Ты не останешься один

Alison Kraus & Union State – It doesn't matter ___________________________________________________________________________       Все вокруг плыло, то раздваиваясь, то вновь собираясь воедино. Дико саднило горло, мучительно тянуло желудок, перебинтованные руки уже начинали немилосердно ныть. Во всем теле, казалось, в каждой клеточке, поселилась ужасная слабость, путавшая вяло текущие мысли, и Тому хотелось просто лечь и замереть. Но он, сдержав стон и совершив титаническое усилие над измученным организмом, буквально выполз из ванны и, с трудом вытеревшись и одевшись, вышел в коридор. Стараясь шагать более-менее уверенно и не хвататься за стены, хотя голова не на шутку кружилась, он вернулся в гостиную.       От запаха еды, разложенной на тарелках на небольшом столе перед уже заправленным диваном, пол под ногами снова пришел в движение. Он вцепился в спинку дивана, и бросил взгляд на девушку, сидевшую в кресле рядом со столом. Он видел, каких усилий ей стоило не подскочить и не броситься к нему, чтобы помочь. И был очень благодарен, что она позволила ему сохранить остатки собственного достоинства. - Ой, чайник вскипел, я сейчас, - и снова удивительная тактичность: Том был просто не в состоянии сейчас есть медленно и аккуратно. И когда она ушла, он буквально набросился на еду.       Ее не было ровно столько, чтобы Том успел закончить трапезу. А потом она мягко вплыла в комнату, держа на одной руке поднос с чашками и печеньем, а в другой - небольшой чайник. Водрузив все на стол, она вытащила из кармана светло-коричневых домашних широких брюк, в которые вместе с бежевой легкой майкой уже успела переодеться, пластинку таблеток. - Вот, выпейте, - она невольно покосилась на его руки. - Уже начинают болеть, да? - в ее голосе слышалось искреннее сочувствие.       Тому ничего не оставалось, кроме как признать это и, стараясь не выказывать излишней поспешности, выпить одну достаточно большую гладкую таблетку, хотя ему хотелось проглотить их все и сразу, лишь бы только из рук исчезло ощущение, что каждый палец тянут неизвестно куда со страшной силой. В голове вместо мыслей была странная вата, заполнившая разум целиком и не позволявшая соображать. Страшно хотелось спать, не хотелось думать, не хотелось говорить, не хотелось даже двигаться.       Конечно, он должен был сейчас произнести тысячи слов извинения, сказать, что он вот-вот уйдет и не будет осложнять ей жизнь, и что он безмерно ей благодарен, но из этой ситуации нет выхода.       Но когда тебе плохо изо дня в день, когда ты уже смирился с голодом, одиночеством и холодом, тогда тебе не то чтобы легче, но привычнее справляться со всем этим. А вот если уже несколько часов после того ада ты окружен теплом, заботой и подлинным состраданием, тогда твои закоченевшие нервы начинают сдавать. И сила воли отказывает окончательно.       Когда Том представил себе, что он снова будет медленно умирать где-нибудь в подворотне, его бросило в дрожь. Он не видел, что все это время она внимательно наблюдала за его лицом. - Эй, - он не заметил, как она оказалась рядом. На исхудавшие плечи лег мягкий плед, лежавший на подлокотнике дивана. - Не нужно подбирать слов. Останьтесь, я Вас очень прошу. Поверьте, мне это необходимо не меньше, чем Вам. - Спасибо... - смущенный и расстроенный собственной беспомощностью, Том все-таки кивнул, пряча глаза и чувствуя, как в горле встает ком. И принялся за чай, краем глаза заметив, что она так и осталась сидеть рядом.       Глоток горячей, ароматной жидкости обжигающим теплом устремился по венам. Чай пах ванилью. Как-то раз он пил такой же с мамой. Дома. Когда-то. Давно. В прошлой жизни.       К своему ужасу и стыду, Том почувствовал, как в глазах вскипают жгучие слезы. Дрожащими руками он опустил чашку обратно на блюдце и отвернулся, пытаясь успокоиться. Он должен вести себя, как мужчина. Он должен...       Она осторожно коснулась его руки: - Все будет хорошо, Том, слышите?       И тогда его накрыло. От теплых пальцев на его руке, от забытой ласки, от искренней заботы, которых он так давно не ведал. Смерзшийся ком страданий, росший где-то глубоко внутри и ставший привычным в отчаянных попытках выжить, оттаял и сейчас рвался наружу. Он буквально задохнулся в тщетной попытке сдержать или хотя бы скрыть неожиданную слабость. В следующую секунду у него вырвался сдавленный всхлип, и он поспешно зажал рот рукой, словно это могло помочь.       И тогда она обняла его, наплевав на все правила приличия, бережно прижала к себе. И ощущение мягких рук, скользивших по спине, вместе с запахом апельсина и карамели, запутавшегося у нее в волосах, уютного, домашнего, стало последней каплей. Том вцепился в нее, чужую, почти незнакомую, но вдруг ставшую единственным якорем в рушащемся вокруг мире, как утопающий в соломинку, и уткнувшись в плечо, не смог сдержать горестный вой, перешедший в глухие рыдания.

