***
«...Нам великое право дано – Рассказать на короткой и длинной волне Слово правды об этой войне...» ("Юность мира")
Их убили у нас на глазах, прямо перед нашим носом. Ну, вернее, правильнее сказать – убило. Накрыло огнём – им досталось основное, нам на излёте. Нас закоптило, стёкла там полопались, их обгорелые остовы упали к нашим ногам. В военной обстановке даже растерянность – она такая очень оперативная, доли секунды всё длится. Они поворачиваются ко мне – этот вот Ливень смотрит на меня, почти мой ровесник, но всё-таки младше... Я вспоминаю, что Прайм говорил что-то такое, что в случае чего, я... Он, может, совсем и не это имел в виду, но сейчас выяснять не время. – Туда! – машу я рукой в сторону группы зданий на горизонте налево, за кварталом низких, развороченных-разворованных складов – здесь сейчас только такие и остались, дислоцируемся туда, куда больше. Место, куда мы первоначально направлялись, прямо по курсу дымит полуразвалинами, оттуда же огонь, с редкими перерывами... Да, надо сперва пробраться среди этих складов, тут и чёрт ногу сломит, и за каждым уцелевшим фрагментом стены по врагу может прятаться, но выбора, собственно, нет. Думается всё это уже на бегу, а для подстёгивания вслед всё тот же шквальный огонь, хорошо, что эти же развалины прикрывают наши спины... Ливень подвернул ногу, но продолжает бежать, всего нас пятеро, остальных троих я сейчас не вспомню, среди них один был медик, один – взрывник... Да, решать, что делать, приходилось на ходу. Троих мы потеряли, включая ответственного за операцию, всего за сутки сведенья устарели, и район, который мы считали относительно чистым, больше таковым не был. Здание, в которое нам привелось сейчас забуриться – из группы наиболее крепких зданий, да впрочем, тут целыми только таковые ещё и остались – оказалось... Ну, много чего там оказалось, а в том числе радиостанция. Быстро выяснив план здания, перекрыли все возможные подходы – забаррикадировали запасные выходы, поставили Ливня простреливать подступы из окна, причём время от времени он менял окно, чтобы там не приноравливались и не выискивали «мёртвые зоны». Пара трупов двор украсила в тот же вечер, остальные просто отступали, когда подраненные, когда нет... Энергия на станции была, не лучшего качества, но подкрепиться мы смогли. И – всю ночь разбирались в оборудовании, обследовали помещения, укреплялись. Поразмыслить было некогда. Поразмыслили наутро. Район занят прочно, мы в окружении, но взять здание приступом не так-то легко. Выход от вынужденного безделья нашли быстро – когда осознали, где же, собственно, находимся. Всё оборудование было исправным! Каким чудом – не знаю, но это чудо пришлось нам очень кстати. Очень долго и нудно пришлось разбираться, но результат стоил потраченного времени и нервов. Кто ж им, десам, виноват, что их волны лучше всего ловились? Перехватывая сообщения об их перемещениях, мы в свою очередь транслировали всю эту информацию по автоботским частотам, чем бесили врага неимоверно, тем больше, чем яснее они понимали – что сами виноваты в отсутствии у них равных возможностей, сами взорвали по нашим сведеньям минимум две подобные станции, а их походные были не то чтоб допотопные, но около того. То бишь, закрытую частоту найти им не удавалось ещё очень долго, оставалось играть с нами в кошки-мышки, выискивая для переговоров время, когда мы не сможем их подслушать – часы профилактики, изобретая условный язык... Плюс, кажется, кто-то из младших придумал, а может, и Ливень – иногда по вечерам устраивали радиосеансы для всех. Популярно рассказывая, как обстоят дела и кто и за что борется. Тогда уже молчало почти всё и везде, народ слушал нас с большой жадностью, судя по нередким попыткам с нами связаться... Штурмовали, пытались подкопаться через запасные выходы... Мы продержались. Очень долго. До самого прихода основных наших сил, после чего десов из района словно хорошим пылесосом вытянуло. Я слышал, много позже, историю, как