Несовершенная реальность

Нейтральный мир Мастер, N тысяч лет назад       Таким вот был он, мой первый год в Академии. Таким вот был – становился – я. Говоря про год, между прочим, я вовсе не имею в виду, что это равно триста шестидесяти пяти земным дням, думаю, это и так понятно. Да даже и как время полного оборота планеты вокруг солнца. Скорее некий законченный этап обучения – навроде курса. Как соотносится с земным время на Мастере – точно, конечно, сказать не могу, могу только заверить, что там всё – и дни, и времена года – длиннее во много раз. Так что когда говорится о том, что нам много тысяч лет, очень пугаться этих цифр не стоит.       Можно было сказать, что я привыкал к одиночеству. По крайней мере, я был один всё своё личное время и меня это нисколько не огорчало. В конце концов, опыта полюбовного сосуществования с группой у меня и не было, это уже воспринималось как данность бытия. Для приятных эмоций у меня были учебные файлы – особенно смежных «гуманитарных» дисциплин – и записи О-Гаки. Это была совершенно особая стадия существования, «время скрытой жизни» – хотя пожалуй, такого звания заслуживала и жизнь в Университете до этого. Но сейчас это была именно жизнь, и именно скрытая, обёрнутая маскировочной оболочкой, огонь, тлеющий внутри.       А потом вдруг однажды случилось так, что, проходя через Информационный зал (где висят у нас табло с основной общеакадемской информацией, терминалы, там же стойки со всякими путеводителями по корпусам, там хоть архитектура и незамысловатая, линейно-коробчатая, а всё ж заплутать с непривычки можно, всякие своды правил внутреннего распорядка (не дай бог кому из землян прочитать такое на ночь), некоторые методички, иногда там же оставлялись старшекурсниками материалы-конспекты в наследство младшим, но было это крайне редко – во-первых, за это гоняли преподы, во-вторых – сам местный народ крайне редко бывал на такое способен) – я повстречал там… Ещё одного Рабочего. Новопоступившего.       Разговор завязался как-то легко и быстро – и в этом не было ничего удивительного, у двух рабочих, встретившихся в чуждом враждебном окружении, не может не быть, о чём поговорить.       В тот день у меня, к счастью, занятий было мало, в основном самостоятельная библиотечная подготовка, и поэтому мы смогли очень много времени провести вместе, не прерывать, сполна испить этого исключительного волшебства – долгожданного общения с себе подобным.       Его звали Сверчок. Понятно, аналогичного земному насекомого у нас на Кибертроне не водилось, и имя звучало на самом деле совершенно по-другому, на порядок заковыристее, но если подбирать самый адекватный перевод – это будет вот именно оно. Он был любопытен и подвижен, и как-то… позитивен, иначе не скажешь. Он распространял вокруг себя умиротворение напополам с таким конкретным приливом сил, что… Ну, как частный пример – всё, что мне самостоятельно надо было сделать, я там, в библиотеке, во время этой беседы, сделал, хотя ведь казалось, занимался именно беседой, а файлы шерстил только для виду. У него был приятный мягкий, журчащий голос, который равно удачно убаюкивал и помогал проснуться – он обладал обеими способностями. Дома он работал то ли на пропускном пункте, то ли на вахте какой-то, где и был замечен в улученные минутки за просмотром общеобразовательных файлов, на поверку выкраденных из библиотеки Управляющих, кем – неизвестно. Во всяком случае, юного вахтёра в этом обвинить не попытались, и на запчасти за это не разобрали, а совсем напротив, снарядили, наверное, от греха подальше, учиться.       Да, на основании хотя бы наших двух жизней можно сказать с уверенностью – не все Управляющие сволочи. Во всяком случае, у многих из них настолько зашкаливает чувство ответственности и понятие, что всё должно быть «как надо», что наталкиваясь на подобных уникумов, они стремились подыскать им среду, в которой им более подобает быть. Хоть и включалось тут у них, наверняка, логическое противоречие.       С этого события в моей жизни началась новая эпоха – нельзя сказать, что тучи надо мной разошлись, но можно сказать, что сквозь них блеснул свет. В короткий срок – пользуясь земными аналогиями, меньше месяца – я узнал и других Рабочих в Академии.       Мы были равномерно рассредоточены по разным курсам, по разным корпусам, так что имели вроде бы все шансы никогда в жизни не встретиться, но всё же мы встретились, и продолжали встречаться несмотря на загруженность занятиями и строгие, вроде бы, порядки в Академии – а почему я говорю «вроде бы» – потому, что находилось и почище меня кому на эти порядки класть. Проще говоря, когда мои соседи сматывались в самоволку с очень предполагаемыми дебошами в городе – до того, что у меня были в гостях друзья с другого курса и из другого корпуса, уже меньше кому было дело.       Нас получилось почти как три мушкетёра и Д’Артаньян – только за Д’Артаньяна почему-то я, хоть и самый старший, а не самый младший. Росчерк – за Атоса, младший курсом будущий специалист по горючему и взрывчатому, как оно полностью называлось – не помню, немногословная сила и благородство в сочетании с какой-то изначальной, я бы сказал, зрелостью – гораздо меньше, чем нам, ему было свойственно о чём-то переживать, чего-то бояться. Связанного с учёбой, я имею в виду. «Если это возможно сделать – мы это сделаем. Если невозможно – переживать тем более не о чем». Я помогал ему чем мог – направления у нас были всё же очень разные, но он и без меня неплохо справлялся – в общеобразовательных предметах практически во всех. За Портоса Конёк, бывший работник причала – разгружал там какие-то баржи, в промежутках чинил ограждения – народу там катастрофически не хватало, очень много падало с логическим концом ввиду плохой изоляции, и между делом зачарованно смотрел на воду. Знал же, что вода – смерть, если не мгновенная, то всё равно неизбежная, отвращение бы к ней должен питать, как всякий нормальный рабочий. Ан нет. Всё смотрел и смотрел на игры бликов, на искажение уходящих под воду столбиков опор, пускал кораблики из лёгкого гибкого полимера и во сне видел, как зачерпывает ладонями это звенящее, дрожащее, непостижимое, подносит к самым глазам и долго глядится в своё отражение. Как медленно заходит сперва по щиколотку, потом по лодыжку, потом по пояс – чувствует объятья воды, которых никогда на самом деле не ощущал, но во сне они были такими реальными и такими сладостными. Объяснить этот феномен никто не мог.       А за Арамиса был, пожалуй, Сверчок – тихий и изящный эстет среди Рабочих, ценитель и генератор острого и тонкого юмора, почти психолог, иногда почти пророк – в том, что касалось учёбы, это особенно часто замечалось, он мог предсказать, как сложатся наши отношения с тем или иным преподавателем, по каким принципам он будет выбирать самостоятельные задания, какие изменения вносить в программу. Ему хватало совсем немного общения с очень многими субъектами, чтобы всё о них для себя определить, разложить поэлементно, разработать первичную стратегию – и чаще всего оказаться правым. У меня иногда зачатки такого интуитивного знания тоже проявлялись, когда мне настойчиво насчёт кого-нибудь что-нибудь начинало казаться, но я куда меньше доверял своим подозрениям, тем более что и сбывались они не всегда.       В общем, таким ядром мы и существовали, и благодаря этому, видимо, существовали достаточно неплохо – мы сумели выжить, мы держались на плаву, мы делали даже успехи, а главное – в мрачноватых академических декорациях явился реальный позитив.       