***

      Моника сидела на краешке дивана и робко изучала спящего на нем мужчину. Когда он, совершенно измотанный навалившимися переживаниями и потрясениями, уснул прямо у нее на плече, она осторожно уложила его, бережно укрыв одеялом, и хотела было уйти, но почему-то осталась.       Никогда раньше при ней не плакали мужчины. И до сегодняшнего дня она считала подобное проявление чувств у мужского пола слабостью и недостойным поведением. Но сегодня, когда она обнимала вздрагивающие плечи Тома Хиддлстона, неуверенно гладила его по голове, пытаясь хоть как-то успокоить, и понимала, что здесь поможет только время, потому что это вырвались на волю так долго сдерживаемые боль и отчаяние, все ее устоявшиеся взгляды на жизнь неудержимо рушились.       Он был для нее совсем чужим и в то же время удивительно знакомым.       Сейчас, гладко выбритый, что немало удивило девушку, видевшую состояние его рук, Том Хиддлстон напоминал того человека, которым она его когда-то знала. Вымытые волосы, успевшие порядочно отрасти, отливали золотом, без бороды он казался моложе, но...       Еще больше врезавшаяся складка между бровей, болезненно-бледная кожа, запавшие глаза с темными тенями, заострившиеся скулы, забинтованные руки - все это говорило о том, что с того времени, когда он сиял своей лучезарной улыбкой на красных дорожках, на долю Тома выпало немало страданий. Но почему?       За этими невеселыми размышлениями Моника осторожно, стараясь не звякнуть тарелками, взяла поднос и, щелкнув выключателем, бесшумно выскользнула за дверь.       Блаженно вытянувшись после трудного дня на своей кровати в спальне на втором этаже, она, безумно устав, все равно долго не могла уснуть. Перед глазами, поднимаясь из памяти, будто наяву оживали старые фотографии, чуть выцветший плакат на стене ее комнаты, проносились короткие интервью, восхищенные разговоры с подругами, а потом снова вспоминалась сегодняшняя неожиданная встреча. Она призналась себе, что последние несколько лет не следила за новостями о нем принципиально, решив выбросить его из головы и искать себе настоящую, реальную любовь, которой стал Скотт. И теперь была совершенно ошарашена.       Как же так случилось? Что могло произойти такого, чтобы Том Хиддлстон оказался на самом дне? Последней мыслью перед тем, как она, наконец, заснула, было то, что завтра она обязательно его обо всем расспросит.

