Несовершенная реальность

Нейтральный мир Мастер, N тысяч лет назад       Где-то в эти периоды было моё первое знакомство с другой половиной нашей учёбы – и другой половиной наших учащихся. Сверчок предложил – и отказа, разумеется, не последовало.       Всё было по максимуму заизолировано, мы только и могли, что называется, догадываться о существовании. Отдельные учебные корпуса – огромные, не сравнить с нашими, отдельные полигоны для тренировок. Что как будто и понятно – соображения безопасности и разумности элементарные… Но вот вспоминалось, что в Университете из гигантов особой тайны не делали, судя хотя бы по ширине некоторых коридоров и зал, хотя увидеть упомянутых гигантов там можно было не чаще, чем улыбку на лице Ишуди. Да, некоторое замалчивание было и там, но…       Стоит ли говорить, что предложение пойти посмотреть пришлось по сердцу?       Пробраться туда оказалось не так сложно, особо дорога не охранялась – по убеждению, видимо, что только идиот и сунется. Мы идиоты, мы сунулись.       Первое, что потрясло нас, ещё на подходе – истинная высота и крепость забора. Да, мы знали прекрасно, что он здоровенный, но что – настолько… Сверчок уважительно присвистнул, запрокинув голову. Я попытался руками обхватить один из металлических прутьев решётки – двумя руками только и получилось.       – Да, через такой забор не проберёшься…       Вообще-то мы могли. Расстояние между прутьями могло и позволить. Но не исключено, что ободрав краску и какие-нибудь выступающие детали. Так что пока нам хватало счастья наблюдать из-за забора, да и быть замеченными и пойманными не хотелось. Почему-то ничего хорошего в таком случае не ожидалось.       – Вон, вон, смотри, идут!       Посмотреть было на что – прямо к нам (я сперва даже перепугался и хотел дать дёру, но Сверчок удержал, объяснив, что увидеть они нас – маленьких и спрятавшихся в кустах местной растительности – никак не могли, а шли вон к тем странным сооружениям) направлялись они. Гиганты.       Мы, в общем-то, до этого уже видели трансформеров. Обо мне говорить нечего, а Сверчок сюда вот бегал уже даже не второй раз. И всё равно мы замерли, отворив рты. Живые машины впечатляли не только своей величиной и грозным видом – но и какой-то удивительной гармонией и слаженностью всей этой горы металла, совершенством и выверенностью… По крайней мере, мне тогда показалось именно так.       – Они… Какие-то необычные, - прошептал я.       – А что, трансформер может быть обычным? – усмехнулся Сверчок, - да, впрочем, я тебя понимаю. Хотя и не могу пока понять, в чём тут дело. Может быть, в крыльях?       Крылья! Действительно, за спиной у обоих – они были почти одинаковой конструкции, только один повыше и потемнее расцветкой – были крылья. Означало ли это, что они умеют летать, или это было декоративным элементом, пока было неясно, но я не отрываясь следил за всеми их движеньями и жестами, вслушивался в голоса, хоть и не всегда понимал, о чём они говорят. Говорили то об обычной повседневной ученической ерунде – сплетничали про учителей, жаловались на невыученное-недавшееся, мечтали увильнуть от какой-то проверки – то о чём-то действительно малопонятном, связанном, видимо, с их новым бытием. Я, надо сказать, совершенно не представлял, каким образом стандартный, корпусёнок превращается в нечто подобное. Прайм мне это прояснить не мог – он рассказывал о своей «дотрансформной» жизни, рассказывал о послеоперационной реабилитации, но сам процесс перехода из одного состояния в другое в его памяти не остался – событийно, во всяком случае, глюки, которые он помнил, он мне рассказывать не хотел.       – Я был тяжело ранен. Очнулся уже вот этим. Что и думать, первое время не знал – думал, что я всё же умер и это не я, а кто-то другой.       