Песни, спетые Миром

      Эх, хорошо на свете жить!       А погодка-то какая, погодка! Романтика!       Дождь, мокрый снег, временами град и зябкий, холодный ветер в лицо. Времени – почти полночь. И всё небо – от горизонта до горизонта – затянуто тревожными чёрными тучами.       То-есть видимость – нулевая. Как в бочку с чернилами нырнула.       А я ведь даже не по лесу иду. Я иду по болоту – по колено в жиже. Потому как в Гиблой топи – куда нормальные разумные и белым днём в сухой сезон не особо суются – тропинок или дорожек не предусмотрено. Даже островков нет – одно только здоровенное озеро грязи, переход по которому из конца в конец занимает около трёх суток.       Ходящие этим маршрутом комфорт себе обеспечивают специальными амулетами. Но мой – вот ведь пакость! – разрядился у самого края болота.       Ночь. Тишина – ибо даже всепогодные комары в такую погоду решили не высовываться – оформленная только шорохом дождя.       И в этой тишине – мрачное и равномерное «плюх-плюх-плюх».       Голос, ведомый «звуком» «тревожной» – рвущейся, либо перетянутой – Нити, способен сколь угодно долго бежать без отдыха быстрее любого коня.       Что там какие-то трое суток по болоту?       ***       Всё имеет свойство рано или поздно заканчивается.       Болото не было исключением.       С другой стороны – начавшийся за болотом лес не принёс мне особой радости.       Не потому, что я не люблю лес. Отнюдь.       Просто если на болоте комаров не было совсем, то в лесу они летали так густо, что даже идти было трудно. Как сквозь воду.       И жужжали так, что даже грома было не слышно!       А самое поганое, что против комаров у меня амулет был. И он даже был исправлен и заряжен.       Но толи комаров было слишком много, толи это была какая-то не та порода…       В общем амулет работал, комары жужжали, а я топала и топала через лес.       И топать мне – судя по ощущениям – было ещё порядочно.       ***       То, что я оптимистично назвала тропинкой – то-есть менее, скажем так, кустистая часть леса, ибо других тропинок в Улесье не предусмотрено – резко и без подготовки вывело меня к деревне.       Слишком резко.       Вокруг жилых поселений километра на два широким кольцом расходятся следы этой самой жизнь.       Сломанные ветки, вырубленный кустарник, выкорчёванные деревья, протоптанные тропы, гвозди от подков, втоптанная в грязь солома, осколки глиняных горшков, собачьи какашки… следы обуви в конце концов!       А тут – ничего.       Просто заканчиваются деревья, потом идёт небольшая полоса травы – а дальше добротный деревянный тын.       Как будто жители никогда – или, по крайней мере, очень, очень давно – не выходили за пределы этого самого тына…       ***       Моё деликатное «тук-тук-тук» услышано не было.       Ворота были такой толщины, что могли бы выдержать удар атакующего дракона. Не Истинного конечно, но лесного дракона – не особо разумного местного хищника – вполне.       И – естественно – я знаю, что стучать в такие ворота нужно не костяшками пальцев, а минимум тараном. Иначе толку не будет. Но к таким воротам и такому забору должны – просто чисто логически, по законам здравого смысла – прилагаться вышки со стражами, дозорными, солдатами – называйте как угодно. Или какие-нибудь следящие устройства магические ли, механические ли.       За те десять минут, что я тут стою, можно было это дурацкую деревню из конца в конец два раза пробежать.       И уж всяко кто-то уже должен был вылезти и поинтересоваться что я здесь забыла, в этой глухомани.       Но никто так и не вылез.       Потряса-а-ающее манкирование вопросами безопасности!       И это посреди Улесья!       А ведь некоторые твари не только бегают, но и карабкаются, и даже летают!       ***       По прошествии двадцати минут – мне надоело ждать.       Я, конечно, существо терпеливое. Как и все Голоса.       Но! – не всегда. По крайней мере – уж точно не сейчас.       Воровато оглядевшись – зря, ибо как не было никого, так и не появилось – я начала выплетать простенькое заклинание разноплановости.       Позволяющее не только проходить сквозь материальные предметы, но и делать это выборочно.       