И много о чём стоило бы, наверное, здесь рассказать, и о дружбе, и о победах боевых и учебных, и о встречах, которые были вроде бы случайны, но так много значили… Но память моя о том периоде пока самая общая, возможно, позже, вспомнив ещё что-нибудь, я расскажу об этом отдельно.       Я не помню, чтобы говорил с друзьями об О-Гаки – сложно даже сказать, почему, цели держать это в тайне тоже не было, просто это были разные жизни, и всё. Я продолжал во многом руководствоваться «уроками О-Гаки», но они уже меньше нужны были мне с тех пор, как мне было с кем не возводить стен и не выставлять орудий. Возможно, это обстоятельство и заложило во мне основы того, как я это теперь называю, двуличия – с остальными сокурсниками я оставался холодным, надменным и мстительным, и это ничуть не мешало мне в кругу друзей быть самим собой, верить и доверять. Я часто думал – а сменилось ли однажды одиночество О-Гаки чем-то таким же прекрасным, научился ли и он, после того, как учился быть один – быть с кем-то… Но это были мои личные размышления, и сам О-Гаки был какой-то уж очень мой личный, словно и не часть объективной реальности, а часть моей внутренней жизни, личный гений, быть может – в том первом значении этого слова, которое в общем как дух-покровитель.       Зато о Прайме я им рассказывал, да они и сами интересовались: слабо, и то так, то сяк до нас там доходили всякие новости, мы явственного интереса не показывали, но старались услышать, узнать, запомнить как можно больше. Новости того времени, официальную их подачу я вспоминаю сейчас как один сплошной сумбур. Правительство, похоже, само запуталось, кто в их версии в чём виноват и чего же они всё-таки хотят, отдельные деятели не знали, как замаскировать свою симпатию к Армии Возрождения, чтобы хоть выглядело прилично, в отношении к Сопротивлению тоже единодушия не было нигде, большинство предпочитало увиливать от этих тем. Да, в политике я ничего не понимал ни тогда, ни сейчас. Я понимал тех, кто имеет какую-то идею, какую-то позицию – и отстаивает её. Либо имеет своей целью лишь своё выживание и благополучие – и это тоже явствует из всех его поступков. Всех же этих интриг, иносказаний и подводных камней я не знал, да и знать не хотел.       Тогда, кажется, я впервые и увидел, в ролике в этих самых новостях, Мегатрона. И совершенно чётко сразу для себя определился – ну и харя! Мало кто до того вызывал во мне столько ненависти, ярости, презрения – хотя в обоих учебных заведениях экземплярусов встречал разных и сказать о них мог бы много. Говоря, между прочим, о презрении, я нисколько не лукавлю, не было у меня к нему ни на грамм ни почтения, ни уважения, как и к кому угодно, кто поставил своей целью завоевание. Стоит ли говорить, что мои сокурснички думали… э… совсем по-другому?       Больше в данном разделе я не знаю, что добавить. Как-то, с переменным, что называется, успехом, но я жил. Без друзей, долго их не видя, было, конечно, хуже – остальное недружелюбное население Академии моментально распоясывалось и увлекалось своими любимыми играми с живыми игрушками. Конечно, далеко не всегда это были прямые нападения – техникой психологической травли и негласного, анонимного вредительства они тоже владели в совершенстве. Теряя терпение, я, естественно, устраивал вендетту. Бывало довольно забавно – например, я пацифично обливал их краской, а они меня в ответ не слишком-то пацифично били. Тому были причины – помимо того, что краска, вылитая прямо вот так сверху из ведра, имела пренеприятнейшее свойство попадать в стыки и шарниры, так ещё и от некоторых недалёких учителей (ну были у нас такие, были…) могло достаться за неуставной внешний вид. Были и менее невинные шалости, но подробностей прямо сейчас я не помню. Земля, 21 век - Закулисье

Безумные сплетенья Экстазов и агоний, Поющие органы и свечи восковые. И лепестки и ленты, И гвозди сквозь ладони, Наверное, и правда всё это эйфория… (Флёр)

      Начало моего бытия в этом новом кругу, новом самовосприятии действительно сложно определить иначе, чем пафос и эйфорию. Это сложно описать, так, чтоб рассчитывать быть понятым, ибо мало кому посчастливилось испытать в жизни что-то подобное. Это освобождение, отречение от прошлого, лишнего, этот безрассудный шаг от рациональности к вере, к абсурду, к тем, кто ждал и искал тебя, эта готовность книжных детей бросить всё и уйти на игрушечную войну, чтобы по-настоящему погибнуть на ней. Готовность, правда, нивелировалась географической рассредоточенностью – мы, конечно, даже строили планы о том, чтоб съездить к Прайму, но возможности пока не было. И честно, я не слишком представлял себе, что тогда. Что с тем фактом, что и десы там. Решились бы мы на какие-то действия в реале, или напротив, не смогли б удержать себя от каких-то действий? При всём понимании бессмысленности сражений в белковых телах – без всякой надежды уничтожить противника по-настоящему – никто из нас не может изменить свою суть. Я не помню теперь, почему, да и объяснялось ли это, но такова была плата – чаще всего мы воплощаемся в небольшом радиусе друг от друга, где мы, там и десы. Сейчас такая ситуация сложилась из-за досрочного завершения цикла – мы ушли на новый, Прайм и десы остались в старом. Так бы, конечно, хорошо было – мы все здесь, а десы пусть там кукуют, если можно – вечно. Правда, не хотелось представлять, что мы будем делать с 11летним ребёнком, как мы собираемся его опекать и приобщать к правде о нас, если он, вот грубо-формально, не наш. Так что при всём понимании, что циклы завершать, блин, надо, Прайм бы меня устроил тот, который есть сейчас. А остальные, тоже ушедшие не вчера, должны сейчас быть старше. А вот где они – хороший вопрос, учитывая, что всё пошло вот так наперекосяк… В общем, было так, как было – нас мало, мы разрознены, мы можем только ждать и вспоминать. И общаться с поклонниками нашего мира в поисках тех, кто может оказаться – действительно нашими.       Потому и случилось то, что случилось. Мы были здесь только вдвоём, а глобально только втроём – ещё Прайм в телефонной трубке. Этого не мало, совсем не мало, но нам неизбежно нужно было больше. Мы плавали по морю нашего фэндома, знакомясь со всеми его подводными камнями и загадочными животными. Белая, конечно, не переносила свою ненависть к Старскриму и отношение к десам вообще на ни в чём не повинных белковых. Главное то, что с ними можно говорить на близкие нам темы, а жизнь нам с ними так или иначе не жить. Им не обязательно знать правду, но они могут немного восполнить нам нехватку общения, наше невольное и, хочется надеяться, временное одиночество. Их несколько пришло в нашу жизнь – сетевую жизнь, конечно – с Украины. Кажется, всё же из разных мест, но большинство – из того самого города мечты Белой. Ещё немного в копилку странных случайностей.       