Идол

Сейджуро не любил ждать. Особенно сейчас, когда фантом остался дома один – и хоть Акаши понимает, что тот далеко уже не ребенок, он все равно не может избавиться от навязчивого желания опекать его во всем. Помимо встречи со своей командой, которую он и дожидался в очередном кафе, ему предстоял и другой неприятный разговор. Куда более неприятный и вместе с тем куда более важный: необходимо было окончательно разобраться с продюсером Куроко, а для этого Сейджуро должен был убедить старого знакомого отца, что являлось задачей не то что трудной, но весьма досадной для Акаши. Он снова взглянул на часы и мысленно отвел Поколению Чудес ровно три минуты на то, чтобы прийти к назначенному сроку и, соответственно, заслужить жизнь. К их счастью, они успели – почти одновременно со взглядом Акаши и его решением, из-за поворота улицы вылетел вначале Кисе, сегодня выступающий в роли предводителя, а затем все прочие. Мурасакибара жевал батончик из новой серии сладостей, попутно набирая сообщение в телефоне. Прекрасно зная, кому именно пишет центровой, никто не удивлялся изменившемуся в последние дни Ацуши, который посвящал теперь почти все свое свободное время, а такого у них было много до следующего контракта, Химуро. Рядом с ним нога в ногу шли Аомине и Кагами, о чем-то вечно спорящие, а позади всех плелся Мидорима. Сейджуро едва подавил сочувственную улыбку: настолько уставшим выглядел вице-капитан. Через минуту вся компания ввалилась в светлый, просторный зал, мигом привлекая внимание посетителей и персонала. Молодая официантка засеменила к ним, улыбаясь и явно рассчитывая на чуть близкое знакомство. Акаши представил ее разочарование и усмехнулся. Поколение Чудес, видимо, приняло эту усмешку в свой адрес, и тут же бросилось к столику, за которым сидел Сейджуро. Официантка значительно уменьшила свою скорость, заметив это. Акаши мало у кого вызывал желание пообщаться. Ограничившись кивком в качестве приветствия, они расселись вокруг Сейджуро, и десяток взглядов наконец оторвались от них, повинуясь правилам приличия. Официантка с явным нежеланием подошла и приняла один единственный, но отнюдь не маленький заказ Мурасакибары, при этом она продолжала подозрительно коситься в сторону Акаши. Первым с вопросами полез, что удивительно, не Рета, а Мидорима. Беспокойно посмотрев на часы, он сказал: - Это правда, что Куроко теперь живет у тебя? Вы помирились? – снайпер не был настроен начинать издалека, но все же поморщился, услышав собственные слова: они показались ему слишком глупыми даже для его нынешнего состояния. - Не то чтобы помирились, просто решили попробовать вернуть кое-что из прошлого, - Акаши такой прямой интерес слегка раздражал, но он сдержался, понимая, что их и так окружает чересчур много недомолвок. – Но это никак не касается того, что Тецуя живет у меня. - Не поделишься, почему же он живет-таки у тебя, если не из-за.. – Аомине запнулся, не зная, как продолжить. – В общем, почему? Акаши с наигранным изумлением вскинул брови. - Почему? Есть причина, и это все, что я могу сказать, - ему не нужно было добавлять и разъяснять, за него это сделали их абсолютное понимание друг друга, а также память о Куроко. Если Сейджуро не говорит о причинах, значит, и Тецуя не станет о них распространяться. Излишним любопытством Поколение Чудес никогда не страдало, так что эта тема исчерпалась, и за столиком ненадолго повисло молчание, прерываемое только шуршанием фантиков Мурасакибары, дожидающегося своего заказа. Через пять минут официантка с прежней неохотой принесла пирожное. Ацуши моментально переключился на него, поедая шоколадную верхушку. Впрочем, стоило Мидориме тем же усталым тоном озвучить следующий вопрос, и центровой прекратил жевать. - Мы можем встретиться с ним? - А я могу вам запретить? – Сейджуро притворно удивляется. - Акаши… - Шинтаро замолчал, после чего резко встал, чуть не опрокинув стул. – Лично я собираюсь зайти и поговорить завтра. Сейчас мне пора. Кагами, дай мне вторые ключи. Возмущенные вопли Тайги опять заставили все взгляды обратиться к ним, но на Мидориму они не подействовали, так