Идол

Вернувшийся домой Сейджуро выглядел уставшим и беспокойным, хоть и умело скрывал последнее. Тецуя отправился заваривать для него чай на кухню, и сейчас чувствовал себя неуместно домашним, разливая напиток по чашкам, из которых уже успел выбрать свою. Будто он проделывал такое каждый день, будто это было в порядке вещей — готовить чай для Акаши Сейджуро. После вчерашнего дня, заваленного не самыми приятными событиями, фантом ощущал липкий осадок. Перед бывшим капитаном он это не показывал, но на самом деле Куроко безумно обрадовался его возвращению. Все время, проведенное в одиночестве, он провел в ожидании и страхе, неспособный сосредоточится ни на чем, разбитый и дерганный. Только с приходом Сейджуро ему стало по-настоящему спокойнее, а прошлые переживания и эмоции исчезли, затаились. Акаши сидел в гостиной и сверлил пол задумчивым, хмурым взглядом. Заметив Тецую, он тут же отвлекся от столь мрачного занятия. — Спасибо, — сказал Сейджуро, принимая чашку из рук Куроко. — Не за что, — по привычке отвечает фантом. Он устраивается в кресле сбоку от императора, поджимая к себе колени и обнимая их руками, отставляя слишком горячий чай. Гостиная напоминает ему его собственную, где он порой проводил часы в точно такой же позе, не двигаясь и смотря в одну точку. Кресло и диван возле маленького столика, плазма напротив — стандартный интерьер, исключающий всё лишние, нравился Тецуе. Дождавшись, пока Сейджуро, наконец, попробует чай, он спрашивает: — Что случилось? — вопрос — зеркальное отражение вчерашнего, и Куроко начинает казаться, что подобные повторения преследуют его. Воспоминания о вчерашнем дне накатывают вновь, но теперь уже другого рода, и вместо ненавистного голоса в телефоне там всплывает голос Акаши, его шепот и руки, успокаивающие и надежные. Тецуя на миг резко зажмуривается, стряхивая наваждение и надеясь, что он не покраснел. — Я договорился с человеком, который обеспечит твоему продюсеру срок. Причем так, что пресса ничего не узнает, —, а вот это заставляет мысли Куроко на секунду застыть, чтобы после тут же лихорадочно заметаться, бросаясь из крайности в крайность. — Просто так? — вопрос слетает сам собой. Тецуе нечто подобное кажется почти невозможным: он так долго пытался вырваться из своей личной паутины, и ладно бы пытался он один — хоть и идол, но в сущности человек из простой семьи без положения и связей. Но ведь и близнецы, и Рю ничего не смогли добиться, а они, насколько знал фантом, по статусу не уступали Сейджуро. Акаши сверлит его внимательным взглядом, который подмечает все эмоции, и Куроко инстинктивно старается закрыться, спрятаться внутри себя. Сейджуро тяжело вздыхает, и разноцветные глаза отрываются от Тецуи с легким сожалением. — Нет. Не просто так, — это уже больше похоже на правду, но в то же время условие явно не слишком значительное, иначе капитан вел бы себе куда серьезнее. — Но это неважно. Он даже не сказал, чего хочет. Ему достаточно того, что я вроде как у него в долгу и, если у него возникнет надобность попросить об одолжении у нашей семьи, я не смогу ему отказать. С другой стороны, вполне вероятно, что такой надобности может вообще никогда не возникнуть. Несмотря на последнюю фразу Сейджуро, Куроко ощущает себя виноватым. Это ощущение никуда не исчезало за все три месяца, что он провел рядом с Кодзири, а вернее — за те два, когда об этом стало известно другим людям. Вначале Рюжди, потом и братья Орихара, теперь Акаши — они помогали или пробовали помочь, и Тецуя чувствовал мучительную вину перед ними. Он знал, что они действительно хотят помочь ему, что они делают это не из жалости, а потому лишь, что так и должны поступать друзья. Он знал, но знание не всегда одерживала верх над отвратительным чувством собственной недостойности и слабости, будто он перекладывал свои проблемы на тех, кого меньше всего желал видеть расстроенными или усталыми. Он