То есть, например, пройти сквозь стену и спереть антикварный подсвечник.       Не задевая всевозможных магических и немагических защит и ловушек.       Великолепное подспорье для наделённого магическими способностями вора.       Одна беда – энергии, вбуханной в одно такое заклинание хватит на установку стационарного портала и ещё останется.       А маги, могущие позволить себе так тратить резерв – Архимагистры, не меньше – в воровской профессии почему-то не приживаются. Их и так неплохо кормят.       Как всё-таки хорошо, что я не маг!       ***       Просочится сквозь забор – толстенные сосновые брёвна толщиной в два обхвата – было не трудно. Просочится – и не нахватать заноз во все места в качестве бесплатного бонуса было уже сложнее.       Но я справилась. Памятник мне. Прижизненный.       Гадам, которые мне не открыли – тоже памятник. Надгробный.       Ну не люблю я это заклинание. Силы жрёт много, ощущения оставляет мерзопакостные… Да ещё и каждый раз – по закону подлости – меня с той стороны ждёт какая-нибудь остро заточенная железяка. Ну, и прилагающийся к ней разумный, который – естественно – пытается меня этой самой железякой приголубить.       Этот раз… ну, наверное всё-таки не стал исключением.       Ибо хотя мужик, на которого я вывалилась из забора, и не пытался меня стукнуть – зажатой у него в руке мотыгой я по черепу получила.       ***       – Кушай, кушай. Не останавливайся.       Я довольно икнула.       Вкуснейший, рубинового цвета наваристый борщ, картофельные оладушки с чесноком и горячие пирожки с начинкой двух видов – яблоками и вишней.       Ещё бы я остановилась. Да меня от стола сейчас никакими силами не оторвать!       Да, Голоса могут месяцами голодать или и вовсе – в экстренных случаях – переходить на энергетическое питание, усваивая напрямую солнечный свет.       Но зачем так над собой издеваться? Я вот очень люблю поесть. Благо, что организм и образ жизни позволяют жрать, как не в себя и совершенно не толстеть.       Сидевший напротив Баир смотрел на меня с прямо-таки зашкаливающим умилением. Как на любимую и давно не виденную внучку.       Баир – это вот тот мужик, на которого я из стены навернулась.       У меня когда из головы кровь пошла – ничего серьёзного, просто кожу рассадила от удара о мотыгу – он так перепугался, будто я помирать собралась у него на руках.       И тут же развил бурную деятельность кинувшись перевязывать мне «рану», усаживать в тень и вообще…       Мне с трудом удалось его успокоить. Терпеть не могу, когда вокруг меня кудахтают.       Правда, когда он предложил «бедную деточку» хоть покормить – я согласилась не раздумывая.       По двум причинам – во-первых я и правда хотела есть.       А во-вторых… во-вторых Баир был чистокровным человеком как минимум в тридцатом поколении.       Не поймите меня не правильно – я не в коей мере не ксенофоб. Но встретить в нашем мульти-видовом мире особь без хотя бы минимальных примесей другой крови – это что-то близкое к невозможному. А уж встретить чистокровного человека, имеющего характерный только для четверть-орков рисунок скул… какова вероятность рождения, к примеру, поросёнка с клювом? Вот то-то и оно.       Естественно, что мне стало любопытно.       Это оказалось хорошей идеей, ибо Баир был просто кладезем различных мелких сведений. Кто у кого курицу увёл, кто кому что пожелал, кто как на кого посмотрел, у кого где лебеда в огороде засохла. С точки зрения остальных – информационный мусор. Для Голоса – первый шаг в определении проблемы. Потому что редко когда обрыв нитей случается из-за каких-то глобальных проблем. Обычно – это как раз какие-нибудь мелочи. Много мелочей. Или – какая-то очень сильная мелочь.       Правда ничего такого – такого, что могло бы стать причиной или подсказкой – он мне не сообщил.       Самая обычная деревня. Я бы даже сказала – тривиальная.       Если бы не то, что эта – самая обычная и тривиальная – деревня стоит где-то в Улесье.       А Улесье – это, скажу я вам, такое особое место…       Когда боги создавали наш мир – названный впоследствии Грейдаром, «Оплотом живущих» – части реальностей, кусочки мозаики божественного масштаба, брались не просто так, от балды. И собирались они тоже не как попало, а в определённом порядке.       