Большой куш

Сколько лет вам было, когда вы впервые попробовали алкоголь? А сколько, когда напились? Ну, а сейчас вам сколько?

      Не знаю, о чем мы еще говорили, да и понятия не имею, долго ли, но в конце концов оба заснули. Прямо там, на заднем сидении, откинувшись на неудобные спинки кресел. Мне снилось что-то странное, будто мы с Мэттом летели в небольшом самолете через океан, то резко снижая высоту, то поднимаясь вверх, что-то настолько легкое и воздушное, что эти ощущения хотелось бы запомнить.       Не уверена, как именно должен себя чувствовать человек, если накануне он был вдребезги опьянен наркотой, но, исходя из моих представлений, все должно быть немного иначе. В смысле, я никогда не была монашкой – прекрасно знала, что на следующий день будет жуткое похмелье, как если бы ты пил всю неделю, смешивая водку с шампанским. Я же чувствовала себя, напротив, прекрасно, словно только вернулась с долгожданного отдыха – наверное, только так и охарактеризовать мое состояние: полна воодушевления и вовсе не устала.       Протерев глаза, я глубоко втянула весенний воздух и оглянулась в поисках Мэтта: на заднем сидении, где он, как мне казалось, уснул, его не было. И, не найдя решения лучше, я с легким щелчком открыла дверь седана, впуская в салон прохладный мартовский ветерок. На самом деле мне было почти плевать, где он и что с ним, но сидеть одной не хотелось, да и я должна была удостовериться в том, что вчерашний наш договор не был моей фантазией или его пьяным бредом. Ночью мне казалось, что это шутка, не более, вот я и подыграла, но, по правде говоря, я так загорелась идеей свалить отсюда куда-нибудь так далеко, как только глаза видят, что вот сейчас сижу, свесив босую ногу на землю, готовая обшарить весь лес в поисках парня, с которым знакома два дня. Куда подевались мои кеды и спрашивать не стоит. По мере того, как в голове всплывали очертания того, что происходило вчера, я все больше заливалась краской: все-таки перед Мирандой было стыдно. А Граймс! Да он же меня убьет, как только увидит. Я стала прикидывать, насколько все плохо, и, очевидно, ситуация сложилась далеко не в мою пользу: вероятнее всего, из администрации Сильверстона уже позвонили родителям, а всю вечеринку накрыли учителя. Хорошо бы не вызвали полицию. Это, конечно, маловероятно, все-таки одно из главных правил – все, что происходит в стенах Сильверстона, там и остается – никуда не исчезло, но даже и без этого всем жутко влетит. А все из-за меня. Я виновата в том, что сегодня, возможно, Люси и Миранду вызовут на заседание школьного собрания суда, где Лорен придется всячески защищать их.       Честно, я готова была разрыдаться. Горизонт леса уже поплыл перед глазами, а дышать стало сложнее. Но не успела первая слеза скатиться по щеке, как где-то позади послышался бодрый голос Мэтта:       — Доброе утро, спящая красавица! Видела бы ты себя! — Парень весело засмеялся. Раздавив одну ягоду из горстки ежевики в руках, он принялся размазывать ее по лицу, оставляя темно-красные потеки, лишь отдаленно похожие на боевую раскраску. — Ну ты и панда!       — Ах так?! — Я выхватила несколько ягод и еще сильнее раскрасила его лицо.       — Эй, поосторожнее! Это, между прочим, наш сегодняшний завтрак.       — Завтрак? — Я в недоумении уставилась на фиолетовую горсть у него на ладони.       — А, забыл совсем, ты же у нас непривыкшая.       Мэтт встал на одно колено, аккуратно разложил на траве ягоды, а после торжественно поднял руки, напевая:       — Та-да-да-дам! Итак, Мэган Эйприл, посвящаю вас в рыцари палатного городка, в принцессы передвижной жизни и королевы полуфабрикатных ужинов! В общем, может, полуфабрикатами мы и перестанем питаться, все-таки ты вчера пообещала мне вкусную еду в обмен на путешествия. Так что просто добро пожаловать в мой мир, Мэг!       Он сорвал пару цветков и, перевязав их в нескладный венок, надел мне на голову:       — Отныне ты официально считаешься неотъемлемой частью этой синей Тойоты и моего общества!       — Так точно, капитан Грин!       — Капитан Грин? — Мэтт закатил глаза. — Надо же, капитан Грин. Ну ладно, пускай будет так.       