Я вот никогда не отличался особой любовью к тем или иным местам. Нет, мог сказать – красиво, уютно, или много воспоминаний связано. Материалисты тоже бывают сентиментальны, но иначе. Я никогда не одухотворял и тем более не боготворил какое-то место, меня бесило, когда говорили о настроении города, душе города. Может быть, это потому, что живу я в городе достаточно молодом, уж точно без какой-нибудь там тысячелетней истории, где куда ни плюнь, в какой-нибудь памятник культуры попадёшь. И у меня не было никаких взаимоотношений с городом. Хотя вру, было. Уже много позже, с Дзержинским районом нашего города. Совершенно не моей виной, именно сложилось. Райончик очень индустриальный и очень какой-то… неудобный. Жилые кварталы, сколько я их видел – один большой памятник Варшавской цитадели, многие дома из строительного кирпича. В смысле, строительным, не облицовочным кирпичом наружу. Кто не видел, на слово поверьте, это ужасно. Кварталы индустриальные – длинные заборы предприятий, высотки бизнес-центров, многополосные дороги с нескончаемым движением. Так вот, недавно я поклялся больше туда, кроме как по уже заранее изведанным местам, не ездить – не было ни одного случая, когда бы я там, приехав не по уже известному адресу, где бывал не раз и точно знаю, как найти, не заблудился и не проплутал до полного состояния отчаянья и боли в усталых ногах. При этом только на территориях заводов в периоды поисков работы мне было сложнее узнать у кого-то дорогу. Район натурально затягивает, как лабиринт. А Белая была очень чувствительна и тот город, вот так издали, через огромное расстояние, любила. Грезила им, стихи, кажется, посвящала. Когда-то я мечтал, допустим, побывать в Питере. До сих пор пока не бывал. И не слишком переживаю по этому поводу, может, ещё побываю, может, нет. Но и те мои мечты не шли ни в какое сравнение с мечтами Белой.       Она боялась, что я увлекусь Старскримом, ну, в какой-то мере я увлёкся, хотя бы по этому своему свойству пытаться постичь, в чём же оно всё же, это треклятое очарование зла. Образ Старскрима в ТФ-мире – пожалуй, можно назвать образом дьявола, куда в большей степени, чем Мегатрона. Мегатрон – зло более однозначное, примитивное, классическое. Образ Старскрима в принципе, конечно, тоже не уникален – трикстер, падший ангел, воплощённый соблазн и порок. И каноном к тому даны самые общие намётки, этим циклическим предательством-покаянием-возвращением. Всё остальное достроено фанатскими трактовками, но достроено так капитально, что стало практически всеобщим непоколебимым фаноном. «Когда-то хороший», ныне получающий тумаков чаще и больше, чем кто-либо ещё в сюжете, самолюбивый, выпендрёжный, страдающий и заставляющий страдать – как он мог не стать центральным, популярнейшим образом фанфикшена, в особенности высокорейтингового? Ну, и как пройти мимо человека, который принимает на себя этот образ во всей его чудовищной красе?       Милая, обаятельная девушка с какими-то своими драмами в прошлом. Кажется, был у неё какой-то свой Мегатрон, с которым были вот такие отношения из больной страсти, регулярных проверок на прочность и прочего такого «чтоб не скучно было». Кажется, скучно, то есть мирно и счастливо, и не было. А мы обсуждали меха-порнушку, спорили о каноне и фаноне, просто болтали.       Мы сошлись ещё и на кое-чём совершенно неожиданном. Кажется, он вообще был единственный за всю мою жизнь, кто слушал и очень ценил Бориса Моисеева. У меня в музыкальных вкусах в принципе дикий салат, в зависимости от настроения и жизненного этапа я могу много что слушать. Чего никогда не было – и скорее всего, не будет – в моём плейлисте, это джаза и рэпа. Речитатив терпеть не могу, пронзительные завывающие звуки тоже. Хотя вот именно воем многое из того, что я слушаю, тоже называли. Главным образом я слушаю русскоязычное, люблю понимать, о чём поётся. Текст для меня слишком важен. Но и англоязычное, турецкое, а по мелочам на самых разных языках у меня в плейлистах встречается. По жанрам и направлениям тоже солянка – есть рок, есть попса, есть эстрада. Натянутые отношения с жанром авторской песни – у бардов бывают великолепные тексты, но при том мне редко нравится исполнение. Белая, кстати, играла на гитаре, пела – своё, не своё. Пением она меня и моих домашних тоже пленила сразу. Из постоянно звучавшего – мы охотно просили, она охотно играла – были «Баллада о героях» и «Простите пехоте». О чём бы ни писали авторы, это были очень наши песни. Книжные дети, не знавшие битв – разве не мы все? Дети, добровольно кинувшиеся в кошмар фантазий о сражениях, о потерях, поражениях и победах. «Ложь и зло, погляди, как их лица грубы» – разве это не о десептиконах? А «Простите пехоте» – это о Белой, разве нет? И обо всех нас. Потом мы пытались найти хоть одно исполнение, которое сравнилось бы для нас с исполнением Белой. Хрен-то там. «Простите пехоте» у нас потом исполнял на польском мой сын – мой другой сын, о котором будет разве что в самом конце.       Да, признаться в приличном обществе, что тебе нравится Моисеев, сложно… не мне, конечно. Я достаточно быстро стал в культурном отношении пофигистом. Я делаю что хочу, и слушаю что хочу. Хочу – «Агату Кристи» и «Наутилус» (тут тоже идя против системы, мне нравились больше тексты Бутусова, чем Кормильцева), хочу – Моисеева или вообще «Золотое Кольцо». Не люблю «Кино» – голос у Цоя никакой, такое моё мнение. Но не люблю и «Арию» – там голоса наоборот, слишком «какие», и да, именно это мне и не нравится.       Помнится, году в 98, кажется, я болел – хорошо так болел, основательно – я попросил отца купить мне кассету Моисеева. Отец не смел с такой просьбой подойти к киоску, мать послал…       Я вообще не особенно-то меломан, но песни играют подчас важную роль в моей жизни, песни и целые альбомы могут оставаться в моей фонотеке, потому что с ними связано то-то и то-то. Например, с первой женой связано много «Агаты Кристи» и «Наутилуса». «Агата» вообще понятно, особенно «Майн Кайф». Я так слышал, Глеб писал его ввиду развода с женой. Звали её Таня. Мою первую жену тоже звали Таня. Плюс, среди близких мне персонажей, с которыми я могу себя ассоциировать, Глеб Бейбарсов из «Тани Гроттер»… Совпаденьица такие. С Рики связано – можно поржать – «Золотое Кольцо». Не всё чохом, тот альбом, что я купил в первую или вторую нашу встречу. «Словно тысячу лет назад отражаясь в твоих глазах» – мотив той повести, где герой на аэроплане гонится по загробному миру за потерянной душой. «Пойте, птахи, песенки, сокол бьёт без промаха» – о моём освобождении с приходом Белой и её – нашей – истории. Я – в японском оригинале – Металлический Сокол. Строчку из Моисеева «Я любовь свою задушу в раю» я зарезервировал как тег для своих переживаниях о Рики.       А Белая увлеклась Скайфайром. Они отписывали свои текстовые ролёвки, они болтали в аське помимо того, она летала и светилась при всём формальном понимании, что не наш… Не наш, да, но он считает себя им, как можно пройти мимо этого факта? Сетевые романы кончаются если и не быстро, то как-нибудь не очень хорошо. Потом бывает вообще сложно разобраться, как всё это получилось и кто виноват, и вот это для меня самое поганое вообще. Начинается поднятие логов, привлечение третьих лиц, и всё равно остается ощущение, что у каждого своя правда и речь вообще о двух разных событиях была. Если очень упрощенно – Белая собиралась замуж за Скайфайра (в игровом, отыгрышевом, конечно, смысле, ибо физически им как-то не светило, Скайфайр дислоцировался тоже на Украине), и оказалось, что у него уже есть фэндомная-игровая жена. Вообще-то, нет никакой принципиальной причины, мешающей иметь игровых две жены и более, тем более живя не то что в другом городе, а в другой стране, Белая её ничем никак не укусит. Но – на Белую вылили неконструктивную истерику, всего содержания не помню/не знаю. Я кружил вокруг и спрашивал, вмешаться ли. Вмешиваться обычно – третий битый, это я потом понял, а тогда я в основном утешал Белую и раскладывал всё по полочкам для обеспокоенного капитана.       Очень, очень сложная и многоплановая это тема – когда вы своими словами не по телефону даже, в письме по сети – кого-то аж прямо убили. В двух словах об этом не расскажешь. Казалось бы, всё просто – если эта девушка действительно ему близкая, то либо он не должен был заводить других отношений, либо сразу на берегу договориться с нею, что это допустимо. Но вот поди ж ты, там не было всё просто. Белой тоже не надо было из-за всего этого позволять доводить себя до слёз, но увы, это приходит только с опытом.       