Пусть иногда, глядя на карты, небо, рельеф – а временами и магические потоки – и закрадываются определённые сомнения.       Для создания Грейдара брались те земли, которые ещё не успели разрушится и – главное – не только не разрушали бы баланс мира, но и помогали бы его поддерживать.       А первейшей и сильнейшей опорой баланса были, есть и будут Заповедные Рощи.       Они есть везде. И пусть порой они совсем маленькие, в полтора дерева, а порой и совсем даже не Рощи, а, скажем, скальные круги – но в каждом мире есть место, где его обитатели когда-то молились самому миру.       Не абстрактным богам, которые толи есть, а толи нет, а порой так есть, что лучше бы их и не было. Именно миру, частью которого являются, без которого не живут.       А для Грейдара – да простят меня все жрецы и боги – важнейшим и первейшим является вера именно в мир.       Поэтому, наверное, все Заповедные Рощи, надёрганные из других миров и посаженные в этот, слились в единую, хоть и несколько странную, структуру.       В Улесье.       Если смотреть сверху – или на карте – то Улесье выглядит, как концентрически ровный круг приблизительно пяти километров в диаметре и состоит из двух частей. Собственно, леса – образующего окружность в 4/5 радиуса – и столь же ровного, идеально круглого, озера, расположенного в самом центре.       Озеро, что примечательно, все видели, но только издалека.       Или – что тоже вполне вероятно – побывавшие там просто не рассказывают об этом никому. Ведь если принять на веру оплёванную учёными мужами теорию о том, что Улесье – средоточие сил Грейдара, то озеро – Вайпа, «Мираж» – вполне может оказаться центром мира. Тем самым пресловутым «пупом земли».       Так это или нет – я не знаю. Я никогда не ступала на берега Вайпы.       Я знаю другое: хоть Улесье и можно найти на карте – фактически он находится сразу везде. И ступив под его сень на одном континенте – выйти можно на другом. Иногда – там, куда шёл. Иногда – там, куда в трезвом уме не сунулся бы ни за что.       Раз на раз не приходится и даже нам, Голосам, не всегда удаётся выбрать нужный путь. Другое дело, что нам зачастую это и не надо.       Улесье – место, где наиболее ярко проявляются некоторые милые особенности нашего мира. В частности – время и пространство здесь понятия несколько условные…       И вот посреди этого – мирная, спокойная, обычная деревня.       Вы верите?       Вот и я – нет.       ***       Прошатавшись по улицам весь день – по всем трём, из конца в конец, заглядывая в окна и дворы – я ничего путного не узнала.       Только и бонусов, что целый ворох странностей, которые я разбирала ночью, сидя под светом полной луны на крыше сеновала.       Итак, во-первых: домов в деревне что-то около тридцати. То-есть жителей не может быть больше двухсот – двухсот пятидесяти. И, такое ощущение, все они одновременно и постоянно находились на улицах. В одном из домов плакал грудной ребёнок, а стоящая у крыльца мать и не подумала зайти и проверить. Так не бывает. У деревенских жителей – жительниц в основном – всегда найдутся в доме дела. Поесть приготовить, постирать, подмести… да мало ли! А тут они бродят по улицам как я – без особой цели.       Во-вторых: не смотря на то, что весь день – даже в жаркий полдень – галдёж на улице не прекращался, иногда, в моменты «затишья» – когда все звуки уходят на один-два удара сердца – раздавалось какое-то странное шуршание. Оно было очень тихим и я не уверена, что мне не казалось. С другой стороны – я Голос, и глюков у меня быть не должно.       В-третьих: жители друг на друга как-то странно реагируют. Они друг друга будто не всегда замечают. Вот стоят две бабы, передник цветастый перетягивают, поделить не могут. Ор стоит – хоть уши затыкай. И вдруг: раз – и обе резко замолкают и одновременно отпускают тряпку, передник подхватывает ветер и он летит, летит… два – обе бабы отворачиваются и расходятся, как ни в чём не бывало и ни у одной на лице нет ни остаточной злости на оппонентку, ни досады от утраты вещи, ни раздражения. Три – в течении последующих пяти минут ни одна ни словом не упомянула другую. Четыре – по истечении нескольких минут они поворачиваются друг к другу и снова здороваются, как будто только что встретились. И ни одна из них не врёт. Такое ощущение, что они просто забыли, что только что ссорились.       