Я попробовала раскусить протянутую ним ежевику, но тут же выплюнула эту мерзость: ягода была явно неспелая и жутко кислая:       — И ты таким весь год питаешься?       Мэтт смущенно пожал плечами.       — Ясно все с тобой. Пойдем найдем что-то вкусное, ну, или хотя бы съедобное для начала, — взяв инициативу в свои руки, я потянула Мэтта за собою в направлении к видневшимся вдалеке кустам. Но стоило мне сделать шаг в усыпанную росою траву, как я поежилась от холода: земля все еще не прогрелась, а без обуви ходить было довольно таки затруднительно, мягкий мох казался холоднее льда.       — Мэг, ты, часом, ничего не теряла? — Я оглянулась, Мэтт уже стоял возле машины, покачивая мои кеды на длинных шнурках.       Я была почти счастлива. Серьезно, как мало нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым: всего-то обнаружить свои, казалось, навсегда утерянные кроссовки, когда ты переминаешься с ноги на ногу от холода.       К нашему счастью, буквально в нескольких десятках метров от машины нам встретился чудный куст черной, как уголь, смородины и несколько веток некогда пышной малины — большая часть уже засохла, но там, где еще оставалась жизнь, было с небольшое ведерце ягод. Вдоволь набрав смородины с малиной и срезав пару молодых дождевиков, которые скрывались во мху, мы отправились обратно к нашему убежищу-Тойоте. Несмотря на то, что мой живот издавал весьма жалобные звуки, я как можно дольше оттягивала момент начала нашей трапезы. Честно сказать, если с ягодами я могла сотворить что-то путевое, то, что делать с грибами, я понятия не имела. Как оказалось, за все пятнадцать лет моей жизни мне ни разу не доводилось ходить в поход с палатками. Нет, пару раз, конечно, мы с папой выбирались на природу в лес недалеко от Хидден-Хиллса, но это и походом-то назвать нельзя: мама снаряжала нас недельным запасом еды и «Монополией». Да и в лесу мы дольше, чем на полдня, не задерживались, частенько возвращая домой почти полную корзинку с провизией. В общем, выживать в условиях дикой, ну, а может, и не совсем дикой природы я не умела.       — Ну, Эйприл, порази меня своим кулинарным талантом, — произнес парень, и я уж было хотела признаться в том, что завтрака, возможно, обеда, ведь, который час, я так и не узнала, не будет, но Мэтт предусмотрительно добавил: — Договор дороже денег.       Ну, что ж, все бывает впервые. Мисс Мэдисон ведь настоятельно рекомендовала мне что-то менять в жизни, чтобы курс наших занятий не оказался окончательно бесполезным. Вот, пожалуйста, я следую ее указаниям. Правда, никогда не думала, что стряпня на костре сможет мне чем-то помочь или положит начало новой жизни, но так уж получилось. В последние два дня все как-то странно получается.       — Разводи огонь, капитан Грин.       — Так точно! — Мэтт щелкнул пальцами и бросился подбирать с земли тонкие веточки, чтобы соорудить из них затейливый костер. — Кстати, где-то в машине должен быть ножик, поищи в бардачке.       На секунду мне показалось, что мы вовсе и не искатели приключений, а старая семейная пара, что приехала на пикник в День Благодарения за город. Но быстро прогнав такие мысли, все-таки я собиралась что-то менять в жизни, а не впадать в мнимую депрессию из-за того, что в свои пятнадцать ощущаю себя старухой, я открыла крышку бардачка. Название отсека вполне себя оправдывало, внутри ящика творился настоящий бардак. Что мне только не попалось на глаза, пока я обшаривала поверхность в поисках складного ножика. Какие-то старые журналы, куча салфеток, шуршащие пакеты, петарды, пакетик толченого вещества весьма сомнительного происхождения, а также прозрачные обертки от сигаретных пачек и даже маленький бонг. Никто и не говорил, что Мэтт святоша, даже наоборот, но останови его полицейский с таким набором, Грин бы и слова не успел сказать, как оказался бы в участке у копов. Наконец откопав небольшой швейцарский ножик и специи где-то в недрах бардачка, я вылезла из машины. Настало время для самой ответственной части: хотя бы ничего не испортить.       