где-то командир с младшими – совсем «детьми» ещё – продержался в осаждённом здании ещё дольше... Командир погиб первым, младшие продолжали удерживать оборону. Там не выжил никто, нам повезло больше. Я надеюсь, я ещё вспомню что-нибудь о нашей радиостанции – мы всегда с тех пор так и говорили, Наша Радиостанция, это продолжалось недели две, но это была маленькая жизнь... Земля, 21 век – ЗакулисьеМы жили бешено, порой почти на грани… (А. Иванов «Где-то там») Жизнь в гримёрке – Коньяк и махорка, Луч света иголкой Сквозь дым сигарет. На галёрке Поют особенно громко, Как англичанин в Нью-Йорке Исчезнет мой силуэт… Я попрошу остановиться таксиста В двух кварталах перед домом И пешком пойду, Я прошепчу, едва успевши перекреститься В двух кварталах перед домом: «Я тебя люблю» (А.Иванов )
Итак, мы творили уже не реальность – реальности. Словом – отыгрышей, хохм, и новым, переводами. Делом – косплеем. Отыгрыш выворачивает в новые степи, куда Женишбек не гонял выпасать баранов. «А теперь ящик водки и всех обратно!» Я удобно устраиваюсь при дворе принцессы Марины, в общем-то, вполне достойное для инноватора занятие – восстанавливать этот многострадальный Азадистан. И эта странная девушка и 130-летний подросток с нечеловеческими и сейчас возможностями начинают долгий, странный танец вокруг друг друга, вокруг вопроса преодоления расовых различий. А потом Тьерия с помощью бэкапа Веды и запасных тел, всё ещё хранящихся в лаборатории, возрождает всех – и Хиллинг, и Ривайва, и всех красных… Ему кажется, быть может, что он смотрит на нас свысока – он на корабле, на орбите, на совершенных боевых машинах, без которых не мыслит жизни. Но бросить свои силы, знания, энергию в восстановление лежащего в руинах и беспросветной дикости Азадистана не кажется нам ни бессмысленным, ни унизительным. Быть инноватором – значит строить, творить, менять к лучшему. Быть инноватором – это не бояться никакой работы. Он думает, главное – что он поставил крест на Плане, закрыл мне дорогу к власти над человечеством. Но это неправда, что у меня ничего нет. У меня есть моя страна и мой народ. Нет, Тьерия, может быть, победитель и не я, но и не ты. Ты любишь говорить, что я того-то и того-то не понимаю. Но ты тоже не понимаешь очень многого. Ты на небе, а я на земле, но мы ещё посмотрим, кто нужнее человечеству, ты, объединяющий как враг, или я, объединяющий как друг. В реале ржом, как всегда. Гальв-Локон балуется собиранием фигурок гандамов. — Лёгким движением... уж не знаю, чего... Вирт превращается... Вирт превра-щается... превращается Вирт... Вашу мать, кто так х...ёво крепления смазал, что они теперь заедают??? Щас вернусь на Птолемей – всем звезды дам!!! И развлекается, подкалывая меня. — Ну, не знаю, чем вы там с Алехандро занимались долгими ночами... — Ничем мы ТАКИМ не занимались, о чём ты щас подумал... В ладушки мы играли, блин!!! — В ЛАДУШКИ??? — Ну не в ладушки, в карты, в шахматы... Беседы утончённые вели... В общем, тебе тут, пошлая скотина, поживиться нечем. — А почему? Алехандро боялся, что его посадят за педофилию? Или ты боялся, что тебя посадят за педофилию? — Алехандро был совершеннолетний!!! — Ну как сказать, по уму в некоторые моменты лет пять... Ну, Эрде тебя таки посадил, но за другое. За педофилию он бы тебя сажать не стал, потому что тогда пришлось бы и себя посадить... Осознав, что ситуация, в которой каждому не пожелаешь найти личного переводчика, учившего по-серьёзному хотя бы английский, если уж не сразу японский – русские сабы есть, но их качество, увы, заставляет плакать – Гальв решает перевести сам. Супер Линк, Нули, некоторые чиби-гандамские сериалы. Помнится, некогда удивлял меня момент в фильме «Кавказская пленница», про «кунаков»: «Они ни слова не говорят по-русски, но всё понимают». Думал – это надо же такое сморозить. Теперь знаю – реально, разве что оттенок абсолютности я бы убрал. Переводчиком я как таковым не был и не смог бы быть, я был редактором. Многие