VII
Мне практически не снились сны. За всю свою жизнь таких ночей я мог перечислить по пальцам. Я почти не помнил их, только то, что сны были чёрно-белыми ― как наблюдать за происходящим глазами паршивой собаки и не понимать, кому или чему ты принадлежишь: себе или этому миру. Без них, возможно, было спокойнее, без снов. Не мучали кошмары после войны, извращённая фантазия не провоцировала на необдуманные поступки. Я просто не знал, как может быть иначе, поэтому данный факт меня не слишком волновал. Джеймс редко спал. Каждое утро, пересекаясь с ним на кухне или в коридоре, на выходе из ванной, я ожидал увидеть измождённое усталостью лицо, осунувшееся, с тёмными синяками под глазами, но Мориарти всегда выглядел идеально. «Мистер Совершенство». «Мистер Секс». В выражениях он не стеснялся: уровень самовлюблённости зашкаливал до небес. Однако я понимал, что всё это отчасти было шутовством, баловством не наигравшегося в детстве мальчишки, который жил где-то глубоко, даже слишком, внутри Мориарти. К работе он относился очень серьёзно и ревностно, так что в этом его вряд ли можно было упрекнуть. Джеймс презирал и переступал (иногда и в буквальном смысле) через глупцов и идиотов. А такие на Мориарти не работали. Ну, кроме меня, естественно. Я вкалывал, как проклятый. Тёмно-каштановые волосы успели отрасти за долгое время. Серые глаза после каждого задания, отмывания крови или преследования жертвы, словно бы становились ярче. Мне нравилось то, что мы делали. Да, это не всегда было приятно, кровь и прочая ересь, не всегда нравилось подчиняться приказам, тупо следовать чужим командам, но так в бесцельном прозябании своей жизни мне было, к чему стремиться. А когда есть цель и средства для её достижения, уже можно позволить себе жить. Страдать ради чего-то. Я работал на Мориарти уже больше года. И всё это время босс выказывал мне лишь свою неприязнь. Я всегда думал, что он ненавидит меня и втайне мечтает убить. Но что-то его останавливало, и он себя сдерживал. Я неплохо стрелял. К этому тоже привыкаешь со временем, правда. Иногда, когда Мориарти не видел, я наблюдал за ним. Джеймс часами мог сидеть на одном месте, когда оставался один, и долго смотреть на открытую крышку рояля. Статично. Бездвижно. Я присматривался лучше и был не в состоянии даже уследить за тем, как вздымалась его грудь, выдавая трепет жизни в этой горящей, пустой полости. Мориарти точно обращался в каменную статую. А потом его пальцы вдруг начинали играть. Оживлённый какой-то внутренней электрической пульсацией, он касался чёрных клавиш и одной рукой, тихо наигрывал какую-то мелодию, и ту лишённую жизни. Малыми секундами в нисходящем движении. Последовательности клавиш: чёрная ― белая, чёрная ― белая, белая ― белая, чёрная ― белая. Интонации плача. Я видел в его глазах… одиночество. Которого не видел никто. Странное желание прижать Мориарти к себе, как ребёнка, и успокоить, отделялось от меня, независимое и вызванное этим до боли странным открытием, потому что я видел перед собой совершенно иного человека, незнакомого мне до сих пор. С которым я жил целый год и которого не знал, просто не замечал… Я чувствовал себя подростком, которому наконец поведали таинства взрослой жизни, хотя о половом созревании и радостях секса («коитус», как порой причитала моя мать) я узнал гораздо раньше того, как родители решили поговорить со мной о контрацепции. Всё же Мориарти был не тем человеком, которым старался казаться. Каждому нужна маска. Видимо, мне никогда было не узнать, что его так тяготило.VIII
Он читал «Записки сумасшедшего». Джеймс сам был сумасшедшим. Перечитывал по несколько раз, знал эту повесть практически наизусть ― память у него феноменальная, ― словно бы видел в ней какой-то тайный смысл, неведомый остальным. Даже вставлял цитаты в разговоры, которые я потом отыскивал в книге. И что странно… а может быть, и нет, ― я никогда не видел его с женщиной. Если такое и случалось, то только по работе. Никаких свиданий или тайных встреч: я всё равно бы узнал; поцелуев перед крыльцом дома, конвертов с алой помадой на бумаге. Презервативов в тумбочке, в конце концов. А вот то, что Мориарти иногда проделывал с моей головой, можно было смело назвать насилием! Но не мне было лезть в его личную жизнь. В любом случае Джеймса часто не бывало в особняке. Порой целыми неделями. Может быть, и этому паршивцу однажды что-то перепало. У нас с ним были идеальные отношения. Чистая связь «босс ― подчинённый» и никакой дружбы, даже в помине. Редкие вспышки и фанатизм в глазах неуравновешенного босса скрашивали тусклые вечера безделицы, но этим всё и ограничивалось. Мы друг друга не понимали. Два непохожих мироздания. Параллели, которые не должны были пересечься между собой никогда. Но всё меняется. В Лондоне лил дождь. Я лежал на кровати и слушал, как редкие капли тихо ударяли в окно, мерно скатываясь вниз по стеклу, оставляя за собой неровный след, как линию пульса на мониторе: живого, дышащего организма, ― и теряясь на фоне тёмной ночи. То и дело я прокручивал между пальцев небольшой нож с резной рукоятью, после чего без особого интереса пускал его в ближайшую стену, а он глухо ударялся о бетон и падал обратно на кровать. Как раздался крик. Я дёрнулся на месте, непонятливо