***
Огромное здание с панорамными окнами, отделанное черным камнем и выстроенное в стиле модерн, окружала пестрая толпа, медленно проникавшая внутрь через парадный вход. Над высокими дверями по черному мрамору ровными линиями выстроились золотые буквы: Фонд имени Томаса Уильяма Хиддлстона. Большой зал быстро наполнялся, и очень скоро все сидячие места были заняты. Остальной народ столпился в дверях, неуверенно заглядывая в просторное помещение. - Миссис Блэкистон-Хьюстон, что делать с теми, кому не хватило стульев? - невозмутимый охранник пробрался сквозь возникшую давку к хрупкой седоволосой женщине, перебиравшей какие-то бумаги около сцены. - Если их устроит провести мероприятие стоя, впустите всех, кто поместится в проходах, - рассеянно махнула она рукой, полностью поглощенная своими мыслями. - Когда приедет миссис О`Риордан, проведите ее ко мне в кабинет, я сейчас подойду. - Дорогая, я так рада тебя видеть, - Эмма от души обняла ее, отодвинула, окинув придирчивым взглядом, и восхищенно цокнула. - Как всегда ослепительна. Моника фыркнула и нарочито оглядела себя тоже, разведя руками. - Как всегда в черном, ты хотела сказать, - усмехнулась она. - Я тоже соскучилась, Эмма. - Нас уже ждут, - Блэкистон-Хьюстон подошла к зеркалу и поправила прическу. Вздохнула. - Не всем дано оставаться молодыми в пятьдесят. Моника подошла и встала рядом, благо зеркало было ростовым и весьма широким. В ее темных волосах не было ни единого седого волоса, черный отглаженный костюм - пиджак и юбка - облегал худощавую подтянутую фигуру, гладкую кожу на лице почти не тронули морщины. Они с Эммой были практически ровесниками, но последняя казалась старше О`Риордан лет на десять. - Медленно стареть не означает жить вечно, - негромко выговорила она. Эмма, задумчиво изучавшая свое отражение, вскинулась и развернулась к ней. - Что ты имеешь в виду? - женщина встревожено сдвинула брови, внимательно глядя на подругу. Моника перевела дух и твердо встретила ее взгляд. - Мое время на исходе, Эмма. Я говорила с доктором. Это не ишемия. У меня рак сердца. Эмма ахнула и прижала руку к губам. Застыла бледной статуей, потрясенно глядя на нее. - Адам з-знает? - запинаясь, наконец выдавила она. - Нет, - Моника тяжело вздохнула. - Никто еще не знает. - Я-я первый раз про такое слышу, ты уверена? - в голосе второй женщины прозвучала робкая надежда. - Может быть, все не настолько серьезно... - Рак сердца очень редок, но он существует. И его сложно распознать, отличить от других сердечных... - О`Риордан резко прервала саму себя, сделав глубокий вдох. - Я не хочу рассказывать подробности, они ни к чему тебе, Эмма. - Сколько? - прошептала она, опираясь на стол. - Несколько месяцев, - лаконично ответила Моника. Эмма обессилено опустилась в свое кресло и закрыла лицо руками. Моника молча села на небольшой диван, стоявший напротив окна, и долго смотрела на бегущие по стеклу капли. - Я смотрю назад и вижу только серое, мрачное болото, - когда она вновь заговорила, ее голос звучал ужасающе спокойно. - Всю жизнь я старалась оправдать свое существование без Тома. Мне было двадцать семь, когда он погиб. Сейчас мне сорок девять. Всю жизнь я хотела искупить перед ним свою вину и не смогла. Я объединила корпорации. Я создала Skyward, распространивший влияние на три континента. Я основала Фонд. Про мою благотворительность давно сочиняют шутки. Но все это - лишь крохотная искра в той необъятной, непроглядно-черной пустоте, которую я пыталась заполнить, но так и не преуспела. Еще и затянула в эту бездну Адама. - Адам счастлив с тобой, - тихо возразила