Аккуратно разложив на багажнике машины все то, что нам удалось добыть, и задержав на несколько секунд дыхание, я принялась разрезать грибы на тонкие ломтики. Кажется, что-то подобное я видела на экране телевизора в очередном кулинарном шоу Бернарда Файва. Так что, немного осмелев, я энергичнее заорудовала ножом. Быстро управившись с дождевиками, я разделила кучку ягод надвое, чтобы в случае чего было, что поесть. Перемешав грибы с придавленными ягодами, я отнесла свой шедевр к Мэтту. Около него уже вовсю пылал огонь. Оранжевые языки пламени казались какими-то чужеродными среди буйной зелени леса, но все равно выглядели завораживающе.       — Готово? — поинтересовался Мэтт, с подозрением оглядывая мою стряпню.       — Осталось только поджарить.       — Ладно, тогда сейчас притащу казан.       — У тебя все это время была посуда, а я резала ингредиенты на багажнике машины?       — Что?! Ты хоть мне машину не разрезала к чертям, изобретательница?       — А надо было сразу говорить. Неси уже сюда свою кастрюлю.       — Казан.       — Ладно, казан. — Я пыталась сделать как можно более рассерженное и обиженное выражение лица, но, по правде говоря, я лишь с облегчением вздохнула: если бы пришлось обжаривать мое и без того сомнительное блюдо на палочках, я бы точно осталась без доверия, а Мэтт без еды.       Сбросив все в казан и тщательно перемешав, Мэтт подвесил его над огнем. Я перекрестила пальцы и уставилась на пламя. Уже через несколько минут воздух наполнился приятными ароматами и в животе заурчало.       — Думаю, пора поубавить огонь, — прибодрился Мэтт и стал нетерпеливо вылавливать грибы из превратившихся в сироп ягод какой-то кочережкой.       — Погоди. — Я легонько стукнула его по руке, перехватывая инициативу. — Пускай еще пару минут постоит. И только когда сироп в котелке угрожающе зашипел, я согласилась с Мэттом, что пора убирать с костра наш завтрак.       Разделяя все содержимое казана на две порции и заворачивая их в зеленые широкие листы, я немного усомнилась в еще недавно казавшейся мне гениальной кулинарной идее: сладкие грибы не внушали доверия. Но решив, что уже все равно ничего не поделать, я отдала Мэтту его сверток с лакомством.       Откусив немного, он зажмурился и с наслаждением протянул:       — М-м-м… Как вкусно!       Не веря своим ушам, я тоже решила попробовать свое блюдо, и — надо же! — это действительно было вкусно! Просто невероятно вкусно, никогда ничего подобного не ела. Вкус был довольно необычный, кисло-сладкий с небольшой горечью, но от того не менее изумительный.       — Стоп! Жди тут, сейчас вернусь! — Аккуратно отложив на землю еду, Мэтт добежал до машины и, распахнув багажник, начал что-то судорожно там выискивать.       Тихо бормоча себе под нос проклятия и коря себя за то, какой он неряха, парень рылся в многочисленных сумках. Наконец, спустя несколько минут он вынырнул обратно, победно сжимая в руке какую-то упаковку. И только когда он пару раз повертел пакетик, чтобы солнце забликовало на целлофане, я признала в этой упаковке зефир «Чабби Банни»[2].Черт, этот парень просто делает меня счастливой. Вот уже второй раз за день я радуюсь, как маленький ребенок. И, спрашивается, чему? Кедам и упаковке сладостей.       — Ведь мы так и не посвятили тебя в настоящие путешественники! — сообщил Мэтт и улыбнулся. — А это ведь главная часть нашего обряда.       — Прямо не странствующие по миру люди, а тайное сборище ведьм Средневековья. Рыцари, посвящения, обряды, ужас-то какой.       — Ты не дослушала, мелкая.       — Эй, не называй меня мелкой.       — Ладно, не мелкая, ты не дослушала. Обряд состоит в том, что нужно съесть как можно больше жареного на костре зефира.       — Есть? Да я так голодна, что готова посвятиться в путешественники за целый Сильверстон! Давай сюда. — Я без труда выхватила у него упаковку сладостей.       Немного провозившись с пакетом, я достала горсть воздушных нежно-розовых маршмеллоу и нанизала их по одной на ветку. Но, сунув ветку в костер, я слегка не рассчитала время, и мой зефир чуть не превратился в сахарную лужицу, спасибо Мэтту.       — М-да, ты что, и зефир никогда не ела?       