Рулетка

Первая вылазка наверх была сопряжена с трудностями — нас банально завалило снегом. Пока прорыли туннель, пока выбрались на поверхность. Наверху удивительно красиво, голубоватый снег переливался цветом на солнце, рассылая вокруг искорки и безжалостно слепя глаза. Приходилось жмуриться и беречь глаза. Наверх мы выбрались вдвоем с Листиком, Пушинка осталась на хозяйстве, хотя и очень возмущалась по этому поводу. Идти по снегу трудно, мы часто проваливались в сугробы. Пришлось смастерить на быструю руку небольшие снегоступы; они, конечно, убогонькие, но на них мы хоть не проваливались глубоко в снег. Вдвоем с Листиком мы разведали территорию до дальнего уступа, с него виднелась рощица далеких деревьев и невысокие горы рядом. Да, кругом тишина и мертвые с косами стоят, как говорил один незабвенный персонаж из кинофильма моей молодости. Хотя тишина была относительной. Вокруг нас все же бурлила животная жизнь. Пару раз мы с Листиком натыкались на следы больших кошек, которые шли к тем небольшим горам возле утеса. Видимо, у них там логово недалеко. Нужно будет поберечься, все же кошки — сильные и коварные враги. Рассмотрев все с этой стороны, мы развернулись и пошли в противоположную сторону. Следы у наших снегоступов непонятные, и я не очень беспокоился по этому поводу, хотя на подходах к пещере их всё-таки надо будет замести ветками. Возле болотца жизнь была намного активней, на снегу четко отпечатались многочисленные следы живности, хотя само болото не замерзло. Охотиться мы с Листиком решили у водопоя, там явно скоро могла появиться интересующая нас зверюга. Решили мы добыть мяса, свежатины, так сказать. Пришлось залечь в засаду и ждать. Я поднял голову вверх — красотища-то какая, правда, совсем на мое родное небо не похоже. Тычок в бок отвлек меня от созерцания небес. У водопоя появились родственники нашей Прасковьи. Ну что же, вот и наша свежатина появилась. Как только мы с Листиком приготовились к атаке, свинки забеспокоились, завертели головами, хотя вокруг не было другой опасности. Странно, но это все равно не спасло одну из них, остальные же бросились удирать. Пока Листик занимался трофеем, я обдумывал странное поведение свинок, сравнивал его с нашей уже домашней свинкой. У меня возникало много вопросов по этому поводу, поведение этих свиней — да и нашей — наталкивало меня на вывод, что, возможно, у некоторых представителей местной фауны возможны зачаточные проявления эмпатии. Это подтверждалось реакцией нашей Проськи на мою угрозу ее прирезать, если не будет есть, да и местная стайка свинок забеспокоилась, хотя они не могли нас увидеть. Очень интересно, а если есть более чувствительные зверушки, да и… Ой как это мне не нравится. Мы с Листиком поспешно свернули охоту и поспешили домой. Я тщательно следил, чтобы мы не оставляли кровавый след и маскировали свои шаги. Моя паранойя орала дурным голосом. Следовало все обдумать и приготовиться к возможным последствиям и обострению ситуаций. Вернулись мы благополучно. Пушинка нас радостно встретила и помогла с тушей. Я закрыл вход в пещеру и даже понастроил небольших ловушек у входа — на всякий случай. Оборотни следили за моими стараниями с удивлением, и я им разъяснял, что лучше уж перебдеть, чем остаться без головы. А потом снаружи пошел снег, и началась натуральная снежная пурга, и меня слегка отпустило: после такого снегопада все наши следы заметет. Следующую вылазку на поверхность мы проделали примерно через неделю. К ней пришлось изрядно подготовиться. Я соорудил нам прочные и легкие снегоступы, использовав для этого прутья и вымоченную в масле шкуру. Снегоступы были легкими, устойчивыми и не промокали от снега. Также мы с Пушинкой поработали над нашей обувью. Обувь — это, конечно, громко сказано, скорее своеобразные меховые унты, но они протекали от снега и ноги становились мокрыми. Мы с Пушинкой обшили их снаружи промасленной кожей и подбили подошву клееным деревом. Получилось не очень красиво, зато тепло и не промокало, мы их даже специально