Мастер Альфатрион, как я понял, к тому же не склонен был всё разъяснять и отвечать на все вопросы…       У этих двоих только начиналась послеоперационная реабилитация, здесь, на полигоне, они делали всякие упражнения для овладения новыми телами. Естественно, филонили от них, как мы без всякого трансформа – как только тренер уходил, они всё бросали и растягивались на песочке, продёрнутом неказистой заморышной травкой, и принимались болтать, изредка показывая друг другу что-нибудь на голографических проекторах, встроенных прямо в руки, или стреляли по камешкам – мощность была едва не нулевой, меткость, впрочем, тоже. Нам было интересно всё, мы приходили туда в любую свободную минуту, когда не могли кому-то понадобиться. Видели и других трансформеров, но чаще – этих, видимо, самые нужные им тренажёры возле нас находились. Проводя так немало времени и сделав это неотъемлемой, хоть и тайной, частью жизни, мы были несказанно удивлены, когда под конец последнего курса обучения сами преподаватели, вполне официально, повели нас посмотреть на трансформеров. Но, к счастью, среагировать сумели адекватно.       Последним, кстати, это был мой курс обучения, ребятам оставался ещё один, из каких соображений потащили нас всех и именно теперь – не знаю. Собралось с разных групп пятьдесят душ – на 12 не делится, знаю, но некоторые группы были уже не полные… Да, увы, такой грустный момент.       Близко нас к живым машинам не подпускали, просто приводили смотреть на их показательные выступления – гонки колёсных, полёты воздушных, стрельбы, рукопашные… Странно вот, что при этом, похоже, не готовы были к последовавшему граду вопросов.       Ну, каким образом становятся трансформерами – нам, само собой, так и не разъяснили, более того – оборвали настолько резко, что охоты повторять этот вопрос не было. Сверчок строил теории, я вспоминал, что говорили у нас в квартале, что говорил Прайм… Нет, как факт было понятно – существо, подобное любое из нас, сращивается с машиной. Но каким образом это делается?       Вот зачем – это нам рассказывали, да. О пользе, в первую очередь для военных целей – посмотрите, какие воины будут стоять на страже наших границ… Помилуйте, каких границ? От кого нам обороняться, мы больше ни с одной разумной расой во вселенной не знакомы. Квинты где-то живут, но где – весточки не шлют. Или вы имеете всё-таки в виду какие-то локальные конфликты, на планете? Неужели всё так далеко зашло?       Вслух мы этого не говорили, думать – думали. Трансформеров на Кибертроне становилось всё больше, всё больше тех, кто не расстаётся с оружием уже никогда, сам становится оружием… Противостояние? Официально – нет. Впрочем, официальных комментариев и объяснений бывает всё труднее добиться. Формально Мегатрон сотоварищи злодеи, их действия нужно пресечь – но что-то мало видно действий к тому. Формально на планете нет рабства – это слово ушло с квинтами. Но намного ли лучше быть слугами, чем рабами? И всё это так сложно для понимания, ведь в сенате заседают же представители от Рабочих… Почему же они не защищают нас от притеснений Управляющих, почему позволяют обращаться с нами как с роботами второго, если не третьего сорта? До учёбы я понятия не имел о составе сената, да и об истории смутное, теперь же этот вопрос не мог не возникнуть. Чем-то же они лучше нас, раз занимают такое место? С другой стороны, мы тоже лучше тех, кого оставили дома, на своих заводах, складах, участках… Исключения. Но вот это меня бесило, пожалуй – мне хотелось, чтобы ко всем нам было равное отношение.       Ну, положим, о чисто военном назначении прямо не говорили – хотя для чего ещё может быть вот такой танчик, например? Нам говорили про проекты разведки в космосе, экспедиций туда-то и затем-то, о том, что трансформеры при этом просто незаменимы – звучало интересно и внушающе уважение, но всё равно было понятно – это только одна сторона…       Наши собственные наблюдения исподтишка мы после этого не прекратили – по настояниям всё того же Сверчка, уверенного, что официальная версия – это, конечно, хорошо, но свои сведенья надо иметь. Спорить с ним никто не стал.       