В-четвёртых: если учесть, что деревня маленькая и находится на отшибе – друг друга все здесь знают минимум в лицо. Новый человек, особенно тот, который так сильно отличается от местных – а я, скажу без ложной скромности, отличаюсь – вызвал бы если и не ажиотаж, то хотя бы интерес. Должен был вызвать – событий здесь не много. Но на меня – фактически – никто не обращал внимания. А если на внимание нарывалась я сама – например покупая у одной женщины горячий хлеб – интереса было не больше, чем если бы я здесь всегда была.       В-пятых: здесь очень странные животные. За весь день над деревней нигде даже птица не пролетела. Ни ворон, ни кшар – ближних родственников голубей. Все встреченные мною собаки – спали. Даже когда я чуть не через забор к ним лезла – никакой реакции не было. Во всей деревне не было ни одной кошки – то-есть вообще, нигде. При этом я нигде не заметила ни следа мышей или крыс – а ведь я специально смотрела. Нигде на забор не вскочила курица, да и петухи на вечернюю зорьку горло не драли. Ни разу за весь день я не услышала как блеяли козы или мычали коровы. А ведь для того, чтобы испечь тот восхитительный хрустящий хлеб, который я сегодня полдня ела, нужно молоко, нужны яйца. И это при том, что за границы частокола – это было видно ясно – давно никто не выходил. То-есть скот не держат где-то ещё.       В-шестых: возвращаясь к теме хлеба – для него ещё и мука нужна. То-есть – пшеница. Овощи и фрукты можно, допустим, вырастить в огороде около дома. Но для пшеницы нужно поле. А пространство внутри частокола ограничено и поле сюда не влезет.       В-седьмых: за весь день я видела только одного ребёнка. В прямом смысле. Я слышала, как из домов доносились детские голоса или плачь, порой слышала детские голоса на улице впереди себя или за углом но не разу не смогла догнать говорящих или хотя бы найти их взглядом. За-то девочку, которую видела я – похоже не видели все остальные. Или старательно не замечали – так вернее. Причём я не уверена, что по своей воле. Больше это было похоже на отвод глаз, когда на заклятом объекте физически не получается сосредоточится даже не надолго. Сглаз простенький и может быть стихийным. Но тогда непонятно, почему он на меня не подействовал. То-есть нет, почему не подействовал – понятно. На сумасшедших такие штуки не действуют – особенность сознания. Но я должна была его как минимум почувствовать.       В принципе – сюда можно было бы приплюсовать висящую над головой полную луну, ибо ещё вчера ночью я лицезрела только тонкий растущий серпик. Но если вспомнить, что над одним из материков вообще светит три солнца… в общем, луна – это луна. Она отдельно.       Мда… деревня призраков какая-то. Но некромантией здесь и не пахнет – я сама некромант, я знаю.       Ладно. Посмотрим, что мне здесь приснится…       ***       Ночь прошла спокойно. На удивление.       Правда мне всю ночь снилось какое-то шуршание, но я так и не поняла, что это такое шуршит.       Причём звук-то знакомый, прямо до боли. Не раз и не два мною слышимый… Но…       Мракобесов склероз! А я ведь ещё не старая…       ***       Знаете, что красит любое утро?       Хороший завтрак!       Блинчики со сметаной и мёдом, горячий душистый чай с мятой и базиликом… под такое можно встать даже очень рано.       Эх, я уже обожаю Баира. Будет обидно, если он вдруг окажется каким-нибудь чудищем, заманивающим путников с целью съедения.       Впрочем – за такую готовку ему можно было всё простить.       Особенно если взять ещё блинчик!...       ***       Сегодня с утра я решила пройтись вплотную к частоколу. Посмотреть, пощупать.       Чего-то он мне не нравиться, а чего – понять не могу.       Правда удалось мне это далеко не сразу. Между мной и частоколом – неожиданно – оказались почти все жители деревни. А может и все – я за вчера не всех запомнила.       