***
Мэтт Вуд был стар. Он чувствовал это, несмотря на подтянутое тело и поразительно малое количество морщин. Он многого добился за свою долгую жизнь, многое видел, и ему, как никому другому, было хорошо известно, что деньги и власть не падают в руки. Они покоятся на вершине горы, чьи склоны усеяны чужими сломанными судьбами, осколками совершенного выбора между честностью и выгодой и грудами фальшивых улыбок. Мистер Вуд поднялся на эту гору, ни разу не оступившись. Его душа зачерствела, отзываясь теплом только на семью: красавицу-жену и единственную дочь. Росчерком дорогой чернильной ручки менявший жизни других людей, он не дрогнул бы, если вдруг заклятый друг человека, который мог бы быть ему полезен, попал бы ему в руки. Отдал бы, задумавшись разве что над тем, какую услугу потребовать взамен, и не стал бы вникать в ситуацию. Но насмешница-судьба решила на закате его жизни преподнести сюрприз. Лучший когда-то друг, его мертвая дочь и оказавшийся не в том месте и не в то время актер. И каждый из этих элементов не имел бы ни малейшего веса, если бы не последний и самый главный - этого актера искренне полюбила его собственная дочь, а ради нее Мэттью Вуд-младший был готов на все. Даже спасти совершенно чужого человека, ему, не привыкшему благодетельствовать без причины, было не в тягость, если это принесет радость Монике. - Я никогда не видела, чтобы наша дочь на кого-нибудь так смотрела, - Изабелла подошла к мужу сзади и положила подбородок ему на плечо. - Она выглядит счастливой, - она тихонько хмыкнула, глядя на Тома и Монику, негромко переговаривавшихся у камина. Те сидели прямо на ковре перед ним, скрестив ноги и почти касаясь друг друга лбами, и рассматривали старые фотографии. Девушка на мгновенье вскинула взгляд на Хиддлстона, что-то ему ответив, и мистер Вуд сразу понял, о чем говорила его жена. - У нее глаза сияют. Не думаю, что пожалею. Даниэль Риццо с семьей приехал в семь. В огромной прихожей прозвучал звонок, а затем раздались радостные возгласы. - О, мои дорогие! - Изабелла Вуд от души расцеловала младшего брата в обе щеки и почти сразу попала в объятия к Клариссе, его жене. - Как я соскучилась! Вы не выбирались к нам целую вечность. - Мы были у вас в прошлом месяце, - итальянец улыбнулся, пожимая руку Мэтту. - Дел было по горло, извини. - Даниэээль! - Моника слетела вниз по лестнице и попросту запрыгнула на дядю. Тот широкоплечий, ростом под два метра, без труда подхватил ее, словно куклу, и чмокнул в щеку. - Кларисса, милая, шикарно выглядишь! - миссис Риццо, русоволосая, пухленькая синеглазая шотландка, едва достающая мужу до плеча, смущенно улыбнулась в ответ и крепко обняла младшую Вуд. Том неловко мялся позади семейства Вуд, обнимающего родственников, скрытый за их спинами, и все никак не решался подойти, как вдруг перехватил внимательный взгляд черных глаз мистера Риццо. Тот уверенно шагнул навстречу, проскользнув между что-то тараторящими женщинами и улыбающимся мистером Вудом, и протянул руку: - Даниэль. - Том, очень приятно, - Хиддлстон с чувством пожал широкую сильную ладонь. - Взаимно. Как самочувствие? - Хорошо, благода... - Локи! Ты же Локи! - мальчуган лет шести, до того незаметный, вихрем вылетел из-за родителей и подбежал к Тому, восторженно глядя на него снизу вверх широко распахнутыми глазами. - Только волосы ты зачем постриг и покрасил? - малыш надул губы, но через мгновенье посветлел лицом и продолжил заговорщицким тоном и почти шепотом. - Ааа, это для маскировки! Чтобы никто не заметил тебя за Земле! Несколько мгновений в прихожей царила звенящая тишина. А потом Хиддлстон опустился на корточки, так, чтобы лица его и маленького Риццо были на одном уровне, и негромко спросил: - Ты умеешь хранить тайны, я надеюсь, - он слегка опустил голову, растягивая губы в зловещей улыбке и краем глаза отмечая, как часто моргает Моника - значит, получилось. - Конечно, - ребенок еще больше понизил голос, наклоняясь к нему и прикладывая пальчик к губам. - Я сохраню твой секрет. - Джон, - миссис Риццо приобняла сына за плечи, смерив того укоризненным взглядом.