Здесь стоит упомянуть ещё кое-что интересное – с одним из тех двух трансформеров, действительно, как оказалось, летучих – мы, можно сказать, познакомились лично.       Грех был общий – после «официального допуска» таились мы уже не так тщательно, хотя и понимали, что нагоняй всё равно может быть. Пришел он, правда, с неожиданной стороны. Когда я, разгорячённый спором со Сверчком по какому-то поводу – спорили мы шёпотом, но очень громким, выпрямился во весь рост – оказавшийся слишком близко от забора наш наблюдаемый просунул между прутьев руку и схватил меня.       Я затрудняюсь сказать, кто из нас троих – с нами был ещё один Рабочий младше курсом, Аврал – громче заорал. Стальные пальцы стискивали меня почти не больно… пока. Пока не делали попытку раздавить, но держали крепко. На меня из-за забора глянули два огромных алых окуляра, медленная зловещая улыбка прорезала серовато-белое лицо. Может, я и испугался, может, даже и сильно, но страх явно не захватил меня целиком, оставляя место чему-то ещё. Потому ли, что я уже бывал в руках гиганта – хотя те руки имели в отношение меня безусловно куда более мирные намеренья? Потому ли, что наблюдая столько времени за этим созданием, я как будто считал его своим, подконтрольным и неопасным мне? Считал, что я достаточно его знаю? Считал, что моя наглость мне защитой? Видимо, защитила.       Он смотрел в глаза мне, а я смотрел в глаза ему – сложно сказать, что кто кому хотел сказать, говорить мы ничего не говорили. Мне было не то чтоб спокойно – напротив, меня лихорадило, но лихорадило как-то по-особенному. Мне было как-то восторженно, весело. Словно это не он меня, а я его держу в руке. Наверное, это шок так выражался, неадекват был явный. Всё-таки он меня отпустил, всё-таки мы припустили оттуда, не останавливаясь, пока не оказались в моей комнате, как раз очень удачно свободной от остальных её жильцов, и Сверчок, что только не икающий от пережитого ужаса, успокаивал меня, что всё равно руку со мной он к себе между прутьями не протащил бы, а я улыбался непонятно чему, хотя смысл ситуации понемногу начал доходить. Он же реально мог меня раздавить… Не додумался? Ну слава Сигме тогда…       Но очухавшись и собравшись с мыслями, я принялся горячо уверять друзей, что бросать наши научные посиделки в кустах ни в коем случае не стоит. Просто надо быть впредь осторожнее, вот и всё. Уж тем более не стоит убегать от «официальных смотров» – тем более что следующим как раз выступление воздушных. Меня отказывались понимать, но мне поверили.       Я прекрасно знал, что если не по имени, то в лицо меня теперь этот товарищ знает. И знал, что зрение у них достаточно хорошее, чтоб разглядеть меня на трибунах. Но, в конце концов, и что дальше? Учителям на нас пожалуется?       – Между прочим, я слышал, они – элита курса, - шептал откуда-то всё уже знающий Сверчок, когда мы пробирались к своим сиденьям – учителя старались сделать так, чтоб у каждого были свои, закреплённые за ними сиденья, к счастью, моё было прямо позади Сверчкова, и мы могли переговариваться. А иногда и вовсе священный порядок нарушался бессовестным образом, и вместе собиралась не только наша дружная четвёрка, но и остальные, как Аврал тот же. У группы Аврала было настолько неудобное расписание, что встречались мы только в наших вольных прогулках да здесь, на выступлениях.       – Само собой, элита, - надменно кивнул управляющий рядом, - воздушные силы. Только лучшим дано подняться в воздух.       Подразумевалось – и из Управляющих-то не всем…       – Хочешь сказать, среди Рабочих не было выпускников летучей трансформы? – перекосил физиономию Конёк, явно настроенный на спор.       – Было, - вклинился Сверчок, - я узнавал.       – Но не военные же самолёты, - ещё надменнее отозвался управляющий.       