Создавалось такое впечатление, что все они резко проснулись и заметили меня – чужачку – рядом с собой.       Я, конечно люблю внимание – ибо, как и всякий эмпат, умею им питаться – но это не лезло уже не в какие рамки!       Каждый – каждый! – будто считал своим долгом подойти и задать мне какой-нибудь вопрос.       – А какова нынче погода? (Человек восемьдесят, не меньше. А то так-то ведь не понятно, какая погода – мы же на улице стоим…)       – А как там, в столице? (Ещё около пятидесяти. При этом никто почему-то не уточнял, в какой конкретно столице…)       – А зерно-то подорожало поди? (Десятеро. Интересно, с каким годом они сравнивают цены?)       В итоге к забору я подошла только часа четыре-пять спустя.       Кстати, девочка – единственный реальный ребёнок в этой сумасшедшей деревеньке – тоже хотела подойти. Но ей не дали, случайно и иногда намеренно отпихивая с дороги. А потом она куда-то исчезла, а куда – я не заметила. Что тоже весьма странно – ибо я специально старалась за ней следить.       Мне всё меньше и меньше нравиться эта деревня…       ***       Вы знаете, что такое трансфигурация?       Большинство обывателей, не имеющих теоретического магического образования ответят, что это – превращение одних объектов в другие. И будут в корне не правы. Трансфигурация – это всего лишь придание одному объекту свойств другого.       Делая из яблока подкову с помощью трансфигурации – вы получите яблоко, которое будет чувствоваться, пахнуть, звенеть и даже не зуб ощущаться как подкова. Но всё-таки подковой не станет. И, как только заклинание ослабнет, моментально вернётся к истинному своему виду.       К чему это я веду? Да всё к тому же!       Забор, который я сподвиглась наконец обследовать – не был забором.       Это была пыль.       Именно поэтому я так легко – почти не встречая сопротивления предмета – просочилась сквозь него. Потому что шла, фактически не сквозь, а между.       Именно поэтому я так и не получила ни одной занозы – на выходе все возможные занозы вернулись к первоначальному виду, а осевшую пыль я стряхнула даже не заметив.       Именно поэтому он мне так не нравился – из-за подсознательного ощущения небезопасности, ведь единственная защита села оказалась фикцией.       А уж когда я поняла, что это штука так стоит довольно давно – не первый год так точно – а значит тот, кто это сотворил находиться внутри деревни или просто где-то поблизости…       Сразу же захотелось окопаться где-нибудь в лесу, чтобы не чувствовать себя мухой в паутине.       Вот только кто ж мне даст?       ***       День для меня прошёл… напряжённо.       Нет, на меня никто не нападал, не пытался зачаровать или обмануть.       Но я постоянно осознавала, что неизвестный… умелец, поставивший стену, может быть где-то рядом, при том, что я его не чувствую совершенно, а значит и предугадать развитие событий не смогу. Плюс – меня весьма раздражало отсутствие в этой деревне нормальных укреплений. Плюс – Нить вибрировала всё ниже, слишком уж отчётливо угрожая обрывом. Плюс…       В общем я и без посторонней помощи с успехом довела себя чуть ли не до амока.       За-то шатаясь по улицам – а больше здесь делать просто нечего – я, наконец-то, смогла вблизи (ну почти) рассмотреть эту… девочку-виденье.       Невысокая, худенькая, лет семи-восьми на вид. По происхождению… скорей всего человек. Может не особо чистокровный, но человек.       Косичка до колен и какой-то застиранный белый балахон.       Что интересно – заглянуть ей в лицо у меня не получилось.       За-то удалось услышать её разговор с какой-то тёткой.       Ребёнок искал собаку.       Так-так-так-так…       ***       Как любит повторять мой муж: всё гениальное – просто.       Зачем мудрить, ловчить и изворачиваться в попытках добыть крупинки информации, если можно просто задать вопрос?       Вот я так и сделала. Тупо, прямо и в лоб, не задумываясь о последствиях, спросила у Баира: что это за неприкаянное дитё у них тут бродит?       Ответ был… своеобразен.       