Предательство как удар ниже пояса. Всегда неожиданно и очень больно. Смотря как и куда нанесён удар.
POV Сехун Мне всегда рассказывали о небольшой массе людей, которых невозможно понять, если судить только по одной их внешности. Они все замкнуты, полностью закрыты от всего мира. Порой, чтобы достучаться до их сознания, приходится преодолевать много трудностей и преград в этой бесконечной рутине жизни. Без них она была бы слишком скучна. Могу предположить, что паренёк являлся этим индивидуумом. Погружаясь в свои раздумья, я нежно протираю ладони юноши, стараясь как можно меньше задевать чувствительную кожу около заживающих ран, но всё равно ловлю тихое шипение с его стороны. Аккуратно провожу ваткой вдоль длинных пальцев к верхней фаланге, скользя по ней большим пальцем. Приятно, у него она довольно-таки бархатная на ощупь. — М-м-м… — Парень немного застонал, когда я, засмотревшись на его идеально отточенные черты лица, задел синяк на запястье. — Тише-тише, всё хорошо. — Откусив кусок бинта, я медленно замотал ему руку, даже не заметив того, что рыжеволосый паренёк пристально наблюдал за мной всё это время. «Так он ещё и кареглазый», — сознание давно помутнело, счастливо помахав мне рукой. — Где я? — он устало потёр переносицу, стараясь сфокусировать на мне сонный взгляд. — Кто ты? — Приятно познакомиться, я Сехун. А это мой дом, даже, скорее, моего отца, — я слабо улыбнулся. — Ты как себя чувствуешь, лучше? — Да, спасибо большое, — паренёк мягко улыбнулся, обнажая идеальную улыбку, по сторонам которой красовались два маленьких клыка, — видно, меня сильно потрепали, да? — он тихо засмеялся, рассматривая свои ссадины и синяки. «Милый» — Есть немного, но это скоро заживёт, если ты будешь соблюдать постельный режим в течение пяти дней. — А как же твой отец, он не будет против? — Парень нервно почесал затылок, чувствуя всю неловкость ситуации. Хотя я и сам давно теребил влажными пальцами шершавую материю пижамной футболки. — Он вернётся только через два дня, поэтому ты можешь находиться в моей комнате некоторое время, а я пока поживу у папы. Мне не привыкать. — Улыбка. — Меня, кстати, Лухан зовут, — тихим голосом добавил парень, скрываясь в просторах перьевого одеяла. — Ещё раз приятно познакомиться, Лухан. — Взаимно. Папа Сехуна часто оставлял того одного, от чего ещё будучи малышом ему приходилось сидеть в углу комнаты и плакать навзрыд. Он дико боялся темноты и одиночества. А сейчас, когда этот рыжеволосый паренёк находился в доме, ему было, на удивление, спокойно.***
Все люди видят мир по-своему. У каждого человека свои взгляды на те или иные вещи. Яркие краски для одних могут быть блёклыми и безжизненными для других. Сехун всегда пытался абстрагироваться от общей рутины жизни, полностью окунаясь в свой мир, рисуя так опьяняющие его сознание картины волков. Хоть они и бывают разъяренными и агрессивными, в душе это искренне любящие и верные создания. Даже сейчас, сидя перед мольбертом в художественном классе, держа в руках простой и цветные карандаши с акварельными красками, юноша думал, что же на этот раз изобразить на пустом одиноком ватмане. Хочется выплеснуть краску на мольберт, заворожённо наблюдая за идеальными, непохожими потёками цветной краски. Возможно, он слишком фанатично относится к художеству, но, как-никак, оно тоже частичка буйного нрава этого мира. Вдох. Сколько же усталости навевают мрачные цвета мира... Ведь с детства нас учат смотреть под ноги. Может быть, поэтому человек не замечает жизни. — Ты рисуешь? — Парень, полностью укутанный одеялом как в кокон, маячил вокруг Сехуна, завороженно наблюдая за взмахами кисти художника. — Так красиво-о-о, — как-то по-детски протянул Лухан, растянув губы колечком. — Мне очень приятно это слышать. — Юноша, закусив кончик языка, старательно вырисовывал последние штрихи картины, не обращая внимания на "маяк" в виде Лухана. — И давно ты увлекаешься этим? — С шести лет. А что? — Извини, а сколько тебе сейчас? — Двадцать. — Ты ещё такой малыш, Сехун. Я старше тебя на четыре года. — Чеширская улыбка озарила лицо Лухана, когда первый, стараясь не выронить от удивления кисть на белую рубашку, с открытым ртом повернулся к парню, не веря своим ушам. — Рот закрой, а то муха залетит. — Лухан осторожно надавил тонкими пальчиками на подбородок художника, возвращая его в прежнее состояние. — А ты сколько думал? — Ну, лет шестнадцать. — А ты слишком милый для двадцатилетнего. — Лухан быстренько вырвал кисточку из рук застывшего парня, рисуя на его щеках алый румянец и слёзы, как у Пьеро. — Идеально. — Смешок. — Это ещё что такое, Сехун, кто этот юноша?! — Голос отца, как гром среди ясного неба, раздался ото входа в комнату, отчего тут же, как пружины, вскочили со своих мест оба парня и повернулись к строгому мужчине. — Здравствуйте, я Лухан, друг вашего сына, приятно познакомиться, — уверенно пролепетал парень, пожимая руку удивлённому отцу, чем вызвал бурную реакцию со стороны Сехуна. — Что же ты мне раньше не сказал?