Блэкистон-Хьюстон. Моника горько хмыкнула. - Адаму ужасно не повезло. Не повезло в том, что он полюбил именно меня. Он прекрасный муж и восхитительный отец, он один из лучших людей, что я когда-либо встречала. Адам всегда был достоин лучшего. Я же всего лишь дала ему то, чего он хотел. На комнату упала тишина. Она давила на плечи одной, затрудняла дыхание другой. Наконец Эмма вытерла слезы и, шмыгнув носом, проговорила: - Столько лет, Моника... Последняя почти сумела улыбнуться: - У этого нет срока давности, ты же знаешь. Эмма только кивнула в ответ, сглотнув ком в горле. - Я всегда это знала, - шепнула она. Моника дернула уголками губ, переводя на ее взгляд. - Я выбрала чертовски неудачный момент для откровений, верно? - сказала она, поднимаясь на ноги. - Но с другой стороны, нет в мире здания, где мои слова прозвучали бы уместнее. Боюсь, мы здесь слишком задержались. Ведь ты права: нас давно уже ждут. Одернула юбку, заправила за ухо выбившуюся из пучка прядь и уверенными шагами направилась к дверям. - Как вам известно, наш благотворительный Фонд выделяет стипендии начинающим актерам, не имеющим возможности самостоятельно платить за обучение, - миссис Блэкистон-Хьюстон проникновенно вещала со сцены, находившейся под огромным экраном, по которому бежали длинные списки. - Я искренне убеждена, что талант не измеряется деньгами. И если наша стипендия поможет хоть вам стать счастливыми и явить миру свои способности, показать и доказать, что вы чего-то стоите, то это только подтвердит мое мнение. И я должна сказать, что не сомневаюсь в вас. Я верю в каждого из тех, кто собрался в этом зале. Эмма терпеливо подождала, пока аплодисменты стихнут, и продолжила: - А сейчас я хочу предоставить слово нашему главному спонсору, главе трансконтинентальной корпорации Skyward, моему лучшему другу и просто очень хорошему человеку. Встречайте: миссис Моника О`Риордан. Зал словно взорвался. Передние ряды возбужденно завертели головами, задние повытягивали шеи, чтобы лучше видеть, на последних некоторые даже повскакали со стульев. Шорох голосов вкупе с громкими хлопками ладоней шум создавали поистине страшный: Моника О`Риордан давно стала легендой. Она неторопливо поднялась на сцену и подошла к микрофону. Грохот в зале мгновенно прекратился, и воцарилась абсолютная тишина. Моника посмотрела на лист бумаги с речью, прикрепленный к планшету, подумала секунду и опустила его. Обвела притихшие ряды непроницаемым взглядом и заговорила, вдумчиво, веско, тщательно выговаривая каждое слово. - Все мы сегодня находимся здесь потому, что когда-то по земле ходил один человек. Любил, смеялся, плакал, жил. Этот человек знал как никто другой, что спасти жизнь - это не только вытащить из канавы или не позволить спрыгнуть с моста, - она поджала губы, ненадолго замолчав и пытаясь справиться с внезапно изменившим ей голосом. Но потом вздернула подбородок, возвращая утраченное самообладание. - Иногда спасти жизнь - это подарить надежду. Каждый из присутствующих искал не столько деньги, сколько эту надежду. Веру в лучшее. В то, что все будет хорошо. И если наша стипендия позволит вам ее обрести, то Том Хиддлстон жил не напрасно, - закончила она совсем тихо, опустив глаза на собственные лакированные туфли. - А значит, и моя жизнь тоже чего-то стоит. Девчонка лет двадцати, с длинными волнистыми волосами пшеничного цвета, собранными в высокий хвост и большими светлыми глазами, сидевшая в первом ряду, подорвалась со своего места и вскочила на ноги. Старенькие, но аккуратные кеды, заметно затертая, но чисто выстиранная и тщательно выглаженная