Не знаю, что на это собирались контраргументировать мои друзья, но в это время как раз стартовали эта самая элита. Все, естественно, обратили взоры туда, мы без труда, несмотря на расстояние и яркое солнце, опознали «наших» – всё же столько времени за ними наблюдали.       – Низко летят. К дождю, - прокомментировал Аврал, и в ту же минуту братья-самолёты почти отвесно ушли в землю.       Болельщики-управляющие повернули к нам злые физиономии, в общем-то запахло обычной болельщицкой дракой… Которую, впрочем, предотвратили вовремя откуда-то появившиеся преподы, внезапно вспомнившие о дисциплине и своей роли в наведении её. А то вряд ли нам пришлось бы легко, всё-таки мы в меньшинстве… Так вот оно и было, весело. Земля, 21 век – Закулисье. Нашеотыгрышевая реальность.       Вы только послушайте, какая замечательная песня есть у Джем. Разве она не совершенно такая… наша?       Видишь, пламя расцвело на клинке,       И в глазах твоих туманится боль.       Нам осталось пять минут на земле,       Ты уходишь, я иду за тобой.       Нам не нужен был ни дом, ни покой,       Уходили в огонь и во тьму,       И рука к руке вставали мы в строй       Чёрным клином металлических душ.       Кто-то боль свою пропел до глотка,       И на синей стали сжёг имена,       Но тихонько всё же дрогнет рука,       Забирая со стойки стакан.       Это было, а теперь мы одни,       Даже некому сказать «Эй, держись!»,       Пламя снова пожирает клинки       И уходит и прощается жизнь.       Видишь, пламя расцвело на клинке,       И в глазах твоих туманится боль.       Нам осталось пять минут на земле,       Ты уходишь, я иду за тобой.       Старскрим, правда, утверждал, что она десячья. Ну какая ж она десячья? Понятно, что на самом деле она вообще про каких-нибудь фэнтезийных воинов, но это именно то, что мог бы сказать я. Что испытывал я. Как хотел бы уйти я.       Капитан как будто пытался дать задний ход. Признавал, что поторопился, обещал приехать, обещал остаться с нами. Верил ли я ему? Хотел верить.       В конце концов, у нас тут вон чо творилось. Дошутились мы с Белой на темы слэшных фичочков.       Мы много о них вообще шутили, чего ж нет, если тема благодатная? Кто о чём говорит со своими партнёрами, возлежа в вечернем уюте на диване в тесных объятьях? Ну, знаю, Мега с мужем способны обсуждать планы Властителей и различные сюжетные повороты Мастерфорса. Но шизанутее нас, наверное, нет.       В этот раз речь зашла о слэше. Я давно должен был ей фанф, вот всё лапы не добирались. А она, зараза, новые идеи генерирует. Говорить начали, соответственно, с Бархана и кассетников (в продолжение давнего):       – Автоботы, кто не мечтает переспать с Оптимусом Праймом, сделайте шаг вперёд!       Выползает одинокая Белая...       – Десептиконы, кто не мечтает трахнуть Старскрима, сделайте шаг вперёд!       Выходит Рэведж...       Отсюда к болезненной теме несовпадения калибров, потом плавно перешли от самых маленьких к самым большим: вроде как, вот им-то как тяжело, с кем им, и насколько часто получается? Воображению нарисовался Скай, прижимающий к стенке Астротрэйна и проникновенно шепчущий:       – Понимаешь, мне ОЧЕНЬ надо...       Белая дала в оптику, но ржала, впрочем, тоже.       Говорили и о Смертоносце. О Смертоносце вообще сложно не говорить... Думали, с кем его можно шипперить. (С Львиномордом – банально, с Ястребом – страшно, с динозаврами – такого даже Смертоносец не заслужил...) Белая говорит:       – Руфь...       А Коготь же глухой. И услышал, будто бы: «Русь».       Аж на диване подпрыгнул.       – Это то есть? Смертоносец напал на Святую Русь? И Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович его победили, составив гештальт?       Вам смешно, а я долго потом представлял переложение Виктори былинным слогом…       Заныривали и в более эпическое, раз уж темы религии коснулись.       