My own private Hollywood

Тэхёна перекрывает на девятый день. Он бездумно переключает каналы – пляшущие девочки, новости, новости, хоккей, пляшущие мальчики, программа о рыбалке, новости – и сковыривает тонкую длинную болячку от ножа на шее. Держит в пальцах крохотный бурый кусочек запекшейся крови, долго на него смотрит и срывается. Чонгука нет дома, и Тэхён не уверен, к лучшему ли. Он наверняка начал бы задавать кучу ненужных вопросов или наоборот – просто налил бы виски и молча, без лишних слов, сел бы работать. Это как отходняк после общего наркоза, когда несколько дней лежишь в кровати, как овощ, не жрешь и не пьешь, только спишь и ни о чем не задумываешься, а потом действие лекарства ослабевает, и это хуже, чем сгорать заживо. Фантомная боль пронизывает до кончиков пальцев, скручивает в тугую пружину, и становится так жутко, что не хочется ни выпить, ни покурить, ни попытаться успокоиться – только вскрыться на месте. Тэхён вспоминает всё до мельчайших деталей: черный капюшон, холодное тонкое лезвие, запах крови и каждый удар; как он летел на бетонные плиты и чужой голос. Тэхён вспоминает всё, падает лицом в диванную подушку и плачет, воет и ревет, как подстреленный дикий зверь, потому что его, блядь, хотят убить, и нет ничего страшнее, чем это. Тот голос совсем не похож на голос Чонгука. Значит, Чонгук здесь ни при чем, и вполне может быть, что он сейчас тоже под прицелом. Тэхён хватается за телефон, открывает журнал вызовов и хочет нажать на последний номер, чтобы позвонить и убедиться, что с Чонгуком все в порядке и он совсем скоро вернется, но останавливается и не звонит. Будет стыдно, если он услышит, что Тэхён плачет, бросит все свои дела и сорвется домой. Тэхён роется в кухонных ящиках, находит пузырёк успокоительного, льет в стакан, не считая капель, разбавляет водой из-под крана и пьет залпом. Потом курит – одну сигарету, вторую, третью – и все плачет, глотает слезы, докуривает четвертую и идет умываться. Не успокаивается, но берет себя в руки. Чонгук может помочь с чем угодно, но со своим страхом Тэхёну нужно справляться самому.

***

- Кстати, хотел спросить, - Чонгук выключает воду, вытирает мокрые руки и достает из кармана брюк полиэтиленовый пакетик с белым порошком. – Это не твое? Тэхён дергается, но не подает вида, только спокойно пожимает плечами. - Нашел сегодня в машине. К слову, за последний месяц в ней никого, кроме меня и тебя, не было. - Тогда мое. - Что это? - Соль, - Тэхён ставит на стол чашку с кофе и криво улыбается. – Амулет против злых духов. - Хуёвый у тебя амулет. Чонгук достает из полки керамический нож, надрезает край пакетика и отворачивается к раковине; Тэхён следит за каждым его движением с непримиримой скорбью во взгляде. - Не расстраивайся. С меня пачка соли – может, подействует, - Чонгук садится за стол, прямо напротив, как обычно. - Это была особенная соль. - Да неужели, - Чонгук щелкает зажигалкой. – Сколько там было? - На четыре дозы. - Сразу? - Сразу. - Откинуться не боялся? - Ну, я планировал, - отвечает Тэхён и отводит взгляд в окно. - Мне не стоило тебя, скажем так, спасать? - Не знаю. У Чонгука внутри что-то с хрустом ломается. Он стискивает зубы и ловит себя на мысли, что было бы, наверное, даже правильно спустить с Тэхёна шкуру, разрезать на части, перемолоть в мелкий фарш и поджарить из него котлеты. И подать к ужину вместе с тем самым горошком, который он пару дней назад прикладывал к тэхёновой раскроенной брови. - Это худшее, что ты сейчас мог сказать. Он открывает ноутбук, заходит на рабочую почту, пересматривает какие-то важные письма, затягивается дымом, что-то печатает, чтобы хотя бы немного отвлечься, а Тэхён смотрит исподлобья и вздрагивает от каждого чужого движения. - Чонгук. - Что? - Ты ведь даже не знаешь, в чем дело, - Тэхён почти шепчет, неуверенно и тихо, и подбирает колени к груди. - Так в чем проблема?! – Чонгук повышает голос, захлопывает крышку и слишком резко отодвигает ноутбук к краю стола. – Ты мог бы уже тысячу раз рассказать, какого хрена происходит, но нет, блядь, ты ходишь и молчишь, а я даже спросить не могу, потому что ты начнешь огрызаться и истерить, разве нет?! Чонгук тяжело сглатывает, закрыв глаза, делает несколько глубоких выдохов и чуть ли не трясется от злости, но продолжает уже спокойнее: - Мало того, что я живу с порнозвездой местного разлива, так ты еще и сдохнуть от передоза хотел, и тебе, как оказалось, ни к черту всё, что я делаю. Это, знаешь ли, немного расстраивает. - Я не могу так больше, Чонгук. - Всё уже не так. Тэхён закуривает почти синхронно с Чонгуком и тупит взгляд куда-то в стол, не осмеливаясь поднять голову – чует, всем собой чует, что Чонгук, в принципе, прав. - Тебе, может, надо с кем-нибудь связаться? – спрашивает Чонгук после длинной натянутой паузы. – Друзья, родственники, девушка, я не знаю… Тэхёну в голову приходит только хозяин квартиры, которую он снимает, но смысл с ним созваниваться, если деньги за аренду он раз в месяц переводит ему на банковскую карту. С доктором Юнги они договариваются о встрече тогда, когда Тэхёну необходимо. Если Тэхён не звонит, значит, он не собирается приходить на сеанс. - Нет, не надо. - Точно? - Мне некому звонить. В его взгляде и голосе нет ничего необычного, но у Чонгука от всего этого почему-то продирает по позвоночнику. Конкретно сейчас он смотрит на Тэхёна, как в свое отражение в зеркале. Он тяжело и долго молчит, забыв про тлеющую сигарету. - Можешь не верить, но я тебя прекрасно понимаю. Тэхён ежится от холодного ветра из приоткрытого окна, трет ладонями замерзшие голые плечи, поднимает глаза и так уж получается, что сталкивается взглядом с Чонгуком. - Не злись, пожалуйста, – Тэхён чувствует странное. Он готов извиниться трижды, ползать у Чонгука в ногах, лишь бы он не сердился так сильно. Они смотрят друг в друга пять бесконечных секунд, и кажется, что во всех измерениях Вселенной замирает беззвучное дыхание времени; оно собирается вокруг стеклянного обеденного стола и ведет обратный отсчет: от пяти до одного. - Я не злюсь. Я немного расстроен. Настолько немного, что хочу размазать тебя по стенке. Но не буду, – чеканно отвечает Чонгук. – Пока не буду.