что в конечном счете Кагами отдал ему ключи от в прошлом своей, а теперь уже общей квартиры. Сейджуро окончательно убедился в необходимости возобновить тренировки. С послезавтра. Им просто крайне важно играть вместе, чтобы оставаться в равновесии. *** Мидорима ощущал себя разбитым и усталым, словно он напился не день назад, а только вчера вечером. Идея уже не казалась ему такой блестящей, как в момент исполнения, но так или иначе она подействовала. Потом Такао расталкивал и выгонял его с ругательствами и криками, но это Шинтаро счел все-таки чем-то лучшем, чем спокойствие и сарказм. Вчера Казунари отказался от встречи, сославшись на плохое самочувствие и при этом отпустив пару едких и по-прежнему злых замечаний. Так что сегодня у них было второе свидание, хотя называть происходящее этим словом едва ли можно. Мидорима в который раз посмотрел на часы, нервно отстукивая пальцами дробь по поручням. Автобус ехал удручающе медленно, а если он опоздает, то Такао точно не станет его ждать. Хотелось выскочить и пуститься бегом – довольно непривычное для него желание, но в последнее время Шинтаро вообще чувствовал себя слишком взвинченным. Ему по-настоящему нужно было вернуть назад в свою жизнь этого человека, ради чего он был готов на то, что раньше показалось бы ему чересчур сложным и эмоциональным. Через пять минут автобус, наконец, остановился, и снайпер выскочил из душного, набитого людьми салона. На остановке его уже ждал недовольный, раздраженный Казунари, от которого отскакивали маленькие искры злости. Он неохотно встал с лавки и, развернувшись спиной к Мидориме, начал спускаться в подземный переход. - Стой. Мы не туда идем. - Нет, мы идем туда. Ты уже выбирал место, и весьма неудачно, а я не обещал, что буду ходить именно туда, куда тебе приспичит. Так что сегодня я решаю, где мы будем проводить время. И Казунари, не оглядываясь, скрылся под землей. Шинтаро поспешил следом. Он и не был против, ведь Такао тем самым принимал участие в их встречах, причем куда более активное, нежели просто подчинение условиям спора. А значит, в какой-то степени он принимал участие и в их примирении. На другой стороне улицы стоял торговый центр, достаточно большой для любого иного города, но все же весьма маленький по меркам Токио. Казунари, видимо, часто здесь бывал. Зайдя внутрь, брюнет привычно направился к лифтам, расположенным справа от центрального входа. Вышли парни на четвертом этаже, где Мидорима заметил каток, боулинг, несколько кафе и множество магазинов. Такао замер, рассматривая вывески, то ли действительно раздумывая, то ли всего лишь выдерживая паузу. - Сегодня мы будем… кататься на коньках. Мидорима успел заметить изогнутые в ухмылке губы и хитрый прищур до того, как Такао опять повернулся к нему спиной, и это подтвердило догадку снайпера о том, что некоторые вещи Казунари помнил слишком хорошо. Например то, что Шинтаро однажды отказался от совместного похода на каток, умолчав, естественно, о причинах. Впрочем, Такао тогда и сам о них догадался, и после около недели не уставал напоминать Мидориме о коньках, с легкой издевкой предлагая себя в учителя. Но отказываться сейчас было равносильно проигрышу. - Это нечестно, - он сказал это тихо, но Такао все равно услышал. - Нечестно? Нашу прошлую встречу ты тоже назвал нечестной. Хотя сам же ее и придумал. - Я не рассчитал. - Что? Свою устойчивость к алкоголю? - Твою устойчивость к алкоголю. - Сразу ясно, что в универ ты не ходил. Да и вообще – развлечения современной молодежи не для тебя. - Напиваться вдрызг – это развлечение? - Напиваться в приятной компании. - Неважно. - Нет, важно. Это имеет основное значение. Вот с тобой пить – это да, далеко не развлечение. - И почему же ты тогда согласился? - Чтобы уделать тебя хоть в чем-то, - не дав Мидориме ответить, Такао очаровательно, совсем по-старому улыбнулся девушке, выдающей коньки: - Две пары, пожалуйста. Сороковой и… - Сорок второй. - Одну минуту. Получив коньки и посмотрев на них поближе, Шинтаро заново убедился в их крайней ненадежности и сомнительности. Зачем людям надо было