Потерянный год

Предупреждение: не читать тем, кто не отошел от финала 3 сезона. Тут нет хэппи энда! По ночам хотелось выть вместе со своими новыми друзьями. Бросаться на прутья, не дотягиваться, падать в раздутую от воды грязь и вгрызаться в нее, оставляя скрипучие точки на зубах. С каждым днем эти мысли в голове Робина только усиливались. Усиливался и запах псины, который, кажется, всосал в себя тело разбойника, тщательно прошелся по нему, забираясь в мельчайшие поры, и едва не заставил его покрыться собачьей шерстью. К началу четвертых суток Робин все также сидел в углу своей клетки, сжимая ободранными пальцами ненавистный ошейник. Нос забился удушающим воздухом и отказывался больше наполнять тело кислородом. Разбойник судорожно делал глотки ртом, и сдерживался, чтобы не выплеснуть из горла похлебку, отправив ее на почерневшую землю. Его кормили. Зачем-то. Каждый день утром рядом раздавалось шарканье. Проходили мучительные минуты, в ходе которых Робин едва справлялся с желанием потянуться к прутьям и взглянуть на своего гостя. Все это время посетитель шел, загребая растоптанными сапогами мелкие камни. Останавливался, не доходя несколько шагов, и заходился в дребезжащем кашле, смешанном с чахоточными всхлипами. Тошнило от омерзения к этому человеку. Растянутые, как паутина в темной пещере, минуты продолжали издеваться. И все же у клетки всплывал старик. Длинный, с яйцеобразной головой, на которой красовалась потертая маска палача. Дрожащие руки, впалая грудь и согнутые колени не могли обмануть. Робин уже понял, что никакой это не палач. Страшно не было. Из глазниц своей смехотворной маски старик отпускал мутный взгляд. Пялился так, будто надеялся, что Гуд уже вздернулся. Или ждал, когда разбойник закричит, раздирая свою грудь отчаянными воплями. «Не дождешься» Робин скрипел зубами, втягивал отказавшимися работать ноздрями раскаленный воздух и давал понять, что скорее король покроется чешуей, чем разбойник сдохнет. В ответ на такое молчаливое сопротивление надсмотрщик склонялся и ставил у прутьев тарелку с варевом, которое, кажется, ели и собаки по соседству. А после удаляющиеся шаги терялись в заливистом, злобном лае. Животные ненавидели чужаков. Сначала Робин и не думал есть. Но, когда полдня просидел в забытье, медленно уходя в свои сны, в которых разбивался на осколки соблазнительный смех, оставался на груди сладкий поцелуй горячих губ, а лицо обдавал притягательный шлейф, Гуд понял, что надо выживать. Только тогда он осознал всю фантазию своего рассохшегося от времени палача. Этот мерзавец ставил тарелку слишком далеко. Но Гуд не зря слыл самым ловким пройдохой во всем лесу. Он смог сделать крюк из ремня и научился подтягивать к себе миску с похлебкой. Глотал водянистую гадость вместе с остатками гордости, заставляя желудок работать, как проклятый. А потом наслаждался - палач заходился в молчаливой ярости, когда находил пустую посуду у прутьев. Робин чувствовал себя победителем и разве, что не мог расплываться в своей наглой улыбке. Зарекся расслабляться, пока не разберется с чертями в этом аду. «Как часто ты вспоминаешь мои поцелуи? Ты вообще меня вспоминаешь? Ты еще моя королева?» Тоскливым мыслям и сегодня помешали привычные звуки. Старик возвращался. Кряхтел. Возможно, трясся по дороге, разливая суп на камни. Дышал на последнем издыхании, давая мелким каплям слюны повиснуть на подбородке, задержаться на маске. «Когда ты развалишься?» Представив на секунду у своей клетки кучку костей, Робин усмехнулся. Перед глазами застыла расползшаяся от времени маска, под которой притаился маленький череп сероватого цвета. А у прутьев уже маячил палач. Глаза пошарили по загаженной клетке, остановились на дышащем силой и готовностью к схватке разбойнике. На секунду потухли. Зато Робин отозвался пылающим взглядом. - Сегодня ты умрешь. Челюсть Гуда медленно съехала вниз. Он не ожидал услышать голос своего тюремщика. Тот ведь даже губами не