Я хотела что-то соврать о глубоком детстве и другой марке сладостей, но потом решила просто кивнуть.       — Молодежь-молодежь, что с вас взять? — Мэтт покачал головой и с видом, наверное, мастера спорта по поеданию Чабби Банни, стал протыкать тростью зефир. — Смотри внимательно.       Буквально на секунду задержав зефир в огне, Мэтт вытащил трость из пламени и набил себе рот оплавленной сладостью.       — Теперь ты.       Я повторила все то же самое, но, видимо, немного переоценила свои способности, потому что зефир никак не хотел умещаться во рту. И вот, с полным ртом сладостей, которые еле влезли в меня, я сидела и молилась всем богам, чтобы Мэтт вдруг не решил отпустить какую-то ужасно смешную шуточку. Но, судя по всему, богов не существует.       — Ты похожа на резинового мишку с неудавшимися щеками. Мэган, ты мармелад-каннибал!       Все, это был финал. Еще чуть-чуть, и весь зефир окажется снова в костре. Со стороны, наверное, кто бы посмотрел, так умер бы со смеху: двое полоумных сидят в чаще леса на траве, давятся сладостями и хватают ртом воздух.       Внезапно успокоившись, Мэтт взял свой сверток с грибами и откусил ровно четверть.       — Все-таки не зря мы заключили договор. Это божественно. Серьезно тебе говорю, никогда такой вкуснотищи не ел.       Атмосфера безмятежности враз улетучилась, я почему-то вспомнила обо всем том, над чем хандрила на протяжении целого года, на меня навалилось непонятное беспокойство.       — Договор, — всего лишь и произнесла я, не в силах сфокусировать взгляд на чем-то.       — Что «договор»?       — Наш договор. Мы же уедем отсюда? Ты обещал. Обещал забрать меня далеко.       — Мэгз, я знаю, я все еще согласен.       Я с недоверием глянула на него:       — Тогда поехали.       — Залезай в машину, мелкая.       — Ты не понял, поехали в Сильверстон.       — Мэган, ты свихнулась? Слушай, а точно ли это были дождевики, ты, часом, галлюциногенов не собрала во мху?       — Ну, в смысле, мне вещи нужно забрать. Не буду же я скитаться по миру в одной лишь паре потертых кед, старой футболке и джинсах.       — А, ты об этом. Эх, Мэган, сама на неприятности нарываешься.       Я не нашла лучшего ответа, чем показать парню язык, словно пятилетняя девочка в песочнице, и демонстративно направиться к автомобилю. Усевшись на переднее сидение и туго затянув ремень безопасности, я выжидающе уставилась на Мэтта:       — Успеем до вечера?       — Будешь выделываться, оставлю тебя тут. Пешком пойдешь до самого Сильверстона, а там тебя еще и лично Псу сдам. — Судя по всему, такое обращение задевало самолюбие Грина. — Я тебе не шофер. — А потом все же добавил: — Если будешь осторожна, будем далеко от Хидден-Хиллса еще до захода солнца.       В ответ я лишь тихо хмыкнула, так, чтобы он не услышал: не хотелось ссориться с человеком, который, судя по всему, станет единственным близким другом на ближайшее время.       После того, как Мэтт повернул ключ зажигания, двигатель его Тойоты размеренно заурчал, оповещая о готовности к путешествию. На самом деле я думала, что для того, чтобы попасть в Сильверстон, нам потребуется час, не меньше. Вчерашний путь ровно столько и длился, по крайней мере для меня: в машине Граймса время тянулось медленно, словно тугая резина. В действительности же ехали мы совсем недолго, уже через двадцать минут в поле зрения возникли башенки главного корпуса школы.       Собравшись с духом, я приоткрыла дверцу автомобиля. Так, стоп, где-то это уже было. В памяти мгновенно восстановился фрагмент вчерашнего вечера: я выхожу из машины Пса, трясясь от волнения. Закончилось это как-то не очень ладно. Так что в этот раз решаю действовать совершенно иначе: без колебаний ступив на подъездную дорожку, я уверенно хлопнула дверцей Тойоты. В ответ мне сразу слышится возмущенный возглас хозяина автомобиля. Мэтт обреченно закрыл ладонями лицо и медленно оттянул пальцами нижние веки, беззвучно проговаривая «за что мне все это?». Он слегка опустил тонированное стекло и энергичным шепотом приказал мне постараться остаться незамеченной, а не привлекать внимание истерической уверенностью. На самом деле он начал ругаться из-за машины, мол, дверца с петель сорвется, краска облетит, но обо мне он тоже беспокоился, правда.       