Prisoner of her lust

      Операция по поимке Роршаха была рассчитана до мелочей. Анна всегда отличалась страстью к перестраховке, но в этот раз она превзошла себя и за короткий срок продумала абсолютно все, не упустив из виду ни одной детали. Помощники получили четкие указания, отработали несколько специфическим приемов и лишь после этого была назначено точное время операции.       У каждого человека есть слабые стороны. Некоторые кажутся себе неуязвимыми, отгораживаясь от мира привычным «Ну, уж со мной-то этого точно никогда не произойдет!», другие так привыкают к своей неузнаваемости в костюме супергероя, что, снимая его, без страха представляются своим настоящим именем. Роршах был не из таких и никогда не отличался подобной наивностью. И все же и у него была слабость.       Роршах любил комиксы. Он пристрастился к этому чтиву еще во времена своего пребывания в приюте и не избавился от привычки покупать пару новых выпусков каждую неделю. Его путь до киоска газетчика, как правило, пролегал разными маршрутами, но каждый раз Роршах проходил одну подворотню у прачечной, где нет ничего, кроме мусорных баков. Там-то и укрылись братья Рихтер с плевательными трубками. Этому фокусу очень давно научил Анну старый индус, заклинатель змей, доживающий свои последние годы на задворках циркового балагана. Он же снабдил девочку склянкой с парализующим ядом, которую Анна так и не удосужилась выбросить за эти годы. От времени с ядом-парализатором ничего не случилось – его опробовали на Патрике, и здоровенный рыжий ирландец рухнул, как подкошенный, когда из плевательной трубки ему в шею выстрелили крохотным дротиком со смазанным совсем небольшим количеством яда наконечником.       Пожалуй, такой способ был слишком экзотичен и сложен в исполнении, но Анна не собиралась рисковать собой или своими помощниками – любой тактильный контакт с Роршахом, даже находящимся в образе безобидного городского сумасшедшего, мог закончиться плачевно. У бывшего боксера была отличная реакция и слишком сильно развитая интуиция.       К счастью, все прошло как по нотам. Роршах поинтересовался у газетчика о наличии нового выпуска своего любимого комикса, получил отрицательный ответ и зашагал по улице, подмечая цепким взглядом все, что творилось вокруг. Скорее всего, он заметил и крохотный дротик, выпущенный из костяной трубки, но попросту не успел никак среагировать и медленно осел на заботливо подставленное плечо Патрика, выронив плакат из ослабевшей руки. Погрузить обмякшее тело в фургон было делом нескольких секунд, даже немногочисленные утренние прохожие толком не сообразили, что только что произошло на их глазах.       - Смотри, что я нашел! – вскарабкавшись в фургон, Дитер бросил на пол стопку мятой одежды и видавшую виды фетровую шляпу. От вещей шел резкий запах пищевых отходов и гниющего мусора. – Это его шмотки, - Дитер пнул недвижимого Роршаха в бок. – Лежали в мусорном баке.       - Грязные провонявшие шмотки – на задворках прачечной, - невесело усмехнулся Шон, как обычно исполнявший роль водителя. – Какая ирония.       - Комната под каруселью готова? – кажется, в сотый раз нервно спросила Анна, защелкивая на запястьях Роршаха сразу две пары стальных наручников помимо крепкой пеньковой веревки, завязанной сразу на несколько сложных морских узлов. Ноги борца за правосудие постигла та же участь, только вместо наручников были использованы тяжелые тюремные кандалы.       - Готова, - кивнул Курт. – Мы уже погрузили все вещи и готовы отправляться в…       - Тихо! – шикнула на немца Анна. – Этот сукин сын, может быть, и не шевелится пока, но я бы не исключала возможности, что он все еще способен нас слышать!       