шевелил, будто мысленно передал это послание. Слух едва успел распознать в утренней тишине это ядовитое шипение. - Почему? – стиснул зубы Робин. Он хотел еще много что спросить, но это ведь значило проигрыш в этой недельной пытке. - Вечером ты выйдешь против лучшего рыцаря в этом королевстве. У тебя не будет оружия, кроме того, что тебе выберет король. А вряд ли он захочет давать тебе меч, вор… Ты подохнешь, как собака. - Это мы еще посмотрим, - грудь раздирали когтистые лапы ярости. Робин уже был готов к схватке. Пусть хоть что-то. Только не эта клетка. Старик явно хотел триумфа хотя бы в последние минуты, но Гуд застыл в одной позе, с одним выражением лица. А глаза пытались сжечь все вокруг. Жаль, что не получалось. Помявшись еще, а после, подобрав пустую тарелку, тюремщик повернулся. Таившийся все это время крик вырвался из нутра Робина. - Постой! – вор на секунду закусил внутреннюю кожу губы, которая тут же оросила его выжженный жаждой рот. Робин вгляделся в застывшего, отвернувшегося лже-палача. - Как Королева? Секунды, повисшие в вечности. - Она вырывает сердца. Мир заполнился клокочущим лаем. Собаки учуяли жертву и оскалили свои пасти. Начали бросаться на стены, биться глухо телами и царапать когтями по прутьям, срываясь в чавкающую грязь. Шарканье. - Нет… Робин удержал у сердца образ амазонки, которая не желала покоряться, а, сделав это, разошлась огнем по его алой крови. Он знал, верил своему чутью, что вернувшаяся из новой жизни Королева не будет прежним чудовищем. Потому что уже увидел ее настоящей. - Она… Нет… Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь! Рев, похожий на стонущий плач, разнесся по псарне, потонул в заливистом хоре. Собаки, озверев, убивались в своем вое, с которым теперь смешался и этот отчаянный крик все еще верящего разбойника. Даже в этом королевстве жители знали Белоснежку. Это первое, что поняла принцесса, когда прибыла в край Георга. Готова была порадоваться этому, а потом Тинкербелл выяснила про обновленную Регину. Злая Королева вернулась, Гуд томится в тюрьме. А значит и самой Белоснежке рядом с мачехой делать нечего. Люди стали опасны. Все эти дни девушки прятались в сторожке семьи лесника. Отзывчивые хозяева не интересовались светской шумихой и даже не догадались, кого приютили. А тем временем, фея и принцесса тратили время на споры, пробирались в деревню, собирая сведения, а также пытались придумать план, в котором они остаются с головами на плечах и сердцами в груди. В какой-то момент Тинкербелл вышла из себя. Фея с горящими глазами кричала о несносном характере принцессы. Повод для яростной атаки был подходящий – Белоснежка и дня не могла прожить без того, чтобы не заступиться за обиженных и обездоленных. Так она только привлекала к ним ненужное внимание. Топнув для надежности ногой, наградив опешившую девушку сердитым взглядом, Тинкербелл скрылась на дорожке, ведущей в деревню. «Подумаешь. Зато я – добрая» Рассказывая о своих заслугах летающим между деревьями птицам, Белоснежка вернулась в дом лесника и нашла себе занятие. Бездельничать не дала хранительница этого бедного очага. Круглолицая и дышащая здоровьем женщина к своим 27 годам выглядела довольно внушительно. И комплекцией, и положением. Четверо детей, огромное хозяйство, муж, четко выполняющий приказы супруги. От ее окриков даже смелая Белоснежка чувствовала, что птиц не позовешь на помощь и лучше с хозяйкой дома не спорить. Поэтому, обреченная на долгий, бестолковый разговор, Белоснежка покорно перебирала гниющие овощи. Голова была занята мыслями о дочери, внуке, Сторибруке, но пропустить мимо ушей имя мачехи Белоснежка не смогла. - Вы видели королеву? – замерла, напрягая тело, принцесса. Ее большие глаза неустанно следили за суетящейся сельчанкой. Та достала из таза огромную рыбу, которая еще силилась губешками словить воздух и била с последней надеждой своим блестящим хвостом. Женщина одним взмахом ножа обрубила это