- Мистер Хиддлстон, извините моего сына. Я Кларисса, очень рада знакомству, - и протянула ему холеную руку. - Ничего, - Том натянул улыбку, пожимая ее руку и поднимаясь. - Рад познакомиться, миссис Риццо. - Том, все в порядке? - Моника тихо подошла к нему, неподвижно замершему у окна, сзади, не решаясь прикоснуться. Он оперся на подоконник, невидяще глядя в мерцающую пелену падающего снега. И от негромкого оклика вздрогнул, оборачиваясь и смотря на нее какими-то холодными, чужими глазами. Вуд отступила на шаг. Ее страх, затаенный, но упорно скребущийся в душе, снова вырвался на волю. Наверное, сейчас было совсем не время не только говорить про это, но и вообще думать, но... - Твоя прошлая жизнь... От нее никуда не деться. Ты должен снова взглянуть в лицо своему прошлому. Но я очень прошу... Посмотри на меня, - сглотнув, она шагнула к нему, отчаянно заглядывая в глаза и чувствуя, что ей совершенно не хватает слов. - Не позволь прошлому поглотить тебя. Том, - она осторожно приподняла его лицо за подбородок, - я боюсь потерять... Потерять тебя. Я не претендую на... Просто скажи мне, что для меня всегда будет место в твоей жизни. Она молчала, с трепетом ожидая ответа, и видела как в серых глазах сначала что-то поменялось, а потом появилось непонимание. Моника опустила голову, вдруг почувствовав себя круглой дурой, и отвернулась, а затем мышкой скользнула в смежную комнату-гардероб и задвинула за собой зеркальную дверь. Спустя четверть часа она вышла уже полностью одетой, накрашенной и с уложенными волосами. Том, сидевший на ее кровати, вскинул затравленный взгляд. - Моника, я что-то сделал не так? - спросил он упавшим голосом. - Помоги застегнуть платье, пожалуйста, - она, не поднимая глаз и возясь с застежкой на браслете, повернулась к нему спиной. Пора. Пора и ему, как ей самой, справляться со своими проблемами самостоятельно. Пора перестать путаться в словах, пытаясь объяснить собственные страхи. Совсем скоро все изменится, и они уже не смогут так же отчаянно цепляться друг за друга, как сейчас. А невидимые цепи настолько крепко связали их, оплели - только дернись, попробуй отстраниться, и душу разорвет напополам. Холодные пальцы коснулись кожи между лопаток, вызвав волну мурашек, и тихо взвизгнула молния. Моника медленно обернулась, упорно не глядя ему в глаза. Он скользнул рукой по ее волосам, чуть приподнятых у корней, крупно завитых у кончиков. Светло-розовое платье, отделанное у плеч кружевом, облегало фигуру, браслет - причудливое переплетение маленьких цветочков, украшенных бриллиантами - из белого золота сочетался с таким же ожерельем на шее. - Ты прекрасна, - и она подняла голову в ответ на этот тихий шепот. Светлые глаза смотрели печально и с невыразимым обожанием. Смотрели так, что у Моники сладко защемило сердце. - И я жить без тебя не могу. Ты говоришь о моей прошлой жизни, но боишься будущей. Моника, я... - Том тяжело сглотнул, хмурясь и на мгновенье снова глядя в никуда, и опустил голову. - Прости, я еще не готов осознать, не готов думать, не готов представлять себе дальнейшее, не готов говорить об этом. Я прошу тебя, пожалуйста, не нужно. - Прости, - она подалась вперед и прижалась своим лбом к его, зажмурившись. - Прости-прости-прости. Прости, не знаю, что на меня нашло, на тебя и так столько всего свалилось за эти дни, а тут еще я глупости свои на тебя... Он поцеловал ее, не дав продолжить. Положил руку на густую копну волос, лежащую на шее, сделав шаг к ней, и коснулся ее губ нежно, трепетно и уверенно одновременно. Она на миг замерла, а потом обхватила его за шею, подаваясь вперед и прижимаясь ближе, чувствуя, как теплые ладони скользят по спине. Так - без слов - было понятнее. В разговорах они постоянно говорили не те слова, посылали не те взгляды, путая друг друга еще больше и ничего не проясняя в итоге, будто большие дети, получившие огромный подарок, но не понимающие, как его распаковать. И сейчас их будто в один момент примагнитило друг к другу, и запутанные мысли каждого из них в секунду стали казаться неважными и несущественными. Ее пальцы рисовали причудливые узоры по его позвоночнику. Ближе, сильнее, крепче, жарче. Так, что перестало хватать дыхания. Ничего не имеет значения, если они рядом, пока они есть друг у друга. Остальное потом, неважно... - Моника! - раздалось где-то внизу. - Том! Пора к столу! Она оторвалась от его губ, тяжело дыша, и отпрянула. Он смотрел на нее сверху вниз тяжелым взглядом, от светлой серой радужки осталась только узкая полоска, к тонким бледным губам вернулся цвет, грудь под синим свитером часто вздымалась. Вдох. Другой, третий. - Нам нужно идти, - она сглотнула, с трудом отводя взгляд, поправила волосы и, скользнув мимо, вышла в открытую дверь. А Том, переведя дыхание, покорно отправился следом, впервые в жизни желая оттянуть праздничное застолье.***
Когда в роскошном доме в Мэйфэйре Том Хиддлстон чокался звенящими бокалами с дружной семьей Вуд, постепенно расслабляясь и начиная что-то рассказывать, смущенно улыбаясь, в западной части Хайгейтского кладбища у двух могильных плит, высившихся рядом, стоял одинокий старик, закутанный в черное дорогое пальто. - Я так скучаю по вам, мои милые, - шептал Кристофер Андерсон, неотрывно глядя на бездушный черный камень с именами жены и дочери и не обращая внимания на ветер, хлещущий по лицу колким снегом. - Я скоро присоединюсь к вам, любимые мои девочки, подождите еще немного. Но сначала я отомщу. Счастливого Рождества, мои родные, Счастливого Рождества...