фразы я если и не понимал, что значат в целом, то понимал значения большинства отдельных слов. Другой вопрос что: а) в цельную фразу это сплести проблематично, ибо не знаю грамматики б) вот даже при знании всех присутствующих слов... прочитать, понять – могу. А если б понадобилось без учебника и словаря такую фразу составить – не смог бы. Тупо бы не вспомнил. Издержки метода преподавания в среднестатистических школах. Говорить у нас просто не учили, когда я пытался говорить английские слова, Гальв плакал и умолял меня замолчать. И выезжал я с английским... правильно, за счёт переводов. Их литературности. А у Гальва другая проблема – за годы изучения языка он научился на нём вполне нормально мыслить. И с трудом соотносит английские фразы с русскими. Он просто понимает смысл, не давая себе подстрочника в голове. И я необходим ему, чтобы попросту подбирать эти русские формулировки, литературные, внятные, связанные между собой. Переводить Нули – это то, что стоило в жизни испытать. Мы с головой окунулись не только в техническую терминологию и физику. Мы искали среди ночи православный молитвослов, потому что я уже не мог вспомнить, как правильно пишется имя товарища Хаптизма. Ничего не скажешь, удачно его Мари назвала… Но как-то не очень правильно. Лучше б – Аминь. Или Сосвятымиупокой. Мы узнали не только значения псевдонимов Небожителей и инноваторов – это мы как-нибудь понимали и так – а и гандамов. Узнали, что словом nadleeh обозначается... ритуальный трансвестизм у индейцев Северной Америки. Ну, в общем, Эрде о своих проблемах решил заявить витиевато... Мы узнали, при покадровой-то прогонке серий, что политическая карта мира будущего превосходит самые смелые фантазии – в Лигу Реформации вместе с Китаем и чем-то ещё входит Россия… Но рассечённая по Уралу, и при этом Россией, что интересно, называется вот эта, зауральская часть, а историческая, с Москвой, Питером и всем прочим Золотым Кольцом городов, вместе с Украиной, Белоруссией и прочим, что там рядом, входит в Расширенный Евросоюз, и как там называется – а кто бы знал. Мы ржали… Серия, прочно ставшая у нас «серией пра коноплю». Там в Таливии целей-то у доблестных Мейстеров было две. Шахта с минералами – это так, фигня. Главное – drug fields. Вот как это перевести? Не, смысл понятен и ежу. Как обозвать? — Конопляные поля... Или маковые... — Так откуда мы знаем, конопля там или мак? Может, там вообще героин? — ЛАЙЛ!!! Ты перезанимался? Героин на полях??? Круче чем я с поросятами, честное слово... Ну, в общем, летит Кириос над полями, бомбит их. Они, значит, горят... Мы: – КИРИОС!!! Не снижай высоту!!!! Потом: уничтожено 97%. – Это как? Три кустика уцелело? – Ага... – «Аллилуйя! Спуститься и выкопать оставшиеся три куста»! – Это никак нельзя... Там же дым... Надышится... – Ну да, а у него, прастигосподи, и так... своего хватает... – А с Тьерии бы, наверное, сталось... Отправить остальное выкапывать... – Ну так в чём проблема? Тьерию и послать выкапывать! Ну тебе разве не интересно бы было посмотреть на хихикающего Эрде? В общем, сами после этой серии чувствовали себя немножко наркоманами. Особенно после того, как 6 раз!!! перешивали сабы, находя в них очередной баг... Пересмотреть-то как следует, прежде чем вшивать, «религия запрещает»… И косплей. Мы пережили «Вторжение» – очередной меха-конвент. Гандамы против трансформеров, побеждает любовь и дружба. Нэд таки сыграла Смертоносца, я – внезапно Истребителя, ну, поскольку моя роль на основной процент состояла в том, чтоб направить на Смертоносца меч и провозгласить: «Нет, Смертоносец, я не позволю тебе уничтожить эту прекрасную планету!», то она не была мне сложна. Внезапно, с нами участвовала первая жена в роли Львиноморда. Не спрашивайте, как она опять в нашей жизни всплыла, этого я не помню. Нет, она в трансфаны не подалась, ей, как и Нэд, пришлось по-быстрому объяснять, кто это такие. Мы испытывали сильный кадровый голод. Ну, Лёве по итогам этой