The Funeral of Heart

      1989 год. Тимишоара.       Анна крепко спала у него на руках, сжимая пальчиками край одеяльца. Удивительный ребенок, она ни разу не заплакала с тех пор, как они покинули обветшалый дом, в котором остались два холодных тела некогда ее семьи. За это он был ей очень благодарен, так как боялся того, что мог сделать, начни она истерику. Он и дети – это диаметрально противоположные вещи. И самое смешное, что Солдат практически ненавидел их, вечно ноющих по любому поводу и вызывающих острое желание совершить непоправимое, маленьких демонов, однако взял одного такого с собой. Но ведь Анна была другой, и объяснить себе причину этого Солдат так и не смог. Глядя на нее, ему стало стыдно. Нет, он был омерзителен сам себе, и это чертовски сильно его пугало. Он нарушил свое первое негласное правило. Привязавшись к ребенку, он поневоле вынужден был взглянуть на произошедшее под другим углом, а это означало осуждение ГИДРЫ. Не так ли начинали все предатели?       Они захотят сломить тебя, внушить тебе ложную истину. Не верь им. Не верь никому. Ты выше этого, ты выше их всех…       Он мотнул головой. Нет, приказ есть приказ. Есть преступление, значит должна быть и расплата за него. А ребенок...что ж, он просто не хотел проливать кровь абсолютно неповинного младенца. Медленно бредя в тени деревьев парка, Солдат все думал, что же делать с Анной. Забрать ее с собой? Исключено и до смешного глупо. Зимний Солдат в переднике с младенцем в одной руке и соской в другой даже у него вызвал тихий смешок. Может отдать кому-нибудь? Но она не шавка, чтобы ее передавать из рук в руки.       «Дом сирот» - блеклая надпись привлекла его внимание, заставив замереть на месте. Не это ли он искал? Это казалось наилучшим выбором, но что-то в душе не хотело расставаться с ребенком. Он удивленно взглянул на девочку, сонно разглядывающую рассветное небо. Что же в ней такого особенного? Почувствовав на себе его взгляд, она уставилась на него, а затем широко улыбнулась. В очередной раз за эту ночь он поразился тому, как его сердце трепещет при виде этой улыбки.       - Ты глупа, – С досадой пробормотал он. – Не стоит улыбаться убийце твоих родителей. Ты жива…пока что. Но все может измениться.       И сам же не верил своим словам. Что сподвигло его произнести это? Может он сказал это, чтобы успокоить себя, напомнить, что он не мягкосердечное пугало, а может, чтобы напугать ребенка. Хотя второе явно было глупо, ведь девочке нет и года, она даже не поняла, откуда исходит звук, ведь маску он так и не снял. Втайне надеялся, что она напугает малышку, что Анна не привяжется к нему. Но вышло все совсем наоборот. Стоило ему выпустить ее из рук, чтобы надежно закрепить портфель с украденными оригиналами документов на спине, как она начала плакать и успокоилась лишь тогда, когда он, тихо выругавшись, снова взял ее на руки.       Сделав глубокий вдох, он повернулся лицом к унылого вида зданию, которое в иной ситуации даже не стал бы брать в расчет. Но у него не было времени выбирать. Ребенок – ненужный груз. Но, господи, до чего же нелепо: он снова не поверил сам себе! А затем он просто пошел к новой цели, заглушая в себе протестующие нотки. Он – солдат, оружие способное изменить мир, чьи заботы ни в коем разе не должны затрагивать переживания о чьем-то младенце.       …Я позабочусь о тебе…       Снова он слышит свой голос, хотя никогда не говорил этих слов. Странное пугающее ощущение дежавю и боль в висках опять начали мучить его. Все это проходило после заморозки, но возвращалось снова и снова как проклятый бумеранг.       Он скривился, бережно укладывая Анну на порог «Дома сирот», предварительно устлав его старым одеялом, висевшим на веревке за углом. Мигающий свет блеклой лампы осветил лицо малютки, неотрывно следящей за манипуляциями Солдата. Казалось, она понимает, что происходит и крайне этим недовольна. Девочка заерзала, выпутываясь из одеяльца, и потянулась к нему с немой просьбой снова взять ее на руки. Он лишь отвернулся, сжимая стальные пальцы в кулак с такой силой, что будь его рука нормальной, сломалась бы.       …Мое дело заботиться о тебе, твое – не впутываться в драки. Пообещай мне не лезть на рожон!       Анна тихо захныкала, стараясь дотянуться до его руки, а ему стало тошно от всего происходящего. Черт, он должен был убить ее еще в доме и не мучиться теперь от странных болей в сердце. Однако он тут же отверг эту мысль. Она невиновна и она не важна ему. Он оставит ее здесь, о ней позаботятся. Разве не это ли подходящее место для сироты?       …Я с тобой до конца…       Резко разворачиваясь и громко стуча в дверь «Дома», он нежно коснулся лица девочки и бесшумно скрылся в подворотне. Оттуда он наблюдал, как Анну забрала открывшая дверь женщина, сокрушенно покачивающая головой. Сколько таких сирот она подобрала за свою жизнь? А скольких еще подберет? Он почти ушел, когда тишину утра разбил громкий плач Анны, которая все пыталась дотянуться до места, где еще минуту назад стоял Зимний солдат.       1993 год. Тимишоара.       Солдат наблюдал как она играет в песочнице с другими детьми. Заметно подросшая с их последней встречи, она все больше походила на мать. Такая же красивая и невинная. Он испытал укол совести за то, что лишил ее семьи. Это было в новинку для него. Словно он знал, что значит потерять родителей, знал какую боль должно быть ощущает девочка. Однако, что бы она не чувствовала по этому поводу в душе, она смеялась и посыпала песком мальчика, сидящего рядом. Солнце играло бликами в ее каштановых волосах, а глаза блестели от веселья.       Его не должно здесь быть. Но придя в себя после очередной заморозки и поняв, что прошло три года, Солдат не выдержал и попросту не смог не навестить девочку. Эта мысль долго сводила его с ума, лишала концентрации на заданиях, не давала спокойно спать. Он не знал, на кой черт эта маленькая посторонняя девчонка заслуживала его внимания, не мог понять, почему чувствует привязанность. Будь оно все проклято, он провел с ней всего-то не более часа! И вот он здесь, следит за ребенком, как ошалелый маньяк. Мог бы кто дать ему ответы на все эти вопросы. Но упаси господь кому-то узнать об Анне. Солдат даже думать не хотел, что может случиться с ребенком....и с ним. Черт, это смешно! Хотя, Анна была особенная, в каком-то плане. Ее мать – единственная жертва Солдата, обещание которой он не только дал и сдержал, но и перевыполнил.       Они были на задании в Лугоже. По приказу начальства он и спецгруппа должны были зачистить маленький и, в общем-то, незначительный штаб Щ.И.Т.а, однако сумевший заполучить какие-то суперсекретные сведения. Так же им желательно было взять в плен одного из вражеских оперативников. Штаб они зачистили, сведения успели перехватить до того, как они были отосланы в Главный Штаб, но взять в плен оперативника оказалось невозможным по причине того, что он подорвал себя вместе со зданием и парочкой из команды Солдата. Что ж, поступок достойный.       После он отправил свою команду обратно, а сам направился в Тимишоару. Иначе он не мог. Жажда убедиться в безопасности чужого ребенка, граничившая с сумасшествием, вконец довела его. После, когда Солдата стали расспрашивать о цели поездки, он просто выбил парочку зубов назойливому связному. Вопросы прекратились. Выдрессированные солдаты не смели перечить. Да, он знал, что сильно рисковал, но он бы сошел с ума в неизвестности. А теперь похоже сойдет с ума от желания в очередной раз увидеть веселую и беззаботную малютку, хотя даже еще не оборвал этот визит.       …Интересно, как он там? Все ходит по комиссиям или избавился от этой назойливой мысли? Вот ведь настырный придурок. Поберег бы он себя…Рядом меня уже не будет…       И вот он стоит в тени ивы и наблюдает за маленькой девочкой, играющей с друзьями в парке. Господи, она так заразительно смеялась! И ему кажется, что рядом с ней он другой: свободный и, возможно, даже счастливый. И при этом ему страшно, ведь он не умеет быть таким. И тут она поворачивается и смотрит в его сторону, смотрит на него. "Засекли!" - первое, что приходит в голову. Инстинкт затмевает здравый смысл, и он рывком прячется за дерево. Осознание приходит рука об руку с усмешкой. Он успокаивается и снова выглядывает. Девочка продолжает смотреть в его сторону, теперь уже недоуменно, но, замечая его, опять широко улыбается и машет рукой. Снова эта улыбка! Он неловко машет в ответ и растворяется в тенях, глупо улыбаясь. Маленькая чертовка пленила его сердце, которого, как он думал, у него нет. И да, он уже хочет навестить ее еще раз. Вот же черт...       1995 год.       Ее удочерили.       Сначала Солдат дико испугался, что что-то случилось, когда не увидел ее среди друзей. Снова сдался, возомнив себя заботливым папашей. Раньше он никогда не испытывал подобных эмоций, они ослепляли и вынуждали действовать необдуманно. Так он, выследив и едва не убив одного из работников «Дома», выяснил, что девочку забрала семья из Америки несколько месяцев назад. Позже пробив их в базе данных, он удовлетворенно подметил, что в новых условиях Анне будет жить намного лучше и безопаснее, а ему - проще навещать ее.       - Ты снова ездил в Румынию, – как бы невзначай произнес Пирс, сообщая ему новое задание.       Вот и началось. Его уже подозревают. Чертов ребенок!       - Да. Свидетель, – коротко ответил он.       Пирс в ожидании вскинул одну бровь. Если он хотел как-то напугать Солдата или проверить – он ошибся. А вот Солдат точно допустил ошибку - раньше осечек он не давал.       - Человек видел меня на одном из заданий. Даже слышал кое-какую информацию. Это выяснилось позднее. Пришлось нанести ему дружеский визит, – безэмоционально пояснил он, твердо выдержав взгляд босса.       Казалось, этот ответ удовлетворил Пирса, однако недовольство все же присутствовало в его долгом взгляде.       - Впредь работай чище. Мне ли тебя учить.       Да, он будет. Теперь это будет проще, когда Анна в Америке.       2000 год. Европа.       Задание было провалено.       Он понимал это, а еще он понимал, что эти…воспоминания, картинки, мучающие его изо дня в день, сведут его с ума. Глядя в зеркало он видел себя и не себя в тоже время. Он был коротко стрижен, имел здоровую, нормальную руку и улыбался. Солдат помнил, черт бы его побрал! Джеймс. Баки. Эти имена преследовали его на каждом шагу. Он видел свое «чужое» лицо вместо лиц прохожих, он слышал незнакомые голоса в голове, слышал свой крик.       И он не смог убить женщину - агента Щ.И.Т.а.       Зато смог вырезать чуть ли не половину своей группы, пытавшейся скрутить его. Солдат, казалось, был одержим. Воспоминания смешались в голове, он не мог отличить правду от вымысла. Единственное, что он четко осознавал, была Анна. Девочка, которую он не убил и которую полюбил так сильно, что готов был бросить все и остаться с ней. Тонкая ниточка, связывающая его с человечностью, которую он теперь боялся потерять.       Он видел ее еще три раза, равно как и она его. В последний раз она даже принесла ему мороженое. Вот так просто подошла к месту, где он прятался, и протянула шоколадный рожок.       - Вам, наверное, очень жарко в этой куртке, – со знанием дела произнесла она тогда. – Вот, возьмите мое мороженое. Мисс Дорис мне еще купит, а вам вряд ли. Она не любит роботов. Вообще все, что связано с роботами. А ваша рука точно с ними связана.       