Идол

Никакого влияния на сюжет не оказывает, и единственный плюс - еще одна песня Куроко, но и она прописана не слишком хорошо. Чем-то похожа с первой главой, причем по качеству, увы, тоже. Спасибо за все отзывы. Фантом утыкается лицом в подушку и пытается выдавить из себя слезы. Разрыдаться было бы проще и легче, но что-то внутри упрямо сопротивляется. Происходящее жутко похоже на отъезд Поколения Чудес, но он не чувствует той пустоты, которая накрыла его тогда. Ведь они забрали с собой все, с чем он связывал свое будущее и чем жил в настоящем. А Рин, улетевший в Китай этим утром, оставил хотя бы туманное обещание вернуться. И Hanabi, лишенную опоры и создателя, но по-прежнему любимую тысячами людей. Рин улыбался чуть вымученно, но искренне – для них он всегда улыбался искренне. Тихий, неестественно слабый голос продюсера безжизненно шелестел, повторяя в сотый раз пожелания удачи и извинения. Куроко не понимал, за что он извиняется, когда все – от их руководства до самого незначительного студийного работника, вроде уборщика или костюмера, знали, что все произошедшее было провокацией, тщательно спланированной и подстроенной. Но разве можно объяснить это прессе, проклятой, ненавистной прессе, готовой очернить любого, сделав из него худшего из людей при малейшем поводе? Нельзя, и поэтому Рин сам подал заявление об уходе, не слушая ни уговоров, ни просьб своей группы. Тецуя кричал, злился и ставил в пример себя. Ведь его заклеймили безжалостным подонком, не заботящимся ни о своей, ни о чужой жизни, гоняющим по городу и едва не сбившим женщину с ребенком. А сейчас он вновь звезда, вновь на вершине этого блестящего глянцевого мира, названного шоубизнесом, потому что Рин поверил в него и помог ему. Тецуя долго, вдохновляясь собственными словами, говорил о том, что для скандальной группы идеально подойдет скандальный продюсер, но каждый из его доводов разбивался об усталый, умоляющий прекратить, бесконечно убежденный в своей правоте взгляд Рина. «Так будет лучше. Это единственный выход. Я не могу остаться». Куроко понимал, что Рин прав, но не желал сдаваться. Однако сдаться все же пришлось. Тецуя не должен был устраивать ссоры и скандалы или впадать в депрессию. Именно Рин пострадал, и именно о Рине стоило заботиться, а не упиваться своей болью. На следующий день после ухода уже бывший продюсер купил билеты в Китай, и Куроко в какой-то степени завидовал ему. Рина ждали Гонконг, Шанхай и умиротворенные сады камней, потом – Европа и Америка. Путешествия лечат, и порой судьба остающихся намного хуже судьбы уезжающих. *** Аэропорт гудел сотнями голосов. Тецуя терпеть не мог прощаться в таких местах, среди шумной толпы счастливых и не очень людей, бросая при этом частые взгляды на табло часов. Тецуя терпеть не мог прощаться в спешке и остро ощущать бег времени, неумолимо приближающегося к началу посадки и расставанию. Но с Рином он готов был прощаться хоть на трапе у самолета, лишь бы подольше растянуть последние мгновения. Куроко давит в себе желание умолять Рина не уезжать, ведь если он по-настоящему попросит, Рин действительно не уедет. Останется ради Тецуи, ради Рю, или ради близнецов – ради каждого из них. Пара слов, и он забудет о себе. Потому они молчат: Рин чересчур часто забывал о себе, и теперь они должны отпустить его, несмотря на свои чувства. Из динамиков бодрый голосок напоминает о начале посадки, и Рин поднимает чемодан. Рю пожимает протянутую руку, но не сдерживается и порывисто обнимает Рина. Братья Орихара, несмотря на непривычную серьезность и подавленность, дарят бывшему продюсеру одну из редких добрых улыбок и отлаженным жестом, когда-то придуманным ими в шутку, синхронно целуют его в щеки, вставая для этого на носочки и едва не падая. Раньше они