разудалой феерии было весело и позитивно, а вот Нэд, которая в своём доспехе могла пафосно стоять, а больше, кажется, не могла ничего – не знаю. Даже со сцены приходилось помогать спускаться, ну и сидеть в этом адском панцире тоже было невозможно. Я в своём шлеме практически ничерта не видел, и ковыряло моё весило дай боже. Легче всех, короче, устроился гандам Надлех. Мы с ним, на душевном подъёме, устроили небольшой псевдофайт во время танцев в зале. Кадровый голод пугал ещё в перспективе летнего феста. Ведь мы таки пошили – мне инноваторскую пижамку, ему мейстерскую форму, дизайн которой явно на совести больной фантазии Эрде. Вот теперь я в полной мере осознал страшный смысл анекдота «Скажите, вы в мультиках не снимались?» Ибо идеального косплея нет, не было и никогда, наверное, не будет именно по этой причине. а) физиология, пропорции как минимум аниме-персонажа и реального живого человека различаются, и зачастую очень сильно б) золотая фраза-проклятье «мангака, сшей сам то, что нарисовал». Ибо. Даже после курорта Освенцим не бывает именно таких вот длинных худых дрищей, каковы большинство героев. Тут не надо ходить до Клампа (стиль рисовки некоторых аниме) – Кламп вообще будет гореть в аду за то, что он делает, тут практически на кого ни посмотри. Руки длинные, ноги от ушей – вы тоже следили за ногами сейлоров, вспоминая то самое «чем выше – тем больше дух захватывает»? Далее – практически любой живой человек по сравнению со своим персонажем будет не только толст, но и мордат. Ибо никуда не денет свои щёки и скулы. У анимешных персонажей морды к подбородку заострённые. Ну, во всяком случае, если он подаётся как красавец, а не брутальный мужик. С брутальными мужиками там другие проблемы. Ну, само собой, если волосы свои – они никогда не будут так торчать во все полюбившиеся им стороны. У анимешных персонажей определённо строение волосяного покрова сродни шерсти животных, по густоте. Довольно редко из своих волос причёска не получается излишне жидкой. Парик же напротив, хрен так приляжет к голове, как родные волосы. Особенно если родные волосы под оным париком имеются. В идеале косплеер должен быть лысым, да. Ткань... Ну, ткань это вообще засада. Ибо в нашем реальном несовершенном мире она образует складки, зараза, не только там, где их нарисовал мангака... А иногда и совсем не там. Ибо бумага всё стерпит. На ней можно нарисовать что угодно – любые пропорции, любые фасоны, любые цвета и любой глянец. А вот повторить это в жизни иной раз без кунсткамеры Петра I просто воображению не рисуется... Самое большое удовольствие в жизни мне бы доставило, если б тот же Санрайз те же «Нули» захотел снять в качестве фильма, и занялся подбором актёров. Ой, что бы было, что бы было... А что было бы после выхода фильма... Куда там Шерлоку Холмсу, Аватару и прочим Дорианам Греям... Вот тут бы разгорелись войны... и никакие гандамы бы не положили им конец... Замысел был истинно наполеоновский, краткий пересказ на сцене нулёвской истории. Очень такой краткий, конечно, по второму сезону преимущественно, и против Нуля неканонично выходила Эксия, потому что Двухочкового мы просто не потянем сейчас клепать и потому что не найдём никого на роль Саджи, согласного, пыхтя, тащить на горбу Рейзер… Да, в этой игре острее и важнее, пожалуй, были взаимоотношения с ним, вторым. С Найтскримом-Тьерией. Здесь действительно была история развития… Коготь и Найтскрим, в конце концов, просто получили данность, что они теперь связаны и их дороги отныне идут рядом. Им изначально нечего было делить, у них изначально был мощный повод для сближения – Гальватрон-сама. Их знакомство – в этой реальности, не имея в виду отыгрышевую реальность Люка – началось с признаний. Нет, конечно, Найт был далёк от того, чтоб именно любить Когтя. Но он признал. Тем моментом, тем диалогом про Истребителя и Смертоносца, теми словами «Моя искра в твоих руках, я клянусь, что никогда не стану Истребителем, если я однажды