Девочка-сирота, понемногу подкармливаемая всей деревней по очереди, единственное по-настоящему близкое существо – старый-старый пёс её отца. Который однажды взял – и ушёл в лес. То ли подыхать от старости, то ли за кем-то погнался… но из леса пёс, понятное дело, не вернулся. Деревенских это озаботило мало – у них и своих проблем хватало, а вот для девочки пропажа собаки стала трагедией.       История в общем-то не особо примечательная. Ибо не редкая.       Гораздо интереснее был эмоции Баира. Подобные рассказы часто сопровождаются грустью, виной, тоской, безразличием или злорадством.       Вот только ни как не усталой обречённостью.       Что-то тут есть… большее, чем очередная история одинокого ребёнка.       ***       Заночевать сегодня я решила на крыше сеновала. Шут его знает почему.       Правда уснуть я так и не смогла – луна помешала.       Я, конечно, не оборотень, и лунной зависимостью не страдаю ни в какой форме, но…       Низкий молочно-белый диск, до которого – рукой подать, чёрное-чёрное небо и россыпь искристо-голубых звёздочек на нём. Ну как можно спать, когда такая красота прямо над головой?       Но, впрочем, дело было не только в луне.       Я просто чувствовала что сегодня – сейчас – будет что-то очень важное.       И я была права: где-то около середины ночи к сеновалу из тени вышла маленькая девочка в застиранном белом балахоне.       – Тётенька…       Я резко спрыгнула вниз прямо перед малышкой – она даже не вздрогнула – и посмотрела наконец ей в лицо.       Батюшки-святы!       Какие глаза! Крупные, глубокие, лучистые сапфиры.       Да такими глазами можно города брать без единого меча!       – Тётенька…       – Да, малышка?       – Вы не видели тут Тимо? Моего пса? Он такой белый-белый.       И вот что мне ей сказать?       Можно, конечно, правду. Что пёсика её давным-давно в какой-нибудь канаве черви доедают. Но это, во-первых, будет жестоко – а жестокости по отношению к детям я как-то не одобряю, а во-вторых нечестно – вряд ли я имею право отбирать у ребёнка последнее близкое существо.       Можно соврать. Погладить её по головке и пообещать, что Тимо обязательно вернётся. Но я, во-первых, не даю неосуществимых обещаний, а, во-вторых, врать – особенно детям – очень не люблю. И не только потому, что не умею.       – Не знаю, малышка. Но, может быть, его призвал Хёсигэру?       – Хёсигэру?       – Вон, – я указала на самую большую звезду восточного небосклона. – Там живёт Хёсигэру, Страж Звёзд и Собачий Король. Когда на небе рождается новая звезда – он выбирает самого достойного пса и призывает его исполнить долг и стать Хранителем Звезды.       – То-есть… мой Тимо… там? – она смотрит на небо и как-то неуловимо меняется внутренне. Как молодая яблонька, клонившаяся к земле под тяжёлыми плодами, с облегчением распрямляется, когда эти плоды наконец опадают.       – Очень может быть, – и нет, я не вру. В одном из бесконечности миров Хёсигэру обязан быть.       – Спасибо, тётенька, – и уходит, не оглядываясь.       Мдя.       ***       Утром я проснулась от собственного оглушительного чиха. Неловко дёрнулась, выругалась… и провалилась через прогнившую крышу сарая.       Кое-как выкапавшись из-под трухи и опилок – и обозрев внушительную дыру на потолке – я пошла сдаваться Баиру. Тем более, что крышу-то я ему починить вполне могу – как магических навыков, так и безмагических у меня для этого вполне достаточно. Вот только остаётся вопрос, как я её так сломала – или как я её НЕ сломала – за ночь?       Впрочем, стоило мне выйти на улицу, как вопрос сам собой отпал.       А ещё я наконец поняла, что за звук я постоянно слышала.       …Мы, Голоса, созданы и существуем для того, чтобы слышать незвучащее. А потому для нас не является не возможным различить в шуме леса шорох растущей травы, проследить падение одной единственной капли воды в бурю или узнать сверчка по мелодии среди сотен и сотен его товарищей…       То, что я слышала – называется пыльим шорохом. Неуловимый, едва заметный звук, с которым крупицы пыли под действием потоков воздуха касаются друг друга.       …заросшие, угадывающиеся больше по памяти, остатки заборов…       …сгнившие дома, покрытые грязью и паутиной…       Эта деревня была давным-давно мертва.