придумывать подобное, если есть кроссовки, удобные, практичные и главное, широкие. Казунари не смотрел на него, но явно уже предвкушал удовольствие от лицезрения неловкого Мидоримы. Снайпер решил не сдаваться, и с напускной уверенностью мысленно убедил себя, что после баскетбола и тренировок с Акаши никакие коньки ему не страшны. Получилось не очень, но он все-таки заставил себя надеть их и пройти до выхода на лед почти спокойно. Потом ему пришлось схватиться за бортик и наблюдать, как Такао легко проскальзывает мимо, будто не ощущает ни малейшей разницы между льдом и мягким покрытием пола, специально сделанным для ходьбы на тонких лезвиях. - Езжай вперед, - говорит Шинтаро, не желая, чтобы Казунари забавлялся, глядя на его слабые попытки двигаться. - Не могу, Мидорима. Разве я не должен провести с тобой весь сегодняшний день, рядом, не отходя ни на шаг? – Такао издевается, и Шинтаро готов проклинать чертово пари. - Считай, что пределы катка относятся к понятию «рядом». - Ну нет… Как же мне оставить тебя, мучающегося и несчастного? Я просто обязан тебе помочь. Мидорима не хочет, чтобы ему помогали, и он уже собирается высказать это брюнету, когда тот неожиданно вцепляется в его руку и резко отрывает от спасительного бортика. Шинтаро машинально восстанавливает равновесие и кое-как отталкивается, с трудом управляясь с тем ненавистным орудием пыток, в которое он сейчас обут. Несколько секунд он двигается ровно, так что выходит даже на миг почувствовать от этого наслаждение, но после особо неудачного движения ощущает, как ноги опережают тело, и он заваливается на спину. Радует одно: ладонь Казунари все еще в его ладони, и Такао валится следом, пусть и куда более грациозно – если падение в принципе может быть грациозным. Шинтаро не удается сдержать злорадный смешок, который быстро перерастает в смех, когда он видит удивленное лицо Такао, не ожидавшего ничего подобного. Собственная неудача уже не кажется столь важной, хотя он и упал куда более позорно, чем Казунари. Снайпер давно так не смеялся, а на памяти Такао – вообще ни разу, поэтому удивление Казунари усиливается, и выражение его полного неверия еще больше забавляет Мидориму. Он изменился за три года, и кое-какие из изменений явно слишком непривычны для брюнета. Осознав ситуацию до конца, Такао тут же откатывается, краснеет от гнева и раздраженно шипит: - Прекрати! – Мидорима прекращает: он действительно изменился, но не настолько, чтобы смеяться так долго, как мог бы Казунари, произойди нечто такое раньше. Тогда они поменялись бы ролями, и Шинтаро бы уже стоял на ногах и поспешно удалялся от «места происшествия», спасая раненую гордость. Теперь то же самое делает Такао, с поразительной скоростью поднимаясь и тут же устремляясь дальше. Шинтаро ждет его в прежнем положении, пользуясь тем, что на катке кроме них всего два человека. Когда Казунари опять проезжает мимо, снайпер окликает его: - Ты же сказал, что не оставишь несчастного меня. Так что помоги мне, - серые глаза ястреба готовы испепелить его, но в глубине их Мидорима читает то же легкое удивление, будто Такао мысленно задает себе вопрос, впервые озвученный им позавчера: «Кто ты и что сделал с Мидоримой?». Шинтаро в какой-то степени и сам весьма удивлен собственным поведением, но это едва ли беспокоит его сейчас, когда Такао неохотно помогает ему встать, подавая руку. Они катаются еще около часа – порой неуклюже, порой что-то даже получается. Испорченное настроение Казунари возвращается в норму, а у Мидоримы появляется навязчивое желание сделать что-нибудь выходящее за рамки их нынешних отношений, что-нибудь, что он мог бы позволить себе три года назад. После катка Такао ведет его в кинотеатр, и кассирша при этом улыбается столь понимающе, что Шинтаро не хочется и представлять, кем они выглядят в ее воображении. И тем более, как. Любой человек, смотря на них, сказал бы, что они вполне сносно общаются, и происходящее ничуть не похоже на попытку примирения. Мидорима знает, что до этого примирения далеко, что Казунари ничего для себя не решил, а его хорошее и не столь равнодушное, как