ударю – убей», тем порывом, невысказанным, но читаемым вполне: «Если боишься, то и не позволь мне предать никогда, пронзи, как Найта…», тем желанием согреть, понять, защитить проклятого, не слабого, нет, но одинокого, ненавидимого, пойти за ним – он был тронут, если Найт вообще бывает тронут. Он много раз называл меня идиотом, когда я переживал из-за разрыва с прежней командой, он называл меня мягкосердечной тряпкой… Что ж, на его фоне я таким и был. Но у нас, в общем-то, не было шага влево-вправо от уже установленной линии. Сдвоенный программный модуль, Щит и Меч Императора, мы уже заняли подлокотники трона, и так будет всегда. Реальность Нулей сбрасывала эти настройки и возвращала нас к исходному положению, которого в начале нашего пути просто не было. Да, было то же преодоление с Локоном, что и с Гальвом. Тот же путь к примирению, к пониманию – через насилие, через пикировки, через утешение друг друга в безысходности. Между нами тоже многое стояло – смерть Энью, Ривайва, Тьерии. Война. Но больше было того, что стояло между мной и Тьерией. Война, План, его страх… Здесь мой брат был живым, о, он даже был чересчур живым. Его холодность, язвительность и жёсткость во взаимоотношениях с окружающими была не той природы, что в ТФ. Травмированный ребёнок… Между Планом и делом мейстеров, собственным путём он выбрал второе. Между своим видом и людьми он выбрал людей. Он был предателем, отщепенцем для меня, я был Искажением для них. Да, тут было, с чем работать. И я просил Локона о том, чтоб мне никогда не встречаться с Тьерией. Там это было возможно, пока он пребывал в нашей инноваторской загробной жизни – в Веде, рае, ключи от которой он у меня отнял. Но он нашёл меня здесь. Он вышел, ехидно поприветствовал, и была закономерная истерика на много ночей, моя и его. Отчего, в самом деле – мы многое смотрим или читаем, но не всё нас цепляет ТАК… С чем это связано, то именно, что цепляет, те образы, которые определяем как себя, те события, из-за которых плачем, ругая жестокий сценарий, те персонажи, которых так жаль, что нет в этой жизни? Отчего вот это нам так знакомо, словно нами испытано, мы поступили бы так же, мы переживали бы так же, мы не можем пройти мимо этих страниц… Я не знаю этого и сейчас. Детские забытые травмы? Но КАК нужно травмировать ребёнка, чтоб он вообразил себя этим? Прошлые жизни? Чёрт побери, что же я там такого сделал? У Фокса Малдера в жизни было две страсти – поиск истины и поиск своей сестры. Его называли одержимым, и это роднило меня с ним. Я-то сроду не встречался ни с какой паранормальщиной, ну так я и не федеральный агент. Но в 12 лет я поклялся искать истину – не больше и не меньше, нормальная клятва для ребёнка. И в 14 лет я думал о том, чтобы застрелиться, потому что моя идея ломалась, оставалась прахом в моих руках. Я ответственен, я разделял это, значит, приговор должен быть приведён в исполнение… Его самоубийство было инсценировано – моё тоже не состоялось. Но была ещё тема сестры… Если б мою земную сестру украли инопланетяне, я сразу предупредил бы их, что обратно с доплатой не возьму. Но у меня была названная сестра… Которая выросла из наших игр, как из детских платьиц. Ушла… И мне необходима была сестра. В какой-то, наверное, единственно возможной мере, ею стала Нэд. Но у неё был свой поиск и своя тоска. Саманта – что, как не нежить, преследующая Фокса? Так ли удивительно, что у меня Самантой оказался Найтскрим? Кто знает, какой она стала там? Что там было, сестра, что они с тобой сделали? Всего понятнее, наверное, с «Таней Гроттер». Потому что Таня. Потому что очень знакомое ощущение, когда над тобой издеваются и любимая девушка, и сам автор твоей жизни. Приклеенное на лоб, объёмное такое «Проклятый, все шишки кидать сюда». Когда на твоём фоне кто-то хороший. Когда ты – именно тот, кого следует раздавить, втоптать в грязь… Емца я как автора одновременно люблю и ненавижу. Он создаёт много интересного, стоящего с моей точки