ненавидел себя за то, что не мог справиться со всем сам, и за то, что когда-то пошел на своеобразную сделку с продюсером, не сумев выпутаться еще в самом начале. И за последующие события — за каждую ночь и каждый день, за каждое прикосновение, за каждый невидимый след. Но Акаши вновь смотрел на него, а он чересчур хорошо видел настроения фантома, поэтому Куроко затолкал все эмоции и воспоминания вглубь сознания. Не хватало еще, чтобы Сейджуро решил, что ему требуется срочное утешение. Тецуя и так многим ему обязан, и так показал перед ним свои страхи и сомнения. Он ограничивается тем, что не в состоянии не сказать, как бы это ни прозвучало и что бы ни выдало: — Прости, что доставил тебе проблемы, — Куроко сжимается в кресле, понимая, что и это все-таки было слишком откровенно. Ему не стоило так говорить, ведь эти слова удивительно точно вместили все те затолканные вглубь воспоминания и эмоции, которые он мечтал скрыть. Акаши теперь не сверлит, он прожигает фантома взглядом. — Ты не доставляешь мне проблем, Тецуя. Почему ты просто не можешь поверить в это? — он выбирает слова с осторожностью, боясь нового срыва и одновременно желая добиться правдивого ответа. Куроко не собирается срываться опять, сколь бы заманчиво это не было. Но и дать правдивый ответ у него вряд ли получится. Не говорить же Акаши, что он пытается не утонуть в отвращении к себе, заменившему прошлое абсолютное равнодушие, и прекратить считать, что обременяет остальных. — Думаю, что некоторые проблемы я все же доставляю. — Тецуя, — тон Сейджуро меняется на более решительный и привычно-командный. — Перестань. — Перестаю, Акаши. И предлагаю посмотреть фильм, — перевод темы был столь явным и заметным, что не мог оказаться неудачным. — А как же уборка? — Они ведь придут к обеду, так что убираться лучше утром. Сейджуро сдается полностью. — Хорошо. Какой фильм? Куроко выбирает диск. У Акаши их немного, и фантом успел разглядеть каждый, прочесть описание, поностальгировать за тем, что уже видел, и решить, какой именно хочет посмотреть сегодня — «Реквием по мечте», весьма мрачную и давящую, судя по рецензии, картину, где сюжет вращается вокруг трех наркоманов, медленно и верно скатывающихся все ниже. Вечер пролетает быстро. «Реквием» Тецуя оценил, но после него захотелось чем-то стереть горький осадок, который совсем не подходил для завершения дня. Комедий у Акаши почти не было, и пришлось остановиться на «Маске», старой и едва ли не классической, с непревзойденным Керри в главной роли. Разница между двумя фильмами была значительной, но в компании не обращаешь на это внимание. Тем более — в компании Сейджуро, совместный просмотр кино с которым сам по себе представлялся довольно странным явлением. Они не говорили, но молчание было уютным, доверительным. Оба боялись спугнуть эту атмосферу, испортить ее какими-либо действиями, и не решались объяснить её даже себе. Что-то менялось между ними, стиралось и забывалось из-за таких повседневных мелочей и времени, проведенного рядом. Куроко вечность не слышал, как Акаши смеется. Сейджуро почти не помнил, как Тецуя умеет скрывать интерес к сюжету. Фантом впервые заметил за императором новую привычку откидывать со лба челку. И подумал о том, чтобы предложить себя в качестве парикмахера. Акаши признал преимущество поздних перекусов. И пожалел, что в холодильнике не нашлось ничего существеннее йогурта. Заснули они на середине третьего фильма. *** Куроко проснулся удивительно отдохнувшим, так что в первую секунду после пробуждения испугался, что проспал слишком долго и ничего не успевает. Но, когда до сознания окончательно дошло увиденное на часах время, фантом успокоился: было только десять утра — позднее для него, но довольно ранее для субботы обычного человека время. Сейджуро в комнате не было, зато из ванной доносился шум воды — значит, император тоже встал не так давно. Тецуя зевнул и