Он был так ошарашен, что пялился на нее минуту как идиот. А она просто села рядом с ним, аккуратно расправив складки платья на коленках. Анна была на экскурсии в Париже вместе с классом, как она рассказала. Лувр ей очень понравился, и она хотела бы рисовать так же, как все эти известные художники. Он слушал ее, понимая вдруг, что знает…знал кого-то, кто тоже хотел рисовать как мастера. И этот кто-то рисовал его. Но этого никогда не было! А Анна все рассказывала и рассказывала о каждом интересном событии за эту поездку, словно понимала, как это для него важно. А ему стало вдруг страшно второй раз в жизни. Эти голоса, это чувство дежавю… Все это разрывало его снова и снова.       ...Мой глаз похож на дохлую рыбу. Ты действительно так видишь, художник, или это чистейшей воды ошибка?       Анна чудом поняла его состояние и коснулась холодного предплечья. А затем она подметила, что мороженое тает и лучше бы его съесть сейчас. Он улыбнулся ей сквозь боль и все же взял рожок, съев его с наслаждением и попутно ухитрившись прикрыть маской лицо. Игнорируя тихие смешки девочки, он пытался, действительно пытался сдержать смех, а ведь он никогда раньше не смеялся. В этот день многое было для него в новинку, что не могло не волновать. Он ведь никогда не ел шоколадного мороженого, но почему-то помнил его вкус.       - Я вас знаю. Вы иногда наблюдаете за мной, - как ни в чем ни бывало продолжала она. – А еще я знаю, что это вы оставили меня в детском доме. Я понимаю, вы не могли заботиться обо мне, – как взросло она рассуждала на эту тему. Но откуда она знала, что это он оставил ее? Он думал, что остался незамеченным. Черт, это грубая ошибка.       Понимая, что должен теперь как-то объяснить девочке произошедшее, он рассказал ей, что ее мама умерла, а он не мог заботиться о ней. Как прозаично! Ему было противно лгать, но Солдат никогда бы не смог сказать ей, что это по его вине она сирота. Что ее мать стала еще одной плиткой, какими был вымощен его залитый кровью путь. Так же он попросил ее никому не рассказывать о ее «тайном друге с железной рукой». Анна оказалась очень смышленой девочкой. Она поклялась молчать, но только если он продолжит навещать ее.       И вот теперь, следуя по коридору за мистером Пирсом, он понимал, что сейчас его обнулят. Босс был крайне недоволен его поведением, но особо не осуждал. Говорил, такое должно было когда-нибудь произойти. И он ему верил. Обнуление – болезненная процедура, но не особо страшная. Хотя так было раньше, насколько он помнил. Сейчас он до чертиков боялся забыть Анну, а с ней и свою человечность. Это было ново, но уже бесценно. Да он готов был перебить всю ГИДРУ до последнего, лишь бы не забывать все это. Но он солдат и он привык следовать приказам, полностью веря в их рациональность. Эти вспышки памяти.… Нет, эти симптомы болезни нужно уничтожить. Так сказал Пирс.       - Ничего страшного, Солдат. Ты уже переживал такое, – заверил его доктор.       Он лишь одарил дока холодным взглядом и смиренно сел в кресло. Его трясло. Страх боли подавил страх забыть девочку. Кто бы мог подумать, что беспощадный Зимний Солдат станет таким мягким? Сам бы он никогда.       Словно в замедленной съемке он наблюдал за происходящим. Вот холодные приборы касаются головы. Ему кажется, что этот холод проникает в саму кровь и растекается по телу смертельной рекой. Такое уже было. Он помнил холод, сковывающий тело, помнил боль, помнил, как не мог сделать ни единого вдоха. А вокруг был один снег. Тело невольно сотрясают спазмы. Пульс зашкаливает. Теперь ему дают закусить защитную пластину для зубов. Еще секунда и он забудет…       «Я не хочу этого! Я не могу забыть! Я не хочу этого делать! Я хочу помнить. Умоляю вас, разрешите мне помнить. Нет, умоляю!»       Вспышка боли. В глазах все темнеет. Он кричит. Кричит так, что практически перекрывает эти дьявольские голоса в голове:       - Баки! Баки, держись! Нет!       - Я вас знаю. Вы навещаете меня…       - Прости, я снова пытался пробиться…       - Ты не убьешь мою дочь!       - А меня зовут Анна…       Ее зовут Анна. Анна…