Ну, религиозного земного мифотворчества. Мне просто подумалось, про один ветхозаветный эпизод, который проповедники любят вспоминать, а зря – я бы на их месте об этом лучше молчал – то бишь, о золотом тельце и прочем еврейском непослушании. Ибо кому как, а мне это напомнило одного небезызвестного десептиконского лидера, который, после своего безвременного отсутствия вернувшись к подданным, нежно укорял их за то, что пошли за квинтами. Ибо мораль в данном случае одна и та же – нефиг бросать надолго своих подчинённых, если не хочешь, чтобы они в итоге подчинились кому-то другому. Ну, еврейский бог это вообще личность дружелюбная и душевная, об этом можно говорить много.       Так вот, Белой подобное сравнение показалось интересным. А поскольку останавливаться на этом не позволила проснувшаяся шиза – мы пошли дальше...       Ну, из самого интересного – святым духом у нас оказался Лазерник. Хотя, тут мы слегка споткнулись – поскольку Лазерник, как ни крути, исходит от Бархана, а богом-отцом у нас является уже определились, кто (ну, был Гальватрон, но вылинял в Мегатрона, ибо Мегатрон как раз белый весь и всё такое). Но Бархан у нас за какие-то заслуги попал в Иоанны-Крестители (а! за то, что молчальник и аскет), а вот Христом стихийно-единогласно был избран Старскрим. Объяснение Белой: потому что харизматичный. Ага, ежедневно от папаши по этой харизме получает такого, пожалуй, можно 2000 лет помнить... Объяснение моё: потому что лично для меня (и Белая меня в этом опять же, поддержала) очевидно, что Христос, при формальном подчинении, на деле пошёл против отца, похерив за три года деятельности и её итог то, что отец до этого выстраивал тысячелетьями. То есть, на месте империи отца построил свою империю, всё сходится.       Ладно, поржали. А потом я спохватываюсь: «Так это что, мы-то, получается – воинство сатаны?»       «А что, - говорит Белая, - главный наш... Красный, с рогами... с антеннами, в смысле...»       Хреново то, что воинство тьмы в основном расписано уже куда менее подробно, и за матчастью пришлось бежать в соседнюю комнату, пугать Кэт и Нэд. В итоге, я вроде Люцифер, Бластер Вельзевул, Волнорез Левиафан, кто ж ещё-то где... Элита Лилит, не?       Апофигей сумасшествия: «Надо сказать этому красному, пусть дует уже Христа искушать!»       «Ага. "Если ты сын Божий, то низвергнись вниз..." "Да легко! Трансформируюсь!"»       И при чём тут была пушкинская «Гаврилиада» – мы сами не знаем и вы нас не спрашивайте!       Попалась в наши с Белой лапы азбука, не помню уже, где взяли. Кое-что в ней как в тех букварях, по которым наши шкурки (носители, то бишь, до вселения наших, трансформерских сознаний) учились, ностальгируем. Ну, всякие предложения типа «На, Антон, ноты. Ноты у Антона».       В одном типарассказике: «Вырастет Слава и станет строителем». Блин, вон ещё когда приговорили... Дальше – «А Павлик полетит на Марс».       – Чего меня Павликом не назвали?       – А нафига тебе на Марс?       – Ну, так, чтоб я полетел на Кибертрон, меня б тогда и не назвали...       Вскоре от этого «Вот тот-то, вот то-то» начало глючить и клинить. Падает взгляд на предложение «Земля – это планета».       – «Земля – это такая прекрасная планета» – Викторианский букварь...       – Вот Смертя. Он злой.       – Вот Истря. У него меч.       – И это его самое заметное достоинство, - вставляет Белая.       – Так, давай достоинства Истри на 11 класс оставим, а у нас тут букварь!       – Вот интересно... - не унимается медик, - у Истри же эти... модули... У него в каждом модуле разные эти... достоинства? То есть, их у него несколько? А то если оно при укрупнении не меняется – я понимаю тогда, чего Смертя злой...       Люк бывал у нас в гостях. Как минимум один раз это был разговор тет-а-тет. О многом, о важном. О реальностях. Не в моём вроде бы вкусе девушка с непробиваемо-умным лицом кажется камнем. Или я не знаю, с чем сравнить. С тобой вежливы. Тебя понимают. Кивают. Благодарны за участие. Но – НЕТ.       