потянулся, сползая с дивана и сразу же направляясь к зеркалу. Хоть его волосы и отросли, но не перестали по утрам топорщиться ежиком. Кое-как завязав их в маленький и крайне ненадежный хвостик, Куроко остался относительно доволен и повалился обратно на диван, дожидаясь, пока Акаши освободит душ. Это было ново и необычно — просыпаться не одному, но при этом и не рядом с Кодзири, когда хотелось вовсе не проснуться. Квартира Сейджуро и сам ее хозяин за несколько дней переросли в категорию уютного и приятного, и Тецуя почти не думал о том, что ему, возможно, скоро придется возвращаться в свой собственный дом, пусть и любимый, но пустой. Фантом вообще не представлял, что может отсюда уехать — это казалось глупостью, чем-то нереальным и смешным. Прошедший вечер окончательно стер чувство границы, объединив все произошедшее в целостную мозаику. Будто это естественно – то, что Акаши вернулся в его жизнь. Будто на самом деле он и не уходил надолго. Куроко отвлек от мыслей голос Сейджуро. Даже не отвлек, а заставил подскочить от неожиданности. — Доброе утро, — голос Акаши был чуть хриплый со сна. Куроко пропустил момент, когда начал замечать такие вещи. Если, конечно, не брать точкой отсчета времена Тейко. — Доброе.. — слегка растеряно говорит фантом. — Я в душ. Тецуя проскальзывает мимо императора и чувствует, как взгляд бывшего капитана задерживается на его лице, неощутимо касаясь шрама. В ванной висит его полотенце, зубная щетка и даже шампунь — словно Куроко и не гость. Холодный душ согнал последние остатки сна, и к завтраку Тецуя вышел уже весьма бодрый и с удивительно ясными мыслями, не отягощенными проблемами, сомнениями и страхами. Завтрака, правда, не оказалось — все купленные вчера продукты ушли на ужин, а йогурты, которые они поначалу решили оставить на утро, парни съели за просмотром второго фильма. Акаши, уже заметивший отсутствие еды, натягивал на себя футболку. — Я в магазин. — Подожди, я пойду с тобой, — поспешно сказал фантом, не обрадованный перспективой провести хотя бы пару лишних минут наедине с собой: хорошее настроение в таком случае наверняка даст трещину, и тогда он вряд ли сможет полностью избавиться от невеселых раздумий. Он быстро отыскал среди вещей что-нибудь легкое, но при этом с капюшоном, и надел темные очки, так что через пять минут они вышли на улицу. Погоду, чисто весеннюю и теплую, портил лишь ветер. Куроко в глубине души боялся ураганов, но признавал их своеобразную красоту, в то время как такой ветер, слишком слабый для ураганного и слишком сильный для приятного, он не любил: поднятая в воздух пыль и непрекращающийся шелест листвы нервировали. К счастью, ближайший супермаркет находился за углом дома, так что вскоре они уже были внутри. Сейджуро взял тележку и, украдкой зевая, покатил ее вдоль стеллажей с продуктами. Тецуя то и дело останавливал его, задумчиво выбирая и сравнивая одинаковые на взгляд Акаши, который привык к клубной столовой, где кормили всех игроков, вещи. В итоге тележка весьма быстро наполнялась, а редкие утренние посетители косились на них — по-разному, но вместе с тем похоже: так смотрят на пару, осуждая или одобряя отношения, но признавая факт их существования. Почему-то это наблюдение Акаши ничуть не удивило — то ли из-за того спокойного безмятежного настроения, с каким он проснулся, то ли из-за того, что для него эта мысль как-то незаметно перетекла в разряд само собой разумеющихся. Вряд ли можно было проследить этот процесс, но Сейджуро и не пытался. Достаточно было ощущения того, что их отношения перестали быть только дружескими, а вернее — не могли остаться такими после всего произошедшего. Отвлекшись, Акаши пропустил момент, когда они подошли к отделу с фруктами. Там вес тележки увеличился раза в два. В ответ на его вопросительный взгляд, Куроко растерянно пожал плечами: — Я люблю фрукты, — и это было еще одним доказательством того, что