проделывали это развязно, чтобы позлить каких-нибудь напыщенных режиссеров с устаревшими принципами, но сейчас это кажется по-детски нежным. Они действительно ощущают себя детьми, одинокими и брошенными, ведь Hanabi – это детище Рина, его создание, потерявшее своего создателя. Тецуя позволяет себе долгие объятия – дольше тех, которые позволил себе Рю. И ему ни капельки не стыдно. Рин уезжает, и у Куроко даже не будет даты, чтобы цепляться за нее и считать дни. А еще ему слишком это знакомо – провожать кого-то. Но и он отстраняется через минуту. - Я вернусь, - и музыканты даже верят, провожая взглядом затянутую в серое пальто спину. Куроко хватается пальцами за ткань одеяла и прячется в теплый кокон. Он любил свою квартиру за то, что здесь ничто не пересекалось с его внешней жизнью, ничто ни о чем не напоминало и ни с чем не связывалось, но Рин умудрился нарушить и это правило и стал первым человеком, побывавшим здесь после риэлтора и самого Куроко. А потом он еще и организовал празднование Нового года, и сейчас Тецуя слишком отчетливо видел перед собой его призрак, тень, потягивающую шампанское и лениво переключающую каналы. Фантом не отвечает на звонки Рю. Он поддается странному оцепенению, будто его кокон – настоящий, и он вылетит оттуда бабочкой, готовой двигаться вперед. Нужно лишь чуть-чуть подождать. Нужно лишь в очередной раз пережить. И Куроко переживет, ведь у него есть, что терять. *** Сегодня группе предстояла встреча с новым продюсером, и, хоть умом Тецуя понимал всю важность этого события, все его чувства яростно выступали против подобной попытки заменить Рина. Потому что Рина невозможно заменить. Но фантом не показывал ни малейшей эмоции, готовый принять нового человека только из-за того, что группе трудно было бы существовать без продюсера, да и руководство не согласилось бы дать Hanabi полную свободу. Настроения Рю и братьев Орихара было похожим, и на их лицах сейчас застыло выражение равнодушия. Во всяком случае, так решил бы любой, не знавший этих людей достаточно близко. Куроко же замечал легкое напряжение в жестах Емиру и невеселую задумчивость в глазах близнецов – одинаковую у обоих. Весь состав группы уже около часа сидел в главной студии, в музыкальном классе, дожидаясь, когда их новый продюсер вместе с представителем компании договорятся где-то в верхних офисах. Куроко примерно представлял, как выглядит Кодзири, так как вскользь пересекался с ним в коридорах, бросая привычное и неизменное для всех сотрудников приветствие. Но фантом совершенно не знал, что это за человек, стараясь выкинуть из головы то слабое неприятное ощущение, которое произвел на него этот человек, его манера двигаться, его голос во время тех коротких встреч. Он не должен был судить предвзято, основываясь на своих предчувствиях, - это могло испортить еще не начавшиеся отношения. От тяжелых мыслей Тецую отвлек Мизуки: - Давайте сыграем? Рю лениво скосил взгляд на гитариста и спросил: - Что? - Да что угодно. Мизуки берет свою гитару, привычным ласковым жестом проводя по гладкой поверхности. Незуми повторяет движение брата почти до мелочей, разве что его пальцы не столь нежно и фанатично дотрагиваются до инструмента. Емиру пересаживается за ударную установку и вертит в руках палочки – это тоже привычно: барабанщик всегда настраивается таким образом перед игрой. Куроко проверяет микрофон. Включаем саундтрэк - ONE OK ROCK "Nobody's home". Близнецы начинают играть, и Тецуя мигом узнает мелодию. Довольно старая по их меркам песня, одна из самых первых, написанная больше года назад. Рину она нравилась, публике тоже, так что они часто пели ее на концертах, и фантом прекрасно помнит слова. Куроко затягивает свое вступление, не особо стараясь, ведь это еще не слова даже, а просто напев