Вот куда ты лезешь, прямолинейное, наивно-циничное металлическое чудище? Человек творит свои миры так, как угодно его душе. Он таким образом «расслабляется», что-то «прорабатывает». Превращение дружелюбного весёлого щенка в матёрого волка. Плевать, что ты хотел бы – ведь и так эта схема уже в голове набросана, зачем же реализовывать её полностью? – повести по другому пути. Без этой боли, этих шрамов, этого очерствения, опустошения души. Пойдём со мной. Пойдём туда, где будет лучше. Где будут друзья, где примут таким, какой ты есть, а не смирятся с тем, каким ты станешь. НЕТ. Потому что Кибертрон. Долг. Знак. Командир, сослуживцы. Я должен, и всё. Клянусь, ни до, ни позже я никогда не встречал такого вот чувства долга. Голого, чистого, непостижимого ДОЛГА. Вообще непонятной для меня категории. Долг – это не призвание ведь, это через немогу. Разве по долгу воевал я? Я делал то, чего сам ХОТЕЛ. Я принял эту идею, я пошёл за Праймом, я не приносил присяги – там и тогда не до того вообще было. Если б я не хотел – сотня присяг не удержали б меня. Я познакомился с новым видом сладострастия – исполнения долга. Через немогу. Через насилование своей личности. Ни до, ни после меня не отталкивали так. Ты хороший, ты замечательный, ты мне очень дорог, но – НЕТ. Да, я останусь десептиконом. Я бы только очень хотел, чтоб ты не вставал у меня на пути. Потому что если не будет другого пути – я выстрелю.       А я? И так родилась эта первая сцена – Коготь, преграждающий путь Люку. И пропускающий выстрел. Да почему, чёрт побери? Я сроду не отличался сентиментальностью. Он мой сын.       Кажется, Белая говорила, есть легенда, что у каждого из нас есть особенный враг, об которого мы однажды убьёмся. Она боялась, что у меня это Старскрим. О, как же она ошибалась.       Причём я – «мать». Вопрос, кто «отец», висел в воздухе, кажется, недолго. Они оба, когда бывали у нас в гостях, жаловались на топографический кретинизм. У Люка это от отца. Да, это было именно тем самым «а давай, как будто ты…». Спонтанным, на одном дыхании, на рефлексе. Понарошку, но боль-то, надежда-то – по правде.       Спасибо вам, слэшные фичочки с бета-размножением. Что бы мы без вас делали. Так родилась новая реальность.       Мы понимали, что это не имеет отношения к нашей настоящей жизни. Я понимал, не только наблюдающие всё это в страхе Белая и Прайм. И вот я, тот самый я, который столько орал с рейтингового фикшена с садомазо-уклоном, сам пишу нечто подобное? Это было наваждением. Какого чёрта меня так колбасит с этого десячьего птенца? Если б просто влюбился, было б проще, конечно.       Что это за вид сладострастия – рухнуть кому-то в ноги под грузом спешно выдуманной вины? Что я-то такое прорабатывал? Кажется, я не знаю этого и до сих пор. Я только знаю, что собрал в жизни неплохую коллекцию манипуляторов, разводивших меня как лоха и превращавших в совершеннейшую тряпку, но таких талантливых, мощных, как Люк, больше не встречал, и надеюсь, не встречу.       Реальность выходила из-под наших ловких пальцев на удивление быстро. Отыгрыш на троих. Гальватрон-сама, тонкое, обаятельно-агрессивное, издевательски-ласковое существо, легко и живо откликается на чужую игру, включается в неё. Он, творение непостижимого механоидного бога, сам равен богу в умении словом творить миры. Пусть посредством убогих человеческо-фанатских образов-фантазий, порядком абсурдных применительно к нашему, логичному, лишённому самого понятия о подобном миру. Это не слишком важно, именно потому, что для нас такие глупости не имеют значения. Но если для них это представимо, допустимо, имеет значение – что ж, будем говорить на их языке. Раз-два-три-четыре-пять, вышел Коготь погулять. Люк, зачем ты попрекаешь разорённой, страдающей родиной меня? В реальности МФ Кибертрона уже нет… Это сериальная реальность, но уже не важно. Рисуем дверь между мирами в древнем ацтекском храме. Всё, чего хотел Коготь – снова увидеть Кибертрон. Не свой. Какой-нибудь. Кибертрон параллельного мира.       