мочили, выдерживали. Еще мы с Листиком соорудили небольшие санки — мне уж очень не понравилось тащить на себе тушу, — сзади которых приспособили своеобразные венички, маскирующие наши следы. Паранойя форевер! Вторая наша вылазка была более удачной, я разжился чем-то вроде зерен кофе. Дело было так. Мы потихоньку себе шли к виднеющемуся вдалеке утесу, вернее, небольшому плато посредине утеса и окружающих нашу долину гор, хотели посмотреть, что там внизу. Так вот, идем, и тут я вижу странного вида кусты, а в них местного мелкого зверька, народе нашей белки. Местная белка резво обдирает висящие на ветках мелкие плоды и грызет. Она была такой симпатичной, что мы с Листиком слегка задержались, наблюдая за ней. Эта белка, наевшись плодов, стала носиться с куста на куст, затем стремительно удрала на ближайшее дерево, и еще минут пять оттуда неслось верещание взбудораженного зверька. Заинтересовавшись плодами, я собрал их и ссыпал в карман. Уже на плато у костра я вспомнил о зернах, вытащил их и слегка погрыз. На вкус они были немного терпковатые и что-то мне напоминали, но вот что? Этот вопрос не давал мне покоя всю ночь. Проснувшись утром, я остро пожалел, что нет ароматной чашечки кофе. Эврика! Кофе, конечно же, зернышки напоминали мне кофе. Я так загорелся идеей выпить чашечку кофе, что ринулся разводить потухший костер и обжаривать зерна. Ну, тоже кофе получился отменным, правда, он отдавал терпкостью и был более крепким, чем его земные аналоги, но это была моя первая утренняя чашечка кофе. Благодать! Листику кофе не понравился, ну и ладно — мне больше будет. Мы добрались до конца плато, которое обрывалось и нависало над низиной. Замаскировавшись, мы уютно устроились с Листиком за валуном и принялись наблюдать за жизнью в низине. Посмотреть было на что. В низине расположилась небольшая деревенька из подобия вигвамов или чумов. Местные аборигены были диковаты на вид, да насмотрелись мы с Листиком на их порядки. Порядки меня не впечатлили. Несколько альф, десяток бет и ни одной омеги. Альфы, как и полагается, верховодят, беты подчиняются. Бет принижали, даже били. Детишек мы не видели, парочка стариков, но они были уж очень удручающего вида. Это совсем не соответствовало тому, какими были подопечные. Мои оборотни на их фоне выглядели куда более цивилизованными. Возможно, все дело в воспитании и окружении. Мои размышления прервали громкие крики. Когда я посмотрел вниз на стойбище, у меня кровь застыла в жилах. За несколько секунд от стойбища не осталось буквально ничего. Огромные ящеры на двух мощных лапах разметали все по кусочкам, а самих оборотней задрали, осталась только парочка порванных альф. Один из них дотянулся до остро заточенного копья и стал бравировать им перед носом ящера. «Самоубийца!» — подумал я, следя за его действиями. Разозленный ящер кинулся на своего обидчика и всей массой напоролся на кол. Он не мог дотянуться передними короткими лапами до охотника — так и затих на том колу. Но и смелому альфе это стоило жизни. Второй зверь, видимо, уже раненый, дошел до охотника и одним ударом лапы все-таки добил его, а затем получил стрелой в бок. Это второй оставшийся в живых охотник умудрился-таки метнуть стрелу в хищника. Ящер развернулся и добрался до второго охотника, перекусил его пополам. Бежать охотник не мог, потому что из бока у него уже хлестала кровь от предыдущей раны, и это скорее был акт отчаяния, чем попытка победы. Ящер убил всех, а затем, подволакивая лапу, прошелся по становищу и добил всех, кто еще хоть как-то шевелился. Это было странно. Такое поведение не характерно для хищников. Ящер осмотрелся, вынул свой раздвоенный язык и понюхал воздух (ящерицы сканируют окружающую среду языком, нюхают её). Затем он устремился к кучке тряпья и, порывшись там, выкатил три больших яйца. Ящер зарычал и повалился возле них, старательно оберегая. Все его действия были очень странными. Я старался проанализировать их и при этом глубоко погрузился в раздумья. Из размышлений меня выдернул тихий зов.