисциплинам. Ни один профессор не забывал постоянно напоминать четверокурсникам, что СОВ на пятом курсе уже не за горами, и что эти экзамены станут переломным периодом в жизни каждого ученика, определив их дальнейшую судьбу. И даже Турнир Трёх Волшебников не гасил пыл профессоров, только сильнее распаляемых мероприятием. Ученики же даже не думали становиться собраннее, лишь отмахиваясь от бесконечных контрольных и домашних заданий. Кажется, только один человек среди расслабленных студентов придавал происходящему школьному безумию даже больше, по мнению Драко, значения, чем было необходимо. Гермиона Грейнджер штудировала материал, проглатывала знания из книг, одна за другой, всегда вовремя сдавала домашние задания, лучше всех отвечала на контрольных и уроках… В общем, она вела себя, как обычно, но всё равно переживала, что знает слишком мало. Драко мог бы подумать, что она совсем забыла о своём друге, если бы не её регулярные посещения Больничного Крыла. — Ты составил список книг, которые мы будем просматривать на каникулах? Ты говорил, что ваша библиотека такая огромная, что нужное можно искать годами, если не знать, в какой книге оно… — Грейнджер завела старую пластинку по пути на общий урок Трансфигурации. Специально ли было составлено расписание так, что у слизеринцев и гриффиндорцев почти все уроки проходили вместе, или нет, но сейчас это играло ребятам на руку: они сблизились настолько, чтобы, по крайней мере, не плеваться друг в друга ядом при каждом удобном случае. Конечно, Драко был бы не Малфой, если бы упускал случаи поддразнить подругу, но и она в долгу не оставалась, это стало своеобразной игрой. Да, спустя почти три месяца их тесного общения, Драко с уверенностью мог назвать их друзьями. Это было странно, ведь ещё в сентябре он бы рассмеялся в лицо любому, кто предположил бы подобную чушь. — Сто раз уже сказал, что составил, — лениво отозвался Драко, перебив Гермиону. Он вообще не понимал, как она умудряется отдавать столько сил и времени учёбе и находить их еще и на расследование. — Значит, надо дополнить его. Ты же не помнишь названия всех книг в библиотеке! — Драко озабоченно глянул на Грейнджер: кажется, она переусердствовала с учёбой, раз растеряла всю логику. — Так как я его дополню, если не помню, что там есть, а чего нет? Вот на месте и разберёмся… Видимо, Гермиона слишком отвлеклась на диалог, потому что в следующую секунду врезалась в спешащую в противоположную сторону Пэнси Паркинсон. — Смотри куда идёшь, корова! — разъярённо прошипела Пэнси, как-то с сожалением посматривая в пустой контейнер, содержимое которого оказалось на одежде, руках и лице Гермионы, от такого внезапного столкновения упавшей на пол. — У самой глаз нет, что ли? — огрызнулся Драко, протягивая Гермионе руку, но та не спешила её принимать. Внезапно Грейнджер всхлипнула и прижала к лицу руки, которые мгновенно начали покрываться огромными волдырями. То же происходило и с видимыми из-под ладоней участками лица. Гермиона содрогалась, видимо от боли, всем телом, но рыданий было не слышно. — Что было в банке?! Отвечай! — Драко схватил Пэнси за форменную блузку так крепко, что та затрещала по швам. — Отпусти меня, — Паркинсон вырвалась из хватки с таким презрением на лице, на которое были способны только аристократы. — Твоя подружка сама виновата, смотреть надо было по сторонам, особенно, когда навстречу идёт человек с гноем бубонтюбера. Между прочим, профессор Спраут дала мне его для курсовой на каникулы, как я попрошу у неё новую порцию? Ты вообще знаешь, сколько стоит один миллилитр гноя?! — Закрывать банки надо, если для тебя это важно! — рыкнул Драко, но потом до него дошёл смысл сказанного. — ЧТО это было?! — с ужасом Драко уставился на совсем скорчившуюся Гермиону. Он попытался отнять её руки от лица, но она ни в какую не поддавалась. Тогда Драко поставил Гермиону на ноги, стараясь не касаться измазанных гноем участков