сопротивление. «Гадость» Отводя взгляд от кишок, Белоснежка зареклась больше есть рыбу. А судя по комку в горле в ближайшее время о еде вообще лучше было бы забыть. - Конечно, видела! Мы с детьми ягоду относили в замок, так королева лично прибежала за ней. И чего ей сдалась эта клюква? Кислая, противная… Ух, рот аж перекосило…. - Клюква? – Белоснежка снова уставилась на собеседницу. Та шмыгнула носом, увлекаясь чешуей, а принцессе захотелось огреть ее чем-нибудь. Чтобы разговорилась. - Да-да, клюква. Величество это и дня не может прожить без клюквы. Причем же не ест ее. Просто схватит пригоршню, вот так, - женщина сжала толстыми пальцами склизкий воздушный мешок, выпавший из рыбы. – Стоит, давит и будто не дышит… Белоснежка от захлестнувшего ее испуга даже не услышала, как кишок в руке сельчанки лопнул, а после женщина бросила его на пол. К добыче тут же подбежал кот с опаленными серыми боками. Только услышав жадное урчание, Белоснежка пришла в себя. - Так она, наверное, и сердца вырывает. Злая! Своего сердца нет, вот и у остальных забирает, - продолжала увлеченно хозяйка дома. – Стоит она Георга… Пара демонов… «Регина…» Отказавшаяся верить в эту правду Белоснежка уже собралась спорить, но позади скрипнула дверь. Увидев маячившее в проеме лицо с зелеными глазами, Белоснежка отбросила влажный кочан капусты и выбежала из дома. Свежий воздух дал организму сил. - Так быстро? - Я узнала, что сегодня будет бой, - на одном выдохе выдала фея. Ее глаза заставили Белоснежку остолбенеть. Осторожно она уточнила: - Бой? - Робин будет драться с рыцарем Георга. Говорят, король сам выберет Гуду оружие. Белоснежка, там не будет победителей или проигравших, - по горлу феи прошел судорожный вдох, - только один выживший. - Его хотят убить, - еле прошептала Белоснежка. Два, полных ужаса взгляда, остались в одном ответе. Будто соскабливая с себя эту мысль, принцесса повела плечами, скривила губы и выпалила с отчаянием, - я думала, что Регина ему поможет. Неужели у нее опять почернело сердце? - Может оно просто сгнило? Вспышка ярости оказалась слишком стремительной. Белоснежка шагнула к фее и угрожающе схватила ее за висящий на шее платок. Тинкербелл даже не успела среагировать и просто онемела от такого поступка. - У Регины есть сердце! Иначе она бы не смогла полюбить сына. Ясно? Фея не рискнула и слова сказать против. У рассвирепевшей Белоснежки слишком отчетливо раздувались ноздри от желания с кем-нибудь разобраться. Тинкербелл просто кивнула. Только тогда принцесса оттолкнула ее и развернулась. Вслед полетел возмущенный вопль: - И кто сочинил, что Белоснежка добрая? «Ох, да иди ты!» Принцесса, пылая от своих мыслей, ринулась в лес. Фея вряд ли до конца осознала, что спаслась от расправы. - Смерть! Смерть! Смерть! Гул, складывающийся в одно слово, выбивал из головы любую мысль. Земля дрожала и отзывалась кровавыми буквами, которые буквально отпечатались в сознании Робина. Один вдох не мог наполнить сильную грудь достаточным запасом кислорода. Разбойнику приходилось часто дышать, покрываясь мелким бисером пота, на который тут же оседала пыль, поднятая с земли и струящаяся в лучах заходящего солнца. Светило пробивалось сквозь узкие щели в большой, дубовой двери, перед которой стоял Гуд. Впереди народ ждал смерти. Его смерти. Капли, сбившиеся в струйку пота, покатились с шеи вниз, перекатывая через позвонки. Каждый нерв на спине напрягся, ощущая эту мокрую трусость. Сжатые кулаки, стиснутые зубы готовы были поспорить с гнусным дребезжанием страха, который пытался прорваться сквозь готовность Робина к схватке. Ничто не могло уговорить его сдаться. «Иди, убивай» Колющее чувство ярости отправилось в путь, заряжая каждую клетку этого могучего тела желанием выжить. Мужчина с озверевшим лицом посмотрел на стоявших рядом стражников. Только копья, направленные в сторону разбойника, не давали ему шанса начать свой кровавый план воплощать уже перед выходом на арену. Скрип, будто