Игры разума

Какой была эта ночь по счету для Мичиру? Кто знает? Она мне шептала в перерывах между вздохами и поцелуями, что я снилась ей почти каждую ночь. Снилась и прекрасными сказками прошлой жизни, и изломанным кошмаром той аварии, и неподвижным океаном, где теперь всегда только штиль. Но для меня это... самая первая ночь. Когда ее губы снова накрыли мои, когда ее дрожащие от волнения руки сплелись на моей шее, разошлась мурашками по коже нежная щекотка ее ресниц и губы, медленно раскрывшиеся под моим нажимом... Кружевной пеньюар, последняя преграда, разделяющая наши тела, он оказался совершенно лишним... Как мне вдруг захотелось чувствовать каждую клеточку ее тела. И как перестал существовать мир, в котором я изо всех сил старалась играть по правилам. И как тут же соткался новый, воплотившись одним единственным человеком. Мичиру. Огромный новый и неведомый мир. Мой мир. Мое проклятие и мое спасение. Где так знакомо и так правильно… - Мичиру… Моя Мичиру... На сегодня - только моя... - Твоя… всегда… А ты пахнешь цветами… - Цветами? – она сама пахнет свежестью моря, ароматом солнечного летнего ветра и немного безнадежностью. – Какие цветы тебе нравятся, Мичиру? Она смотрит на меня немного удивленно, как будто за эти минуты смогла забыть, что я ничего этого больше не помню. - Прости… - Ты часто приносила мне красные розы… На таких длинных-предлинных ножках. А я, дурочка, еще злилась на тебя и говорила, что розы капризные и вянут на третий день, и что белые лилии куда красивее и стоят дольше... - Ты не дурочка. - А еще ты говорила, что лилии пахнут так, что от них начинает кружиться голова. - Я больше не забуду про лилии… никогда не забуду... я обещаю… - Сейчас это неважно… - Неважно. Она целовала меня в ту ночь целиком. Всю. От носа до самых кончиков пальцев. И мне много раз казалось, что я умираю, отдаваясь в ее власть. Щекотала губами, языком и прядями волос в самых неожиданных местах, так, что я зажималась и вскрикивала, смеясь от этой ласковой щекотки. И она тоже, тоже смеялась вместе со мной. Мичиру словно задалась целью отыскать у меня все эрогенные зоны, чтобы потом атаковать поцелуями наиболее точно и прицельно, на что я, удивляясь, отвечала, что, наверно, все мое тело - одна большая эрогенная зона, и поэтому без разницы, куда целовать. Только бы не останавливаться... Мичиру забирается сверху, седлает мои бедра, дразняще проводит по лицу бусинками сосков, они твердые и упругие, позволяет поласкать их ртом и насладиться вкусом ее терпкой солоноватой от пота кожи. Я сжимаю в ладонях и целую ее груди, как самые роскошные плоды, что мне приходилось держать в руках, наслаждаясь каждым прикосновением. Она просит отпустить, спускается ниже. Я зарываюсь руками в волну ее ароматных волос, пропускаю их сквозь пальцы по всей длине, чтобы добраться до самых корней. Мичиру еще ниже... Я так хочу ее, хочу везде, в нетерпении уже сама готова раздвигать для нее ножки, меня бросает в какой-то сладкий бездонный омут, и так раз за разом, доводя до самого крутого пике... - Не надо... Не надо так... Что ты делаешь... - я ведь опять хочу говорить совсем не это, когда Мичиру опускается на колени возле постели между моих разведенных бедер. Притягивает к себе, что я ступнями ощущаю пол, и снова до исступления ласкает от пальчиков ног до живота, трогает губами, так, что мне кажется, будто я лежу на карусели. Мир качается вокруг. - Перестать? Разве? – она ласково усмехается, а ее язык вдруг начинает хозяйничать во влажной от пота маленькой впадинке на животе. Судорожный вдох, до предела, до боли в легких. Погружаю руки в ее мягкую, рассыпавшуюся по моему животу и бедрам гриву, сейчас кажущуюся почти черной. - Я тебе перестану… - не узнаю свой голос, балансирующий на непривычно низких нотах. – Сейчас только вспомню, как дышать и… - Кажется, милая, ты сейчас не в том положении, чтобы мне угрожать... - Я не угрожаю… Я только умоляю – не останавливайся… Теплая