Ну, что ж, выслушав все наставления, я захожу на территорию Сильверстона и сразу юркаю в кусты – мимо проходит стайка студентов. В принципе, остерегаться следовало бы исключительно учительского состава и мистера Граймса, но Мэтт сказал, что лишние слухи вокруг своей персоны разводить всё равно не стоит. А они, как известно, в нашей школе распространяются быстрее света. Подождав, пока медлительные ученики пройдут мимо, я вылезаю из-под пышного плюща, отряхиваясь от мелких веточек и опавших листьев, что застряли в волосах.       Непонятно, зачем я кралась на цыпочках по главной площади Сильверстона, – вокруг не было ни души, да и если бы меня заметили, беззвучность меня бы точно не спасла. Кстати, какого черта вокруг никого нет? В воскресенье, да чтобы никто не сновал по территории Сильверстона, наслаждаясь мартовским теплом и первыми лучиками по-настоящему палящего солнца? Быть такого не может. Я прищурилась, чтобы разглядеть озеро, чья гладь блестела вдали: там тоже пусто. Что за?! Только сейчас до меня дошло, что я так и не узнала у Мэтта, как все же прошла вечеринка: добрался ли до них разозленный Граймс? Успели ли все исполнить запланированное? Хватило ли алкоголя на гостей? Не нагрянули ли в корпус часом пронюхавшие что-то учителя? В голове роились сотни вопросов. Черт, не будь бы я такой растяпой, узнай я у Грина все это, можно было бы избежать путаницы. Несмотря на то, что я порядком разволновалась за друзей, а прежде всего за Люси, — вдруг прямо сейчас полшколы сидит в зале правосудия? — я продолжила пробираться в направлении к корпусу №3. Только сейчас я осознала, насколько же мне не повезло в этой жизни, надо же, заселиться в комнате лишь в этаже от апартаментов сурового смотрителя дисциплины. Если раньше я беспокоилась по этому поводу исключительно по причине стадности, — куда все, туда и я — то сейчас меня действительно беспокоил тот факт, что только из-за не самого удачного расположения моего жилья я вполне реально могла пережить самый неловкий момент в своей жизни.       Наконец добравшись до стеклянных дверей, над которыми красовалась светодиодная надпись «Корпус №3», я немного расслабилась – большая часть пути уже пройдена. Осталось только преодолеть второй этаж – уровень босса в этой игре.       Кто-то мне рассказывал, что в экстремальных ситуациях люди могут делать то, чего в обычной жизни никогда бы не смогли: бегать в десять раз быстрее, моргать в двести раз реже, прыгать выше головы. Так вот, я побила все рекорды. Посмотрев на то, как я поднималась по лестнице, могло показаться, что я научилась летать. Взобравшись на такой родной четвертый этаж, я почувствовала себя в полной безопасности — шансы того, что сюда вдруг наведается Граймс, равнялись почти что нулю — и плюхнулась в глубокое черное кресло, чтобы перевести дыхание. Пробежавшись взглядом по коридору, я остановилась на двери нашей комнаты. Интересно, Люси там?       Люси. Я буду по ней скучать. Очень сильно скучать. Наверное, даже больше, чем по таким родным мне Элизабет и Фее, больше, чем по весельчакам Рику и Фреду, рассудительному Филиппу и спокойной, умной Лорен. Несмотря на то, что компания у нас была большая, сейчас я как никогда явственно осознала, что единственным человеком, с которым я по-настоящему сблизилась, была Люси. Слишком активная, слишком общительная, слишком вспыльчивая, просто слишком Люси. Она стала для меня человеком, с которым я могла бы поделиться всем тем, о чем думаю. Ну, почти всем. Большую часть мне попросту не хотелось озвучивать, но если бы она пожелала, я бы вполне могла написать ей о своих переживаниях или снять о них фильм. Да, я буду по ней тосковать. Все время, что мы ехали сюда за моими вещами, я прикидывала, как бы так предложить Люси отправиться со мной, чтобы она согласилась. Ведь какой бы она ни была авантюристкой, она ни за что бы не променяла свою рассчитанную до последних секунд жизнь на полное неожиданностей и непредвиденных ситуаций существование. А сейчас, сидя в удобном кресле, я вдруг поняла, что и предлагать бы не стала ей так кардинально менять все. Из разных соображений. Во-первых, я бы не справилась с ответственностью за ее жизнь, которая бы легла на меня. А, во-вторых, как бы больно это ни было, если я хочу начать все с чистого листа, использовать шанс, что так внезапно мне выпал, мне придется отпустить все, что связано с Хидден-Хиллсом, Сильверстоном и моим прошлым.       