Спасти и спастись

Город оказался значительно дальше, чем показалось Кириллу вначале, и солнце скрылось за горизонтом прежде, чем он смог преодолеть половину пути. Но еще до того, как на долину опустилась ночь и на небе зажглись первые звезды, юноша всё же успел разглядеть, что город выглядит не таким уж сказочным и безупречным, каким открылся перед ним при выходе из леса. Из белого камня была выстроена только центральная его часть, обнесенная высокой зубчатой стеной с узкими бойницами и стальной узорчатой решеткой, перекрывающей проход внутрь города. А вокруг стены, подобно грибам под благородным деревом, выстроились нестройными рядами небольшие деревянные домики с соломенными крышами. По большей части все они были одноэтажными и однотипными, но встречались и такие, что состояли из двух-трех этажей и имели не соломенную, а черепичную или дощатую крышу. Из труб многих домов к небу поднимался легкий сероватый дымок, а по мере сгущения сумерек, то здесь, то там, в окнах стали зажигаться первые огни. «Похоже, город вполне обитаем, - с облегчением думал Кирилл, отыскивая взглядом новые подтверждения активной человеческой жизни. - Ну, или хотя бы прилегающий к нему пригород». Что происходит за городскими стенами, юноша видеть не мог, но в душе всё же надеялся, что и в центре «белого города» тоже теплится жизнь. Несмотря на то, что солнце давным-давно село, своего путешествия он не прекратил. Света поднявшейся над горизонтом огромной голубоватой луны Кириллу было вполне достаточно, чтобы не только не потерять дорогу из виду, но и продолжить изучение нового для него мира. Кроме того, пока юноше не встретилось ни одного места, где бы он смог остановиться для отдыха и переночевать: по обеим сторонам от дороги простирались бескрайние поля, засеянные неизвестными ему злаковыми, но ни стогов с сеном, ни сторожек нигде видно не было. А спать на холодной земле, пусть и в одежде, Кириллу совсем не хотелось. «Осталось пройти совсем немного, - подбадривал себя парень, еле передвигая ноги от усталости и стараясь не прислушиваться к протестующему урчанию желудка. С самого утра он ничего не ел, напившись только воды из источника в храме, и от голода у него уже кружилась голова. - Ничего, вот доберусь до пригорода и обязательно перекушу. Наверняка там есть таверна или постоялый двор... А расплатиться я смогу или продав нож, или отработкой. Суметь бы только найти общий язык...» Кирилл уже не раз думал, как будет разговаривать с местными жителями, если их язык окажется для него неизвестным, и решил, что вполне сможет объясниться с помощью жестов. «Показать, что я голоден и хочу спать, я точно смогу, - размышлял он, представляя, как будет показывать пальцем на рот и изображать сложенными вместе ладонями сон на подушке. – Будем надеяться, что они согласятся помочь и не прогонят, приняв меня за попрошайку или безумца…» Когда до города оставалась пара километров, поля сменились садами с низкорослыми деревьями. Небольшие округлые плоды, висевшие на их ветках, в голубоватом свете луны казались черными и непригодными для еды. Поэтому, сорвав один фрукт на пробу, Кирилл сначала с подозрением принюхался и тут же с жадностью впился в него зубами. «Прямо как нектарины! – восхищенно думал юноша, с наслаждением уплетая один плод за другим. – Сто лет их не ел. Да такие вкусные! Теперь осталось только крышу над головой найти, и всё будет в порядке!» Утолив голод фруктами, Кирилл почувствовал себя значительно лучше: к нему снова вернулись прежние силы и уверенность, что в новом мире он не пропадет. Так что, передохнув немного среди плодовых деревьев, он снова отправился в путь и не останавливался до тех пор, пока не достиг первых построек пригорода. К тому времени начало рассветать: небо окрасилось в розовые тона, а вслед за этим на востоке над заснеженными пиками гор показалось золотистое солнце. «Словно знак, что всё будет хорошо и мне нечего бояться», - обрадовался парень, наблюдая, как огромное светило медленно и величественно поднимается над горизонтом. Несмотря на столь ранний час, город уже пробудился, и в домах, мимо которых