единственного звука. Он смолкает после того, как Рю присоединяется к Орихара и звонкая барабанная дробь постепенно нарастает, становясь все быстрее и настойчивей. Музыка оживляется, и Тецуя вместе с ней, позволяя мелодии заполнить его до краев. От этого он чувствует себя легче во всех смыслах слова. На душе проясняется, а тело обретает неожиданную способность парить. Во всяком случае, так кажется ему, и он вполне доволен этим, пусть и обманчивым, ощущением. Куроко забывает или вынуждает себя забыть все проблемы. Проигрыш невозможно знаком, и Тецуя упивается чувством слияния с музыкой, когда понимаешь и слышишь каждую ноту, каждый аккорд и точно знаешь, где именно и как вплести свой голос. Он и вплетает его в идеально подходящую минуту, не ошибаясь ни на секунду. Куроко, наконец, поет по-настоящему. Как твои дела? Я мог бы спросить об этом, но теперь ведь уже поздно, ведь поздно же? Знаешь, как меня всегда убаюкивали тепло и нежность твоих объятий? Но я столь часто тебя предавал… Следующие две строчки Куроко уверенно бросает уже не в пустоту перед собой, а лицо появившимся в дверях людям, которые его почему-то совершенно не волнуют. И начинает припев. Никого нет дома. Никого нет дома! Когда я бросил абсолютно все и убежал прочь, Если вспомнить, то ты была той, кто придавал мне сил. … Печально, что я не чувствовал, как рушу все вокруг… Тецуя не уверен, что эти строки кому-то адресованы. Его не раз удивляла необычная гибкость японского языка, где ни родов, ни чисел не было, а потому предложение могло относиться как к девушке, так и к парню, так что любой фанат внушал себе, что Куроко поет конкретно для него или ее. Очень удобно для популярного идола. …Но сейчас мне есть, что сказать. Все это время, что мы прожили врозь, я никогда не колебался… Никого нет дома. Никого нет дома! Даже если меня ждет крах и ничего не станет, Я не смогу смотреть на это со стороны и жалеть, Ведь, так или иначе, но это – часть меня и моей жизни. Куроко прикрывает глаза, чтобы не видеть две назойливо маячивших фигуры. Руководитель явно порывался повысить голос и прервать маленькое выступление фантома, но второй человек, в котором Тецуя опознал их нового продюсера, остановил его, что-то сказав и елейно улыбнувшись. У Куроко эта улыбка не вызвала ни капли симпатии, но он решил не обращать на это внимание. Песня-то еще не закончилась. Проигрыш, где его участие ограничивалось только тем самым, изначальным напевом и редкими отрывистыми репликами, не помешал ему по-прежнему не беспокоиться о чем-то, кроме музыки, и растворяться в ней. Продюсер и руководство не вызывали интереса, воспоминания не бередили, а согласованная, ровная игра успокаивала. Спину ему жег взгляд Рю, не умевшего так же просто отдаляться от мира, а значит встревоженного приходом продюсера. Тецуя понимал, что Емиру, да и Мизуки с Незуми, также заметили ту неприятную улыбку и уже делают выводы, но не собирался прерываться на середине. Да и зачем, раз у них осталась лишь возможность смириться, кого бы им не подсунули и как бы не сложились теперь с этим кем-то отношения? Никого нет дома. Никого нет дома! Честно признаю, что причинил много проблем, Но когда-нибудь я непременно сотру все границы И покажу тебе пейзажи, которые мы так хотели увидеть. Я всем сердцем люблю тебя! Спасибо за это. Заканчивая, он усмехается в лицо чужаку. Это усмешка – не вызов и не оскорбление, просто предупреждение профессору о том, что эти слова предназначены не ему и что он никогда не сможет стать заменой Рину. Тецуя вздыхает, мысленно считает до пяти и натягивает вежливое выражение, протягивая руку для пожатия. Он старается не думать о впечатлении, уже произведенном этим человеком, и почти готов к попытке преодолеть свое предубеждение и работать вместе.