в ту первую встречу в доме близнецов, состояние мало что значит. Но отказать себе в возможности надеяться чуть больше Шинтаро не может, да и не хочет. Главное, не разрушить все какой-нибудь глупой неосторожностью, не поспешить. За кинотеатром, где они два с половиной часа развлекали себя созерцанием весьма пространных межгалактических боев, не произнося при этом ни слова, следует жалкое, по мнению Мидоримы, подобие обеда. Они почти не говорят, только перебрасываются редкими односложными фразами. Это не создает напряжения, но все же разрядить молчание необходимо, и снайпер решается, наконец, спросить хоть о чем-то: - Как тебе удалось так развить ястребиный глаз? Такао отрывается от собственных раздумий, возвращаясь в реальность. Мгновение он осознает вопрос, а потом знакомо и хитро улыбается: - Секрет фирмы. И вообще, в следующий раз наша команда выиграет. - В следующий раз? – Мидорима переспрашивает машинально, вылавливая именно эти два слова. Казунари мигом мрачнеет, уходя в себя и явно злясь за эту оплошность. - Может, еще сыграем как университетская команда. Если вы останетесь в Японии и заключите контракт с одним из местных клубах. Университет порой устраивает дружеские матчи с контрактными командами. - Мы останемся, - слишком резко заявляет Шинтаро. Такао никак не отвечает и отводит взгляд. Мидорима замечает болезненно сжатые, будто старающиеся удержать слова губы и стиснутые кулаки. Это длится буквально секунду, после чего Казунари полностью берет себя в руки, словно загоняя все эмоции в невидимую железную клетку. Весь его вид выражает безразличие. Разговор снова повисает в мертвой точке. На часах – начало четвертого, и по правилам уговора у еще полдня Казунари не может никуда уйти, так что Мидорима, пользуясь этим, тянет брюнета прочь из торгового центра, в парк развлечений, который и хотел посетить изначально. Парк этот старый и маленький, аттракционам далеко до масштаба, присущего прочим токийским или нью-йоркским паркам, но Шинтаро в прошлом любил это место как раз за атмосферу легкой запущенности и малолюдность. - Ты, видимо, вздумал потаскать меня по всем полузаброшенным паркам Токио, - бурчит Такао, но во взгляде читается одобрение. Он и сам не предпочитает толпы. - А ты явно не видел полузаброшенных парков, раз называешь так этот, вполне действующий. Но если ты хочешь, то завтра можно сходить в по-настоящему заброшенное место. - С каких пор ты стал увлекаться таким? Мидорима и не помнил, с каких пор. Просто однажды в Америке они полезли в заброшенный спортивный комплекс – естественно, эта гениальная идея принадлежала Кагами, который уже когда-то бывал там. - Не знаю, как Акаши на это согласился. Но, в общем, нам всем тогда хотелось развеяться. Кисе, правда, не оценил. - А тебе, значит, понравилось? И что? После этого ты начал лазить по неработающим заводам или искать утопленников в заброшенных бассейнах? - Эй. Я, между прочим, приличный человек, - вяло отпирается Шинтаро. – Это всего лишь… хобби. Казунари громко смеется, отчего продающий им билеты на колесо обозрения мужчина смотрит на него, как на больного. - Хобби… У тебя и такое хобби – лазить по заброшкам.. Интересно, ты занимаешься этим каждый день или устраиваешь прогулки раз в неделю? Утром, днем или вечером? А может, ночью? Для большего адреналина? - Заткнись. - Ой, да ладно, Ши.. Мидорима. Завтра проведешь меня куда-нибудь. Чувствую, это будет весело… Так днем или вечером? - Утром. Днем мы идем к Куроко. То есть к Акаши, но вообще к Куроко. - Это ты сейчас пытался сказать, что они вместе живут? Я в курсе. На высшей точке они даже могут нормально говорить. *** Сейджуро не любил ждать. Особенно, когда ждать приходится в идеально-чистой, стерильной приемной с белыми обоями и белой мебелью, слушая стук по клавиатуре пальцев одетой в столь же белый костюм секретарши. И особенно, когда фантом в его доме почти всю первую половину дня проводит в одиночестве. Однако, Акаши не требует немедленно впустить его и не доказывает, что никаких неотложных дел у человека, к которому он пришел, быть не может. Сейджуро прекрасно