проходил Кирилл, слышались приглушенные стенами голоса и звуки утренней суеты. Но сами улицы были пока безлюдны, что позволило парню получше рассмотреть невидимые ранее детали. Дома по внешнему виду нисколько не отличались от обычных избушек где-нибудь в глубинке России. Сложенные из белых бревен, они были небольшими, но аккуратными, и рождали у Кирилла воспоминания о тех годах, когда он, будучи еще мальчишкой, ездил погостить в деревню к своему дедушке. Но чем дальше парень углублялся в пригород, приближаясь к каменной городской стене, тем чаще на его пути встречались следы старых пожарищ и беспорядков: крыши некоторых домов были полностью сожжены, окна и двери выбиты, а на белых бревенчатых стенах уродливыми черными пятнами виднелись отметины затушенных поджогов и кривые иероглифы, намалеванные красной краской. «Странно всё это… Что же происходит? - размышлял юноша, в очередной раз останавливаясь около почти полностью сожженного дома, через выбитые окна которого виднелся царящий внутри беспорядок. – Может, у них революция? Или война… Судя по столь контрастной разнице между частями города, социальный статус людей здесь существенно отличается…» Постояв в раздумье пару минут, Кирилл двинулся дальше, но, ударившись о нечто большое и твердое, потерял равновесие и повалился назад, больно приземляясь на вымощенную камнем мостовую. - Ар-Дарх! Сет ти пер пиарх! Дар сет мо ни! – послышался чей-то громкий, разгневанный голос над головой Кирилла. И в тот же миг, схватив за плечи, его бесцеремонно вздернули на ноги. От резкого движения перед глазами юноши всё поплыло, и, чтобы не потерять сознание, ему пришлось ненадолго прикрыть глаза. Когда же он их открыл, то увидел, что перед ним стоит огромный бородатый мужчина в кожаной безрукавке и темных штанах, заправленных в сапоги. Его покрытые татуировками руки бугрились от мышц, а на мясистом лице со следами оспы отражались гнев и крайнее недовольство. Глядя на Кирилла, он громко кричал на непонятном языке, показывая рукой то на парня, то на себя, то складывая ладони в странных жестах. Оробев от столь грозного вида представителя местного населения, Кирилл не сразу осознал, что слова, произносимые мужчиной, словно раздваивались у него в подсознании и на смену бессмысленной тарабарщины приходили вполне понятные, хоть и несколько искаженные фразы. - Нон корнегиа вирэ керелим. Не видеть куда идти, - тем временем не унимался мужчина, потрясая над головой парня сжатым в негодовании кулаком. Но, взглянув Кириллу в глаза, вдруг вздрогнул и так замер с поднятой к небу рукой. – Ар-Дари? – удивленно выдохнул он, опуская руку и указывая пальцем на его лицо. – Ар-Дари! Квен осидо пирэ! Бистро вси сюда! Ар-Дари! Ар-Дарх пер пиарх! Солнце смерть... Поняв, что не на шутку разгневал мужчину, Кирилл попытался загладить свою вину и извиниться. Сложив на груди руки в знак примирения, он низко поклонился и заговорил: - Извините меня, пожалуйста. Я пришел с миром. Но увидев непонимание и озадаченность на лице незнакомца, решил попробовать на других известных ему языках: - Пис. Фриден. Ле монд, - произнес он слово «мир» на английском, немецком и французском языках, а затем то же самое проделал и со словом «дружба»: - Фрэндшип. Фройндшафт. Амитье. Услышав незнакомую речь, мужчина замолчал и, протянув к нему руку, осторожно дотронулся до светлых прядей юноши. «Аро но Кими», - неожиданно всплыло в подсознании, и Кирилл невольно повторил: - Аро но Кими. Вздрогнув, словно услышал страшное ругательство, незнакомец поспешно отдернул руку и, зло сощурив темные глаза, громко заговорил. - Аро но Кими? Аро но Кими?! Ты желать солнца и ниба тем кого презирать?! Ар-дари сен ти пирилент кортилаго. Вы ар-дари ненавидеть нас! Но мы не виноваты что вы умирать! Керелим асперио. Пришел насмешка? Кресто Ар! Ароден?! Кирелим скво?! Карать солнце! Поджигать?! Гнать прочь?! Мужчина говорил на необычном языке, похожем одновременно и на латинский, и на итальянский, и немного на греческий, но Кириллу каким-то неведомым ему образом удавалось частично его понимать. Значения многих слов сами собой всплывали в