одежда. Для Моники, когда она перевела на нее взгляд, стало очевидно, что достатком ее семья, если таковая вообще имелась, явно не блещет. - Мы не забудем его! - крикнула девушка срывающимся от волнения голосом. В глазах у нее стояли слезы. - Мы не забудем Вас! Спасибо! Она светло, ясно улыбнулась и захлопала, яростно смыкая тонкие ладони. Вслед за ней встали оба ее соседа, глядя на Монику снизу вверх с такой же благоговейной теплотой, а затем вразнобой, с тихим неравномерным шумом стали подниматься остальные. Грохот аплодисментов нарастал, и спустя несколько секунд уже весь зал стоял на ногах, громко аплодируя. Директор Skyward медленно скользила взглядом по лицам хлопавших ей людей. Разномастные, с жадным огнем в глазах, молодые. Уголки губ, давно отвыкших от улыбки, слабо дрогнули, и Моника сморгнула непривычное жжение в глазах. Она обернулась к чете Блэкистон-Хьюстон. Те тоже хлопали. Эмма плакала, вцепившись в локоть Джека и совершенно не замечая этого. Она часто закивала, поймав взгляд Моники, и широко, дрожаще улыбнулась ей сквозь слезы. О`Риордан попыталась ответить ей, но не сумела, почувствовав, как в горле встал ком. Аплодисменты не стихали, оглушая, и Моника почувствовала, как подступают к глазам забытые за много лет горячие слезы. Хоть что-то в своей жизни она сделала правильно. Из-за облаков, нависших над Лондоном, внезапно выглянуло солнце, ворвавшись в главный зал Фонда сквозь высокие окна, и ярко осветило сцену. Моника прищурилась от слепящего света, не успев отвести взгляд от Эммы, стоявшей прямо напротив окна, и на мгновенье увидела. Высокая, до боли знакомая фигура стояла у самого оконного проема. Том хлопал ей, одобрительно кивая из-за спины младшей сестры. Он смотрел Монике прямо в глаза и улыбался своей мягкой, доброй улыбкой. И она улыбнулась в ответ. Впервые за два с лишним десятилетия она по-настоящему улыбнулась. Моргнула, и видение рассеялось. Моника повернулась обратно к залу, приложила руку к груди и коротко склонила голову. Спасибо. Солнце щедро поливало желтоватыми лучами здание благотворительного Фонда имени Томаса Уильяма Хиддлстона. Внутри было светло.***
В госпитале было тихо. Мимо ресепшена сновали медсестры, снаружи слышался приглушенный вой сирен, изредка звучало плавное жужжание лифта. О`Риордан пересек длинный коридор и, коротко постучав, вошел в знакомую палату. Женщина, лежащая на больничной кушетке и опутанная какими-то проводами и трубками, повернула к нему голову. Лицо Моники почти сравнялось цветом с белой наволочкой, руки, не скрытые покрывалом, истончились до пугающей хрупкости. Она казалась призраком, обретшим подобие плоти и готовым вот-вот раствориться в воздухе снова. Адам сглотнул и натянул приветливую улыбку. - Я говорил с твоим врачом, - он сел на стул рядом с кроватью, стараясь выглядеть как можно спокойнее. - Он сказал, сегодня ты чувствуешь себя лучше. Вынужден признать: это лучшая больница из всех, которые я когда-либо посещал. - Конечно. Это же моя больница, - хрипло усмехнулась Моника, приподнимая себя в полусидячее положение кнопкой регулировки на кушетке. - Том очень хотел тебя увидеть, но я решил, что сегодня ему лучше остаться дома, - О`Риордан нахмурился. - Он совсем забросил учебу. - Когда меня не станет, позаботься о нем, ладно? - тихо сказала она. - Это будет непросто. - Наш сын давно вырос. Он понимает, что происходит, слишком хорошо, - Адам устало потер глаза. - Он очень любит тебя. Мы оба очень любим тебя. Сил плакать не было. Спустя три месяца после известия о неизлечимой болезни жены сил у него попросту не осталось. Ни