одежды, и тихо сказал ей: — Эй, всё будет хорошо. Пошли, Помфри тебе поможет, — Драко приобнял Грейнджер за плечи и повёл в сторону Больничного Крыла, кивнув Креббу и Гойлу, чтобы те предупредили МакГонагалл о случившемся. Напоследок он бросил на Паркинсон испепеляющий взгляд, намекая, что разговор не окончен. Только стоило им завернуть за угол, как Гермиона тяжело задышала и отчаянно зарыдала. Драко понял, что она попросту не хотела показывать свою боль при всех, особенно при Пэнси. Сильная девочка… Драко не знал, насколько сильно горят ожоги от гноя бубонтюбера, но догадывался, что не слышь Гермиону никто, она бы закричала еще в коридоре. Покрепче обняв и всячески успокаивая Гермиону, с трудом переставляющую ноги и толком не видящую, куда они идут, Драко мысленно молил Мерлина, чтоб они поскорее добрались до Больничного Крыла. Грейнджер прижимала обожжённые руки к лицу: наверное, его просто нестерпимо жгло. Проходя очередной коридор, Драко думал, насколько предумышленной была ситуация. Ведь это его вина: кому, как не Малфою знать, как слизеринцы хитры и коварны в мести. А он даже не обратил внимания, не подумал, что Паркинсон захочет отомстить Гермионе. Как же, с помолвкой полная неизвестность, а вероятную соперницу устранить надо. Одного Пэнси не учла: Малфои никогда не примут магглорождённую волшебницу в свою семью. Но вся логика и разум исчезают, когда просыпается ревность. Драко не заботило, ревность ли подтолкнула Паркинсон нанести такую травму другому человеку или что-то иное, но он мысленно пообещал себе и Грейнджер, что эта стерва поплатится за свои действия. Помфри ничего объяснять не пришлось: она с первого взгляда поняла, что навредило Гермионе. Она захлопотала вокруг Грейнджер, уложив её на кровать и ринувшись в подсобку за зельями. Первым делом Гермиона получила порции обезболивающего и успокоительного зелий, а затем Помфри попыталась отнять от лица руки Грейнджер, которые Драко не видел, чтобы она хоть раз отпустила за всю дорогу до Крыла. — Дорогая, мне надо посмотреть, насколько сильно обожжено твоё лицо, — ласково произнесла Помфри, но Гермиона лишь нечленораздельно замычала и замотала головой. — Не выйдет, я уже пробовал, — равнодушие Драко лишь скрывало его злость и волнение. Поппи Помфри кинула на Драко такой взгляд, как будто тумбочка решила научить колдомедика медицине. Правда, выгонять его из Больничного Крыла тоже никто не спешил, поэтому Драко мялся с ноги на ногу, наблюдая за действиями мадам Помфри. — Я не смогу тебе помочь, девочка, пока ты не покажешь лицо, — продолжала настаивать эта непреклонная в своей строгости женщина. И Гермиона нерешительно сдалась. Стоило ей только раздвинуть руки, как мадам Помфри громко вскрикнула и прикрыла рукой рот. Мгновением позже Драко увидел, что так шокировало Помфри, и сам потерял дар речи. В ушах у него появился какой-то странный шум, заглушающий внешние звуки, а в глазах потемнело. Всё лицо Гермионы было покрыто красными ожогами с волдырями, но не это так напугало мадам Помфри. То, что Драко принял за слёзы Грейнджер, оказалось её растворёнными гноем бубонтюбера глазами. И теперь не они, а пустые глазницы Гермионы смотрели в потолок. *** Драко был вне себя от гнева. Наверное, он бы просто пошёл и убил эту суку Паркинсон, наплевав на все законы и большую вероятность того, что отец не сможет его вытащить из такой очевидной переделки, потому как Паркинсоны тоже имели вес в магическом обществе. Честно сказать, Драко вообще не задумывался о последствиях своего возможного поступка, что было ему несвойственно. Он не привык полагаться на одни лишь эмоции, но сейчас он был готов рвать волосы на голове. Не на своей — родная шевелюра была ещё дорога. Но прекрасные локоны Пэнси пострадают… Пострадали бы, будь Драко девчонкой. Но Малфои мстят тоньше. А ещё они угрожают, и это не пустые слова. Драко собирался отбросить все традиции и правила Благороднейшего