Фургон, подпрыгивая на ухабах и рытвинах загородной дороги, быстро довез Анну с помощниками и пленником до заброшенного парка развлечений. Взвалив тело Роршаха на плечо, Патрик потащил его к карусели. Там, в рубке оператора аттракциона, имелся незаметный ход в небольшой подземный бункер, где раньше ночевали братья Рихтер, а сестры хранили добычу. Сейчас здесь было пусто, только у дальней стены была подвешена на крепчайшей цепи деревянная лавка с прибитой и привязанной к ней перекладиной, с просверленными в ней отверстиями.       Пока Патрик придерживал Роршаха, Анна приковала его руки к перекладине еще одним обрезком цепи, обмотав их почти до локтей и закрепив тело в вертикальном положении, а затем придирчиво осмотрела свою работу.       - Это никуда не годится, - заявила Анна, разочарованно прищелкнув языком. Помощники изумленно переглянулись. – Во-первых, его нужно помыть как следует, а во-вторых нарядить в супергеройские шмотки. И выстирать их перед этим, чтобы не осталось и следа этого отвратительного запаха гнили.       За процедуру мытья Анна взялась сама. Вкатив Роршаху еще одну дозу парализатора, она попросту разрезала на нем одежду, тщательно прошлась по веснушчатому телу мыльной губкой, а затем окатила Роршаха из шланга как следует – благо, в бункере был оборудован слив для воды.       С одеждой было сложнее. Пришлось развязать пленника и продеть его руки и ноги в рукава и штанины, словно он был тряпичной куклой. Последним штрихом стали ботинки на небольшом каблуке, маска и фетровая шляпа. Теперь Роршах был похож на пугало, висящее на фермерском огороде и растопырившее руки в набитых соломой перчатках, чтобы отгонять прожорливых ворон.       - Этот говнюк чуть не вышел на нас однажды, а сегодня я мою ему задницу, стираю носки и завязываю шнурки! – горько усмехнулась Анна и обернулась к приспешникам. – Фрея, наверное, уже проснулась – позовите ее, пусть посмотрит на свой подарок…       …Очнувшись, Роршах ощутил легкую боль в онемевших конечностях и попытался двинуть рукой, чтобы убедиться, что все еще способен на это. Ничего не вышло. Роршах жутко зарычал, услышав, как лязгнула сталь цепи после его неудавшейся попытки. Распятый, он был абсолютно беспомощен. Пытаясь оценить обстановку, Роршах быстрым взглядом окинул помещение и мигом все понял. Он был в плену у Carnival Sisters, и трое их приспешников таращились на него во все глаза, как на бешеную собаку, привязанную достаточно крепко, чтобы она не могла броситься, но все еще смертельно опасную. Приспешники выглядели ровно так, как их описал Драйберг – пара немцев, похожих друг на друга как два яйца из одной корзины, и рыжий ирландец, который даже в такой ситуации умудрялся сохранять бодрое присутствие духа и улыбался уголком рта.       И девчонка… Роршах ждал увидеть наглую шлюху в костюме цирковой мажоретки, в короткой юбочке, туфлях на высоченных каблуках и накрашенную так, словно ей через пять минут выходить на панель. Но вместо этого перед ним стояла совсем молодая девушка, одетая как школьница из небогатого квартала, без грамма косметики на свежем лице. Только ее глаза выдавали преступную сущность старшей из сестер – в них было столько ненависти к окружающему миру, что Роршах невольно вспомнил собственное отражение в щербатом зеркале, висящим в его ванной комнате.       Прикрывая глаза ладошками, в помещение вошла вторая девушка в сопровождении угрюмого канадца. Роршах вспомнил слова Комедианта о том, что сестры совершенно не похожи друг на друга. Действительно, в отличие от старшей, жгучей брюнетки, младшая была нежной блондинкой с почти прозрачной кожей, и удивительно невинна на вид, словно воспитанница строгой монастырской школы.       - Можешь смотреть, - сказала старшая сестра ласково. Младшая отняла руки от лица и, увидев Роршаха, распятого на перекладине, радостно взвизгнула.       - Он крепко привязан, - словно речь и вправду шла о собаке, сообщила старшая сестра. – Можешь делать с ним все, что захочешь. Если что-то… вдруг… - девушка крупно переглотнула. - …вдруг пойдет… не так… стукни в дверь, и парни тебе помогут.       «Если успеют!» - подумал Роршах и снова попытался высвободиться. Цепь была слишком крепка даже для его натренированных мускулов, и он зарычал в бессилии.       - Ну, успокойся, - ласково сказала младшая сестра, обращаясь к пленнику. – Тебе никто не сделает больно. Я не обижу тебя, если ты не попытаешься обидеть меня. Я против насилия.       Потрепав сестру по плечу, Анна с помощниками вышли за дверь. Братья Рихтер остались дежурить по обеим ее сторонам, Патрик контролировал вход в рубку управления каруселью, а Анна и Шон поехали в город, исполнять вторую часть плана.       Фрея и Роршах остались наедине.       Роршах был абсолютно уверен, что теперь его начнут убивать. Медленно, смакуя каждую мелочь. Может быть, сначала разрежут одежду, потом снимут кожу, затем по ленточке срежут мышцы или еще каким-нибудь не менее кровавым и омерзительным способом надругаются над его телом. Он принес преступному миру немало горя, настало время платить по счетам.       Фрея смотрела на Роршаха во все глаза.       Когда Фрее было пять лет, бродячий цирк, где они работали с сестрой и матерью, разбил свой шатер неподалеку от Огасты. Иногда сестры, чтобы развеяться, ходили прогуляться по небольшому городку и однажды набрели на небольшую кондитерскую. Анна знала цену каждому центу, поэтому купила сестре самый дешевый молочный коктейль и, соврав, что ей совсем не хочется даже пробовать его, угостила Фрею, а когда та закончила пить, деловито соскребла с внутренних стенок остатки сливок и облизала пальцы под презрительными взглядами завсегдатаев кафе.       В том кафе подавали потрясающий десерт – восемь шариков мороженого, каждый разного сорта, сложенные в большую креманку, покрытые сугробами взбитых сливок, щедро присыпанные шоколадной крошкой, мармеладными медвежатами и крупными ягодами морескиновой вишни. Фрея грустно смотрела на картинку в меню, на которой умелых художник изобразил это великолепие, и вздыхала. Нечего было и думать о том, чтобы купить этот десерт – он стоил целых пять долларов, а «Малышки с лезвиями» не получали больше двух долларов за выход.       И все же Фрея получила свой десерт. И когда хозяйка кафе торжественно водрузила перед ней гору из мороженого и сладостей, Фрея долгое время просто смотрела на нее, не в силах оторваться. Так выглядело чудо, сбывшаяся мечта. Анна никогда не рассказывала, чего ей это стоило, но Фрея и без этого была благодарная своей сестре и запомнила это ощущение счастья на всю жизнь. Сейчас она смотрела на Роршаха тем же взглядом, полным радости и восторга.       - Я много читала о тебе, - сказала Фрея, подойдя к Роршаху поближе. – Знаю о твоем детстве. Тебе нелегко пришлось, - Фрея осторожно погладила маску, и под ее ладонью черно-белые разводы пошли волнами.       - Мне понравилась твоя история, - продолжала Фрея, внимательно вглядываясь в завихрения темных пятен на белой материи. – Понравился ты. Жаль, что нет другого способа нам с тобой просто поговорить…       - Убью, - донеслось из-под маски. Фрея тихонько рассмеялась.       - Если бы это было возможно, моя сестра никогда не подарила бы мне тебя. У меня сегодня День рождения, а ты - мой подарок, - сообщила Фрея ошарашенному Роршаху. - Ты мой подарок, Уолтер Джозеф Ковач… Я с удовольствием сняла бы с тебя маску, но я знаю, на что ты способен без нее, поэтому только так…       Роршах был столь невысокого роста, что Фрее не пришлось даже привставать на цыпочки – она лишь приподняла голову и припала губами к тому месту на маске, где виднелись нечеткие очертания рта Роршаха, и успела уловить тепло его дыхания, прежде чем Роршах намертво сжал губы. Все равно что целовать манекен через платок.       - Неужели трудно быть хоть немного более дружелюбным? – горько вздохнув, спросила Роршаха Фрея.       – Я же пообещала, что не сделаю тебе больно. Тебе будет хорошо, я обещаю.       - Тварь, - злобно рявкнул Роршах, и Фрея снова успела накрыть его губы своими губами, поймав их почти неощутимое мимолетное движение. Роршах двинул челюстями, словно пытаясь прокусить маску, но ткань доктора Манхэттена невозможно было разорвать при помощи зубов.       - Ругай меня, если тебе это нравится, - с усмешкой позволила Фрея и потянула на себя конец белого шарфа Роршаха, делающего невидимой границу между его маской и полоской бледной веснушчатой кожи, видимой в разрезе воротника сорочки. Фрея несколько секунд просто любовалась открывшейся ее взгляду картиной, затем медленно, словно все еще раздумывая, развязала пояс плаща Роршаха и одну за другой расстегнула пуговицы на нем. Под плащом на Роршахе был надет темно-лиловый костюм в белую полоску. Брюки были чуть коротковаты – видимо, костюм многое пережил вместе с его владельцем.       Фрея неторопливо раздевала Роршаха, расстегивая пуговицы костюмного пиджака, а затем и сорочки, чтобы добраться наконец до бледноватой кожи его груди, испещренной свежими и давно зажившими шрамами. Роршах словно весь состоял из мускулов, похожих на натянутые струны – они отзывались на каждое осторожное прикосновение Фреи нервным подрагиванием. Фрея изучала хитросплетение шрамов, синяков и царапин, словно карту сокровищ, и Роршах, изрыгая проклятия, дернулся, натягивая крепкую цепь, когда Фрея коснулась кончиком языка розового ореола его соска. Выражение лица у нее при этом было такое, словно Фрея нашла сундук с драгоценностями и теперь пробует золотую монету на зуб, проверяя ее подлинность.       На впалой груди Роршаха почти не было волос, и Фрее ничто не мешало покрыть невесомыми поцелуями длинные дорожки подживших шрамов, оставшихся после стычек с бандитами. Роршах совсем не берег себя, вступая в неравный бой с уличной преступностью, и Фрея уважала его за это. Жаль, что он не мог и не хотел этого оценить.       Роршах ничего не мог поделать со своим страхом перед неизвестностью, поэтому тело покрывал тонкий слой липкого, терпко пахнущего пота. Фрея ощущала его вкус на своем языке. Он словно доказывал, что прикосновения девушки направлены не на бездушную машину-убийцу, не на безропотного манекена, а на живого человека, способного если не любить, то, по крайней мере, бояться и ненавидеть. Сейчас Фрее было этого вполне достаточно.       Тонкие пальцы прочертили дорожку от кромки маски до ремня на брюках, задев по пути манящую ямку пупка – Роршах снова дернулся и грязно выругался, обозвав Фрею «жалкой шлюхой». Фрея лишь хихикнула в ответ, расстегивая ремень. Пряжка хищно клацнула. Костюм был сшит еще в те времена, когда почти все ширинки были на пуговицах, а не на молнии, поэтому Фрее пришлось порядочно повозиться, расстегивая брюки Роршаха. Но вознаграждение, которое ждало ее после этого, стоило всех стараний.       