Тут нужно ещё упомянуть, что Белая была не одна. Во времена, кажется, не очень далеко отстоящие от нашего попадения на Землю случилось так, что Белая попала в плен к десептиконам. Мы считали, что она умерла. Десептиконам как-то удалось переместить её «пилот» в новый корпус, обнулив всю память, создать как бы нового трансформера, частично с навыками и умениями прежнего, но в основном – превосходящими. Чёрная – буду и её тоже звать этим простым обозначением, имя слишком опознаваемо всё же, боюсь – была очень сильна. Имела режим инвиза, парализующий луч посильнее Старскримова, и была абсолютно предана лидеру. Поймал Чёрную я, когда она проникла на нашу базу. Белая вернулась к нам, но полностью от памяти Чёрной не избавилась. Иногда эта личность просыпалась и тоже чего-то своего требовала… кажется, это с подачи Чёрной Белая стала тоже общаться со Старскримом, много и интересно. Мы говорим и с врагом, если это может помочь вернуть память, разобраться в себе. Мы договорились до того, что он приедет к нам в гости, и мы проведём для него коронацию. Такая местная, сабантуйчик на троих, сбыча мечт. Не вдаваясь в подробности отношений Белой со Старскримом на этой стадии – наполовину из стокгольмского синдрома в связи с потерей Скайфайра, наполовину из памяти, что когда-то они сражались бок о бок – скажу только о себе.       Я самолёт, и Старскрим самолёт. Самолёт самолёту немного брат. Поскольку Старскрим является квазифеминным (мне новое классное слово подсказали, во!) образом ещё в большей степени, чем я, то он как бы мне сестра. Сестра, сестра, сестра… Не спрашивайте, как так у нас Старскрим оказался Самантой. Просто потому, что Самантой по итогам оказался не Старскрим.       Одно время мы считали, что мы оба F-15, разных поколений. Потом меня просветили, что Когтя совсем с другого самолёта рисовали, чуть ли не русского какого-то. В одном слэшном отыгрыше Старскрим написал, что погладил стекло моей кабины, потом плакали полночи, потому что он НЕ МОГ этого сделать, у меня при трансформации кабина складывается так, что стекло оказывается внутри. Но он этого не знал, он не видел меня. Ну, знал, что я золотистый, и только. Этот Старскрим был в основном жителем Г1, другие сезоны его волновали мало.       Хороший вопрос дальше, что было вперёд… Многие события шли параллельно. Ещё одним моим замечательным, из тех, которое лучше бы не состоялось, знакомством был один… молодой трансформер. Поскольку имя персонажа опять же редкое, и я уже раз в жизни получил хорошую лайку за использование этого имени без высочайшего согласия и не в соответствии с генеральной линией, употреблять его не буду, назову то имя, которое потом звучало между нами – Люк. Люк жил с нами в одном городе, от чего не легче, даже тяжелее.       Пожалуй, из всех «Зачем такое писать» это лучший пример разной логики, разных идеалов, разных задач. Сейчас я мимо много чего могу пройти. Почти чего угодно. Тогда мимо истории десячьего новобранца я пройти не мог.       Понимаете, я к тому времени в принципе привык к забористой НЦе и рукоблудию на десептиконских ублюдков. Регулярно азартно спорил с милыми, приятными в общении девушками: какие с вас десептиконы? Десептиконы – жестокие, беспринципные убийцы, вы не такие. Окажись вы в этих вот условиях – вы никогда не стали бы такими. Вы не предали бы. Вы протянули бы руку не только товарищу, но и незнакомцу. Вы умеете любить и беречь. И людей бы вы защищали. Ну много б вы, автоботы, понимали, говорили мне. Люди жестоки, вот и мы такими стали, правды в мире нет, вот и подались в десептиконы. «Из-за враждебности среды я оброс танком». Лучше, Коготь, вставай под наше фиолетовое знамя, пока мы ещё берём. Тогда я услышал много об автоботском ханжестве, о чём позже ещё расскажу, придётся рассказать. Если кто ещё не понял – я был идеалистом, думаю, и сейчас остаюсь. Я могу симпатизировать антагонистам, когда по сути, по факту не такие уж они и злодеи – как пример вот хоть маги тёмного отделения в «Тане Гроттер», ну какие злодеи из большинства из них? Но вот где-где, а в ТФ я был эталоном верности положительной стороне. Игры в плохих ребят, наслаждение отрицательной ролью, самоутверждение за счёт примерки брони с фиолетовым знаком – как же долго я пытался это понять.       Так вот если б рядовой Люк описывался как один из этих крутых суровых воинов, оно б ладно. Сам автор подчёркивал, что вообще нелепее десептикона не рождалось на Кибертроне. Добросердечный, робкий, вежливый, начитанный, трепетно относящийся к дружбе – то есть, друзей у него не было, какие в шайке Мегатрона бывают друзья, но очень пытающийся их завести. Изо всех сил пытающийся заслужить одобрение. То есть, постоянно разрывающийся между потребностью исполнять воинский долг и врождённым пацифизмом. Что, скажите, такому вообще делать на десептиконской базе, кроме как смешить её обитателей? Это была другого уровня НЦа, Люка не насиловали (хотя пытались как-то), он великолепно сам себя насиловал морально. Можете, думаю, представить, сколько сил, нервов, красноречия потратил Коготь, убеждая птенца – да, он самолёт! – уйти к автоботам. Нет, «я не могу предать свой знак». А что он даёт тебе? Надежду на возрождение Кибертрона, оказывается. Десы ведь об том стараются, для того и энергию у землян отжимают. А гадкие автоботы им мешают. Не, он не говорил – гадкие. Он говорил как-нибудь так, что всё нутро выворачивало от бессилия. Зато его очень поддерживала вся десячья часть сетевой тусовки, Старскрим тот же… Это хорошо, что у нас там Мегатрона не было… Не спрашивайте, зачем мне было в чём-то убеждать того, кто даже не наш. Хотя, глядя на то, как меня это зацепило, Белая уже не так была уверена, что не наш. Грани реальности стирались. Просто не мог я пережить такого сюжета. Именно, я боролся не за нашего, это б было и понятнее, и в действительности менее трагично. Я боролся за душу вполне человеческую, за то, чтоб спасти её от мрака принятия неправой стороны, оправдания войны. Я боролся за принцип, идею, в которую верил.       В нашем городе состоялось эпохальное событие – первый меха-конвент. Белая однозначно решила: идём.       С анимешниками, если углубляться в историю, меня ещё первая жена познакомила. Она мне вообще открыла очень многое, что потом я, перекрестившись, «закрыл». Она увлекалась бурно, ныряя во что-то – или кого-то – с разбегу и с головой, и потом так же легко и бескомпромиссно разочаровывалась. Иногда по нескольку раз. Всё так же бескомпромиссно. Не любить то, что она любит, было чревато. Любить то, что не любит она – тоже. Потом вы могли поменяться увлеченьями, но принципов жизни это не меняло. Когда мы познакомились, она слушала «Наутилус», а я – «Агату Кристи». Потом она меня подсадила на «Наутилус», который для неё был почти религией, а сама остыла и увлеклась «Агатой». Сногсшибательными открытиями потом были для неё «Земфира» и «Ночные снайперы», я их начал ненавидеть на автомате. Земфиру потом начал слушать, многое понравилось (ну да, хех, как в песенке Ляписа-Трубецкого), из «Ночных снайперов» пара песен до сих пор в любимых ходит… Вот Мару я ненавижу так же всеми швабрами души, как и с самого начала, на это моей стоической готовности разделить с любимым человеком его увлечения мне не хватило.       