А для него грани миров вообще не проблема. Он – юникронианец. Я тогда ещё не вполне понимал, что это такое. У нас же тоже был Юникрон, но наш Юникрон в сравнении с его – сосёт. Там Юникрон – бог.       – Ваш мир ближе к миру вот этому. У него другая структура. В нём возможен абсолют. А у нас мир полюсов. Праймус – бог порядка. Юникрон – бог хаоса.       Десептиконы означает – обманщики. Они ведь обманули нас, тогда, после свержения квинтов. Дестроны – значит «разрушители». Адепты хаоса в противоположность порядочным кибертронцам, подданным Праймуса. Изменённые Юникроном, они физически другие, чем кибертронцы. Сродни нежити.       – Главная нежить – мой мальчик, Найтскрим. Он вместе со мной пришёл сюда.       Он рассказывает мне об этом мальчике. Гальватрон-сама был воссоздан Юникроном из останков побеждённого в конце Армады Мегатрона. Теперь он вот такой – огромный белый шаттл с огромными зелёными пушками. С синими рогами… ладно-ладно, синей короной. Был там один умный квинт… жил недолго… он додумался послать к Гальватрону наёмного убийцу – созданного им из останков побеждённого в Армаде Старскрима по сути зомби, Найтскрима. Но Гальватрон сумел его встретить. Он по рукоять вонзил в грудь Найтскрима свой меч. Меч пронзил искру, которая есть механоидный вариант души, передал программу. Теперь Найтскрим абсолютно предан Императору Гальватрону. Зеленоглазый мальчик со шрамом…       – Что, он тоже Мальчик-Который-Выжил?       – Ага. Мальчик, который кого угодно откуда угодно выживет.       И вот на узкой дорожке чужого Кибертрона Коготь встречает его – Императора дестронов Гальватрона-сама. В дупель пьяного и очень злого после очередной ссоры с Юникроном – он Юникрону мат, тот ему по щам, у них это тоже давнее-традиционное. Они силы хаоса, у них вообще никак без этого. Но он любит его, своего бога. И его бог любит его. Просто время от времени он спускает на своего бога лайку, а бог впечатывает его не очень бережно в стену.       Очень хотелось сорваться на ком-нибудь. И вот идёт навстречу такая симпатичная золотистая игрушка.       – Ты ведь совершенно женственного строения. Ну, уж в сравнении со мной… - усмехается.       Да уж. Квазифеминный образ. Стройные ноги, тонкие руки, каблуки, так-разэтак. У летунов Г1 тоже каблуки, но в сравнении с японской рисовкой – у них там своя эстетика, вспоминаем накрашенных-разряженных мальчиков – совершенно квадратно-гнездовые. На Старскрима он не обратил бы внимания, встреть он его. Разве что смял и выкинул бы, как бумажку. А на меня – обратил…       – Ну, кидайся-кидайся на ЭТО со своим ковырялом…       И кинусь. Он вырвал меч голой рукой.       Чем это было для нас, когда мы это – проговаривали, потом писали? Для него, пожалуй, ещё ничем. Для меня – ступенью к Люку. Попыткой сбить его игру, которая совершенно, категорически меня не устраивала. Увлечь в свою игру – не в свой мир, это невозможно, но не дать ему даже абстрактно, по-человечески принять фиолетовую печать зла. Стать кем-то для него.       Чудом, Коготь выжил. ТФ-вселенная, особенно если с бета-размножением, она вообще полна самых добрых чудес. Возвращаясь, после починки-реабилитации, в родной Мастерфорс, Коготь оставляет это чудо – последствие встречи в тёмном переулке – там, где оно родилось. В мире Г1.       Но было б странно, да, если б на этом закончилось? Все три стороны встречаются в Г1 снова. Три – с учётом подросшего последствия, Люка. Юникрон притаскивает дестронов в этот мир на поиски какого-то артефакта. Местный Прайм зовёт на помощь коллег-претендеров из параллельного мира. Три стороны теперь – объединённый алый знак, дестроны и десептиконы Мегатрона, которые с пришельцами как раз братства не ощущают, и у них это взаимно. И на узкой дорожке Коготь встречает Люка – и не может выстрелить. И падает, подстреленный. И на узкой дорожке – для Гальватрона-сама вообще любая дорожка узкая – тот же несчастный Люк сотоварищи встречается лицом к лицу с кошмарным пришельцем. И единственный выходит из этой стычки без повреждений. Император, повинуясь внезапному импульсу, поворачивает меч плашмя и просто отшвыривает мелкого десептикона.       