Под брюками у Роршаха оказались самые обычные белые трусы – никаких резвящихся уточек или сердечек, как и предполагала Фрея, просто чистая белая ткань. А под ней – неряшливый кустик медно-ржавых волос. Фрея увидела его, чуть сдвинув резинку трусов вниз - ей совсем не хотелось спешить. Фрея с наслаждением вдохнула резкий мускусный аромат, исходящий от лобковых волос и погладила их, словно приласкала ласкового котенка. Если бы Фрея в тот момент могла видеть лицо Роршаха, она без труда прочла бы на нем нескрываемое отвращение.       Еще одно неторопливое движение, и Фрея спустила трусы Роршаха до колен, а затем, опытным взглядом оценив их содержимое, довольно рассмеялась.       - Ты можешь обманывать меня, можешь обманывать себя, но природу тебе обмануть не удастся, - заметила Фрея. – Твое тело реагирует на мои прикосновения, даже если тебе хочется, чтобы этого не происходило. Я знаю, что ты считаешь любые проявления плотского желания отвратительным доказательством животной сущности человека, и, видит Бог, у тебя есть причины для этого… но сейчас хотя бы попытайся получить удовольствие.       Член Роршаха был необрезан и отнюдь не потрясал размерами, но смотрелся удивительно гармонично на его поджаром теле. Фрея умело взяла его своей ладонью и мягко, но настойчиво сдвинула полоску крайней плоти с бархатисто-гладкой головки. Маленькая впадина мочевыводящего канала казалась еще одной веснушкой и Фрея, не удержавшись, прошлась по ней языком. Сверху донеслась новая волна ругательств, а цепь снова угрожающе звякнула, но Фрея не обратила бы внимания, даже если бы в этот момент Роршах освободился и начал душить ее.       - Хочу попробовать тебя на вкус, - сказала Фрея пленнику и, облизнувшись, словно в предвкушении аппетитного лакомства, взяла его член в рот, ощутив на языке солоноватый привкус нежной кожи.       Причмокивая, Фрея принялась сосать, не забывая ласкать особенно чувствительную кожу головки языком, и результат не замедлил сказаться – член Роршаха твердел благодаря ее стараниям, выдавая возбуждение пленника. Не обращая внимания на проклятия в свой адрес, перемежающиеся с тщательно подавляемыми Роршахом невольными вздохами, Фрея продолжала свои действия и очень быстро была вознаграждена – сказалось долгое воздержание борца за правосудие. Слегка кисловатая на вкус густая сперма выплеснулась на язык Фреи, и она, улыбнувшись, проглотила все до капли.       - Я же говорила, будет совсем не больно, - заметила Фрея. – Даже приятно, верно?       Роршах под маской лишь униженно сопел в ответ. Эта девушка, столь невинная на вид, вытворяла такое, на что была способна не каждая опытная проститутка, да еще и делала вид, что получает удовольствие от этого… Куда катится это общество, где нежная девушка, которая могла бы стать добропорядочной работницей, женой и матерью, вместо этого становится преступницей, на счету которой несколько десятков ограблений, да впридачу еще и удовлетворяет свою извращенную похоть с незнакомым человеком?..       Фрее понадобилось сделать лишь несколько движений рукой, чтобы вновь привести член Роршаха в возбужденное состояние. Девушка повернулась спиной к распятому пленнику и задрала подол платья, под которым не оказалось нижнего белья. Роршах зажмурил глаза, чтобы не видеть манящих изгибов здорового юного тела, казавшегося ему отвратительным орудием разврата.       Попытка Фреи буквально надеться на член Роршаха не увенчалась успехом, хотя девушка изо всех сил помогала себе руками. Налитая кровью головка терлась о клитор девушки, принося одновременно удовольствие и невыносимую муку нереализованного желания. Фрея пропустила момент, когда на нее накатила слабая волна быстрого оргазма и, ощутив ее, вскрикнула почти удивленно, а потом негромко рассмеялась, радуясь такому удачному стечению обстоятельств.       