Записки карандашом

- Ну, сколько еще? - взгляд на часы. Двадцать восемь минут двадцать две секунды, секундомер на большом экране. Так хочется скорее увидеть, обнять, заглянуть в до боли знакомые серо-голубые глаза. В которых теплота и мягкость, сила и легкая грусть. Хочется коснуться теплых рук. Слишком темно стало без нее, слишком долго улыбка не освещала эту комнату. Двадцать шесть минут сорок две секунды. Как же долго идут секунды, сердито ругать часы. Хотя они и не причем, в душе ожидание. Соскучились, безумно соскучились, ведь прощалась на месяц, а их прошло целых шесть. Полгода без нее, без солнца ФЭС. А тучи тяжелые сегодня, серые. Осторожный вздох, вперед назад по переговорной. Двадцать две минуты тринадцать секунд. У каждого в мыслях предстоящая встреча. Сколько нужно рассказать. А она, будет слушать улыбаться, кивать и соглашаться. Только вот почему-то, кажется, что она не слышит, не запоминает. Просто вглядывается в черты лица каждого, и так легко и тепло становится внутри. Кто-то считает ее строгой, жесткой, железной, но не они. Для них она совсем другая. Добрая и ласковая словно мать, и пусть бывают непонимания, бывают споры. Только каждый может быть уверен, она не предаст. Все поймет и все простит. Двадцать минут три секунды. Почему вдруг ожидание сменяется тревогой? Почему каждый сцепляет руки в замок, вновь и вновь глядя на небо. Почему странная тоска касается сердца? Ведь уже не долго, совсем не долго. Отчего же так странно больно, тревожные взгляды встречаются друг с другом. Тихий шепот, тихая молитва кого-то. Почему? Сигнал телефона Круглова. Резко неожиданно. - Сообщение от Гали, - одними губами. - Читайте, - дрожа. - Я вас люблю,- отрывистым шепотом. – Берегите себя, - страх сковывает душу. – Простите за все, - безнадежность в сердце. – Я не вернусь, - ударом, осколками и кинжалом в сердце каждого. – Прощайте, - словно взрыв канонад. – Ваша Рогозина. Тишина. Невыносимая, медленно вытягивающая жизнь, удушающая. Полустон, полухрип. Знакомый номер дрожащими пальцами. Абонент недоступен. - Где ее телефон! - крик оглушает. - Отключился здесь,- безжизненно. Звонок телефона, рассыпает капли яда. - Вертолет упал. Выживших нет, - усталый голос генерала пронзает тишину переговорной. Минута в молчание, без движений, без звуков. Глаза в глаза, слезы хрустальными каплями на пол. - Нет! - упав на пол, разбивая костяшки. - Нет! - согнувшись, словно от физической боли. - Нет! - Сметая все с накрытого стола. - Нет! - разбивая бокалы. - Нет! – хриплым эхом по коридорам. Она не могла. Обещала. Как же так? Вернется! Она вернется, это шутка. Злая шутка небес, ее не могли забрать . Она ведь всегда сдерживала свои обещания. Слезы и боль не скрывая друг от друга. На холодном полу крепко прижавшись друг к другу, словно осиротевшие птенцы. Чья мать навеки покинула гнездо. Птенцы, что никогда больше не почувствует тепла родного крыла, не ощутят теплоты. И никто уже не научит летать, никто не поддержит и не поможет. Безнадежно. Больно, кулаками стирая слезы с лица. Это ведь шутка, всего лишь злая шутка. Только в душе осознание, конец. Ничто не вечно в этом мире, даже она. Не успели, не повидались. И лишь насмешкой замершие часы на стене. Двадцать минут восемнадцать секунд...