трепетная ладонь ложится на низ живота, томительно сладко и осторожно массирует, гладит нежные скользкие складочки. Дует слегка, между ее губами и моей кожей не больше микрона. А потом… Нет, мне это только показалось... Это… Я готова умереть от стыда и от желания теснее этим сокровенным местечком прижаться к ее губам, вобрать в себя эти ласкающие пальцы... - Хару, ты позволишь… мне можно поцеловать тебя... здесь? Как же хорошо, что так темно! Господи, как же мне этого… как тебе хочется... куда угодно... Пальцы скользят, собирая с раскрытого лона жаркую влагу. По венам струится уже не кровь, а густой и тягучий огонь, и сердце стучит пульсом в висках, и я вновь ловлю ртом воздух, когда губы Мичиру находят пульсирующее в предчувствии отверстие и что-то пронзает моё нежное насквозь, стучится в самое сокровенное... - Еще... - ее вздох, похожий на довольное мурчание большой кошки, получившей долгожданное лакомство, и мой стон, - пожалуйста… пожалуйста… - Сколько захочешь, маленькая моя. Она теплым язычком выводит замысловатую дорожку по животу, покрывает поцелуями бедра и, наконец, снова оказывается у долгожданной цели, то слегка посасывая, то усиливая нажим. Словно пусти-пусти-пусти... Ее язык гуляет по нежнейшей расщелинке, засасывая бугорок клитора в теплую влажную глубину. Спасения нет. Мира нет. Воли нет. - Мичиру... - Чуть-чуть шире ножки... Вот так, мне на плечи. Позволь почувствовать тебя глубже. - Ох, нет... не надо... - Я буду очень осторожной, обещаю. Вот так, сладенькая... - Даа... еще… оххх.... - Тебе нравится? - Не могу больше… хватит... - Не хватит. - Прошу тебя… - Придется потерпеть. Я хотела этого слишком долго... - Ты садистка… Мучительница… Прекрати!.. Ай! Что ты делаешь со мной?.. Аах… вот так, любимая… да... еще… еще... сильнее… Пальцы пытаются удержаться на скользкой от испарины коже, срываются, вновь ищут контакта. Мичиру отодвигает со лба влажные волосы, бережно, словно боясь причинить боль, заполняет меня то пальцами, то языком, и внутри клубится потоп, но вместо воды расплавленный горячий мёд, сладость которого чувствуется в каждой клеточке тела. Еще одно движение, и все рассыплется золотыми мотыльками... - Хару, ты такая нежная здесь.... и такая горячая... жду не дождусь, чтобы ты кончила для меня... Это самая ужасная ночь в моей жизни... самая долгожданная... это самая замечательная ночь, ох... сердце стучит, как мотор у Феррари... самая прекрасная... самая... оооо... не останавливайся только... только дойди со мной… не бросай меня сейчас... Луна за окном превращается в огненное колесо и несётся прямо на нас, отчаянной вспышкой пронзает тело изнутри, оставляя на далеких рубежах саднящую боль... и безумный оргазм, чудовищное потрясение обрушивается на меня, как однажды обрушивается цунами на ничего не подозревающий приморский городишко. Я теряю себя. Я кричу. - Мичиру… я… - Я люблю тебя, Хару... Я видела ее как будто сквозь какую-то пелену, сквозь туман, без сил раскинувшись на постели. Как будто это был одновременно самый ужасный и самый лучший в жизни сон. Она вся дрожит, когда я притягиваю ее к себе, оплетаю ее тело руками и ногами, целую в шею и в волосы. Нет, это не сон. Она настоящая, живая, теплая, все это наяву. Она вся моя, вся, до последнего волоска. Все по правде. Кроме одного: мысли путались, у меня никак не получалось найти рациональное объяснение происходящему. Кого из нас двоих она любила в ту ночь на самом деле? - Скажи, что тоже любишь меня. Скажи, всего один раз, пожалуйста, пусть даже это будет неправдой… Я вздрагиваю, как от пощечины. Сцеловываю с ее щек набежавшие слезинки. - Ми.. чиру... Мичиру... Я люблю тебя, Мичи... я безумно тебя люблю... сокровище мое… очень люблю… И только мне одной известно, насколько это было самой огромной правдой во всем мире для меня. - Спи, цветочек… - глаза закрывались, и последняя мысль: как заставить себя уйти на рассвете, чтобы не было мучительно стыдно смотреть ей в глаза…