Фрее понадобилось чуть ослабить цепь, чтобы опустить лавку, к которой был привязан Роршах. К счастью, вся конструкция была рассчитана так, чтобы у него не было ни малейшей возможности освободиться, в каком бы положении ни находилась лавка. Фрея без особенного труда установила ее почти в горизонтальном положении, лишь под небольшим углом, и, поддернув подол, села сверху так, чтобы жесткие лобковые волосы Роршаха щекотали нежную кожу между ее ног. Девушка снова не спешила, наслаждаясь моментом. Слегка царапая кожу, покрытую веснушками, Фрея провела ногтями восемь розовых полосок от сосков Роршаха к его животу, а затем, словно залечивая совсем неглубокие царапины, прошлась по ним языком. Терпеть больше не было никакой возможности – к счастью, в таком положении понадобилось лишь направить член Роршаха, чтобы он беспрепятственно скользнул во влажную от возбуждения промежность. Плотные мышцы узкого влагалища обхватили его, почти причинив Роршаху боль своим резким сокращением – ощутив в себе член Роршаха, Фрея снова кончила, и в этот раз ей было сложнее перевести дыхание. Она уткнулась губами в выпирающие ребра своего пленника и несколько минут лежала на нем без движения, щекоча светлыми волосами тонкую кожу его грудной клетки.       - Мне с тобой очень хорошо, понимаешь? – тихо сказала Фрея, обращаясь, казалось, не к самому Роршаху, а лишь к его телу – к крови, бегущей по венам, к равно стучащему сердцу, к напрягающимся мышцам, все еще надеющимся на освобождение.       Роршах ничего не ответил. Он чувствовал давящее отвращение к самому себе, к предательским реакциям своего организма, к этой похотливой шлюхе, думающей только о том, чтобы получить сиюминутное животное удовольствие… Роршах был унижен и растоптан – сначала эта хитроумная поимка, затем пугающее и непривычное ощущение бессилия, теперь эта омерзительная пытка чужой похотью… Будто в ответ на его мысли, Фрея хрипло вздохнула и сделала осторожное движение бедрами, словно пробуя собственную позу на устойчивость. Похоже, ощущения полностью удовлетворили девушку, потому что следующее ее движение было более уверенным, а еще через несколько секунд Фрея поймала ритм дыхания своего пленника и принялась двигаться на нем в такт этим тщательно приглушаемым сопящим звукам.       Фрее казалось, что этот танец страсти длился долго, очень долго, и она даже почти удивилась, почувствовав, как внутри нее выплескивается горячая жидкость, дающая начало ее очередному оргазму, еще более бурному, чем два предыдущих. Коротко всхлипнув, Фрея упала на грудь Роршаха, лишь в последний момент успев опереться руками о края лавки, чтобы не причинить своему пленнику лишней боли.       Ей было приятно просто лежать так, чувствуя под щекой биение сердца Роршаха, и Фрея, измотанная приятными минутами наслаждения, сама не заметила, как задремала.       Девушке снился большой парк развлечений на побережье, блестящие хромированные детали каруселей, огни ярких лампочек, звучные голоса зазывал, запах сладкой ваты и яблок в вязкой приторной карамели... жизнь без страха, полная радости от каждого прожитого дня. Позвякивание цепи, удерживающей Роршаха, вплеталось в сон и казалось одним из звуков, издаваемых большой цепочной каруселью, столь популярной у многочисленных посетителей парка и их беззаботных детей.       В толпе веселящихся людей Фрея увидела серьезного мальчика с медно-рыжими волосами. Он затравленно озирался по сторонам, словно не находя себе места среди всего этого красочного праздника. Фрея подошла к мальчику и протянула ему большой пакет с поп-корном, к которому был привязан воздушный шарик в виде смеющейся рожицы. Принимая подарки, мальчик благодарно улыбнулся Фрее, и Фрея улыбнулась ему в ответ сквозь зыбкую пелену сна.