знает, что его специально вынуждают сидеть здесь, испытывая терпение императора. И терпение, скорей всего, уже дало бы трещину, будь он где-нибудь в другой, пусть тоже белой, приемной. Но он прекрасно знает еще и то, что, общаясь с Сандзи Акитой, лучше играть по его правилам. Тем более, если нуждаешься в его услугах. Акаши чувствовал по отношению к нему легкую брезгливость, с какой смотрят на отвратительное, но смертельно-ядовитое насекомое. Сандзи сам себя считал едва ли не богом, вершителем справедливости. Его чрезмерная правильность, граничащая с жестокостью, а вернее – перешедшая в жестокость, проявлялась даже в окружающих вещах – одна только приемная, где Сейджуро казался чересчур ярким цветным пятном, была отличным подтверждением. Акаши позволил себе улыбнуться от неожиданно возникшей и такой простой идеи. Он вытащил телефон из внутреннего кармана и на секунду задумался. Сейджуро не слишком уважал подобный вид общения, поэтому редко переписывался с кем-то, и никогда – долго, но сейчас это представлялось как и способом скоротать время, так и весьма приятным моментом в целом. «Все в порядке?» - вопрос, который он хотел бы задать вживую, в сообщении казался сухим и равнодушным, но Сейджуро не нашел ничего более подходящего. Ответ пришел быстро: «Да. Ты где?». «В отвратительной белой комнате». «Не говори загадками, Акаши. Я волнуюсь». Я волнуюсь. Эти слова вызвали у императора улыбку, заметив которую секретарша несколько секунд удивленно хлопала накрашенными ресницами, стряхивая наваждение. «За меня?». «Ах, прости, я успел забыть, каким самоуверенным ты можешь быть. И все-таки где ты?». «В приемной». «Издеваешься?». «Япония, Токио, район Синдзюку, район Итигая, дом 313, восьмой этаж». «Очень смешно». «Поверь, это действительно неважно». И, вспомнив, добавляет: «Завтра к нам наведается все Поколение Чудес. Ты не против?». «Поздновато спрашиваешь», - Сейджуро почти слышит наигранно обиженный, едва заметный оттенок в интонациях. «Прости». «Во сколько они придут?». «Не знаю. Надо уточнить. Ты не сердишься?», - написать это легче, чем сказать вслух. Ты не сердишься? Да, вслух Акаши бы точно не выразился так: чересчур по-домашнему для их отношений. «Не сержусь. Но ты будешь помогать мне с уборкой». Мгновение Сейджуро изумленно смотрит на экран, потом усмехается. «С уборкой? Разве она нужна?». «Более чем. Тут все в пыли». Акаши представляет себе предстоящую уборку. Это странно и просто, и только для них двоих. Сейджуро поражается тому, насколько более открытыми получается у них быть сейчас, когда они на разных концах города и не видят друг друга. Он уверен, что Куроко колебался бы куда дольше, если бы стоял перед ним здесь. «Договорились. Мне пора», - он допечатывает последние два слова, наблюдая, как секретарша быстрыми отработанными шагами заходит в кабинет начальника. Через секунду она выскальзывает оттуда и четким, хорошо поставленным на официальные фразы голосом просит его зайти. Он успевает прочесть ответ фантома, и этого достаточно, чтобы удивить хозяина кабинета спокойной, полуискренней улыбкой, совершенно не соответствующей настроению человека в его положении. «Давай побыстрее». Это равносильно признанию в том, что он его ждет. Кабинет просторный, выдержанный в едином стиле и цветах. Ничего не выбиваются – ручки и те идеально сочетаются с письменным столом. Помещение молчит, в нем нет деталей, способных дать ключ к пониманию владельца. Все стандартно и дорого, безлико и пусто. Только человек, как статуя застывший в кресле, кажется живым, бросается в глаза. Сандзи Акита одет в черный костюм и рубашку, галстук затянут у самого горла. Руки с бледными длинными пальцами лежат на полированной поверхности стола, в неестественно неподвижной и неудобной позе. Волосы, короткие и стриженные, уложены гелем и блестят. Черты лица Акиты невзрачны, хоть и правильны, и лишь его глаза привлекают внимание. Будто он весь сосредоточен в этих глазах, черных и горящих фанатичным огнем в глубине зрачков, который прячется за полуопущенными ресницами. Акаши передергивает, но он скрывает это, частично