на что. - Ты любишь меня гораздо больше, чем я того заслуживаю, - проговорила Моника, с состраданием глядя на него. - Моника, не надо... - Дай мне побыть сентиментальной старухой хотя бы напоследок, - она попыталась улыбнуться. Как обычно, не вышло. - Ты всю жизнь окружал меня любовью. Прости меня. Прости меня за то, что я с тобой сделала. Не знаю, за какие благодетели жизнь подарила мне тебя. Мой муж, мой дорогой, мой рыцарь. Мое сокровище. Спасибо. Спасибо тебе за то, что ты был. Всегда был рядом. Ты был единственной живой константой в моей жизни. - Но так и не затмил мертвую. В этом нет твоей вины, милая, - он покачал головой, гладя ее по волосам. Он закрыл на миг глаза, борясь с возникшей в них резью. Сейчас он не имел права на слезы. - Ты ни в чем не виновата. Я был запутавшимся в себе и своей жизни сиротой, когда встретил тебя. И ты стала моим смыслом жизни. Я благодарен за это судьбе. Я люблю тебя больше всего на свете, Моника. Но у меня есть последняя просьба. - Какая? - с каждой минутой говорить ей становилось все труднее. Когда он это заметил, внутри него что-то рухнуло. - Скажи мне это, Моника, - прошептал Адам, опуская голову и прижимаясь лбом к ее ладони, расслабленно лежащей поверх больничной простыни. - Скажи в первый и в последний раз. Скажи так, как будто это правда. - Зачем? - дрогнувшим голосом спросила она. - Чтобы мне не приходилось лгать нашему сыну, - он нервно поправил очки и отстранился, избегая ее взгляда. Моника тяжело вздохнула. В комнате надолго повисла тишина, которую нарушало только мерное пиканье кардиомонитора. Даже не глядя на жену, Адам всей кожей ощущал ее борьбу с самой собой. Он чувствовал себя хуже и хуже с каждой минутой, будто жизнь, утекавшая из Моники, оставляла и его. О`Риордан пообещал ей перед свадьбой никогда не требовать от нее подобных слов. И сейчас нарушил свое обещание. Но он не мог. Больше не мог. - Посмотри на меня, - наконец едва слышно выговорила она. Дождалась, пока он поднимет глаза и тихо выдохнула: - Я люблю тебя, Адам. И в этот момент он понял окончательно и бесповоротно: это не было правдой. И не стало даже спустя два десятилетия совместной жизни. В следующую секунду Моника захрипела, закидывая голову и судорожно сжав пальцами простыню. Адам, изменившись в лице, дернулся к кнопке вызова медсестры, но она, отдышавшись, из последних сил передвинула руку, накрывая его ладонь. - Не зови врачей. Пожалуйста. Это ничего не изменит. Лондон засыпал, мигая разноцветными огнями. Мягко сиял Тауэрский мост, переливались высотки Сити. Ярко горели окна и неоновая вывеска Skyward - второго по величине небоскреба города, машины медленно ползли по вечерним пробкам мимо внушительного здания Фонда, но гигантская больница с неброской, но заметной вывеской "Госпиталь им. Т.У. Хиддлстона" не спала никогда. Столица Великобритании жила своей жизнью. И Моника Вуд прожила свою так, как смогла.***
В лицо пахнуло теплым, соленым ветром. Моника глубоко вздохнула, тряхнула головой, откидывая назад длинные волосы, и огляделась. В ясном аквамариновом небе, высоко над головой уже начинающем темнеть, светило солнце, медленно клонясь к закату. Оно оранжевыми бликами отражалось в расстилающемся перед ней море, золотило высокую шелковистую траву, светло-зеленым ковром волновавшуюся вокруг, сверкало на черепичной крыше стоящего неподалеку дома. В Фэйрлайте было лето, а ей снова было двадцать шесть. Закрыв глаза, Моника набрала полные легкие свежего, пряного воздуха и откинула голову, с наслаждением подставляя шею под слабые порывы мягкого бриза. Она стояла, размеренно