Окунувшись в размышления, я совершенно забыла о поджидающих на каждом шагу опасностях в виде Граймса, поэтому и не услышала тяжелых шагов за спиной.       Решив, что пора бы уже поскорее исполнить намеченное и смыться отсюда, пока меня не разоблачили, я добралась комнаты 115, и, моля всех богов, чтобы старенькая дверь не заскрипела, отворила ее. Беззвучно пробравшись до своей кровати, я поспешно скинула все вещи, которые, как мне показалось, будут нужными в сумку. Четыре футболки, флисовая кофта, платье, юбка и пара джинс — все, что влезло из одежды. Не много. Кроме того, мне удалось впихнуть еще и ботинки с туфлями, чему я была несказанно рада. С трудом закрыв дорожную сумку, я перевернула все ящички письменного стола в поисках документов и денег. Наконец, уложив в рюкзак идентификационную карточку и всю наличку, которая у меня имелась, я бросилась к выходу. Честное слово, как воровка какая-то. Но у самой двери передумала – вернулась к разбросанным по комнате бумагам и бережно подняла свой дневник. Я ведь обещала.       Смахнув слезинку со щеки, я захлопнула дверь.       — Мисс Эйприл, пройдемте со мной! — Я подпрыгнула от неожиданности, когда умиротворяющую тишину четвертого этажа нарушил грубый мужской голос. Бас принадлежал никому иному, как мистеру Граймсу, но я все равно до последнего пыталась убедить себя, что мне это лишь послышалось. Боясь подтвердить свои предположения, я до последнего не открывала зажмуренные глаза, но когда мужская рука грубо схватила меня за шкирку, пришлось все же посмотреть на моего тюремщика. Пес собственной персоной. До ужаса огромный и весь пунцовый от злости Пес.       Я пыталась брыкаться, вырываться, но краем сознания понимала, что сделаю себе только хуже. В самом лучшем случае меня просто выставят из школы, но если я сейчас не прекращу сопротивляться, то, не переживая за собственную репутацию, администрация школы сдаст меня прямо в отделение полиции. Так что, бессильно сдавшись, я поплелась за Граймсом в его кабинет. Зловеще-большая, как и ее хозяин, дверь отпугивала. Раньше мне никогда не доводилось заходить в его кабинет, даже при поступлении меня ознакомили с правилами Сильверстона в приемной директора, так что чего ждать я не знала. Сознание услужливо подкидывало всякие инструменты пыток, разбросанные по помещению алкотестеры и фотографии особенно неугодных учеников в качестве досточек для игры в дартс. Но, зайдя в кабинет, я непроизвольно ахнула: тут было почти уютно, посреди комнаты лежал мягкий белый ковер, у стены красовался кожаный диван, а на полках располагались самые различные книги. Если бы не жесткие стулья для посетителей, которые напоминали о том, что если ты уж попал сюда – поощрения не жди.       — Мэган, ты ничего не хочешь мне объяснить? — Граймс пытался говорить спокойно, но в его голосе было слышно раздражение.       Я, не найдя ничего лучше, чем тянуть время, отрицательно помахала головой.       — Тогда, Эйприл, сиди тут, я вызываю администрацию школы! Думаю, обойдемся на этот раз без детального рассмотрения дела! — Он разломал надвое шариковую ручку, которую до этого вертел в руках и резко встал, направляясь к двери. Я не шелохнулась.       