Дома Малфоев, если бы Помфри сказала, что зрение Гермионы возврату не подлежит. И он был готов воздавать почести магической медицине за то, что та умеет отращивать некоторые утерянные органы. Даже годы ожидания, прежде чем глаза Гермионы вырастут снова, не пугали Драко. К счастью, требовалась лишь пара месяцев, и к ещё большему счастью, у Драко была железная причина навещать Гермиону в Больничном Крыле, ведь наблюдения за Мальчиком-Который-В-Печёнках никто не отменял. Впрочем, до Поттера Драко никогда особого дела не было. Жаль только, что поездка в Малфой-мэнор откладывалась на неопределённый срок. Но сожалеть о будущем не было времени, пора сосредоточиться на нынешней мести. Кто-то — Гермиона, например — счёл бы месть разрушающим личность действием, недостойным любого уважающего себя человека. Но Драко давно было нечего терять — с детства ему прививали мысль, что враг не должен оставаться безнаказанным. И когда другие дети ещё копались в песочнице, Драко учили строить восхитительные планы по достижению собственных целей. Самое главное правило по созданию любого плана гласило, что максимальное количество условий, при которых план считается выполнимым, равно трём. Это означало, что никакой план не должен быть слишком сложным, но в то же время обязан быть достаточно изощрённым. А ещё это значило, что за всю свою недолгую жизнь Драко не раз успел нарушить это правило. И провал операции с Уизли лишь подтверждал его. Но с Паркинсон он не имеет права на ошибку. *** Северус Снейп в своей лаборатории с искренним удивлением поднял бровь, уставившись на плоды трудов своих. Лечебное зелье для выращивания органов — «родственник» Костероста — выглядело совсем не так, как полагалось приличному зелью. Это Северус знал абсолютно точно. Оно не должно было свёртываться и намертво прикипать к стенкам котла. Не должно было вонять, как стадо горных троллей, не мывшихся с год. Впрочем, тролли и так не моются… Или моются? Этот философский вопрос занял голову гениальнейшего зельевара Северуса Снейпа на добрых пять минут, за которые тот, покачиваясь и едва не падая, успел выхлестать из бутылки остатки Огневиски. Разум несмело предположил, что стоило попытаться сварить зелье ещё раз, чётко следуя своим же записанным инструкциям, а также убрать алкоголь подальше и выпить Антипохмельное зелье. Депрессия Северуса, из-за которой уважаемые люди превращаются в пьяниц, послала разум куда подальше и заставила полезть в нижний ящик тумбочки за очередной бутылкой. Неужели наивный Драко полагал, что его крёстный настолько идиот, чтобы хранить всю заначку в одном месте? Впрочем, Северус ещё не был настолько пьян, чтобы совсем махнуть рукой на свои прямые обязанности в Хогвартсе как зельевара. Может, предложение разума в чём-то было логичным, и зелье для пострадавшей девочки стоило сварить ещё раз. Будь Северус сейчас чуть более вменяем, он бы задумался о причинах слепоты своей ученицы, наказал Пэнси Паркинсон со всей строгостью декана Слизерина (и не надо громких слов про его предвзятость к слизеринцам: баллы профессор Снейп со своих учеников, может, и не снимал, но змейки никогда не уходили от сурового наказания), а ещё он задумался бы о том, что неумолимо превращается в алкоголика. Но идея топить в Огневиски свою раскрывшуюся некомпетентность в том, что Северус считал основой своей жизни, была такой привлекательной. Поэтому Северус Снейп решил попытать счастья с зельем ещё раз, надеясь, что в этот раз удача будет на его стороне. Конечно, он понимал, что удача к Зельеварению никакого отношения не имеет, и если ты вдрызг пьян, то спасти тебя могут только доведённые за годы практики до автоматизма действия. И по завершении второй попытки Северус с радостью обнаружил, что ещё на что-то годится. Чуть не расцеловав котёл, он, обжигаясь, налил зелье во флакон из термоустойчивого стекла и зигзагообразно отправился в сторону Больничного Крыла с той