фантом не собирался никуда съезжать и что вот-вот придется делать дубликат ключей. Дальше они прошли к кассе. До их прихода она была пуста, после же там появилась маленькая недовольная очередь, которую парни игнорировали, продолжая выкладывать покупки на ленту. Кассирша бросала подозрительные взгляды на Куроко, явно находя его внешний вид крайне неприличным для супермаркетов: фантом не снимал капюшона и очков, не желая быть замеченным и узнанным, пусть вероятность такого в утреннем магазине была крайне не велика. Домой они вернулись спустя час, нагруженные переполненными пакетами, половина содержимого которых тут же перекочевала в холодильник, половина — на стол. Завтрак в итоге получился даже чересчур большим для двоих. — Расскажи мне что-нибудь, — неожиданно заговорил фантом, подтянув колени к груди и допивая свой чай. — Про вашу жизнь в Америке. — Что именно? — Сейджуро действительно не знал, о чем рассказывать: три года за границей пролетели быстро, будто один месяц, и состояли в основном из редких поражений и непростых побед, и, конечно, из той повседневности, которая выражалась в командных отношениях, в мелких ссорах и нечастых полуночных гулянках. — Что угодно. Хотя бы и об играх, — в голосе Тецуи не слышалось того прежнего интереса, каким спрашивают только те, кто и сам играет. Акаши понимал, что любовь к баскетболу они уничтожили в нем безвозвратно, и от этого едкие иглы вины на мгновение ощетинились с новой силой. — Там много сильных команд. Мы иногда проигрывали. — Иногда? — с улыбкой уточнил фантом, намекая на прежнее отношение Сейджуро к проигрышам. — У нас были… достойные соперники, — оправдался Акаши, а после без особого энтузиазма описал один из таких матчей, когда Поколение Чудес проиграло с разницей в почти пятнадцать очков — огромной для них разницей. — Зато потом все тренировались без отдыха как минимум три месяца, пока мы случайно не встретились с той же командой на неофициальном соревновании. Мы, естественно, победили. — А какой был отрыв? — Неважно, — Сейджуро раздраженно морщится, вспоминая, что отрыв как раз таки был весьма небольшой. — Главное, что мы победили. Куроко смеется, заставляя императора замереть и вслушаться в столь необычный для него звук. Раньше Тецуя смеялся не то что редко — со третьего года в Тейко он не смеялся вообще. — Жаль, что я этого не видел, — с этими словами фантом встает, допив наконец чай, и начинает убирать со стола. — Я помою посуду, а ты пока закажи на обед пиццу или суши… Не думаю, что наших запасов хватит на то, чтобы накормить эту компанию. Акаши с легким сожалением уходит из кухни, преследуемый навязчивым ощущением: происходящее кажется жутко домашним, а сам он — жутко не похожим на того себя, которого боялась и его собственная команда. Он заказывает суши, много суши, вспоминая, как давно их не ел. В Америке они, конечно, покупали их не раз, но те суши совершенно не могли тягаться с настоящими. Затем он дожидается Тецую и тогда, наконец, начинается уборка. Куроко включает музыку. Звенящие аккорды кажутся Сейджуро знакомыми, и вскоре он узнает в них один из американских поп-хитов, которые Кисе, решивший, что играть под музыку лучше, пару раз крутил на тренировках. Под такие мелодии было действительно легко двигаться — в этом Акаши, предпочитающий в основном классику, признавал их преимущество. Тряпка попадает в его руки как-то ненавязчиво и незаметно, вместе с ней он ловит веселый, с незлой издевкой взгляд. Сейджуро уверен, что, будь здесь Аомине или Кагами, они бы не ограничились взглядом, а расхохотались в голос. Еще бы — император, занятый уборкой, которую обычно считал не достойной его времени. И у него дома, и в американском общежитии им занималась специально нанятая прислуга, хотя в последнем случае также Аомине, Кагами и Кисе, отрабатывавшие штрафные задания. Но Акаши Сейджуро не был бы Акаши Сейджуро, если бы отказывался