дыша и чувствуя, как едва ощутимо нагревает солнце обнаженные плечи и грудь, как треплет ветер короткое легкое платье, играет с прядями в распущенных волосах и ласково гладит колени. Волнами накатывало спокойствие, которого она не ведала больше двух десятилетий, и буря, полжизни изматывавшая душу, наконец стихала. Ей было тихо. - Моника? Она вздрогнула и обернулась на раздавшийся где-то рядом голос, почти не слышный за шумом прибоя и шелестом травы. Том стоял, слегка щурясь и безуспешно пытаясь пригладить отливавшие в закатном свете огненной рыжиной непослушные завитки на макушке. Солнце, уже ставшее оранжевым, окрашивало его белую майку в такой же цвет и румянило его лицо, ветер смешно надувал спортивные штаны. Стоял так близко - сделай несколько шагов, и сможешь прикоснуться. И Моника шагнула вперед. Раз, другой, третий. Подошла вплотную, впившись взглядом в его лицо и жадно всматриваясь в прозрачные серые глаза. Протянула руку и, едва прикасаясь, прочертила пальцами его скулу. Робко улыбнулась и выдохнула: - Том. И ее тут же сгребли в объятия так, что перехватило дыхание. Он прижал ее к себе до ломоты в ребрах, но эта боль показалась ей благословением. Как только Том чуть отстранился, он принялся покрывать поцелуями ее нос, щеки, губы, подбородок, лоб - каждый квадратный сантиметр ее лица, до которого мог дотянуться. А Моника зажмурилась. Потом открыла глаза, не замечая, что по щекам текут слезы, потерлась носом о нос Тома и счастливо рассмеялась. Подпрыгнула на месте и обняла его за шею, вставая на цыпочки и вытягиваясь в струну. Он зарылся лицом в ее волосы и поцеловал в ухо. Моника сразу скорчилась, прижимая это ухо к плечу, и протестующе фыркнула: - Щекотно! Теперь рассмеялся уже Том, приподнимая ее над землей и кружа на месте. Покрутил, осторожно поставил на землю и немного отодвинул от себя так, чтобы было лучше видно. Взял ее лицо в ладони и медленно обвел взглядом каждую черточку. - Я так скучала по тебе, - негромко, серьезно произнесла Моника, глядя ему в глаза. - Я тоже, любимая, - по его лицу на мгновенье скользнула тень. - Но я мог еще подождать. Она покачала головой, мягко улыбнувшись. - А я не могла, - прошептала она, плавно подаваясь вперед и коротко касаясь его губ. Том тихо хмыкнул и улыбнулся в ответ, притягивая ее обратно и целуя вновь. - Мы больше не расстанемся, правда? - шепнула Моника, когда воздух в легких закончился и они оторвались друг от друга. - Никогда, - сказал Том с такой непоколебимой уверенностью, что ее обдало теплом откуда-то изнутри. - Смотри, солнце садится, - и, не расцепляя объятий, повернулся вместе с ней лицом к морю. - Нет, - лениво выговорила Моника, уложив голову на его плечо и задумчиво глядя вдаль. - Это всего лишь бездушный огненный шар, который мы перестаем видеть, когда он находится на другой стороне Земли. Мое единственное солнце - это ты. Большой круг насыщенного лососевого цвета почти касался сапфировой глади у самого горизонта, прокладывая ярко-розовую переливающуюся дорожку, которая протянулась до самого берега, резко обрывавшегося у них под ногами. На их глазах круг вытянулся, превратившись в неровный овал, затем наполовину скрылся за морем, медленно-медленно стал узкой бордовой полосой, а потом мигнул и исчез. Край неба оставался вишневым еще несколько минут, но очень скоро о скрывшемся за морем светиле напоминала только едва заметная голубая полоса. Другое солнце село, чтобы взойти утром вновь. В мире, где все потерявшие друг друга души встречаются снова. Встречаются, чтобы наконец обрести любимых и больше никогда не отпустить.