благодаря умению контролировать свои эмоции, частично – благодаря недавней переписке, действующей на него успокаивающе. - Добрый день, - он здоровается первым. - Добрый, Сейджуро, - Акаши не помнит, когда кто-то, за исключением родителей, обращался к нему просто по имени в последний раз. Это обращение заранее предопределяет его позицию в разговоре, ставя ниже собеседника. Во всяком случае, по мнению собеседника – и баскетболист не собирается разубеждать его, проявляя свою волю, как бы ему этого не хотелось. Придется сыграть в побежденного. Акаши не чувствует злости, ведь, когда он добьется своей цели, он выйдет из-под власти Сандзи, которую тот навязывает ему сейчас. - Как поживает твой отец? - Прекрасно, - легкий холод все равно пробивается в голосе Сейджуро, и он пытается сгладить его вежливой улыбкой. – Все хочет с вами встретиться, но бизнес отбирает все время. Никто не хочет ни с кем встречаться, но Акаши старший и Сандзи считаются для всех старыми друзьями, и Сейджуро предпочитает прикинуться одним из этих всех. Акита не реагирует на его слова, ни тень, ни сомнение не отражаются в его глазах, и капитан не может прочесть по его лицу абсолютно ничего. - Приятно слышать. Надеюсь, что вскоре ему удастся найти для меня несколько свободных часов. Впрочем, вы ведь пришли ко мне не от имени отца? - Нет. У меня к вам.. личная просьба, - Акаши продолжает улыбаться, выдерживая роль. - Какая же? – на миг Сейджуро видит отблеск любопытства в черных глазах. Он не торопясь достает из кармана мобильный и находит в нем сохраненные фотографии. Акаши подавляет все эмоции, возникающие при взгляде на них. При мысли показать их человеку напротив он внутренне содрогается от ярости и вины перед Тецуей, но, поколебавшись, все-таки протягивает телефон замершему в ожидании Сандзи. Чувства по-прежнему не отражаются на лице Акиты. Но фанатичный огонек еле заметно вспыхивает. - Какой ужас. И ты знаешь, кто сделал это с несчастным мальчиком? – и от тона, равнодушного и ни капли не огорченного, и от выражения «несчастный мальчик» Сейджуро тошнит, но он улыбается, делая свою улыбку достаточно скорбной и сопереживающей, а затем хмурится, изображая праведную злость. Голосу он также придает гневные ноты: - Знаю. И прошу вас наказать этого подонка. - Почему же меня, а не полицию? - Это не должно разглашаться, как будет в случае с полицией. Парень – популярная звезда, подобное окончательно сломает ему жизнь. - А если я откажусь? Слишком провокационно, чтобы оказаться правдой. Сандзи понимает, что Сейджуро притворяется наивно-справедливым молодым человеком, и сейчас у Акаши два варианта – либо сделать отчаянный и огорченный вид, притворяясь дальше, либо поставить Акиту перед фактом, заключая своеобразный договор. Первый вариант имеет меньше шансов на успех, но меньше неприятных последствий, и, если бы речь шла о ком-то другом, не о Тецуе, он выбрал бы его. Но речь идет о Тецуе, и эффективность намного важнее цены. - Боюсь, ваш отказ весьма негативно отразится на отношениях с семьей Акаши, - Сейджуро перестает улыбаться и смотрит в чужие глаза прямо и холодно, становясь самим собой. Он уверен, что Сандзи согласится, ведь таково представление Акиты об обязанностях и предназначении – судить людей и наказывать тех, кого он сочтет виновным. Но это не отменяет извлечения возможной выгоды. - Похвальная честность, - его взгляд не выказывает ни уважения, ни насмешки. - Но и ты же понимаешь, что старой дружбы недостаточно, чтобы я бросился исполнять твои просьбы? - Чего вы хотите? – этот миг решающий. Сейджуро и не пытается догадаться, что Сандзи потребует взамен, и опасается, как бы плата не оказалась слишком высокой. Неожиданно Акита растягивает узкие губы в стеклянную улыбку и говорит: - В данный момент – ничего. Хватит и того факта, что член семьи Акаши у меня в долгу. Сейджуро пробирает от этих слов. Его загнали в ловушку – он не знает, как именно Сандзи пожелает получить долг назад, и, приняв такие условия сейчас, подпишется на неизвестность. Но ради окончательно избавления от Кодзири можно пойти и на это. - Договорились.