зрения. Увлекающего. Мир «Тани Гроттер» – живой, весёлый, порой чересчур весёлый, конечно, и за эту клоунаду порой хочется отвесить с ноги по морде, но в том и дело, что он не только пародийный, в нём есть своё, самобытное, ценное… По ТГ я играл, по ТГ я писал. По «Гарри Поттеру», для сравнения, не стал бы. Этот мир слаженнее, с куда меньшим количеством клоунады, но он мрачноват для меня. Но боже мой, если б некоторые авторы не самоутверждались за счёт своих героев! Книги, кажется, с четвёртой я почувствовал, что меня потряхивает. Валялкин мне даже нравился, пока из него не начали выписывать икону. Пока не начали возвышать его за счёт намеренного унижения конкурирующих персонажей. Методом простым до примитивности – сначала мы выводим нового интересного, перспективного персонажа, дожидаемся, когда к нему появляются симпатии, а потом резко сволакиваем его с пьедестала, возим мордой в грязи. Вопреки всякой логике. Это довольно грязная технология. И чем больше было этих авторских усилий по «ну посмотрите, посмотрите же, какой гад!», тем меньше мне, почему-то, верилось. Просто несколько переигрываете. Даже пожалуй, чересчур уже переигрываете. А ещё я не мог не думать – не такой ли автор со своим авторским произволом пишет мою жизнь? Мы смотрим что-то, читаем что-то – но какая-то книга, какой-то фильм оставляют нас не то чтоб равнодушными – мы можем восхититься сюжетом, игрой актёров, мастерством писателя, мы можем рассыпаться в хвалебных отзывах, но мы не будем так размышлять, спорить, переживать, прокручивая моменты, спрашивая себя, почему всё так, почему не могло быть иначе, как с другими. На каком-то ведь основании мы решаем, что именно этот персонаж, а не другой, близок нам своими взглядами и переживаньями, даже если наша жизнь проходила совсем в разных декорациях. И вроде бы понятно, что не в них, не в декорациях дело, не в том, какой на дворе век и даже кровь течёт в жилах или пробегают электросигналы по кабелям. Дело в характере, таком же, как у нас, или таком, какой мы хотели бы иметь… Быть может, я потому так и срываюсь на всю эту мутотень по поводу «вот там я эльфийский прынц, на коне и с мечом, а здесь я никто и ничего не могу, хнык», что изведал это и имею право судить. Не каждый ещё лишён возможностей настолько, насколько я. Я не могу взлететь, я больше не сражаюсь, я слабый, белковый, органический. И будто этого мало – у меня нет здесь могущества Веды, возможностей сверхчеловеческого существа. Нет моих братьев и сестёр… Отчего человеку свойственно выбирать себе образ, который заведомо превосходит его в этой жизни, даже спрашивать, наверное, не стоит. Стремиться всегда нужно к идеалу, это одно. «Эх, если б у меня было то-то и то-то, так я бы… ух…» – это другое. Я могу вволю ржать над пафосным заявлением первой жены «Я старый мудрый демон, это жалкое тело не выдерживает моего духа», но разве у меня самого не что-то подобное? Мне тесно в рамках, в которые меня загоняет это существование. Мы многого можем добиться в этой жизни, если захотим, это верно. Выучиться чему пожелаем, написать книги, спеть песни, прыгнуть с парашютом, объездить мир. Но наши возможности всё же не безграничны. Мы можем выиграть войну только если она будет. Мы можем возглавить движение только если будут к тому предпосылки. Мы можем любое решение принять за себя, но не за других людей. И мы не можем изменить свою природу. Я склонен всё же полагать, что большинство тех, вожделеющих выделяться из серой массы, на деле, дай им какое-то яркое отличие, сделай не таким, как все, как-то не оценили бы такого подарка и пошли бы на попятную, но я – нет. Я слишком предрасположен к этому. Я достаточно осторожен и рационален. Может быть, достаточно осторожен и рационален, чтобы не допускать в свою жизнь настоящих чудес, которые даются именно безумным. Я не способен сорваться в один момент и поехать автостопом вокруг света. Я не способен ринуться с головой в какое-нибудь сомнительное предприятие. Я