My own private Hollywood

Clann Zu – One bedroom apartment #nowplaying Тэхён водит пальцем по дисплею планшета, передвигая помеченные цифрами квадраты куда угодно, только не в нужную сторону – с «2048» у него никогда не ладилось. За бортом промозглые +10, если верить прогнозам погоды, и классический для конца октября проливной дождь; Тэхён пытается играть и вспоминает, что у него с собой нет верхней одежды, только футболка и толстовка, а просить у Чонгука куртку кажется ему слишком наглым. Тэхён постоянно думает о том, что ему очень скоро нужно будет уйти и что ему решительно не хочется уходить отсюда. Уходить сложнее, когда вообще ничего не держит. Можно величественно всплеснуть руками, замахнуться в готовности порвать – и замереть, нелепо и жалко, как недовырезанный, заброшенный древний истукан, потому что на самом деле рвать нечего. Тэхёну даже хотелось бы, чтобы держало. Чтобы Чонгук запретил ему высовываться из дома, чтобы сказал: «Эй, куда ты собрался? Там все равно никого нет. Здесь лучше. Оставайся». Чонгук не из тех, кто говорит намеками. Чонгук рубит с плеча; Тэхён просто ждет подходящего момента и заранее продумывает речь на прощание.

***

Чонгук постоянно пропадает на работе. Он приходит спать позже, чем Тэхён засыпает, и уезжает раньше, чем Тэхён просыпается. Тэхён видит его один раз в сутки: где-то между часом и тремя ночи, когда Чонгук возвращается домой, принимает контрастный душ, почти насильно вливает в себя чашку кофе и садится за рабочий стол. До момента, когда Тэхёна выключает, Чонгук ни на долю секунды не отвлекается от чертежей – не курит, не пьет чай и ни слова Тэхёну не говорит. У него идеально выглаженная одежда, до блеска начищенные ботинки, аккуратно уложенные волосы и гладко выбритое лицо, потрясный Bvlgari Black как визитная карточка – Тэхён наблюдает с прежним восторгом, пока Чонгук снимает пальто в коридоре. Чонгук проходит на кухню, заваривает себе кофе, садится за стол и по привычке закуривает; у него мелко дрожат руки, под глазами чернеют припухшие круги, во взгляде нет ни тепла, ни холода, нет даже усталости, как после очередного вечера за работой, – только пустое ебаное ничего. Тэхёну на него такого страшно смотреть. Чонгук молчит, потому что на большее нет сил, Тэхён молчит тоже – молчание ему дается легче, чем самая незатейливая попытка подступиться. День, два, три. Тэхён отключается незадолго до рассвета и открывает глаза в полдень, подушка и одеяло на чонгуковой половине кровати ровно застелены и не помяты, значит, Чонгук не спал. Четыре дня и пятая ночь; Тэхён не может заснуть. Он смотрит в незашторенный кусочек окна, лежа на боку, час за часом наблюдает, как за стеклом цвета плавно сменяют друг друга: от пост-закатного холодного рыжего, сумрачного серо-синего к ночному почти черному. Тэхён не смыкает уставших глаз, не думает ни о чем и преданно прислушивается к едва различимому скрежету карандашного грифеля по бумаге. Чонгук уже не отличает дня от ночи и себя от темноты вне его футляра, заключенного в область белого света двух настольных ламп. Он больше не хочет спать, просто методично делает по глотку кофе в полчаса и не чувствует вкуса. Уши то и дело закладывает высокочастотным звоном, а у Тэхёна слишком легкая и тихая походка – Чонгук ничего не слышит и одергивается, только когда ощущает движение сзади. Тэхён останавливается до неприличия рядом и кладет ладони на спинку стула, потому что Чонгуку на плечи – непозволительно интимно. Стоит и не двигается, давая себе время немного привыкнуть: непосредственная близость к нему работает