А раньше эту готовность я мог отгружать на экспорт желающим. Начать что-то слушать просто потому, что это слушает переписчик, слушал в молодости твой кумир? Без проблем. Пошёл, купил, стал слушать. МНЕ ЖЕ НУЖНО ПОНЯТЬ. Так в моей жизни появились Nirvana, Led Zepellin, Creedence Clearwater Revival (надеюсь, правильно написал название). Vacuum, кажется, сам появился, по моей собственной инициативе. Led Zepellin вообще было очень такое про жизнь и про отношения местами. Об одном прошу, об одном молю – Повстречать бы мне правильную женщину, Которая держалась бы за мою руку, никогда не лгала И сделала бы меня счастливым мужчиной. Просто лейтмотив тех дней, блин. Если кроме музыки – когда мы, недолгое, но матерно яркое время, жили вместе, снимали комнату, она работала в центре дианетики. Вот кстати, я не слежу за событиями – они ведь считаются теперь, кажется, запрещённой, экстремистской организацией? Я проворонил момент, когда таковыми стали Свидетели Иеговы, и теперь, если приспичило о них упомянуть, обязательно также надо присовокупить, что они запрещённая в России организация, как будто если не упомянешь – тем вдохнёшь в них силу, способную порушить все духовные скрепочки, которые ещё не порушены. Увы, но моя жизнь сложилась так, что о множестве таких пугал для современного общества я не могу не упомянуть. Увы, нас угораздило дожить до времён, когда свобода слова существует лишь в тени, лишь там, куда пока не добрался пристальный и недобрый взгляд. Дожить до времён, когда и мне хочется воскликнуть «верните мой 2007 год»… Хотя не, снова проходить через всё это... Обойдусь.       В общем, моя жена работала там. Ну, как работала – тратила она на это больше, чем получала. Как водится, приняла она эту лабуду страстно и фанатично, и мой скепсис её бесил. Но я всё же старался делить с ней, что возможно. Раздавали приглашения на остановках, кидаясь к троллейбусам, с моей подачи, с кличем «На хаббордаж!» Из всей дианетики я взял, как интересный образ, понятие инграммы. Правда, приятно иногда человеку с серьёзным видом сказать «у тебя инграмма в бейсик-районе». Да, вот пожалуй, ту самую бейсик-бейсик я и ищу – что начало подталкивать человека к слому? Ну, конечно, в дианетике она потом разочаровалась, а я этого ожидал… Мы тогда пытались в самостоятельную жизнь, зрелище было жуткое, скажу я вам. Снимали комнату у алкашей в натуральном гетто, работали, после того, как она разочаровалась в дианетике, а я свалил с какого-то из своих поломоечных мест, уборщиками газонов, я тогда ещё поступал в архитектурку, как выживали – загадка вообще. В нашем уютном гнёздышке в окна, держащиеся на соплях, натурально свистало, самодельная ванна была отдельным источником восторгов. Зато взаимоотношения с хозяевами, жившими там же в соседней комнате, по первости были прямо задушевно-товарищеские, мы решили помочь им с ремонтом, порой пьянствовали совместно. Коктейль «Розовый грейпфрут» – самая злая вещь на свете, если он всё ещё существует, рекомендую бояться его больше всех на свете дианетик и Свидетелей вместе взятых. Похмелье после него не сравнить вообще ни с чем. Хозяин заглядывал в наши кастрюли и в ужасе восклицал: «Света, как они живут? Света, дай им какого-нибудь мяса!» Кажется, мясо я тогда уже перестал есть. Мой организм начал его отторгать, после мясного меня тошнило и мутило. Что мне было только на руку, ибо совпадало с моими убеждениями. Я половину жизни не ем никакого мяса, моя мать иногда говорила, что я от этого умру, но хотя прекрасным здоровьем я похвастаться, конечно, не могу, мои проблемы точно не от этого. У меня медленно, но верно разрушаются позвоночные диски, у меня дистония и сильные головные боли – я человек-барометр, по утрам я чувствую себя так, словно меня, аки сказочного богатыря, порубили на куски и сбрызнули мёртвой водой, а вот с живой дело застопарилось. Плюс реакция на солнце и жару. Не надо мне про потребность в белковой пище. Одно лето отец сопровождал меня в институт, потому что могло внезапно загнуть с сильным приступом кашля, тревожно было – могу и задохнуться. По окончании сессии меня отправили в туристическую поездку подлечиться – на Байкал. Надо быть моими родителями, чтобы человека с солнцебоязью отправить на второе по солнечности место на земле. Но я не в претензии, там очень красиво, хотя купить местной водки и дойти до предполагаемого места посадки НЛО нам так и не удалось. Зато я купался в Байкале. Жизнь прожита не зря.       Уборщиками газонов мы работали недолго, но это был крайне интересный экзистенциальный опыт. «Смотрите на газонах Центрального района – Бригада!» (нас четверо как раз было) Платили натурально сколько хотели: хорошее настроение у начальницы – она по верхней планке смену закроет, плохое – по минимуму. Уволились мы флешмобом потом, трое из четверых. Тогда же я съезжал обратно к себе, то бишь к родителям, в подсобке храма, к которому (к газонам которого, наш участок) мы были как бы приписаны, лежали мои вещи, а мы с моей милой вдохновенно собачились под ахуй Белого и Космоса Наташки и Валерки. Очередной наш развод, бессмысленный и беспощадный. В ту весну меня, как лоха, кидали все – любимая жена, любимое начальство, хозяева квартиры, из которых некстати полезло говно. Как я не начал в ту весну пить, курить и материться, не знаю. Ну, у меня многое случается с сильным запозданием, потом-то всё-таки начал.       В очередной период относительной теплоты наших отношений она и притащила меня в аниме-клуб. Она вообще была человеком тусовочным в куда большей степени, чем я, мне тусовки быстро прискучили, выяснилось, что наслаждаться бессодержательным общением и бездеятельным времяпрепровождением я неспособен в принципе. Это я ещё по нефорским тусовкам понял. Я, знаете ли, был очень прост душой и думал, что если люди необычно одеваются, берут себе вычурные имена и что-то там пишут – значит, они воистину НЕЗАУРЯДНЫЕ, я много почерпну от их богатого внутреннего мира, приобрету друзей… Тогда я и начал узнавать понемногу, что такое выпендрёж. Ещё тогда налюбовался на напускную МНОГООПЫТНОСТЬ. До сих помню и храню в себе как некий засушенный ядовитый цветочек строчку из стихотворения жены к подруге – «ты знаешь, а судьбы ведь наши похожи». Судьбы, мля! Какие у вас судьбы, сколько вам лет, что вы пережили? Тогда и начала закладываться эта реакция, начинавшаяся как рефлекторный протест против искусственного набивания себе цены, но оформилась она много позже.       Ещё у нефоров я познакомился с понятием тусовочной родни. Назначением кого-то в мужья, жёны, отцы, матери, дети. У жены тусовочная семья была – дай бог всех упомнить. Не помню, у кого было аж три матери? По частям, что ли, рожали. Анимешники – те же яйца, только в профиль. Попали мы аккурат на анимешную свадьбу. Жених – Харука Тено, да-да, из Сейлор-Мун. Невеста – оригинальный персонаж, не Мичиру. Но, понимаете, я ведь поверил – и приложили некоторые усилия для убеждения – что они действительно любят друг друга. Что родителям даже сказали. И что Харука Тено – действительно транссексуал, как и экранный герой. Когда они подошли ко мне и предложили мне быть их сыном, я был в неописуемом восторге. Быть сыном такой звёздной пары! Фотографии с этой свадьбы я храню до сих пор. Я знал в своей жизни, вообще, трёх Харук. Именно трёх, не троих. Одна – девушка, едва не стоившая рассудка Нэд на момент нашего знакомства, кажется, что-то вроде истории Белой, Скайфайра и его жены – тройника, которого не было, вины, спёртой на беспомощную, ни о чём не подозревавшую девочку. Наговоры, в которых не удосужились вовремя разобраться, жестокие слова, за которые не извинились. Или извинились, но было поздно. Вторая Харука тоже уверяла, что она – он… К этому, вообще, нужно привыкнуть – к юным созданиям, накрашенным и в женских шмотках, с ничем не маскируемой грудью, с пеной у рта