вообще остерегаюсь того, из чего потом не буду знать, как выйти, и возможно ли. Мне всегда нужна возможность дать задний ход. Но иногда меня срывает, и возможность отката, «несгораемые запасы» мне уже не нужны. Я понимаю всю абсурдность, и всё же делаю шаг. Ставлю всё… Бодливой корове бог рогов не даёт, это про меня. Наверное, я совершенно не испугался бы власти именно потому, что видел, как люди, получая власть, творили чёрте что. Во всяком случае, я не сделаю хуже их. Мне мало одной своей жизни, всегда было мало. Видимо, и правда гиперответственный. Я не могу заниматься одним собой, довольствоваться тем, что у меня самого худо-бедно сложилось. Коготь мог, вероятно, прожить жизнь и как-то иначе, не войти в историю… Многое определяла война, да. Но это Прайм может говорить, что она подхватила его и несла на своих волнах. Я – делал выбор. И я ответственен за каждый свой выбор. Даже тогда, когда был проводником Плана. План был моей жизнью, и иначе быть не могло. С тем, кто бунтовал против любого установленного порядка, если он не сочетался с его сутью, не могло быть иначе. Именно поэтому Риббонс Аллмарк подстраивал План под себя, не уступая дальнейшей дороги людям. Просто подчиниться распоряжению Шенберга – тоже человека – он не мог. Та же гиперответственность. Вы всё равно не сделаете так хорошо, как я. И именно поэтому, наверное, пошёл против Тьерия. Не различая, против Шенберга или против меня. Главное – что за людей. У него был свой бунт, своя потребность в контроле, но вот его самомнение было совсем другой природы. Мы не сошлись, кажется, по главному пункту – нужно ли действительно что-то глобально делать с этим миром. И именно в этом несхождении нам предстояло схлестнуться… Мало ведь было нам того памятного спора в особняке Халеви… Именно этот клубок противоречий я и распутывал ведь с ними, с Гальвом и Найтом, с Локоном и Тьерией. Как так я, тот самый Коготь, Рабочий, пошедший против программы, избравший смыслом жизни войну с диктатом Управляющих, болезненно гордый, самолюбивый, свободолюбивый, приходивший в холодную ярость от заявлений, что выше головы-де не прыгнешь и раз Управляющие поставлены над нами, значит, так и правильно, стал Щитом Повелителя дестронов, и как этот же Коготь оказался Риббонсом Аллмарком, решившим посредством внешней угрозы объединить человечество и вести его в счастливое будущее под руководством расы инноваторов. Не было противоречия. Была страсть к справедливости, в одном случае, и страсть к контролю, в другом, восходящие обе к одному корню – «чтоб везде и всё было хорошо». Как шутили мы в разговорах, но это такие шутки, в которых есть доля правды, «всего лишь хотел осчастливить человечество… собой». Когтю было ненавистно определение его и ещё нескольких миллиардов в однозначно неполноценные, приговор к жизни по навсегда установленному порядку при том, что мы способны на большее – и он пошёл против этой несправедливости. В мире Супер Линк другой корень противостояния – противостояние хаоса и порядка, а это уже не столь однозначно, как борьба добра со злом. И здесь уже показалось несправедливым, что Гальватрона понять и пожалеть никто не хочет. Нет, никакой инверсии, Конвой и кибертронцы мне не враги и не были бы ими, но за ними и так правда, их и так поддержат, а вот кто поддержит его? Как-то так. И он ведь действительно щедро на это ответил – просто оставив этот мир в покое. Да, я мог иметь в том мире то, чего так и не получил от родного мира, но я предпочёл Гальватрона, мне достаточно того, что мечта реальна, мне не нужно пассивно наслаждаться мечтой, либо строить – но её построили без меня – либо пожертвовать в данном случае общим ради частного. У Риббонса Аллмарка та же гордость, что у Когтя, и не много меняет то, что тут он главный, причём главный среди элиты. Потому что во-первых, не совсем главный, а второй после Шенберга, которого попросту нет в живых. Во-вторых – а много кто знал об этой теневой элите, обожал этих