вопреки всем логикам и помогает не психовать, а Тэхён психует каждый раз, когда сам начинает разговор. - Когда ты последний раз спал? – спрашивает Тэхён, едва успев проглотить подкативший горлу липкий, нервозный ком; он звучит тихо, немного шершаво и напущено-спокойно, а у Чонгука от этого его голоса сводит челюсть. Он выпрямляется, расправляя затекшие плечи, сжимает зубы и отупевшим совершенно взглядом смотрит в плывущий чертеж на мониторе. Чонгук многое пропустил за эти хер-знает-сколько дней без сна и отдыха: у Тэхёна почти восстановилась гортань, и к нему вернулся его настоящий, родной голос – низкий, глубокий, похожий на мягкое и плотное полотно. Он угнетает и успокаивает, обволакивает и часто, совсем недолго, несильно хрипит, остро и ломко, как порез от тончайшего скальпеля. - Давно, - почти шепчет Чонгук, потирая переносицу под очками, расслабляется только через чертовски долгие десять секунд. - Может, ляжешь спать? – Тэхён с трудом вытягивает из себя слова и затыкается, глядя на свои пальцы, сжимающие черную кожаную обивку рядом со спиной Чонгука. Белая рубашка в тонкую серую полоску, наверняка расстегнутая на две верхние пуговицы, рукава, как и обычно, закатаны до локтей, а на предплечьях – Тэхён не видит, но точно знает – темные следы смазанной грифельной пыли. Чонгук медленно качает головой, берется за карандаш и прерывисто выдыхает. - Что случилось? - Досрочная сдача проекта. - Когда? - Сегодня утром. Тэхён смотрит на часы в нижнем правом углу экрана, пропуская взглядом приближенную в пару десятков раз часть чертежа. - Сделать тебе кофе? – спрашивает он, прикидывая, что Чонгук вряд ли успеет поспать хотя бы полчаса, а в кружке у него – только густой зернистый осадок. Чонгук долго не отвечает и напрягается еще сильнее, потому что вот сейчас развернуться и посмотреть на Тэхёна страшно до нереального. Тэхён весь сжимается от чужого молчания, уже собирается открыть рот и повторить свой вопрос, но Чонгук находит в себе силы и поворачивается в пол-оборота – Тэхён убирает руки со спинки стула – и стягивает очки с переносицы. На коже остаются два красных вдавленных пятнышка. - Да, - отвечает он вместо излюбленного «если тебя не затруднит», просто, честно и настолько устало, что Тэхён немеет на пару секунд, отмирает мгновенно и торопливым шагом уходит к плите. Чонгук провожает Тэхёна взглядом и никак не может больше работать. В его доме происходит самая странная вещь во Вселенной: живой человек, который на его кухне готовит кофе ему. Чонгук щурит глаза и присматривается, даже цепляет очки на нос: картинка становится немного четче и ни капли его не обманывает. Он нажимает кнопку сохранения в открытой программе с чертежом, откладывает карандаш и медленно идет к кухонному столу, тщательно выбирая траекторию; Тэхён следит за тем, как Чонгук двигается на полном автопилоте, нечаянно задерживает взгляд на дурацких пятнах от карандаша на чужой бледной шее и едва успевает убрать турку с плиты, чтобы кофе не убежал. - Если я умру завтра, передай моим родителям, что я их очень люблю, - бормочет Чонгук, зажимая в зубах сигарету, долго ищет по карманам зажигалку, находит её на столе и чуть не сбивает рукой чашку только что сваренного Тэхёном кофе – на блюдце и с ложечкой по правилу «четырех часов». - Ты сейчас ненавязчиво пригласил меня на свои похороны? – Тэхён усмехается и садится за стол привычно напротив. - Что-то вроде того. Чонгук не совсем понимает, чуть крепче или чуть слабее тэхёнов кофе чем тот, который он варит сам, и узнает, что кофеин особенно бодрит в сочетании с кайенским перцем.