уверяющим, что они парни. Они не виноваты, к тому располагает аниме. Анимешная мать потом показывала мне картинки и скрины и с садистским удовольствием комментировала – да, и это парень, и вот это. Да, с такими ресницами, с такими губками и на таких каблуках. Загадочная она страна, Япония. Для удобства, эти девочки не просто мальчики, а яойщики. Я что, против? Человек не должен иметь рамок ни в самовыражении, ни в любви, никому ведь от этого не плохо. Мне просто несколько непривычно. Хотя уже тогда подчёркнутое японофильство меня бесило, помнится, в записях в моей анкете, я тогда ещё этим делом баловался и всем с интересом и азартом пихал: «слушаю только японский рок», «любимое блюдо – суши, мисо-суп», «мечтаю побывать в Японии»… Вы, блин, только по ошибке в России родились? Ещё немного, и глаза узкими станут. Я и тогда не был патриотом. Я интернационалист. Говорят, где-то существует нормальный, здоровый патриотизм, но чот где ни заводят патриотические разговоры, там готовь руку для фейспалма. Нет, не в Японии как таковой дело, а в том, что они в эти мечты, в эти свои анимешки бежали от реального мира, только вот всё равно никуда не убежали, он их догнал и сожрал. Та Харука вот родителям врала, скрывая тягу к девушкам. Или не врала? Как позже узнал – вышла замуж, родила ребёнка, где все те девушки…       И вот третья Харука – мой отец. Я относился к ним, этим ребятам, очень любовно-трепетно, ради них приезжал на тусовки, не раз бывал в гостях у матери (у отца – нет, уже не помню, почему). Понимаете, я воспринимал очень серьёзно всё сказанное. Не в смысле «слово материально», конечно – оно не более материально, чем любая вибрация воздуха, а в смысле – слова не говорятся просто так. Ладно, эти нафуфыренные яойщики, в обыденной жизни все как одна гетеросексуалки, но отец – он действительно транссексуал. Они с матерью действительно любят друг друга. Навсегда не навсегда, такими категориями рассуждать мне не 10 лет, но серьёзно. А потом однажды я зашёл к матери в гости и увидел отца накрашенного и в женской одежде. Две подружки обсуждали парней… Я больше не мог с ними общаться, извините. Как появились родители, так и отъявились.       Звали меня тогда Нэмо. Не в честь рыбки, я ещё из того поколения, кто читал Жюля Верна и фанател. А ещё песня «Ленинграда» «Терминатор» очень про жизнь тоже.       Там, в этом клубе, мне, кстати, приоткрылась ещё одна грань истины. В разговоре с одной девушкой с именем будто в честь машины, но наверняка не в честь машины, это ж тоже вроде фамилия. Я задержал на ней взгляд из-за шляпы, красивой, стильной. Сам я летом выгляжу не слишком привлекательно из-за кепки и очков, часто зеркальных. И она с умопомрачительной серьёзностью сказала мне, что имидж – всё, если ты выглядишь невыразительно, непривлекательно, никто тобой не заинтересуется. Но паззл тогда не сложился. Ещё одна девушка тогда спросила, не перекрашенный ли я блонди. Нет, я не накинулся на неё, тогда я ещё не знал, что это такое. Потом мне стало скучно – они там в целом ничего не делали. Подошёл, поздоровался с тем, с тем, что дальше? Вот и всё. Единицы что-то рисовали, но манга так и не стала мне делом понятным. А жена как всегда разочаровалась с той же силой, с какой сперва увлеклась. Выклёвывала мне мозг, что я людям нравлюсь больше, чем она. Я что, виноват, что моя угрюмость и сдержанность кому-то показалась загадочной, а другим наоборот, была так приятна моя наивность и мой энтузиазм? В общем, к анимешникам я пришёл со своим именем и со своей женой, с тем и ушёл.       И вот меха-конвент. В общем-то, любой анимешный конвент – это весело и ярко, а жанр меха всё-таки не завалящий среди аниме жанр. Хотя строго говоря, американские сезоны ТФ называть аниме нельзя, но какая к чёрту разница. Есть представление, что анимешники вообще и косплееры в частности – это детишки, которым нечем заняться. Такое представление верно лишь отчасти в отношении анимешников и неверно в отношении косплееров. Аниме смотрят люди разных возрастов, профессий и социальных ролей. Пенсионеров, может, среди поклонников данного вида искусства нет, но «мультики интересны только детям» – один из самых идиотских стереотипов. Только часть японских мультсериалов действительно предназначена детям. Остальное, и по сложности рисовки, и по сложности сюжетов и поднимаемых тем, однозначно рассчитано на взрослых. И если на анимешных тусовках можно видеть преимущественно школьников и студентов – взрослые люди гораздо больше ценят своё время, то косплей – развлечение состоявшихся людей. Просто потому, что развлечение это не дешёвое, изготовление костюмов и атрибутики требует немалых вложений сил и финансов. Ради чего? А просто весело. Ради чего кто-то коллекционирует статуэтки и картины, кто-то увлекается охотой или разведением цветов, кто-то участвует в походах, сплавах, играх-реконструкциях? Не такая уж большая часть хобби человеческих способна приносить пользу и тем более денежный доход. Большинство – забирают деньги и время, а в качестве продукта дают интересно проведённое время и моральное удовольствие. Так вот несколько дней в году продавцам, менеджерам, учителям, системным администраторам, многие из которых уже семейные и с детьми, и по силам, и по приколу попробовать себя в образах любимых героев. Это может быть просто костюм-парик-атрибутика и фотографирование со всем этим, это может быть участие в какой-то сценке. Это подготовка, иногда длительная и трудоёмкая – беготня по магазинам и шорох в кладовках в поисках нужного материала, пошив, склейка, рисование и ещё много видов рукоделия ради нескольких минут блеска славы в узком междусобойчике собратьев по увлечению. Нерационально, но здорово, как любой праздник.       Мы идём «в органике». Я сокрушаюсь, что уже второй мой образ так мало похож на меня реалового – костюмчик, галстучек… Белая заставила меня купить костюм, обязалась приучить меня к аккуратному виду.       – Ну если хочешь, я тебе этот мужской признак каждое утро завязывать буду…       Увидев, как я с лица переменился, поясняет:       – Ну, галстук…       Спойлер: приучить меня к аккуратному виду не удалось. Мне б хотелось, чтоб однажды общество признало, что с некоторыми людьми это невозможно, они рождены для того, чтоб остальные чувствовали себя хорошо на их несуразном фоне. Долго ещё в шкафу у меня висели два официальных костюма, я их иногда даже надевал, их официальность уравновешивалась неизбежной, как ни старайся, кошачьей волоснёй… Не совсем в эту кассу был жёлтый плащик из другой моей, недолгой жизни, он-то был вечно такой жёваный, словно в нём ходили сезонов 7. Но чаще я в джинсах, лыжных костюмах, водолазках, кожаной куртке, которая, по отзывам очевидцев, напоминает о 90х годах, если не о 20х.       За режим органики, невыразительный на фоне костюмов роботов, нас, конечно, пожурили, но пропустили. В самом деле, отрицать существование «Мастерфорса» нелепо, ну и как оспоришь, что его персонажи чаще рассекали в органике? Да, кажется, тогда мы это впервые увидели – самодельные косплейные костюмы роботов. Это было… Шок. Восторг. Катарсис. Превосходило по силе впечатлений только одно – клипы… Один клип. На «Светит незнакомая звезда». Когда мурашки продрали явственно по спинам всего зала. Когда зал встал. Слушали как гимн. Наши, не наши, это нас в тот момент не волновало. Чувство единства, общности, кажется, не ощущавшееся с такой силой никогда. Тех эмоций, тех слёз, смеха, тумана – какими мы вылетели оттуда – не описать и не повторить.       