неземных созданий и поклонялся им? Единицы. Их всё же нельзя равнять с Управляющими Кибертрона, хотя бы по заявленным целям. Человечество, нереально задолбавшее своими постоянными конфликтами, уговорить не получалось, ну так может быть, его можно заставить? Я когда-то обещал Старскриму коронацию, но я никогда не допустил бы его до реальной власти. И между Старскримом и Гальвом я выбрал бы последнего, даже если б выбор так стоял, из-за куда более серьёзного отношения к власти. Власть – это не ласкание своего самолюбия, это труд и ответственность. Так у нас. Что ж, мы готовы были к этому. Правда, Тьерия вот считал иначе, о чём и были теперь наши сомнительной любезности разговоры. – ...предыдущий раз, когда ТЫ пытался МНЕ рассказать, как МНЕ надо воплощать План, ты вылетел из окошка... Причём, что интересно, не с моего пинка... Позиция Локона-Гальва – таким идеалистам, как я, просто нельзя давать власть, потому что страшно даже подумать, что они могут натворить. Поэтому меня нужно защищать от мира, а мир от меня, чем он, в общем-то, и занялся. Вот только с пунктом по поводу свободной воли этого самого осчастливливаемого человечества я согласиться не мог, потому как Небожители тоже не много-то кого-то спрашивали, за кого бы они были, за Тьерию или за меня. – Но всё-таки, всепланетные выборы это было бы здорово. Пункт в бюллетенях «Чтоб вы оба сдохли, сволочи» собрал бы большинство голосов... Было лето. Была запись звука к сценке, народ, часть из которого только там увидела сценарий, ржал как больные. Грехем – ещё один персонаж с мозгами совершенно набекрень. Когда европеец прётся по Японии и пытается жить по самурайскому кодексу – это обещает быть забавным. Наши со Старскримом танцы бледнеют в сравнении с его больной и несомненной влюблённостью в Сецуну. Иначе это, пожалуй, не определил бы и человек, максимально далёкий от слэша, при всех трудностях перевода. Парень, которому предстоит играть Грэхема, ржот и плачет, читая, что ему предстоит играть. – Пафосу маловато... Просто «встретил юношу»... А где же «много лун назад...»? …хватает Лайлову катану и примеривается – длины рук хватает впритык... Тьерия: – Может, тебе хоть вакидзаси дать? А то эта длинновата... Грэхем, чуть погодя: – Хотел потыкать в себя вакидзаси, так он, млять, колючий!!! Самое страшное для самурая, если кто не знал – «потерять лицо». Грехем во втором сезоне скрывает лицо под маской. Блондин в маске – персонаж, который есть практически в каждом гандамском сериале, своего рода сквозная тема глубокого душевного кризиса. Актёра продолжает нещадно таращить: – «Я потерял лицо»... не наступите, пожалуйста... Репетируют свою сцену, что в квартире Гальва можно делать разве что очень условно, ввиду её, мягко говоря, мизерности. – А почему я без гандама выхожу? Тьерия: – Так ты ж в любви признаваться вышел, не драться... Я: – Ну да, а как же «Сразись со мной»? Грехем: – Так в шашки! Сецуна, в лёгком отчаяньи в попытке запомнить свои слова: – Дайте, я сеппуку сделаю! Тьерия: – Ты-то чем? Я: – Перочинным ножиком! Сецуна Тьерии: – Только не говори мне щас, что я типа п..рас... Грехем: – Можно, это скажу я? ... – А то мне ж вон сказали... Тьерия: – Да не, ни фига, ты ж просто подраться хотел! Я: – Угу, это вот всегда такое говорят, когда драться хотят? Что-то я у гопников на улицах такого не слышал... Что ещё я приобрёл – так это клипотворчество. Когда-то, когда смотрел клипы по аниме, это казалось мне каким-то волшебством, мастерством уровня божественного. Теперь я узнал кухню этого божественного процесса. Я и по сей день решаюсь на новое творение долго и трудно, и каждый раз судорожно вспоминаю нужные настройки в Виртуал Дабе и Вегасе, но – не могу сказать, что сделал очень уж гениальные клипы, но многим они нравятся. Высший клипмейкерский пилотаж, говорил Гальв – это свести в клипе персонажей, которые не встречались, сделать полноценную сцену из мелких разрозненных эпизодов, могу сказать, мне это удавалось.