Мой школьный учитель

Карина       Поговорить он захотел, еще чего! Сейчас начнется: «Я хочу тебе помочь!», «Мне так жаль тебя!», «Почему ты спишь на улице?» и так далее. Знаю я таких, один из них уже хотел мне помочь. В итоге оказался самым обычным педофилом, падким на молоденьких девчонок. Слава богу, что успела свалить после того, как огрела его глобусом. Теперь боюсь ходить на географию, из-за чего по этому предмету у меня самые большие проблемы. Не нужна мне больше ничья помощь, сама справлюсь. Окончу школу, сдам экзамены (благо учусь отлично), поступлю в университет и перееду в общагу. И Даньку с собой заберу. Не знаю, как я буду жить с ним в общежитии, но что-нибудь придумаю.              С такими мыслями я неспешно шагала по опустевшим коридорам школы. Кого-то, как нас, уже отпустили по домам, кто-то до сих пор сидит в душных классах, мечтая поскорее свалить домой, поближе к кондиционерам. Август был не такой жаркий, как только что начавшийся сентябрь. Надеюсь, ночью тоже будет теплее, потому что отец снова с самого утра присосался к бутылке. Думаю, ночевать мы с братом опять будем не дома.              — Эй, Чумная! — крикнул кто-то за моей спиной на весь школьный коридор. Хотя почему кто-то? Яковлев — один из тех парней, которые считают, что из-за денег их родителей они становятся самыми крутыми во всей школе. Он и еще несколько его прихлебателей, среди которых был и мой бывший лучший друг, постоянно привязываются ко мне, считая, что мне не место в их классе и вообще в этой школе. Ну конечно, я же не хожу каждый день в новых шмотках, не сверкаю новеньким «Айфоном», у меня нет личного водителя, который каждый день забирал бы меня из школы, и в саму школу я поступила благодаря своим знаниям, а не с помощью денег богатеньких родителей.              Наша школа — это особенное место. Сюда можно попасть либо благодаря знаниям, либо благодаря деньгам, которые сердобольные мамаши и папаши платят директору, чтобы тот принял их неразумных детей в довольно престижную школу. Лично я попала в нее четыре года назад. Отец тогда еще не пил, училась я довольно неплохо, да и жили мы недалеко от этой школы. Заметив мои успехи, родители решили отдать меня в гимназию, чтобы я не просиживала штаны в средненькой школе. Спустя еще год меня отдали в музыкальную школу, чтобы старое мамино пианино, стоящее у нас дома уже лет пятнадцать, не пылилось просто так. Я всегда была очень активным и талантливым ребенком.              — Чего тебе? — грубо спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.              Яковлев один из самых популярных парней в школе. Я не знаю почему, но все девушки, начиная с седьмого и заканчивая одиннадцатым классом, сохнут по этому наглому, самовлюбленному идиоту. Я понимаю, если бы он был офигенным красавцем, но он же страшный, как моя жизнь! Толстый, рыжий, с безобразными яркими веснушками, усыпавшими все его лицо и шею, маленькими поросячьими глазками и непомерно огромным ртом, как у лягушки. Он всегда одевался по последней моде, но выглядел при этом, как разряженная свинья. Неужели кто-то действительно считает ЭТО красивым? Меня от одного его вида воротит. И это чмо учится со мной в одном классе. Я самый счастливый человек на свете…              — Да нет, ничего, — протянул он своим мерзким голосом, — просто решил узнать как твои дела.              Смирнов и Лунин — пара его закадычных дружков — противно заухмылялись и перекинулись парой сальных взглядов.              — Все было хорошо, пока ты не явил мне свое свиное рыло.              Подхалимы протянули дружное «О-о-о», а сам Свинка внезапно посерьезнел, с неожиданной для его веса прытью подскочил ко мне и схватил меня за грудки с такой силой, что затрещала моя новая клетчатая рубашка, купленная среди прочих вещей на честно заработанные собственным трудом деньги. Этот амбал выше меня на полторы головы, а потому мне пришлось привстать на цыпочки, чтобы он не порвал мне рубаху.              — Ты, Чумная, не зазнавайся! — рыкнул он. — Нас тут трое, ты одна, а в коридоре никого нет, и не предвидится…              — И что ты мне сделаешь? — я нагло посмотрела ему в глаза. Не знаю, что уж он разглядел в единственном открытом ему глазу, лихорадочно сверкающем молодой зеленью, но он слегка стушевался. А я продолжила, чтобы закрепить одну из немногочисленных побед: — Может, ударишь меня? Так давай. Давай, бей, я знаю, тебе это нравится! Наверное, я единственный человек в школе, еще не пострадавший от твоих огромных, жирных ручищ! Но знай, я закричу так громко, что все учителя, сейчас мирно читающие лекции и нотации своим ученикам, выскочат из своих кабинетов и тогда никакие деньги твоего папаши не помогут тебе отмазаться от такого позора! — я не кричала, нет. Я буквально выплевывала слова ему в лицо, чтобы он наконец понял, что я не та жертва, которая будет пресмыкаться и ползать перед ним на коленях. Потому что на самом деле без денег папаши он никто. — Я больше не собираюсь терпеть нападки и издевательства от тебя и твоих дружков!              С каждым моим словом его хватка все слабела, лицо все дальше отдалялось от моего, а в глазах копилось удивление. Лунин и Смирнов стояли прямо по бокам от него и ошарашенно взирали на открывающееся им зрелище.              — Что, не ожидал? Думал, и в этом году будешь поливать меня грязью и равнять с землей? Ну уж нет, дорогой! — несмотря на мои храбрые слова и всю эту браваду, мне было страшно. Я боялась, что вот сейчас он очухается и вдарит мне как следует, он ведь может. Боялась, что после него на меня накинутся и его дружки, а тогда мне точно несдобровать. Боялась, что после этой сцены издевательства станут изощреннее, а насмешки громче. Я испытываю перед ним такой страх, который испытываю перед своим отцом каждый раз, когда вижу его с опустевшей бутылкой в руках. Однажды такой бутылкой он отправил нашу маму в больницу с сотрясением мозга.              Когда он уже ослабил хватку настолько, что можно было без риска для рубашки вырваться и убежать, на весь коридор раздался спокойный, уже знакомый голос:              — Что здесь происходит?              Андрей (ну хоть убейте меня, не могу я называть Андреем Анатольевичем) стоял неподалеку от нас и спокойно взирал на нашу живописную компанию. Не знаю, что он успел себе надумать, но первым не выдержал Яковлев: он аккуратно разжал свои кулачищи и с силой погладил меня по плечам, якобы разглаживая помятую рубашку. После чего он низко наклонился прямо к моему уху и тихо шепнул фразу, от которой по телу пробежала дрожь и затряслись коленки:              — Мы с тобой еще не закончили. — Он отвернулся и быстро зашагал в противоположную от Андрея сторону, жестом подзывая своих дружков, словно шавок.              Стоило ему скрыться за поворотом, как я не выдержала: ноги мои подкосились, а из груди вырвался судорожный всхлип. Зачем я это сделала, а? Лучше бы я как всегда молчала! Подумаешь, издевки! Теперь моя жизнь точно превратится в сущий ад!              Осесть на пол мне не дали чьи-то руки, обхватившие меня за талию. Не соображая, что делаю, я крепко обхватила Андрея (а это был именно он) за шею и глупо разрыдалась, уткнувшись ему куда-то в район острых ключиц. Судорожные всхлипы толчками вырывались из моей груди, я насквозь вымочила рубашку своего нового классного руководителя, а он лишь крепче прижимал меня к себе, изредка шепча глупые утешения. Я смутно помню, как он вел меня обратно в класс. Единственное, что я запомнила — это удивленное лицо нашей математички, не вовремя высунувшейся из своей аудитории и тихий голос Андрея:              — Ничего страшного, не переживайте. Просто случилась небольшая неприятность.              В следующий момент я уже сидела за столом в недавно покинутой лаборантской и судорожно сжимала в руках кружку с горячим чаем. Андрей, бережно усадивший меня на единственный стул в комнате и заваривший мне огромную кружку чая, вышел, но вернулся спустя несколько секунд, неся в руках еще один стул. Для себя. Он сел на противоположную сторону стола, прямо напротив меня, сложил руки в замок и уставился своими невероятными темно-карими, почти черными, глазищами. В этот момент он показался мне безумно красивым: светло-русые волосы, темные, просто бездонные, глаза, слегка смуглая кожа и аккуратные черты лица делали его просто мечтой любой девчонки. Заметив, что я оценивающе его рассматриваю, Андрей чуть улыбнулся, отчего я покраснела и уткнулась в кружку.              Немного придя в себя и допив обжигающий чай, я подняла взгляд на моего спасителя и хрипло прокаркала:              — Спасибо. — От рыданий голос огрубел и стал похож на скрипы старой телеги. — Ты уже второй раз помогаешь мне, а я тебе тогда нагрубила… — Я неловко замолчала, не зная, что еще сказать.              С тяжелым вздохом Андрей поднялся со своего места и направился в мою сторону. Я удивленно взирала на него, не зная, чего ожидать. Подойдя ко мне вплотную, он схватил меня за колени и развернул в свою сторону, после чего медленно присел на корточки у меня в ногах, помяв свой идеально выглаженный костюм, и уставился на меня своими невозможными глазищами. После чего он вновь тяжело вздохнул и потянулся рукой к моему лицу, тихо шепча:              — Что же с тобой происходит?.. — он уже прикоснулся к моему лбу, пытаясь убрать с глаза длинную челку, когда я быстро перехватила его руку за запястье.              — Не нужно, — так же тихо, но твердо прошептала я, глядя ему в глаза. За последний год никто кроме брата и мамы не видел моего левого глаза. И я не очень хочу, чтобы кто-то понял, почему я всегда закрываю его челкой.              Но Андрей все-таки отцепил мою руку от своей и аккуратно заправил челку за левое ухо, оставив ладонь на моей щеке. Сложно описать его реакцию, когда он увидел безобразный шрам, тянущийся от брови до середины щеки. Лишь на секунду в его взгляде промелькнула жалость, которую сменила какая-то твердая решимость. Меж бровей залегла хмурая складочка.              Мне было неудобно из-за того, что кто-то так беспрепятственно осматривает мое лицо, не скрытое ничем. Уже слишком долго я скрываю это уродство. Андрей мягко провел большим пальцем вдоль всего шрама и спросил, явно ожидая честного ответа:              — Кто тебя так?              — Упала, — пробурчала я, пытаясь снова закрыться челкой. Но Андрей не позволил, снова заправив выбившиеся из-за уха пряди.              — Врешь.              — А я говорю, что упала! — сорвалась я.              — А я говорю, что ты врешь, — спокойно парировал он. — Это они тебя так? Те парни, что сегодня так беспардонно «наехали» на тебя в коридоре?              — Нет. Я упала, — упорно твердила я, не желая говорить правду. Я всячески старалась отвести взгляд, чтобы не смотреть в эти невозможные глаза.              Внезапно Андрей крепко обхватил мое лицо обеими ладонями и развернул к себе, не давая отвернуться.              — Да пойми же ты наконец: я действительно хочу тебе помочь! Просто расскажи мне все, и я помогу…