скоростью, которая позволяла не терять достоинство преподавателя и Ужаса Подземелий. Поппи очень ругалась, когда Северус разбудил её грохотом больничной койки, в которую он врезался с порога, не рассчитав траекторию движения. Шум же от других коек, ширм и прочих неразнообразных предметов мебели Больничного Крыла перебудили, наверное, весь Хогвартс. Казалось, Северус старался не пропускать ни единый объект, встреченный на своём пути. — Северус! Что за срочное дело привело тебя ко мне в четыре часа утра, что ты не мог подождать хотя бы до восьми? — раздражённо зашипела Поппи. — Четыре утра? Надо же… — Северус посмотрел на наручные часы и даже потряс их для убедительности, но они продолжали показывать ровно четыре утра, как и сказала мадам Помфри. — Мерлин мой, да ты пьян! Сейчас я дам тебе антипохмельного зелья, и если ты сам не выпьешь, то я силком в тебя его волью! Я слышала, что ты расстроен неудачами с противоядием для мистера Поттера, но знаешь, Северус, гробить свой организм — не выход! В конце концов, ты никогда не переживал за Гарри, как и за любого другого ученика… — Поппи положила руку на плечо Северусу в утешающем жесте. — Ты не понимаешь! Какой же я зельевар после этого? — в голосе Снейпа сквозила вселенская горечь. — Я очень надеюсь, что достаточно хороший, чтоб приготовить зелье для мисс Грейнджер. И если ты разбудил полшколы не потому, что принёс зелье, то одним антипохмельным ты не отделаешься, — шипение Поппи было достойно любого змееуста. — Уйди, женщина, я не боюсь пустых ург… угр… угроз, — Северус хотел вложить во фразу своё коронное презрение, но заплетающийся язык разрушил всю атмосферу. — Вот твоё зелье, а я, пожалуй, прилягу… — и Северус повалился, в чём был, на ближайшую койку и мгновенно отключился. Мадам Помфри недовольно поцокала языком, но исправлять ситуацию не стала. Сам виноват: раз улёгся на больничную постель, значит, будет пациентом. В подсобном помещении Поппи взяла контрзелье для снотворного, с которым спала Гермиона, ещё одну порцию обезболивающего для неё, А также ударную дозу антипохмельного и детоксицирующего зелий для Северуса. Последнее выводило токсины самым что ни на есть естественным путём, и Поппи злорадствовала, что сумеет отомстить за все снейповские подколки. *** Рита Скитер была перспективным репортёром, чьи статьи читала вся магическая Британия. Но целью Риты был весь мир. Когда-нибудь она будет писать сенсационные статьи для газет и журналов, освещающих международные события. Учитывая, её стремительный карьерный рост, так и до редактора «Пророка» недалеко. А недоброжелатели и критики всегда найдутся — когда ты освещаешь один взгляд на вещи, всегда будут те, у кого иной взгляд. Пусть критикуют, пусть ругают — главное, чтоб говорили. И для известности вовсе недостаточно писать скучную правду. К сожалению, в мире редко случаются по-настоящему интересные события, поэтому работа журналиста и состоит в том, чтоб раскрыть малозначимые моменты так, чтоб о них заговорили все. Кто-то не интересуется квиддичем? Он будет обсуждать его на каждом углу, если Рита Скитер напишет статью про финал Чемпионата Мира, а особое внимание уделит звезде сборной Болгарии Виктору Краму и его несчастному детству. Которое, наверное, было не очень-то и несчастным, но настоящий профессионал может так легко воззвать к людской жалости и эффективно использовать ее. Конечно, вероятная ранимость жертвы Прытко Пишущего Пера мало волновала Риту, но реальность говорила, что большинство знаменитостей давно привыкли считать журналистов чем-то вроде надоедливых букашек. Была ли тому причиной общеизвестная репутация Риты как скандальной журналистки, отчего не стоило верить каждому её слову, или нечто иное, но до сих пор статьи Риты Скитер никому не доставляли серьёзных проблем. Золотой Мальчик, спаситель мира, Гарри Поттер оказался не самой доступной целью, и именно этим сильнее привлекал к себе Риту и её Прытко