колокол, надорвал гул, а открывшаяся дверь выпустила рев толпы, которая жаждала раздавленных костей, раскрошенных зубов и омытых кровью лиц. Зажмурившись на секунду, Робин ощутил сильнейший удар в спину, и только врожденная реакция уберегла от позорного падения. Он буквально вывалился вперед, попадая подошвами в горячий, белоснежный песок. Еще успел обернуться, чтобы увидеть выжженную черную доску закрывшейся двери. А после выпрямился и вступил в чужой мир. Народ бесновал на трибунах, которые кольцом окружали залитую закатным, прощальным светом арену. Топал ногами, размахивал остальными конечностями, издевательски гоготал. И наполнял тело Робина с каждой секундой обжигающей ненавистью. Она зажигала руки, ноги, голову, заставляя Гуда превратиться в зверя, готового к хрусту жертвы под клыками. Сделав шаг, Робин отвлекся от трибун и услышал рядом уже ставший знакомым вой. Оставляя слепок ярости на лице, мужчина только тогда заметил рвущихся с цепей псов. Собаки находились по всему периметру арены, они бросались вперед, сжимая свои приклеившиеся к позвоночникам пустые животы, хрипели, натягивая цепи, стремились вырвать кольца из стен. И взглядами жрали разбойника. «Голодные» Холодок освежил разгоряченную кожу, заставил ее покрыться тончайшей сеткой белых мурашек. Робин сглотнул, двигая кадыком, и не ощущая в горле даже намека на слюну. Будто кинжал скатился вниз. Прищуренные глаза следили за псами. Насчитали их пять тел, бьющихся в алчной агонии за мясом. Прикинули, насколько близко можно было подойти, чтобы не стать добычей. А после увидели завешанную полотнами с гербами трибуну. Слишком много блестящего – вот чем еще отличалось это место перед ареной. Разодетые и размалеванные женщины прикрывали лица, боясь выдать свое желание увидеть кровь. Мужчины, усмехаясь, потирали скрытую под жиром грудь, тянулись к кубкам с вином. И все, абсолютно все в раболепном стремлении кидали взгляды на два трона. Робина не интересовал Георг. Он уже мысленно разделался с этим ублюдком, в его представлении королевское тело растащили на ошметки дикие звери. Никто не был так важен, как женщина, спрятавшаяся под черным кружевом и яркими камнями. Тонкие пальцы удерживали массивный кубок, куда опускались алые губы. - Регина… Робин, забыв обо всем, ринулся вперед и чуть не попал в пасть огромной, черной овчарки, хрипящей от лая. Разбойник отскочил назад и встретился с демоническими глазами. Ночью было холодно. Ночью было жалко. Ночью было боязно. Ночью было гадко. Только это было в очах Королевы. Расставляющий ловушки взгляд потух, заключив страстный огонь за металлическую стену. Только блеск этой тюрьмы плескался в глубине этих глаз. Отражал Робина, разбивая его на осколки, перемешивал и складывал в зловещий паззл. Где-то в стороне раздался звук барабанов, перекрывающий гул и, оставляя в пространстве визг алчных тварей на цепях. Робин кусал язык, жевал кожу губ, заполняя рот спасительной кровью, которая могла уберечь его от неверия в спасение для себя и для нее. Он видел глаза Регины и успел заметить, как ее согнутая кисть замерла в воздухе, оставив кубок в нескольких сантиметрах от поджатых в сомнении губ. Неожиданно к Королеве потянулся Георг. Он требовательно перехватил тонкое запястье и приподнял его, поднося кубок ко рту Регины. Будто марионетка Королева приоткрыла губы, давая пурпурной жидкости скользнуть внутрь. Еще секунда и ее застывшее лицо выдало презрительную усмешку. «Отрава» Робин смог воспаленным рассудком принять свое озарение. Зубы оскалились, пылающий взгляд отправился в сторону Георга, который совершенно без стеснения наклонился и зашептал что-то на ухо Регины. Она уже смотрела вниз, оставив без внимания разбойника. Из израненного рта потекла кровь, смешанная с выступившей из горла слюной. Робин провел рукой по подбородку, а после отвлекся на кричавшего что-то с другой трибуны глашатая. Тот взмахнул рукой и к ногам Гуда полетел какой-то