от обещаний из-за какой-то уборки. Да и Куроко, тихо подпевающий песне, сглаживает все возможные неприятные моменты. В итоге пыль исчезает с полок и стеллажей всего за полчаса, пылесос с трудом, но работает, и Тецуя, видимо решив, что сегодня стоит развлечься, радуется, как ребенок, разъезжая по линолеуму на половых тряпках. Сейджуро на двести процентов уверен, что в прошлом Куроко не стал бы так бурно проявлять свои эмоции даже в самый счастливый миг. Но изменения уже перестали удивлять Акаши. Он заваливается на кровать ничуть не устав, с необычно хорошим настроением, позволяя себе расслабиться. Куроко падает следом, и матрас слегка проседает под их двойным весом. Тецуе легко, слишком легко. — Знаешь, в следующий раз надо будет снять шторы и все-таки добраться до шкафа… — В следующий раз? — Сейджуро переспрашивает невольно, нечаянно. Он и так знает, что фантом больше не уедет, но не хотел уточнять это вот так, прямо. Куроко молчит. Потолок над ним белый и почти идеальный — ни одной трещинки, за которую мог бы зацепиться взгляд, ни одного пятна или изъяна. Куроко думает о лежащем рядом человеке, который впервые появился в его жизни семь лет назад (эта цифра заставляет что-то внутри дрогнуть), который пропал на три года, но при этом оставил свое место неприкасаемым и не занимаемым. Куроко мог бы думать об этом еще очень, очень долго. — Ты не будешь против, если я немного.. поживу с тобой? — фраза получается странная: обычнее, правильнее было бы сказать «у тебя», но Тецуя не хочет возвращать слова назад, ведь в действительности именно это он имел в виду. — Не буду. Акаши осторожно, невесомо касается чужой руки. Боится спугнуть — Куроко немного напряжен, это чувствуется в его будто занемевших, тонких пальцах. Но от прикосновения Сейджуро он расслабляется окончательно, и спокойно, уверенно сжимает его ладонь в ответ. В этом движении проскальзывает еле ощутимый оттенок необходимости, попытка уцепиться за что-то важное, попытка удержать. Словно Акаши снова может уехать. Их пальцы переплетаются, и это равносильно самому верному обещанию. У них нет шанса на дружбу, потому что они слишком близки для нее. У них нет шанса на то, чтобы забыть друг друга, потому что они слишком прочно привязаны. У них нет шанса даже на расставание, потому что нить, существовавшая давно, не позволит им опять потеряться. Они добровольно выбрали, кому отдать самое важное место в своем сердце, сами решили, кого любить. По-разному, в последние минуты, но одинаково бесповоротно. У них нет не только шанса, но и желания сопротивляться. Акаши просто тянет Тецуя на себя, и тот поддается. Сейджуро обнимает его крепко, но ненавязчиво — не хочет будить неприятные воспоминания. Фантом наслаждается таким теплым, давно желанным чувством безопасности и не-одиночества, чувством близости именно с этим человеком. Акаши пахнет собой, гелем для душа и немного — пылью. Происходящее даже не кажется слишком быстрым, слишком поспешным — Тецуя с отстраненным удивлением обнаруживает, что не может вспомнить, сколько дней прошло с того концерта в Америке и странного, прерванного полета. Зато помнит все события. Сейджуро чуть отстраняется и аккуратно дотрагивается до шрама, обводя его пальцами. Потом спускается ниже, слегка задевая губы и останавливаясь на подбородке. Он притягивает чужое лицо еще ближе, и они целуются. Получается чуть неловко и не очень удобно, но Тецуя знает, что не променял бы этот поцелуй ни на один другой, пусть и самый идеальный в мире. Потому что он целуется с Акаши Сейджуро, своим бывшим капитаном и бывшим другом, и может доверить этому человеку всего себя. Куроко улыбается в поцелуй при мысли о том, что, наконец, признает, что всегда этого хотел. Автор извиняется за долгое отсутствие проды, которое никак не может оправдать. Также автор благодарит всех за отзывы, которые не раз заставляли его таки садится за текст и писать.