Пишущее Перо. Точнее, до сих пор от Риты Гарри Поттера всяческими силами ограждал Дамблдор. Поэтому в свете официального мероприятия, Турнира Трёх Волшебников, Рита потирала руки. Никто не сможет отстранить журналиста от интервью с чемпионами! А лежащий в коме один из участников Турнира добавлял ситуации особой пикантности. Конечно, можно было составить статью на основе уже имеющихся данных, но Рита никогда не пренебрегала возможностью увидеть всё своими глазами. Впрочем, она понимала, что больного мальчика ей вряд ли кто позволит увидеть, но когда это её останавливало? А теперь она собиралась убить двух зайцев сразу, ведь, имея столь малую анимагическую форму, собирать сенсации легче лёгкого, и ей, конечно, уже было известно о происшествии с Гермионой Грейнджер. А также о её сомнительных отношениях с Драко Малфоем, наследником богатого и влиятельного чистокровного рода. О последнем говорила вся школа, и только полный идиот не написал бы об этом статью. Рита всех своих коллег-журналистов считала идиотами, поэтому молчание газет было делом предсказуемым. Что ж, опять ей, значит, исправлять неведение людей. В Больничном Крыле Риту Скитер ждал сюрприз. Трудно было сказать, приятный или нет… Азарт журналиста не мог упустить возможность добавить к уже известным пациентам и Северуса Снейпа, мозг Риты уже генерировал заголовки вроде «Мастер Зелий: жертва собственной невнимательности», «Профессор Зельеварения пострадал во время собственных экспериментов. Стоит ли изучать столь опасную науку детям?» или «Плохой пример ученикам: Профессор Снейп страдает алкоголизмом». Но в то же время Рита никогда не выбирала в свои жертвы по-настоящему опасных людей, с которыми связываться себе дороже. Поэтому в Пророке до сих пор не появлялось грязных новостей про Малфоев, Паркинсонов, Гринграссов и прочих «важных чистокровных шишек». Северус Снейп был из их шайки, а значит, риск оказаться однажды раздавленной — в прямом или переносном смысле — был велик. Поэтому, с сожалением выбросив идею великолепной статьи на помойку, блестящий синий жук перелетел на изголовье кровати Гарри Поттера, откуда открывался замечательный вид как на самого Золотого Мальчика, так и на Гермиону Грейнджер. Жук в предвкушении потёр передние лапки: Гарри весь светился солнечным светом, а на глазах Гермионы была повязка. Интересно, что под ней? И проснётся ли девчонка, если маленький жук попытается залезть под повязку? Девочка спала крепко, вероятно, под снотворным зельем. Повязка лежала на лице плотно, и Рита порадовалась, что насекомые умеют сжиматься телом, чтоб пролезть в очень узкие щели. Около носа пространство под повязкой было достаточно большим, и жук легко туда пробрался. А в следующую секунду Рита Скитер чуть не свалилась в пропасть. Она давно привыкла в анимагической форме воспринимать объекты большими, но ей понадобилось несколько секунд на осознание того, что пропасть – это пустая глазница. В шоке Рита пребывала недолго, всё-таки, она за свою карьеру видала вещи и похуже. Безглазая ученица могла превратиться в сенсацию погромче мальчика, который по-настоящему стал золотым. Адреналин от увиденного так и бурлил в крови Риты. Впрочем, Рита не собиралась упускать ни одной новости и сейчас думала, объединить ли всё в одну статью или написать две. Необходимый материал был собран, и Рита, довольная, полетела к выходу из Больничного Крыла. Но не следовало ей терять бдительность. Когда ты настолько мала, как небольшой жук, то многие вещи мира кажутся чрезмерно большими. Так и вошедший в помещение человек был для жука, словно дом для человека, выросший в одночасье из-под земли. Ньютоновская механика не предполагает резкого поворота при большой скорости, ведь существует инерция. Как ведьма, выросшая в не ведающем маггловских наук магическом обществе, Рита не знала подобных законов и слов, но физике было на это плевать. Поэтому синий жук, на полной скорости