Игры разума

- Добрый день, Фукуда-сан, - уже несколько дней моя головная боль держится в узде только благодаря спазмолитикам. И самое неприятное, что промежутки между ними становятся короче, а дозы - больше. Интересно, это со стороны сильно заметно? - Я же вас просил не садиться за руль, это небезопасно, - врач недовольно кивает на сжимаемый моей рукой брелок. - Извините. Так получается быстрее, и я предельно внимательна на дороге. Не волнуйтесь за меня, - тру машинально виски. Таблетку я пила утром, раньше, кажется, она действовала дольше. Опять болит... - Послушайте, Харука, нам нужно серьезно поговорить, - Фукуда как-то странно смотрит на меня, выбивая карандашом нервную дробь по столу. Это вне правил. Я пришла на очередной сеанс. Обычный ведь сеанс. Настораживаюсь: - Что-то случилось, Фукуда-сан? - Прошло две недели с начала терапии. Вы можете сказать, сколько сеансов было в нашем случае? Зачем он это спрашивает? Я точно не помню. Внутри появляется какое-то очень нехорошее предчувствие. Словно все медленно покрывается мурашками и холодеет вокруг шеи. Он, что, хочет отказаться от меня? - Не знаю, - морщу лоб, - кажется, сегодня восьмой. Или девятый? - Вот именно, - хмурится Фукуда, - вот именно. - Если вы думаете, что я не в состоянии вам заплатить... - Дело не в деньгах, вы это прекрасно знаете. - Тогда почему вы говорите со мной об этом? - Обычно трех-четырех сеансов бывает достаточно, чтобы сделать выводы об эффективности терапии. Или ее неэффективности. - Но... ведь я кое-что вспомнила! Даже... довольно много, какая же это неэффективность? Вы сами давали мне слушать мои записи, Фукуда-сан! - Присядьте, - меня почти насильно усаживают в кресло, - и будем говорить откровенно. - Откровенно? - удавка на моей шее сжимается все сильнее. Что происходит? Нет, он не может отказаться, ведь я прошла уже так много, и до разгадки осталось совсем ничего, а про Мичиру я так до сих пор ничего не помню! Словно не было никогда в моей прошлой жизни такого человека... - Я готов признать, что в вашем случае мы потерпели фиаско. Это не оправдание, Харука, но и об этом я предупреждал вас в самом начале. Так... тоже бывает. - Но... почему? Ведь я же вспомнила... - Нет, не вы. Будьте честными сами с собой. Вы видите кино про кого-то другого, кем себя хотите полагать, а не про себя. Это не ваши воспоминания. Они отрешены от вас, как отрешены от человека рассказы о нем устами других людей. А лично вы этих моментов не помните, как не помнит маленький ребенок, которому показывают его младенческие фотографии. - Разве это так важно? - По-вашему, цена, которую вы готовы платить за чужие воспоминания, для вас совершенно неважна? - Что вы понимаете под ценой? Я уже сказала, что готова заплатить вам любые деньги... - А я уже ответил, что дело не в деньгах. Вы платите ежедневным ухудшением самочувствия, ночными кошмарами, начинающейся депрессией... Уже платите, понимаете? Посмотрите на себя, Харука. Вы ищите в себе следы другого человека. Вы стали подавленной, раздраженной, дальше будет только хуже. Я знаю, знаю, что он прав. Но какое-то ослиное упрямство заставляет меня искать все новые и новые лазейки. - Я... я понимаю, о чем вы. Но и вы... поймите меня. Потерять память - это было как потерять очень важного для меня человека, с которым связывают воспоминания и мечты. Вся моя жизнь… И все, связанное с ним, теряет будто свою значимость, а это... неправильно. Я выдержу. Я должна ее вспомнить. Чего бы это мне ни стоило, понимаете?.. - Без нее – никак? - Без нее – незачем, - мотаю я головой. В прищуренных кошачьих черно-желтых глазах Фукуды что-то дрогнуло. Вроде жалости. Дрогнуло на миг и тут же ушло, сменилось обычной невозмутимой деловитостью. - Вы играете против себя, Харука. А я всего лишь врач. Я не буду играть против голоса разума и чувства меры. В тот момент мне показалось, что все внутри меня просто перестало существовать. Как будто умерло в одночасье. Я цеплялась за эти сеансы, как за соломинку, хотя обратка от них была такая, какую и врагу не пожелаешь. Мне не хотелось тогда думать или анализировать, но я абсолютно точно знала, что любой ценой уговорю Фукуду помочь мне вспоминать дальше. Два-три сеанса. Приставлю нож к горлу, задушу, буду в ногах валяться. Любой, абсолютно любой ценой. А потом я, как безумная, летела под проливным дождем по трассе домой, чудом никого не цепляя, не видя и почти не разбирая дороги. Заходившая несколько дней назад мама Ами, наконец, разрешила Мичиру понемногу вставать и ходить по дому, а я снова оставила ее на целый день