Записки карандашом

Одна против всех. Кто же из вас прав? Не понять. - Она виновна,- уверенный голос, как всегда. – Это не случайное убийство, и не самооборона. - Она защищала свою дочь, - глаза цвета небесного хрусталя. Она смотрит прямо, с упреком. – Будь на ее месте я, ты бы так же решала? – ребром вопрос. - Ты бы не была на ее месте, - попытка избежать ответа. - И все же, Галь, ответь мне, также бы поступила? - шаг вперед, от холода в голосе мурашки по спине. – Значит да, - с печальной ухмылкой. - Мы должны защищать закон, а не нарушать его, - чувствуя, что с каждым словом проваливаешься все ниже. В серую бездну, а руки никто не протянет. – Мы должны защищать правду. - Правду? - переспросит он. Жесткий голос, кулаком по столу. – Какую правду? Скажите нам, товарищ полковник, в чем ваша, правда? В том, чтоб отправить пятилетнюю девочку в детдом? Навсегда лишив ее нормального будущего? Навеки предписать статус «дочь убийцы»? В этом ваша правда, товарищ полковник? Или быть может она в том, чтобы отправить в тюрьму девушку, которая спасала своего ребенка? - Она расчетливо убила человека, - глухо, хрипло, нужно сдержаться. – Она могла обратиться в полицию, попросить помощи, но вместо этого просто подсыпала крысиный яд! - голос все же срывается. - А разве она не обращалась? - голос чуть неуверенней. Девушка не решается смотреть в упор глаза. – Вы ведь сами знаете, как работает полиция. Нет тела, нет дела, - усмехнувшись, она все же поднимает взгляд. Красивая, с такой внешностью моделью бы быть. – Что вы молчите? - А что мне сказать? - устало отводя взгляд. - Вы все поддерживаете преступницу. Я просто не знаю. Уже ничего не знаю. - Отпустим ее, Галь, - просьба, простая дружеская. Странно, но Сергей, похоже, самый человечный из нас. – Мы ведь можем просто уничтожить улику. Она ведь всего одна. - Я не пойду на это, - свои слова, приговор самой же. - Да какой смысл просить ее, - майор качает головой. - Неужели вы еще не поняли, что этого человека ничем не переубедить? Она же у нас поклонница закона! До последнего всхрипа будет за справедливость и правду. И плевать, что эта правда никому не нужна! Робот, запрограммированный, без чувств и эмоций! Мертвая! - Галь, как ты можешь быть такой бессердечной? - блеск слез в глазах. – Подумай о ребенке. Девочке всего пять лет! Хотя, зачем я тебе это говорю? - со вздохом. – Ты ведь не знаешь, что значить быть матерью! И никогда не знала. Кажется, именно поэтому ты с такой легкостью отправляешь детей в детдома, а их матерей в тюрьмы! Мстишь им за то, чего нет у тебя? За семью? За материнское счастье? - Не говори глупости, Валь, - а в душе странный холод. - А знаешь, что хуже всего? - она смотрит чуть вопросительно. – То, что если мы сейчас уничтожим эту улику, ты просто сдашь нас всех. В их глазах упрек, холод, раздражение, ярость. А сил почти не осталось. Они молча покинут переговорную. Слабость в ногах, обессиленный выдох, спрятав лицо в ладонях. Просто больно. Просто все ж живая. За минутами минуты, взяв себя в руки, привычные дела, бумаги, отчеты. Нужны экспертизы. Накинув на плечи халат, словно ничего не было. - Что там с уликами? - привычно положив руку на плечо парнишки. - Вот отчет, - сухо, официально. - Вань, а ты что скажешь? - в голосе против воли звучит мольба. - Все в отчете, - не оборачиваясь. Опустив голову, схватить папку и быстрым шагом к выходу. Ком в горле, и воздух странно горький. - А, может, зря мы с ней так? - проводив взглядом, обернуться к коллеге. - Может и зря, - скинет перчатки. – Все равно она нам… - Не чужая, - договорит вместо нее. – Ладно, давай лучше работать. - Валь, - в морге прохладно. Где же подруга, или уже больше не друзья. - Вот отчет, - снова сухой и официальный тон. Не поднимая глаз. – Там все, - перебив еще не озвученный вопрос. - Спасибо, - не заметив, как халат скользнул с плеч. Боль где-то в области груди. Неужели есть все-таки сердце? Майоры покидают буфет, едва заметив тебя. В молчании. Новая рана, новый удар. Бросив папки на диван, где-то в шкафчике капли. Сердечные… Докатилась, усмехнувшись. Горький, противный вкус, от которого немеет язык. А запах приторно сладкий, противно, не легче. Значит все же не сердце. Странно. Вечер наступит неожиданно, дело раскрыто, отчеты написаны. Только вот чужие, теперь. Привычный гул в буфете, но больше не с ними. Единственное решение, ровным почерком буквы ложатся на белый лист. Короткий звонок. Вот и все. Хотя нет. Медленным шагом к буфету. Умолкают, заметив тебя. Без слов берешь кружку, наливаешь кофе, опускаешься на диван. В стороне. Для чего? Просто, наверно, почувствовать присутствие. В последний раз. Просто, чтобы запомнить. Больно, сглотнув ненужные слезы, а кофе почему-то кажется соленым. - Мне уйти? - посмотрев на них. Нужно лишь их решение. Молчание как знак согласия. Сполоснув чашку, оставить ее у края раковины. – Удачи, счастливо оставаться. Долго не засиживайтесь, - привычная забота. Уйти не обернувшись. Продолжение разговора в буфете, но уже не так уверенно, как-то пусто. - Ребят, - девушка с широко распахнутыми глазами вбегает к коллегам. - Оксан, ты чего? - майор бросает на нее тревожный взгляд. - Галина Николаевна, она ушла, - хрипло. - Мы знаем, ты же сама с нами была, - удивленно. - Вы не поняли, - качает головой. – Она навсегда ушла. На столе рапорт, оружие и удостоверение. - Как? - вскочив, запоздало кинувшись в знакомый, опустевший кабинет. Дрожащими пальцами набрав знакомый номер. - Номер, который вы набираете, не существует, - механический голос становится приговором. Навсегда.