Реальность творится очень легко, искрами вылетает из-под пальцев. Таково оно, это существо, оно подхватывает нить – и уже не разобрать, где чей узор, так синхронно мы, в унисон… Мы, антагонисты. А Люк что? Люк в шоке.       В принципе, мыльные оперы тоже сосут в сторонке. Столько надрыва, столько тоскливой, кипящей страсти… У меня, преимущественно. Когда подбитый Люк попадает к автоботам, и Коготь сидит у его постели в медблоке.       Десептиконское командование, по идее, тоже не курит тихо бамбук, пока мы тут разводим латиноамериканские сопли. То, что Люк уцелел тогда, им крепко не нравится. Дестроны им крепко не нравятся. «А давай, как будто…» – сложная это часть отыгрыша, любого на малое количество участников, эти самые неписи, но в сколько-нибудь качественной игре они не могут быть безмолвными декорациями. Потому что иначе быть не может. Логика требует. Мегатрон даёт Люку самоубийственное задание – убить Гальватрона. Такая проверка на вшивость, сродни средневековому испытанию водой. Погибнет – значит, верный был воин. Вернётся – едва ли ему удастся хоть что-то сделать этой громадине, даже не рассматриваем такой вариант – с какими-то оправданиями – значит, точно продался пришельцу. А Люк что? А Люк пошёл. Приказ же. Долг. Конечно, Гальватрон щелчком пальца зашвыривает безумного юнца под замок – посиди, остынь. А сам думает очень нехорошую думу…       – Мы – дестроны. Мы – хаос. Но у нас есть кодекс. Понятие чести. Поступок этого отброса – Мегатрона – бесчестен. Этому мусору не жить.       И это было… просто, сильно, жгуче. Это стоило того, чтоб положить свою руку на его. Монстра из кривого переулка чужого, кривого Кибертрона.       Коготь, которым с самой той встречи владеет потребность самоубиться, идёт на десячью базу парламентёром. От имени автоботов предлагать десептиконам мир, ввиду внешней угрозы. Нет войны – нет и этой муки, разных знаков у него и птенца, опасности для его жизни. Десептиконы поднимают Когтя на смех. Реакцию Люка, который тогда ещё не был под замком у Гальватрона, как раз после этого и отправился, я честно не помню. Но желаемого Когтем разочарования в десячьем деле не наступило. Поскольку самоубиться Когтю так и не удалось, а Люк как раз исчез, Коготь отправляется к дестронам – узнать, не в курсе ли они его судьбы. Навстречу кошмару – тому самому, из тёмного кибертронского переулка. А кошмар, пришибленный осмыслением низости и подлости тех, кто смеет тоже носить фиолетовую эмблему, со спокойной усмешкой пропускает его на свиданку с Люком. И тогда-то Люк вынуждает его сказать правду – и Коготь говорит, но не всю правду. Не об этом огромном белом шаттле, который, чёрт побери, тоже здесь. Это необыкновенно упоительное, выжигающее душу чувство обречённости, приговорённости… Сын не примет его теперь, думать надо было тогда. Если б он мог исправить, хотя бы ценой жизни. Люк, в искреннем шоке от этих слёз, от этой правды. Не ненавидит, нет. Но не примет, не пойдёт. Мы по разные стороны…       – Но таки Мегатрону теперь лютый, бесповоротный, окончательный бесславный финал.       Что вполне устраивает Когтя. Гальватрон планирует укоротить ненавистного ведроголового на эту самую ведроголову. Но… но он также собирается забрать сына с собой. В свой мир, в Супер Линк. Новая драма Когтя – он заберёт у меня его, они ближе, они одного знака… Он готов отправиться с ними. С Люком, с Гальватроном, которого принял, простил – ради сына. Да, тогда всё делалось ради Люка…       У нас была блестящая схема. Не учитывающая только одного – мы увлечённо творили свою реальность, но Люку нужна была – своя.