врезался прямо в лицо внезапному человеку. Это на время дезориентировало и оглушило Риту, и этих мгновений хватило, чтобы человек схватил и раздавил в кулаке насекомое. И Рита даже не успела пожалеть, что так и не напишет статью. *** У Драко Малфоя всегда была хорошая реакция — недаром его взяли ловцом в сборную Слизерина по квиддичу. Конечно, скоростные мётлы для всей команды, купленные отцом, тоже сыграли свою роль, но никакие мётлы не помогли бы полной бездарности. И Драко иногда бесило, что их быстрые Нимбусы-2001 уже ничто по сравнению с новой Молнией Поттера. Может, его кома — слишком жестокое наказание за то, что он всегда лучше других, но, во всяком случае, где-то есть справедливость. Драко брезгливо стряхнул останки какого-то насекомого, выбравшего его лицо в качестве посадочной площадки, а потом для профилактики вытер руку носовым платком, искренне надеясь, что насекомое было не ядовитое. Навестить Гермиону стоило ещё вчера, сразу после происшествия, но остатки дня ушли на воплощение плана отмщения. И теперь, когда дело было сделано, он мог себе позволить зайти в Больничное Крыло. Впрочем, Грейнджер крепко спала: Помфри сказала, что первое время глаза растут очень болезненно, а пить обезболивающее в больших дозах вредно для организма. Поэтому Драко отчасти обрадовался, что подруга не знает о его присутствии: он с ужасом представлял себе, как бы оправдывался перед Гермионой, что пришёл навестить вовсе не её, а Поттера. То есть, не навестить, а наблюдать за ним, конечно. А Гермиона просто рядом лежит, вот и заодно… То есть, нет… То есть, лежит, конечно, но Драко просто… Уф, она бы смертельно обиделась. Драко прошёл мимо Поттера, бросив на светящегося чудика лишь мимолётный взгляд — сейчас он не стал бы за ним наблюдать даже под какой-нибудь изощрённой угрозой Северуса. Кстати о Северусе… Драко с удивлением уставился на неподвижное тело, прямо в одежде возлежавшее на одной из коек. А он-то что тут делает?! Но подумать о возможных болячках крёстного Драко не успел: Северус со стоном пошевелился, перевернулся на спину и сел, чуть снова не завалившись обратно. Некоторое время он пытался сфокусировать взгляд, аккуратно придерживая голову обеими руками, и, в конце концов, заметил Драко, со скептицизмом наблюдавшего за ним. — О, Драко. Кого навестить торопишься? Уж точно не своего крёстного, да? — Я не навещаю тех, кто попадает на больничную койку по своей дурости. Я же отобрал у тебя всё Огневиски! Где ты надрался? — сразу вник в суть Драко. — Надо было не только в тумбочке искать, — съязвил Северус и тут же понял, что сдал себя. — Спасибо, в следующий раз так и сделаю, — улыбнулся сладкой улыбочкой Драко. — Помфри-то, наверное, всю дурь из тебя вытрясла. И как это тебя к ней по доброй воле занесло? — Зелье для твоей ненаглядной приносил, — буркнул крёстный. — Ты не понимаешь! Она дала мне УТКУ! — внезапно с какой-то детской обидой в голосе выкрикнул Северус. На лице Драко отобразилось полное непонимание, но, догадываясь, что утка не крякает, он заглянул под кровать и заржал в голос. — Страшная женщина! Я всю ночь выводил токсины! Устал, будто самолично это делал! Уснул под утро… — никак не мог угомониться Северус. А Драко уже сполз на пол, чуть не зацепив ногой злополучную утку. — Довольно! Я покидаю этот дом пыток, — крёстный остервенело пытался избавиться от утки и встать с кровати. Наконец, ему это удалось, и он со злостью одёрнул мантию, направившись к выходу из негостеприимного места. — Даже на Поттера нашего золотого не глянешь? Ты не видел его с тех пор, как он начал светиться. Даже не интересно? — слегка ехидно полюбопытствовал Драко. — Не интересно, — проворчал Северус¸ но всё же повернул в сторону поттеровской кровати. Коматозный Поттер, кажется, засиял ярче при приближении крёстного. А Северус как-то недоверчиво его разглядывал, а потом выдал то, что Драко меньше всего от него ожидал услышать: — Лили?!