***
Чонгук спит с Тэхёном несколько ночей подряд и больше не просыпается от криков и плача. Постепенно отпускает спину, перестает болеть голова в течение дня, и Чонгук чувствует себя более бодрым – в общем и целом становится немного легче и приятнее жить. Он встает в 9 утра, пока Тэхён еще спит, идет в душ, готовит себе завтрак и заваривает кофе, укладывает высушенные волосы на косой пробор, одевается, завязывает галстук и вставляет запонки в манжеты. Он просто не знает, что Тэхён умеет отлично притворяться спящим. Тэхён наблюдает за Чонгуком каждое утро в течение последних двух недель, прислушивается к чужим шагам, тихим шорохам открывающихся дверей шкафа, приглушенному стуку чашки кофе, обязательно черного и без сахара, о поверхность стеклянного стола. Он выучил порядок действий Чонгука до мельчайших подробностей; у Чонгука каждому движению – свое место, время, вкус и запах. Тэхён слышит тонкий щелчок зажигалки и наперед знает, что через две секунды Чонгук выдохнет сигаретный дым, а еще через две – сделает глоток кофе. Чонгук по утрам, когда только-только выходит из ванной, похож больше на мальчика-студента лет 22-х максимум – из-за длинной челки на один глаз. Он сонный и совсем немного злой, а потом, после завтрака – спокойный, строгий и сдержанный. Чонгук звякает пряжкой кожаного ремня на отглаженных брюках, застегивает пуговицы на сорочке, надевает очки, поправляет уложенные волосы, брызгает на запястья и затылок Bvlgari Black, которые давно нигде не продаются, смотрит на часы и выходит из дома. Тэхён смотрит на него с кровати и не может оторвать взгляд, запрещая себе допускать мысли о том, что ему попросту нравится, как сидят рубашка и темно-серый пиджак на широких плечах, и что Чонгуку безумно идет этот парфюм. Тэхён уверен, что будь он девочкой – втрескался бы с пол оборота. Не в хорошую машину, комфортабельную квартиру на тридцатом этаже, не в дорогой классический костюм и даже не в запонки, а в то, как этот человек пьет свой двойной эспрессо, курит и работает по ночам, закатав рукава до локтей. В ртутно-серую карандашную пыль на его ладонях, в то, что он даже дома ходит в рубашках, в его уставшие глаза и напряжение в пальцах, когда он ругается с кем-то по телефону. Он улыбается, завернувшись по самые глаза в одеяло, и размышляет о том, что той девушке с фотографий наверняка было очень здорово с тем Чонгуком, четыре с лишним года назад, и что именно она могла бы сейчас лежать в этой постели на месте Тэхёна, считая щелчки дверного замка. Тэхён режет эти мысли на части. Тэхён не знает себя дальше того момента, когда погружается в сон. Чонгук обычно засыпает первым, а Тэхён смотрит на его мощную спину и не шевелится, чтобы не спугнуть чужое дыхание. Чонгук несколько раз дергает рукой, потом вздрагивает всем телом – у него расслабляются мышцы, Тэхён наблюдает и думает, что он прикасается к чему-то сверхсекретному и запретному, но это чувствуется настолько комфортным и правильным, что нет сил отвернуться. Он засыпает следом и всегда двигается ближе, залезает во сне под чонгуково одеяло и прижимается щекой к его теплой лопатке, цепляется пальцами за широкую лямку майки и спит так глубоко и спокойно, как никогда еще. Каждое утро Тэхён просыпается ровно в 9 часов, в одной и той же позе, под своим одеялом и на противоположном краю кровати.***
Тэхён осторожен, но не всегда. Чонгук возвращается домой на несколько часов раньше обычного, кидает на столик в прихожей ключи от машины и убирает в шкаф пальто, переодевается в домашние брюки и рубашку – прямо в комнате, пока Тэхён в душе. Шум воды из ванной, стук дождя в оконные стекла; тепло и немного хочется спать – Чонгук решает заварить кофе сразу на двоих. «Опять не убрал свои вещи», - он кончиками пальцев берется за собачку молнии на тэхёновой сумке, оставленной на стуле в кухне, и нечаянно заглядывает внутрь. Сложенный в два слоя бежевый тренчкот с классической коричневой клеткой на подкладке, пара черных ботфорт на высоком каблуке, флакон женских духов от Givenchy, не до конца застегнутая косметичка и темно-вишневые, почти черные кожаные перчатки сверху. Чонгук по инерции отшатывается назад, как от края обрыва; это не то, что он хотел видеть, и не то совсем, о чем бы он хотел сейчас думать, но воображение не оставляет шансов. Фантазия сама дает себе волю. Он просто представляет Тэхёна во всем этом. Детально. До мелочей в духе «пояс тренчкота должен быть не застегнут, а завязан узлом»; Чонгук наугад воссоздает в своей голове образ и не промахивается ни разу, вплоть до цвета помады. Он не считает это ни интересным, ни сексуальным, но залипает – смотрит в одну точку перед собой и не видит ничего вокруг. Тэхён говорил, что он не такой, что весь этот спектакль – всего лишь работа, за которую хорошо платят, что он, на самом деле, нормальный, просто танцует всю свою жизнь, потому что только это и умеет, а вопрос ориентации для него – темный лес, потому что ну как можно сориентироваться в этом плане, если за все свои 24 года только целовался – и то два раза, еще в старшей школе. Чонгук склонен ему верить, Чонгук шлет к черту все свои сомнения и верит, видит сапоги на каблуках, смотрит перед своими глазами на Тэхёна в женском белье – и все равно верит. Верит, даже когда нажимает на педаль мусорного ведра в ванной – открывается крышка – и обнаруживает защитные бумажки от восковых полосок с надписями «Veet». Чонгук был бы счастлив поступить иначе – не заинтересоваться, не заглянуть, отвести взгляд, но ноосфера ведет и решает, наталкивает на детали и случайные улики, равняя между ним и Тэхёном счет.