предмет. - Вор! Вор! Вор! Когда на белом песке отпечатался знакомый лук, Робин не сразу понял, что это. Медленно впуская в себя воздух, он наклонился и подобрал своего товарища по лесным схваткам. Пальцы привычно пробежались по шершавому дереву. «У тебя не будет оружия, кроме того, что тебе выберет король» Чахоточный голос палача пробрал до костей и заставил метнуть взгляд на королевскую трибуну. Самодовольное лицо Георга подтвердило догадку. - Убей! Убей! Убей! Разносящиеся вокруг лавиной голоса зрителей убедили Робина обернуться. И это было верное решение. Он едва успел отскочить в сторону, спасаясь от клыков. Оказавшись на спасительном расстоянии, Робин увидел багровую массу, которая была выше его на голову. А если учесть рогатый шлем, болтающийся на сплющенном шаре с мелкими глазками, то впереди предстал просто громила. «Вот и ты» Робин видел подобие рыцаря. Обнаженная гора мышц, сала, покрытая безобразными шрамами, непонятными нитями татуировок. Противник бил кулаком в отвисшую, заросшую темными волосками грудь и рычал в сторону зрителей. Вторая рука сжимала на цепи обезумевшую собаку с вытянутой мордой и красными пуговками вместо глаз. - Виктор! Виктор! Виктор! Толпа заходилась в экстазе, пока одетый до пояса мужчина крутился на месте, поднимая песок в воздух, и требовал порции славы. А Гуд в это время от кипящей крови, которая будто затекла уже в уши, стремительно действовал – он ударил своим луком о колено и разломал древко на две половины. Еще один рывок, напрягающий мышцы, заставил тетиву лопнуть. - Убей! Убей! Убей! - Плебей… Робин разорвал яростную пелену и уставился в сторону рыцаря, который ухмылялся, показывая черные пеньки нижних зубов. Противник выхватил из-за пояса длинный меч, засверкавший недобрым предупреждением, а после ринулся вперед, давая и псу шанс дотянуться до Гуда. Разбойник ужом проскользнул мимо, укрываясь где-то сбоку, касаясь подошвами болотисто-податливый песок. Промахнувшийся рыцарь заревел от ярости, завыл его четвероногий сатана. Но Гуда отвлекла вспышка боли, которая прошлась по голени. В своем прыжке он забыл о распахнутых в ожидании крови пастях других собак. Один из псов успел вцепиться в ногу разбойника, и Робину пришлось рвануть вперед, оставляя на клыках остатки мяса, сдобренные сладкой кровью. Адреналин, сжигая вены, артерии, заставил забыть об ослепляющей боли и помог заметить мелькнувшую рядом пасть. Секунда и Робин зашелся в яростном стоне из-за вырванного из поясницы куска плоти. Теряясь во вспышках боли, разбойник смог отпружинить вперед, спасаясь от собаки рыцаря, морду которой уже залила воровская кровь. - Нет!!! Развернувшись в яростной атаке, отдаваясь животному инстинкту, Робин за секунду увернулся от метнувшейся за ним собакой. Взмах онемевшей, колющей изнутри миллионами иголок, руки и погружение остатка лука в эластичную кожу, заставило Гуда выпустить из себя звериный вопль. - Аааа… На руку хлынула горячая кровь из раны в боку пса, который засипел, пуская остатки воздуха в убийственную дыру. С трудом разжав пальцы, Робин умудрился отпрянуть в сторону, уберегая голову от взметнувшегося клинка. Острие прошлось по плечу, отчего кожа тут же заплакала кровавыми слезами. Едва не заметавшись по арене от боли, Робин споткнулся и полетел вниз. Сил хватило, чтобы повернуться на спину и увидеть, как воодушевленный ревом толпы и трясущийся от смертельной агонии своего пса, рыцарь с залитым потом лицом бежит к месту падения Гуда. «Конец…» Закат эффектно подчеркнул летящий по воздуху меч, который не могла даже испортить толстая рука королевского прислужника. Инстинкт самосохранения оказался сильнее покорного принятия своей участи. Робин отпустил последнюю палку, оставшуюся от лука, сжал пальцами рассыпчатый песок и бросил его в лицо противника. Клинок тяжело пролетел мимо и опустился вниз. Рыцарь на секунду зажмурился, потеряв ориентацию. Этого хватило, чтобы Гуд вскочил на ноги, оказался за потной спиной