***

      Тому было непривычно тепло. Мягко. Уютно. И почти ничего не болело. Но к подушке голову словно придавливало чем-то тяжелым. Не хотелось ни вставать, ни даже открывать глаза.       Звон посуды, видимо, на кухне вернул его в реальность. И тут нахлынули воспоминания о вчерашнем, заставив покраснеть от стыда - позорно разреветься, ну надо же! Что она теперь о нем подумает... Сколько у нее от него проблем, пора с этим заканчивать.       Он заставил себя сесть на диване. В голове тотчас же забухал здоровенный молот. Обнаружив рядом мягкие тапочки, он не устоял перед искушением надеть их. И снова непривычное, забытое чувство откуда-то из прошлого. Преодолев огромное желание немедленно снова свернуться клубком на диване и закутаться в одеяло с головой, он начал вставать, держась за подлокотник, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Моника.       Освещенная сзади ярким солнечным светом, она казалась ему сущим ангелом, посланным неожиданно смилостивившимся над ним Богом. И плевать, что у этого ангела была внешность типичной итальянки, не очень подходившая под представления Тома об ангелах. - Я, похоже, вовремя, - в этот момент он заметил поднос в ее руках. - Я принесла Вам поесть, и Вы как раз проснулись. Вот, садитесь, пожалуйста.       Том, неловко улыбнувшись, сел обратно на диван. В этот момент ему очень хотелось провалиться сквозь землю. - Простите меня за вчерашнее, - выдавил он из себя. - Мне очень стыдно за свое поведение. - Ерунда какая! - она отмахнулась, ставя поднос на стол. - Все в порядке, Том, ешьте, я сейчас приду.       Когда она вернулась с чаем, Том попытался было отыскать в ее лице опасения по поводу того, что выпив его, он снова устроит что-нибудь этакое, но нет, ни малейшей опаски и даже тени презрения. Выдохнув, он перевел взгляд на стену напротив и... - У Вас камин, - он не успел удержать удивленные слова, сорвавшиеся с языка. - Настоящий! - Ну... - она почему-то смутилась. - Я позволила себе это излишество, у нас дома такой был, и я всегда о таком мечтала. Да и так теплее, верно? Я боялась, что Вы замерзнете, а диван как раз напротив... Кстати, как Вы себя чувствуете? - Я... - Том все никак не мог привыкнуть, что его самочувствие действительно кого-то волнует, и почему-то никак не мог облечь собственную благодарность в слова. - Мне гораздо лучше, спасибо. Только что же теперь делать с... - он не смог снова начать разговор о дальнейшем, потому что вдруг закашлялся. - Для начала, лечь обратно, - она нахмурилась, не давая ему закончить и касаясь ладонью лба. - Боже мой, у Вас жар. Ну конечно, я могла бы догадаться...       Когда его голова снова оказалась на подушке, он не смог сдержать вздох облегчения, на мгновенье прикрыв глаза. Виски сдавило обручем, а огонь, горящий в камине, казалось, пробегал по телу. Сопротивляться мягким рукам не хотелось. Мелькнула и исчезла мысль о том, какая же он безвольная тряпка... Ничтожество. - Не спите, подождите немного, - она ласково поправила ему одеяло, чуть погладив по плечу. - Сначала таблетки. Вот так, - он послушно приподнялся на локтях, проглатывая лекарства и запивая их водой. - Хорошо...       Том чувствовал себя ребенком, и от этого почему-то становилось тепло в груди, а в горле вставал ком. Несмотря на болезнь, он был бы почти счастлив, если бы не сложившаяся ситуация. - Почему Вы мне помогаете? - глаза слипались, но ему почему-то было важно узнать ответ именно сейчас. - Вы не заслужили этого, Том, - он почувствовал, как она накрыла ладонью его пальцы. - Не заслужили... Разве я могла оставить Вас там? - Возможно, если бы Вы знали правду, Вы бы оставили меня... И сказали бы, что я это заслужил, - голова его слегка склонилась набок, и он уснул, не в силах больше бороться с тяжелой болезненной усталостью, оставив остолбеневшую Монику в полном недоумении.