совершенно одну. События минувшего дня потихоньку уходили на задний план. Нет, я знала, что в итоге все сделала правильно и отступать было нельзя и сомневаться в этом было бы тоже нежелательно. Все живы, все относительно здоровы, правда, будущее покрыто неизвестностью, как пеленой, но в некоторых случаях и неизвестность куда лучше, чем небытие. Когда есть неизвестность, всегда остается хотя бы крохотный шанс начать все с чистого листа. «Шесть... пять...» Чем ближе оказывался дом, тем больше мои мысли начинала занимать Мичиру. Как она там? Целый день опять одна, если не приходили девочки. У них, правда, последнее время началась подготовка к экзаменам, так что и ходят они к нам куда реже... Я резко погасила скорость, ударив по тормозам, где-то на периферии сознания отмечая, как впереди идущая машина, притормозив, запоздало поморгала поворотником. Ливень лупит, не переставая. Видимость почти нулевая. Спасибо вам огромное, рефлексы прошлой жизни! Так, Харука, сосредоточься! Тебе совершенно не улыбается перспектива остаться в кювете по соседству или полночи дожидаться патруля. Откинув с лица насквозь промокшие волосы, я, наверно, впервые пожалела, что сижу за рулем кабриолета, а не закрытой машинки поскромней и посуше. "Харуке нравилось ловить ветер! Харука специально выбирала модель без крыши, состояние замкнутой со всех сторон коробки не для нее..." - это Мичиру. Харука Тено, черт бы!.. Но мокнуть-то мне! Загоняю машину в гараж, мы с ней обе мокрые, хоть выжимай. Впрочем, машине в чем-то повезло больше, кожаные сиденья достаточно просто вытереть мягкой тканью, просушить коврики... займусь этим завтра. Вот с меня вода стекает ручьями, давно смыв с лица косметику и превратив аккуратные локоны в мокрое скользкое гнездо. Да и джинсы тоже хоть выжимай, а блузка намертво прилипла к телу. Тишина нашего маленького дома настораживает. И свет почему-то везде погашен. Забегаю в пустую темную кухню, по пути зажигаю в гостиной верхний свет, заглядываю в спальню к Мичиру. Никого. Дом пугающе пуст и темен. Господи… только не это! Успокоиться… Да что ж я за псих такой! Выуживаю телефон из мокрой сумки, трясущимися руками набираю номер Ами, которая отзывается спустя пару секунд удивленно и обеспокоенно, сообщая, что их игр, тьфу, простите, боев, в ближайшие дни не предвидится, но кто знает, всякое может быть... Просит перезвонить Усаги или Минако, а я меряю нетерпеливыми шагами комнату, оставляя всюду за собой мокрые дорожки. Но дрожь начинает бить не от холодной одежды, а, когда, ожидая ответа от Усаги, краем глаза замечаю прямоугольный листок бумаги на столе. Телефон с гудящим зуммером выскальзывает из рук. Записка? От Мичиру? Я уже сделала шаг, чтобы подойти, взять ее в руки, но мои ноги в тот момент просто приросли к полу. Ее почерк… А в глазах отчаянно защипало. Еще не зная, что там может оказаться, я уже твердила себе, что записки ведь пишут в двух случаях - когда хотят уйти, разорвать отношения и ... когда хотят уйти навсегда. Насовсем. Догоняюсь последними оставшимися в упаковке таблетками. Руки трясутся, вода проливается, сквозь мокрую одежду каждая новая капля на коже – как ожог. Массирую виски, невидяще уставившись в одну точку. Десять минут… пятнадцать… Потом начинает отпускать, разжимаясь сперва совсем чуть-чуть, а потом доходя до отметки «терпимо, живем дальше». Сквозь оцепеневшее сознание с трудом доходили лишь какие-то остатки крутившегося в голове роя мыслей. "Мичиру... зачем я это делаю, кому это нужно, если даже сейчас я не сумела быть рядом, не смогла позаботиться о тебе... Мысли скользили, текли мимо, и все чувства будто бы разом отключились. Куда могла подеваться слабая, едва начавшая выздоравливать девушка, когда на улице изо всех сил разыгралась непогода? С кем она уехала, в чём? Где ее искать? Возвращаюсь в ее спальню, распахиваю дверцы шкафа. Что она на себя надела? Что взяла с собой, почему вообще ушла? Вопросов много, вот бы еще знать, что раньше лежало на этих полках... Я перебирала ее вещи, бессмысленно, бездумно, а перед глазами стояла Мичиру. Синие, такие родные глаза не смотрели на меня в ответ, они, казалось, безмолвно прожигали, резали, укоряли. В них не было любви или ненависти, одна только боль. Я виновата перед ней, знаю... Но я так и не смогла заставить себя дотронуться, прочитать записку. И я не помнила, как, наконец, какой-то посторонний, совсем негромкий шорох заставил меня оторваться от этого шкафа, и тут я заметила тонкую полоску света под дверью в ванную комнату, и устремилась туда со скоростью и буйством урагана...