***
Моника сидела на краешке дивана и робко изучала спящего на нем мужчину. Когда он, совершенно измотанный навалившимися переживаниями и потрясениями, уснул прямо у нее на плече, она осторожно уложила его, бережно укрыв одеялом, и хотела было уйти, но почему-то осталась. Никогда раньше при ней не плакали мужчины. И до сегодняшнего дня она считала подобное проявление чувств у мужского пола слабостью и недостойным поведением. Но сегодня, когда она обнимала вздрагивающие плечи Тома Хиддлстона, неуверенно гладила его по голове, пытаясь хоть как-то успокоить, и понимала, что здесь поможет только время, потому что это вырвались на волю так долго сдерживаемые боль и отчаяние, все ее устоявшиеся взгляды на жизнь неудержимо рушились. Он был для нее совсем чужим и в то же время удивительно знакомым. Сейчас, гладко выбритый, что немало удивило девушку, видевшую состояние его рук, Том Хиддлстон напоминал того человека, которым она его когда-то знала. Вымытые волосы, успевшие порядочно отрасти, отливали золотом, без бороды он казался моложе, но... Еще больше врезавшаяся складка между бровей, болезненно-бледная кожа, запавшие глаза с темными тенями, заострившиеся скулы, забинтованные руки - все это говорило о том, что с того времени, когда он сиял своей лучезарной улыбкой на красных дорожках, на долю Тома выпало немало страданий. Но почему? За этими невеселыми размышлениями Моника осторожно, стараясь не звякнуть тарелками, взяла поднос и, щелкнув выключателем, бесшумно выскользнула за дверь. Блаженно вытянувшись после трудного дня на своей кровати в спальне на втором этаже, она, безумно устав, все равно долго не могла уснуть. Перед глазами, поднимаясь из памяти, будто наяву оживали старые фотографии, чуть выцветший плакат на стене ее комнаты, проносились короткие интервью, восхищенные разговоры с подругами, а потом снова вспоминалась сегодняшняя неожиданная встреча. Она призналась себе, что последние несколько лет не следила за новостями о нем принципиально, решив выбросить его из головы и искать себе настоящую, реальную любовь, которой стал Скотт. И теперь была совершенно ошарашена. Как же так случилось? Что могло произойти такого, чтобы Том Хиддлстон оказался на самом дне? Последней мыслью перед тем, как она, наконец, заснула, было то, что завтра она обязательно его обо всем расспросит.***
Тому было непривычно тепло. Мягко. Уютно. И почти ничего не болело. Но к подушке голову словно придавливало чем-то тяжелым. Не хотелось ни вставать, ни даже открывать глаза. Звон посуды, видимо, на кухне вернул его в реальность. И тут нахлынули воспоминания о вчерашнем, заставив покраснеть от стыда - позорно разреветься, ну надо же! Что она теперь о нем подумает... Сколько у нее от него проблем, пора с этим заканчивать. Он заставил себя сесть на диване. В голове тотчас же забухал здоровенный молот. Обнаружив рядом мягкие тапочки, он не устоял перед искушением надеть их. И снова непривычное, забытое чувство откуда-то из прошлого. Преодолев огромное желание немедленно снова свернуться клубком на диване и закутаться в одеяло с головой, он начал вставать, держась за подлокотник, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Моника. Освещенная сзади ярким солнечным светом, она казалась ему сущим ангелом, посланным неожиданно смилостивившимся над ним Богом. И плевать, что у этого ангела была внешность типичной итальянки, не очень подходившая под представления Тома об ангелах. - Я, похоже, вовремя, - в этот момент он заметил поднос в ее руках. - Я принесла Вам поесть, и Вы как раз проснулись. Вот, садитесь, пожалуйста. Том, неловко улыбнувшись, сел обратно на диван. В этот момент ему очень хотелось провалиться сквозь землю. - Простите меня за вчерашнее, - выдавил он из себя. - Мне очень стыдно за свое поведение. - Ерунда какая! - она отмахнулась, ставя поднос на стол. - Все в порядке, Том, ешьте, я сейчас приду. Когда она вернулась с чаем, Том попытался было отыскать в ее лице опасения по поводу того, что выпив его, он снова устроит что-нибудь этакое, но нет, ни малейшей опаски и даже тени презрения. Выдохнув, он перевел взгляд на стену напротив и... - У Вас камин, - он не успел удержать удивленные слова, сорвавшиеся с языка. - Настоящий! - Ну... - она почему-то смутилась. - Я позволила себе это излишество, у нас дома такой был, и я всегда о таком мечтала. Да и так теплее, верно? Я боялась, что Вы замерзнете, а диван как раз напротив... Кстати, как Вы себя чувствуете? - Я... - Том все никак не мог привыкнуть, что его самочувствие действительно кого-то волнует, и почему-то никак не мог облечь собственную благодарность в слова. - Мне гораздо лучше, спасибо. Только что же теперь делать с... - он не смог снова начать разговор о дальнейшем, потому что вдруг закашлялся. - Для начала, лечь обратно, - она нахмурилась, не давая ему закончить и касаясь ладонью лба. - Боже мой, у Вас жар. Ну конечно, я могла бы догадаться... Когда его голова снова оказалась на подушке, он не смог сдержать вздох облегчения, на мгновенье прикрыв глаза. Виски сдавило обручем, а огонь, горящий в камине, казалось, пробегал по телу. Сопротивляться мягким рукам не хотелось. Мелькнула и исчезла мысль о том, какая же он безвольная тряпка... Ничтожество. - Не спите, подождите немного, - она ласково поправила ему одеяло, чуть погладив по плечу. - Сначала таблетки. Вот так, - он послушно приподнялся на локтях, проглатывая лекарства и запивая их водой. - Хорошо... Том чувствовал себя ребенком, и от этого почему-то становилось тепло в груди, а в горле вставал ком. Несмотря на болезнь, он был бы почти счастлив, если бы не сложившаяся ситуация. - Почему Вы мне помогаете? - глаза слипались, но ему почему-то было важно узнать ответ именно сейчас. - Вы не заслужили этого, Том, - он почувствовал, как она накрыла ладонью его пальцы. - Не заслужили... Разве я могла оставить Вас там? - Возможно, если бы Вы знали правду, Вы бы оставили меня... И сказали бы, что я это заслужил, - голова его слегка склонилась набок, и он уснул, не в силах больше бороться с тяжелой болезненной усталостью, оставив остолбеневшую Монику в полном недоумении.