Кажется, тогда нас и заметили. Бог знает, почему. Я-то натолкнулся уже позже на дневниках, а по меха-конвенту не помнил, ну, вроде да, бегало что-то белое, тонкое, длинное… «Вы интересные, вы мне понравились». Существо – дестронский лидер Гальватрон. Не путать с фиолетовым чучелом с большой пушкой. У этого две пушки, поболее, трансформа шаттла и амбиции не чета коробчатому персонажу американцев. Он лидер ДЕСТРОНОВ, а не десептиконов. Император пожизненно недостроенной дестронской империи. Он – Гальватрон-сама.       Белая – хорошая хозяйка и радушный, гостеприимный человек/механоид. Всё-таки, какой там знак оно ни вешает на себя – это не враг. Это даже не образ из нашего мира. Это собеседник в одном с нами городе, в конце концов… Приглашает на блины. Соглашается – «император вообще очень редко досыта наедается». Ну, какие у них обоих после этого были шансы не зазнакомиться поближе?       Существу немного меньше, чем мне, немного больше, чем Белой, земных лет. Оно высокое и ОЧЕНЬ худое – почти анорексия, но не она, просто не в конягу корм, с выбеленными волосами и очаровательно косящими карими глазами, которые… безумно похожи на глаза Рики. Нет, не в этом дело, конечно, но эффект схож. У существа вагон обаяния, гордые речи при несомненной хрупкости. У нас совершенно, абсолютно разные миры. Я ведь даже не смотрел Супер Линк. Существо улыбчиво, говорливо, эмоционально и артистично. Выразительно жестикулирует тонкими пальцами с острыми когтищами, выразительно прикрывает глаза или наклоняет голову. Рассказывает нам многое о своём мире, о себе. Оно уезжает, а мы с Белой начинаем жарко и споро строить план соблазнения. Да, вот так. Оба увлеклись и оба решили – почему б, квинт побери, нет?       Отсутствие в нашей натуре некоторых белковых свойств и заморочек не отменяет несомненной притягательности этого существа. Прайм упоминал – не слишком подробно, уж не мне, материалисту, точно – что из гостей в этом мире есть не только мы. Некие странные сущности ему уже встречались. Не наши. Но и не люди. Но, как ни крути, какая разница, кто оно?       Этот гад в следующий раз притащился не один. С заместителем, галаксифорсовским Старскримом. Думаете, это нам помешало? Существо мутит хитровыдолбанные коктейли, которые после практики поглощения «Балтики9», «Амстердам Навигатор» и подобных шедевров алкогольной промышленности заставляют печень очень удивиться. Я к тому времени-то давно не пил. С тех пор, как Белая у меня появилась, кажется. Существо плачет, рассказывая о том, что не сближалось с мужчинами после развода – настоящего, реалового. Что никому не могло довериться, открыться… После того предательства… Я целую эти тонкие белые пальцы, восхитительный яд понемногу проникает в кровь…       И где-то тогда же…       «Я знаю трёх и оба идиоты» – это про них. Я знал также троих Праймов. И все трое были глубоко религиозными в этой жизни. Один дневниковский знакомец – православный до мозга костей. Оно б ладно, если б он это православие, эту грёбаную религиозную мораль не тащил даже в ТФ-мир. После одного его фичка, где девушку-автоботку выгоняют и покрывают презрением за то, что она переспала с десептиконом, мне было реально плохо. Да, я был тогда очень впечатлительным и переживательным, думаю, это уже очевидно. Понимаете, она не выдавала ему военных секретов. Не помогала в какой-нибудь диверсии. Просто они прониклись друг к другу симпатией, потому что конченым отморозком он, по всей видимости, не был. Просто переспали. Просто не явились оба на очередную разборку. Предпочли провести это время в обществе друг друга. Да, это всё говорит фанатично преданный знаку Коготь. Ведь не сменила она знак. Ведь если притянуло их друг к другу – значит, в нём было что-то хорошее. Что самое логичное в этой ситуации? Задуматься о перевербовке, не? Ну какое там. Ему был пушной зверь по возвращении на базу, ну и ей, в общем-то. Мать же Сигма, за что?! О, да мне даже пытались объяснить. Что она тупая лживая шлюха. Нет, я этого не увидел, дорогой автор, ты как-то плохо показал то, что хотел показать, и увидел я в итоге совсем иное. Увидел именно его – автоботское ханжество, за которое десептиконодрочеры презирают нас чохом. Нимб не жмёт, не наши собратья по знаку? В другой раз в дискуссии под одним из его постов зацепились языками с кем-то, развели пикировки на церковные темы. Мирные в общем-то пикировки, никто границ не переходил, грубостей не допускал. Я в грубости тогда и не умел даже, а оппонент воцерковлённый по самое не могу. Просто диалог атеиста с верующим. И вот это чудо, хозяин дневника, приходит и выдаёт: как вы можете, как вам не стыдно, вы же знаете, как для меня это важно, серьёзно, чувствительно, когда задевают мою веру! У меня, кстати, нет «священных коров». Вы можете критиковать всё, что мне важно и дорого. Умно покритикуете – спасибо скажу. Глупо – получите по морде, но не за нападки, а за глупость. Неприкосновенных тем – нет.       Когда человек что-то яростно отрицает, в это поневоле начинаешь верить. Даже если б раньше внимания не обратил. Человек по реалу пола женского. У человека лучшая подруга с детства, трепетная дружба вроде той, что была у меня в 11 лет, но только выдержавшая проверку временем. Я верю в такое, чего нет. Но человек с энергией, достойной лучшего применения, доказывает, что они не лесбиянки, никогда даже мыслей таких не держали, обе натуралки по самые кончики ногтей и не смейте даже заикаться, что, дескать, мы давим в себе страсть друг к другу. Ну-ну. После «списка, за что от меня можно получить по морде» я отписался. В морду-то не хочу, а ведь получу обязательно.       О втором Прайме будет много позже. Католик. Да и личность вообще неординарная.       Ну, а наш Прайм – Свидетель Иеговы.       Вот обывательского отношения к сему явлению я тоже так и не смог понять. Я пересекался с ними, правда, редко, и всегда видел перед собой милых, вежливых, любезных людей, любил с ними беседовать, жаль, они сбегали максимум через полчаса. Они ведь приходят каждый раз с этаким, у них, видать, с дореволюционных времён стратегия не менялась, словно собеседник априори ничего не знает и знать не может о Боге, Библии и грядущем Втором пришествии. Ребята, я много лет назад чуть не ушёл в монастырь. Я Священное Писание наизусть не цитирую с указанием глав и стихов, но большинство цитат мне знакомо и я контр-цитаты привести могу. Но по крайней мере, они, в отличие от большинства православных, разбираются в том, во что верят.       Это не значит, что мне близки и симпатичны эти убеждения. Это значит – приятно спорить хотя бы не с полным идиотом. Но чёрт побери, Прайм, какой бог, какая вера? Мы меха, мы трансформеры! У нас не было Христа, не будет Второго пришествия, я не знаю, есть ли у нас душа, но у нас не было и никогда не будет ни рая, ни загробных мук. Какого чёрта ты ищешь руководства в своей жизни в паршивой земной книжке? Я плавал-знаю, командир, брось каку! Ну, он считает, это потому, что мне Свидетели не встретились, не там искал. А в этой книге мудрость веков, ты что! Знаю я эту мудрость, более чем хорошо знаю…       Я тогда, как упоминалось, заканчивал обучение. У меня были огромные чертежи к курсовым, за отсутствием кульмана чертил я, приколов ватман кнопками к стене. И периодически я бился об эти чертежи головой, когда в многочасовых беседах с дорогим командиром мы съезжали с героического прошлого в мрачное настоящее.       – Ты подумай, как мудро! – вещает он мне в трубку, - если женщину изнасиловали в городе, то она невиновна, если кричала, и виновна, если не кричала, и невиновна, если изнасиловали в поле, так как если б и кричала, то никто бы не услышал.       – Прайм, что ты несёшь! – я роняю рейсшину и карандаш, - зачем вообще бабу камнями побивать? Где здесь гребаная мудрость? Хоть бы она и вообще по доброй воле переспала, кому, нахрен, какое дело? Зачем нам эта доисторическая дичь?       Вдохновенно гонит про болезни, про то, что мораль создана для защиты жизни и здоровья, я это всё тоже сотню раз уже слышал.       – Даже если болезнь. Зачем камнями? В тебя камни в детстве хулиганы кидали? В меня кидали. Почему, если человек болен, не умертвить его гуманно – ядом, кинжалом в сердце? Твой бог – людоед! За то камнями, за сё камнями, мерзость, нечистота, от этих слов в глазах рябит! Народ божий по слову божьему вторгался в чужие земли, истреблял от мала до велика – понимаешь, что это значит? Детей, женщин, стариков! Что это за божий народ, что поступает хуже десептиконов? Я понимаю, дикие времена… Но их бог вёл или не бог? Это для меня они дикие кочевники, а для тебя? Не берите жён иноплеменных, или того лучше – отриньте жён иноплеменных, если они уже есть. Двое людей, мля, любят друг друга, у них дети…       – Потому что никакая мерзость не должна существовать пред очами господа…       – Мерзость? Такие же люди – мерзость, потому что верят по-другому?       – Да ты хоть знаешь, что они делали?       – Что же? Занимались однополым сексом, приносили человеческие жертвы, ели свинину? Даа, в сравнении с побиванием камнями чуть что и запретом даже на онанизм, но предписанием взять бездетную жену брата, даже если тебя с души воротит – ужас как страшно! Почему вот так – можно и даже нужно, а вот сяк – нельзя и за это смерть? Бог так сказал? Я б всё понял, если б христиане только Новый Завет взяли, но Ветхий со всем его дерьмом… Да, сейчас хоть без камней, костров, отрубания рук и выкалывания глаз, но общественно-моральное давление тоже с успехом действует. Внушение человеку, что он виновный, грешный… Ну, и в дружном родственном во Христе кругу и побои не исключены… Да, уже не за всё, свинину жрёте и поля чем хотите засеваете, но самое-то сладкое – сексуальные запреты – оставили…       Любимый командир вздыхает, говорит ласково, терпеливо, как и подобает с заблудшим грешником.       – Коготь, вот представь, есть у тебя любимый ребёнок. Как ты его приучишь не совершать плохих поступков, не подвергать себя опасности, если не будешь запрещать, не будешь наказывать за ослушание?       – Буду объяснять! Не надо про огонь и розетку, я всё это проходил. Всегда можно найти облегченные аналоги. Слабый разряд от чего-то маломощного, остывшая до приемлемой температуры конфорка – с пояснением, что бывает сильнее. Кино в этом смысле одно сплошное наглядное пособие, там можно увидеть, почему не надо хвататься за оголённые провода, бегать перед машинами и играть со спичками. Но не безусловным авторитетом, построенном на страхе же! К чёрту, Прайм, мы – не дети! Какие правила, законы, предписания? За что мы сражались? Мы объявили войну именно несвободе, безусловному авторитету, предопределению, бессмысленной жестокости. И теперь всего этого ты ищешь сам?       Он говорил, что в одном из прошлых циклов я был священником. О, я даже готов в это поверить. Но что было, то прошло и быльём поросло.       Я – коммунист. Не странно, да? Самое время поговорить о символике цвета. Почему десептиконская эмблема фиолетовая – понятно. Цвет королей. Но почему автоботская – алая? Я не знаю, чем руководствовались авторы. Я знаю, что для меня всё не случайно. Они, конечно, наверняка с чего-то другого списывали, но для меня очевидно – совместное свержение квинтов это Февральская революция, а наша война – растянувшаяся и плавно перешедшая в Гражданскую войну Октябрьская. Но что, что нам делать и на что надеяться, если наш лидер не верит в свой народ?       – Что они с тобой сделали там такое, что ты начинаешь верить, что десептиконы сильнее, умнее, способнее к управлению? Ну, не эти пусть, не Властительская шайка – Управляющие как таковые?       – Коготь, Коготь, ты всегда верил больше, чем я.       Да, всё так, объясняет Белая. Мы не десы с их пресловутой вертикалью, подчинением и культом силы. Но у нас тоже – младшие верят в командиров, например, в тебя, старшие, в том числе ты – в капитана, а капитану в кого верить? Угу, не сказать же – в Истрю, хотя и Истря в нём немало комплексов породил, но всё же он помнит время, когда Истри не было.       Да, вот оно что. Во что тебе верить, на что надеяться, если ты – Прайм, «выше некуда»? Только в религию удариться. Он так боится ПОСТУПИТЬ НЕПРАВИЛЬНО.       – А ты не смей бояться. Библия всё равно не укажет тебе, как вести нас к победе и как жить после неё. И ни к чему истязать себя этим сейчас. Мы построим новую жизнь. Все вместе. Ты один – не сможешь, и я один не смогу. А вместе сможем.       Что превыше, человек или идея? Долго, долго я искал ответ на этот вопрос. Ведь я пошёл за ним. Увидел, поверил, пошёл. Неужели и во мне, свободолюбивом, гордом мне, живёт эта пресловутая потребность в сильном лидере? Как было сказано много позже и совсем не мне, но мне нравится эта фраза: «Если тоскуешь о сильном лидере, по призыву которого можно врываться в города, передёргивая затвор, может, тебе совсем другой затвор передёрнуть надо?» Что ж, в этом и правда много эротического…       Первична идея. Идея – абсолютна, люди могут приходить и уходить, меняться, оказываться слабыми, но Идея – вечна, за неё одну никогда не жалко умирать. Просто он был лучшим, чистейшим воплощением идеи. Он не мог сдаться. Да, говорит Белая, в этом великая правда, наша и сладкая, и горькая ноша – становясь ближе, мы видим слабость абсолютной силы. Ты, его правая рука, знаешь, чего ему стоит… Я, твоя младшая, твоя фем, знаю, чего тебе стоило держать его, верить в него – все эти годы. Ты знаешь его слабость, я знаю твою.       Не веришь, не чувствуешь сил? Ну садись мне на плечи, я понесу тебя, я, изящный и хрупкий, как фем, не сломаюсь. Можешь там даже вздремнуть по дороге. Главное – чтобы они все, наши бойцы, видели лидера, верили, шли за ним…       И Белая смеялась, как весело готовиться к семинару под переругивания командования, а я скрипел зубами и верил, верил, что смогу прочистить ему мозги… Я взял с него слово, что он, по крайней мере, не крестится, пока не встретится с нами. Пусть сначала всё решится – живёт он тут дальше, уходит ли на новый цикл, обеспечив носителю тыл в виде иеговистской общины. Но он не может так.       Белой, кстати говоря, моя идейная направленность тоже не вполне импонировала. Мы много спорили с ней. Её идеал ещё менее жизнеспособен – княжеско-родовая община с выборным мудрым, справедливым, добрым князем, дружиной и всем таким. В фентезюшках своих почерпнула. Коммунизм претит ей из-за пункта про уничтожение частной собственности. Толку говорить, что отмена частной собственности, вообще-то, полагается на ресурсы и на средства производства, уничтожение социального неравенства предполагается, а не прихватизация, что у тебя там плохо лежало. Но я-то действительно не люблю демонстративное разделение на моё-твоё. У меня можно брать всё, кроме трусов и зубной щётки, но думаю, это вам самим не надо. Условие одно: взял, попользовался – положи на место, чтоб я мог найти.       ...Я уже по их разговору, по изменившемуся лицу Белой почувствовал недоброе. Он крестился. Он всё-таки крестился. Я положил трубку и рухнул на пол с воем. Чужие руки поднимали меня – дестронов Гальватрона и Старскрима. Это начало конца, говорил я, с перекошенной опухшей физиономией снова и снова, автоматом, ставя на повтор «Кельтскую»       Я хотела понять, я пыталась помочь,       Но ты сам выводишь меня из игры…