великана и ударом ноги повалил его на землю. С пульсирующим в висках первобытным желанием убивать Робин запрыгнул на противника, обхватил его за подбородок и потянул на себя голову, скользя немеющими пальцами по влажной коже. Хруст костей известил о победе. «Смерть» Уронив уже безжизненную голову здоровяка в песок, Робин захлебнулся от нападений ярости, боли, злости, желания продолжать этот победоносный пир. Действуя уже без всякой мысли, не слыша даже криков, лая, он вскочил и схватил меч, тяжесть которого отозвалась в кровоточащем порезе на плече. Дыша ядом своих разбуженных темных сил, разбойник, все еще рыча, бросился вперед. Меч без проблем прошелся по мягкому телу, оставляя осознавшую в последний момент свою погибель овчарку без головы. Прыжок, Робин ухватился за полотно и, подтянувшись, смог зацепиться скрюченными пальцами за деревянный край. Вскоре Гуд перекинул свое тело на трибуну. Робин оказался между визжащими дамами, падающими со своих лавок их мужчинами, убегающими слугами и перед Региной, выпрямившейся в одну линию у трона. Но ей он даже не подарил обычного взгляда, ноздри и глаза искали другую мишень. Заметив Георга, который зачем-то пытался снять с шеи блестящий орден и слиться с темным троном, Робин сделал шаг. Ощутил в ноге боль, но ее залечили ярость и униженная гордость. - Умри… Разбойник успел лишь поднять руку, как тело покрылось коконом стальных нитей. И ни движения. «Что?» Будто вновь запрятанный в клетку, Робин мог только убивать сейчас ошалевшим взглядом. Сквозь приоткрытый рот в тело проникали струйки воздуха – все, что позволила Регина. Королева проскользнула вперед, также не замечая общей вакханалии. Она замерла перед застывшим в ее магическом плену вором. Вгляделась в обезумевшие глаза, в которых сменилась красная ярость на серую боль. «Регина! Ну, давай! Очнись! Прошу тебя… Ты же сильная. Проснись, Королева!» Даже за своими внутренними воплями Робин мог заметить тлеющие угли в черных глазах Регины. Нос защекотало от тонкого, цветочного запаха. А Королева продолжила всматриваться в лицо разбойника. Умирали во взгляде намеки на прежнюю женщину, на место огня приходил вязкий туман, очерчивая лишь пренебрежение и безразличие. «Нет, стой, стой, глупая! Ты моя, моя…» Интерес к наглецу отпускал напряженное королевское тело. Ничего не было понятно по лицу Регины – кажется, она перестала думать. - Регина! Рядом промелькнул красный, бархатный плащ Георга. Король схватил женщину за руку и развернул к себе, заполучив в ответ пустой, подернутый дымом презрения, взгляд. «Тварь! Тварь! Не трогай ее… Не прикасайся к ней» - Ваше Величество, позвольте, - хрюкнув от находящего удовольствия, Георг что-то вытащил из-за пазухи. Робин застонал внутри себя, увидев сверкнувшее алой каплей кольцо с камнем. – Вы же выйдите за меня замуж? «Регина…» Отчаяние расползалось по телу, выбрасывая наружу внутренние органы. Вместо них кипятилась желчь. Она уже убивала. - Да. Умер. Тяжело дыша, Георг, будто боясь, что Королева передумает, не натыкаясь на сопротивление, поднял ее кисть и быстро надел украшение на чуть согнутый палец. Женщина вздрогнула, что не укрылось от глаз Гуда, повернула голову и остановила взгляд на его лице. Птица, бьющаяся о стенки темницы, разбивающая крылья. Успела зажечь королевские глаза. Губы раздвинулись в привычной, соблазняющей улыбке. «Боже, что я наделала?» В ту же секунду Регина обмякла, падая на пол уже без сознания. Георг взмахнул руками, но не смог ее подхватить. Робин почувствовал, как грудь расширилась от глотка воздуха, по телу прошлась судорога боли. - Рег… Освобожденный от колдовских чар, Робин не успел броситься к лежащей на полу женщине. За спиной раздался свист, что-то тяжелое обрушилось на гудящую голову разбойника. Встречаясь с деревянными досками лицом, проваливаясь в темноту, Робин напоследок успел заметить, как тонкие губы Георга клеймят поцелуем подрагивающую артерию на вытянутой шее Регины.