оглянувшись по сторонам. Мне показалось, или действительно кричал Джеймс?.. Я внимательно прислушался ко всем звукам в доме, потому что я отвечал за Мориарти. Если кто-то пробрался в дом, я должен был об этом знать. Всё стихло… Но затишье бывало только перед бурей. Схватив беретту из стола и выбравшись из постели, я быстро вышел из комнаты, держась ближе к стене и тихо ступая по коридору. Дверь Джеймса была в отдалении: «господин» нуждался в личном пространстве. И предпочитал держаться дальше от меня. Уговорить его поселиться на одном этаже ― уже достижение. Стон боли повторился. Все мышцы напряглись: медлить больше было нельзя. В два шага я пересёк коридор и ворвался в комнату Мориарти, вышибая дверь и выставляя пистолет точно перед собой, готовый в любую секунду сделать точный выстрел, но… озадаченно замер на месте. Внутри никого не оказалось. Я бросил взгляд на постель. Джеймс неестественно изогнулся, сминая одеяло костяными пальцами и заламывая руки, весь мокрый от пота. На лице его отразилась гримаса жуткой боли; стиснутые зубы и прикушенная до крови губа; он вился на кровати, как загнанный зверь, бился в конвульсиях, точно отбивался от кого-то, при этом издавая такие хриплые, режущие стоны, что меня невольно передёрнуло, как от скрежета по стеклу. Возможно ли, что Мориарти мучали кошмары?.. Но что при этом было делать мне, я не знал. По правилам полагалось просто развернуться и уйти. Покинуть спальную босса. Это просто кошмары. Всего-навсего. Верно? Почесав висок дулом пистолета, я тяжело вздохнул и нерешительно сделал шаг к кровати. Никогда ещё не чувствовал себя так странно, глупо и неуютно. Неуверенно коснувшись плеча, я легко потряс Джеймса, пытаясь выдернуть его из этого кошмара, но Мориарти лишь одёрнулся, как от укола, но так и не проснулся. И что, прикажете, мне было делать дальше?! Потупив взгляд, я развернулся на месте и посмотрел в сторону входной двери. В голове проскочила мысль: «Уйти?..». Глупое, необъяснимое чувство. Но что-то меня останавливало. Наверное, это измученное, так не похожее на Мориарти выражение лица… Потому что, сам того не ведая, я знал, какой он. Это было за гранью видимости, то, что скрыто где-то глубоко внутри. Джим был… беззащитен. Что-то щемило в груди и давило на сердце, сжимаемое точно прессом. Я слышал стоны позади себя и знал, что буду корить себя за это ещё очень, очень долго. Но я поддался. Отложив пистолет на тумбочку, я аккуратно, боясь сделать лишнее движение, забрался под одеяло рядом с Джеймсом. Затем сделал глубокий вдох и… приобнял его. Я лез не в своё дело. В мои обязанности подобное не входило. Но знаете что? Было плевать. Я чувствовал это тёплое, сбивчивое дыхание на своей груди, и расслаблялся всё больше. Успокаивался сам. Удивительно, как люди были способны действовать друг на друга, не говоря при этом ни слова. Это повторялось практически каждую ночь. Джим кричал, он снова стискивал зубы и до белых костяшек впивался пальцами в простыни, разрывая ткань. Животные инстинкты брали верх: его ноздри расширялись, дыхание становилось более учащённым, сбитым и каким-то свирепым; животные хрипы, вызывающие мурашки по всему телу. Рёбра выступали из-под кожи, когда Мориарти, совершенно неуправляемо, вытягивался на кровати, напрягаясь всем телом, и нервно бился в припадках, содрогаясь в частых конвульсиях. Одержимый судорогами боли, он не мог спастись от самого себя. И я представлял, как ему делают больно, как душу терзает незримый противник, и сердце невольно сжималось. Я был снайпером, но не любителем наблюдать за чужими страданиями. Когда я обнимал его, Джима пробирала крупная дрожь. Словно его поймали в ловушку, вновь загнали в угол, и он ждал своей смерти. Но со временем успокаивался. Рядом было спокойнее. И ему, и мне. Впервые после войны. Утром Джеймс появлялся на кухне и гордо игнорировал моё существование. Ночью это был не Мориарти ― Джим. Мальчик, которого мучали кошмары. А я помогал ему. Удерживал, не позволял уйти. Потому что если Мориарти потеряет последнее существо в себе, способное чувствовать, он уничтожит всех. А потом и себя. И я ещё не знал, чего боялся больше: конца света или его смерти?.. Он держался от меня на расстоянии. Слишком долго заваривал кофе в турке, как наконец заговорил: ― Больше не лезь ко мне в спальню. Отдал приказ ― как громом ударил. Кратко, властно и требуя беспрекословного подчинения. Но со мной говорил Мориарти, не Джим. Джим во мне нуждался. Так что было плевать. Босс, упрямое как баран создание, даже пытался запираться. Но когда я слышал жалобные стоны из-за двери, которые вновь и вновь издавал Джим, и я знал, что в этот момент его терзала агония, страшная боль, что я мог помочь ему, спасти от самого себя, укрыть на эту ночь, как укрывал и раньше… я находил способ, как проникнуть внутрь. Это было превыше обязанностей и всяких приказов. Я просто так хотел. Так видел этот замкнутый в одном человеке мир. После этого Джеймс лишь ходил мимо, кидая презрительные взгляды в мою сторону, но молчал. Так как сам понимал, что ему это необходимо. Эта странная и ненормальная связь. Моё присутствие рядом по ночам. А потом, так же неожиданно, ночные кошмары исчезли. И мои визиты к Джеймсу прекратились. Стало как-то… пусто.