Спустя несколько минут, я осторожно встала со стула и подбежала к выходу из кабинета, пару раз прокрутив ручку — та не поддавалась, Граймс запер меня тут. Еще пару раз ударившись всем телом о дверь, пытаясь то ли выбить ее, то ли окончательно убедиться, что она не поддастся моим махинациям, я успокоилась и огляделась. Сидеть тут и дожидаться далеко не утешительного приговора было последним, чего мне хотелось, поэтому я обдумывала всевозможные варианты побега. Выбраться через дверь казалось нереальным, потому как та, судя по всему, была пуленепробиваемая. Другие выходы в голову не приходили, так что оставалось только одно: выпрыгнуть из окна. Подойдя к окну, я дернула за пластмассовую ручку, та легко открылась, и комнату стал наполнять свежий воздух. Так, полдела уже сделано, правда вот, остальная половина представлялась маловозможной. Сглотнув подступивший к горлу комок, я выглянула в окно: кабинет находился на втором этаже, так что до земли было добрых пять метров. Ну, что же, вчера получилось, сегодня я буду просто надеяться на удачу. Скинув сумку вниз, я забралась на подоконник, зажмурилась и, сосчитав до трех, сделала шаг вперед. Благодаря отцовским урокам в детстве я успела сгруппироваться, пока летела вниз и, приземлившись, оказалась вполне себе целой. Подумать только, второй раз за сутки я прыгаю из окна. Судя по всему, мой мир катится к чертям, ну а если не мир, то я точно. С этими мыслями, я перебросила через плечо довольно тяжелую дорожную сумку и поднялась на ноги. Но не тут-то было. Как только я ступила на ногу, по всему телу разнеслась невыносимая боль, и я снова рухнула на землю. Черт! Кажется, в этот раз удача оказалась не на моей стороне. Тихо выругавшись и прокляв всех, кого лишь только можно было, я напряглась и постаралась как можно аккуратнее подняться. Кое-как приняв вертикальное положение, я ухватилась за ближайший неподвижный предмет, чтобы в случае чего снова не оказаться на траве — я не могла терять драгоценное время, с минуты на минуту в кабинет вернется Граймс с директором Ангором, и они, несомненно, сразу же обнаружат мою пропажу. Если к тому времени я не буду сидеть в машине Мэтта, то мне уж точно несдобровать. Поэтому, я, позабыв о ослепляющей боли в районе лодыжки, стала осторожно передвигаться, прыгая на правой ноге (той, которая, к счастью, не повредилась при падении). Зрелище, к слову, было просто жалкое. Да еще и, судя по всему, кто-то меня да заметил и вот уже быстрым шагом приближался сюда. Пока что я не могла разглядеть лица, но, скрестив пальцы, надеялась на то, что это был кто-то из учеников. При других обстоятельствах я бы была готова впасть в истерику, увидь меня кто-нибудь в подобном состоянии, но сейчас бы мне такой расклад был только на руку. И, видимо, боги, решив компенсировать поврежденную лодыжку, исправились: сквозь деревья ко мне пробирался не кто иной, как Тайрис – темнокожий друг Мэтта, с которым он болтал, когда мы впервые встретились.       — Тайрис! — я подозвала юношу к себе.       — Какого, мать твою, черта?! — Парень в недоумении оглядел меня с головы до ног.       — Не сейчас, пожалуйста, у меня времени мало совсем. Слушай, можешь мне помочь? — я затараторила, пытаясь сократить время рассказа. — Дело в том, что прямо сейчас за мной начнется погоня, состоящая из администрации Сильверстона и Граймса лично. А я, как назло, лодыжку подвернула, — я указала взглядом на свои ноги. — Так вот, все, что мне нужно – это попасть к выходу из школы, там меня ждет Мэтт Грин.       — Мэтт? — Тайрис округлил глаза. — Он же еще вчера вечером укатил куда-то. Вернуться не обещал, — в голосе парня слышалось недоверие.       — Ну, пожалуйста, Тайрис! — Я почти умоляла его.       — Ладно. Говоришь, возможность Псу насолить? — Я кивнула. Всем давно известно, что среди таких вот «опасных группировок», как компания Тайриса, велся счет, кто больше раз одурачит блюстителя порядка.       Коренастый парень с легкостью поднял меня на руки, перекинув через плечо мои сумки. Вот уже в третий раз меня осчастливили с помощью совершенно мелочной вещи: понесли на руках. Правда вот, большинство девушек находят это романтичным, я же радовалась тому, что мне удалось избежать гнева главы Сильверстона. Никогда не интересовалась, но Тайрис вроде бы был капитаном сборной по баскетболу, ну, или нет. По крайней мере, он точно занимался спортом, так как и сила, и выносливость у него была отменная — уже через пять минут быстрой ходьбы мы были возле подъездной дорожки. Тайрис передал меня, беспомощную и жалкую, в руки Мэтта, а тот, в свою очередь, совершенно бесцеремонно запихнул меня на заднее сидение автомобиля. Они еще пару минут о чем-то болтали, а потом Мэтт, распрощавшись с другом, уселся на водительское место и молча завел двигатель машины.       — Мэган, ты чокнутая. Чувствую, зря я предложил тебе всю эту авантюру, ты ходячий магнит для неприятностей. — Парень вовсе не злился, просто, кажется, Мэтти любил показывать, кто тут умный, рассудительный и уравновешенный. Ну и ладно.       — Между прочим, никто тебя за язык не тянул, — заметила я, впрочем, вполне справедливо.       Вжав педаль газа в пол, мы сдвинулись с места, и синяя Тойота помчалась вдаль от Сильверстона. Я провожала угловатые башенки главного корпуса, пока они вовсе не скрылись из виду. Только вот грустно мне почему-то не было. Я чувствовала, что намечается что-то большее. Что-то, что кардинально изменит мою жизнь. Теперь уж точно. Ничего уже не изменишь: в школу мне возвращаться нельзя, так что единственный возможный вариант – полностью положиться на судьбу и с головой окунуться в приключения.       Пока мы ехали, пейзажи сменяли друг друга, и я наконец-таки остро почувствовала: вот она — свобода!       За все те пять часов, сколько мы мчались по бесконечным сплетениям трасс, Мэтт не проронил ни слова, делает вид, что обиделся. Так что, чтобы хоть чем-то себя занять, я вытащила из своего рюкзака дневник и ручку: писать мне теперь есть о чем.       «03.03.2004 – Воскресенье       Дорогой дневник! Я дала обещание, что буду вести тебя, делая записи ежедневно, описывая каждую мелочь своей жизни. И, знаешь, мне казалось, что уже на второй день я, откинув куда подальше ручку, заброшу тебя на много лет за неимением мыслей и событий. Но так получилось, что за эти пару дней мелочей у меня скопилось так много, что, боюсь, этих кривоватых из-за дорожной тряски записей будет немало. Крепись, дружок :)       Вчера, а точнее, может быть и сегодня, не знаю, время у меня самым наглым образом перемешалось, я впервые попробовала наркотики. Не по собственному желанию, а в пользу общества. Да и не осознанно. Интересно, если бы я подала заявление в полицию, Миранду бы посадили? Ну, наркотическое отравление, или как там статья называется? Я-то понятия не имею. Впечатления у меня остались странные. Если, они вообще остались, я уже ни в чем не уверена, правда. Но они все-таки есть. И это стало чем-то новым. Нет, мисс Мэдисон, вероятно, под “чем-то новым” имела далеко не разноцветные таблеточки экстази, но это уже что-то. Ну, или ничто. Хих, черт его знает.       Еще пару дней назад я ни за что бы в это не поверила, но сейчас я еду навстречу приключениям в синей Тойоте с парнем, которого я знаю второй день. И все мои вещи в этой машине уместились в дорожную сумку. Ладно, вру. Большую часть тряпок пришлось оставить в Сильверстоне. Но разве теперь это мне помешает? Хотя и всю свою жизнь я оставила в Сильверстоне. Сейчас у меня нет ничего, кроме этой машины, Мэтта Грина и целого мира. Звучит заманчиво, правда?»       Захлопнув толстую тетрадь, я сложила все обратно в рюкзак, писать больше не хотелось. А именно, не хотелось упустить ни минуты начавшегося путешествия за возней с бумагами. Поэтому я придвинулась поближе к окну и стала рассматривать проносящиеся мимо виды. Заметив мой интерес, Мэтт услужливо приоткрыл окно, чтобы я могла не только наблюдать за расцветающей Калифорнией, но и наслаждаться прохладным ветерком. За это, признаться, я была ему безгранично благодарна и в который раз за день абсолютно счастлива. Раньше меня посещало только ощущение абсолютной печали. Поэтому, посчитав это именно той важной мелочью, о которых говорила моя психолог, спустя пару часов, когда мне немного поднадоело ехать с высунутой из окна автомобиля головой, я снова достала свой дневник и сделала запись длиною в три слова.       «03.03.2004 – Воскресенье, о котором я уже говорила, а сколько времени – понятия не имею, потому что       Я абсолютно счастлива»       Посидев еще с полчаса, я уснула, совершенно не представляя, что меня ждет завтра. [2] Чабби Банни (тут) — фирма, производящая маршмеллоу, сладости.