его подсознании, как если бы в прошлом юноша знал этот язык, но позабыл, ввиду отсутствия регулярной практики. Привлеченные шумом и громкими криками, из домов стали появляться и другие жители пригорода. Мужчины, женщины и дети - все в темной кожаной одежде и со следами оспы на лицах, они окружили пару кольцом и громко переговаривались между собой, то и дело указывая на голову парня пальцами. Их речь была всё на таком же тарабарском языке, но многие из произнесенных слов парень понимал. - Ар-дари… – слышалось в их разговоре. – Но светлый… Таких еще не было… Кто он?.. Глаза как у ар-дари… Поняв, что сейчас от его действий будет зависеть его дальнейшее будущее в этом мире, Кирилл поднял руки в примирительном жесте и, дружелюбно улыбнувшись, поклонился. - Я пришел издалека, - начал он, стараясь говорить спокойно и уверенно. «Ваташи керелим дорно», - подсказал внутренний голос. - Ваташи керелим дорно, - послушно повторил за ним Кирилл. - Терник… чужак… - зашептались люди. - Но я пришел с миром и не желаю вам зла, - продолжил парень, почувствовав, что выбрал правильное направление и, ведомый подсказками подсознания, произнес на понятном людям языке. – Аро но Кими! Ваташи нон сет дарх! Услышав его слова, столпившиеся вокруг него люди притихли. Они пристально рассматривали его лицо, волосы и одежду, но на их лицах теперь читалось любопытство, а не гнев или страх. Неожиданно вперед выступила пожилая женщина с длинными, заплетенными в косу седыми волосами и, обратившись к стоящему напротив Кирилла мужчине, заговорила тихим спокойным голосом: - Митр сердо нордрах тер вардани (Митр, надо показать его старейшине). Пенто дир хат носреди терник (Пусть решит, что делать с чужаком). Согласно кивнув, названный Митром взял Кирилла за плечо и дал знак людям расступиться. - Керелим Митро (Иди с Митром), - обратилась женщина к юноше. – Квинтари – Дарх (Побежишь – умрешь). Ханто (Понял)? - Ханто, - кивнул Кирилл и, направляемый чужой рукой, покорно пошел рядом с мужчиной. *** Дом старейшины (Вардани) представлял собой большое двухэтажное деревянное строение с красной черепичной крышей и следами неудавшегося поджога с правой стороны фасада. Открывшая на стук Митра, дородная женщина, увидев Кирилла, поначалу испуганно отступила внутрь и хотела уже захлопнуть дверь перед самым их носом, но, услышав громкий окрик мужчины позвать для разговора «Вардани», остановилась и, быстро кивнув, скрылась в глубине дома. Пускать их внутрь, по-видимому, никто не собирался, поэтому оба остались ждать снаружи. Оглядевшись по сторонам, парень заметил, что толпа, собравшаяся вокруг них ранее, так никуда и не рассосалась. Стоя несколько в отдалении, люди по-прежнему тихо переговаривались между собой и бросали в сторону чужака подозрительные взгляды. - Хин ми зари? – услышал Кирилл громкий возглас со стороны дома старейшины и, повернувшись на звук, увидел, что на его пороге стоит невысокий седовласый мужчина со следами оспы на правой щеке, одетый в домотканую белую рубаху и серые кожаные штаны. «Они тут все что, только в коже и ходят? – успел подумать парень прежде, чем Митр обратился к старейшине. – Да и следы оспы почти у каждого на лице…» - Вардани, ини полето терник (Старейшина, мы нашли чужака). Эрни сентиро - ваташи керелим дорно но нен сет дарх (Он сказал, что пришел издалека и не желает нам зла). Хат сени носреди? (Что нам с ним делать?) С каждым новым словом, произносимым Митром, Кириллу становилось всё легче понимать чужую речь. Теперь она не казалась ему тарабарской и воспринималась естественно, заменяясь в сознании парня на его родной, русский язык. Выслушав Митра, Вардани задумался, окидывая Кирилла цепким, пристальным взглядом темных глаз, отчего юноша невольно поежился. Подойдя к нему почти вплотную, мужчина откинул волосы парня назад и внимательно осмотрел его пятнистый «узор» на висках, после чего ненадолго задумался. - Он и вправду похож на чужака, - наконец вынес старейшина свой вердикт, складывая руки у себя на груди. – У ар-дари не бывает волос и родовых знаков подобного цвета. Но сейчас, когда все мы в большой опасности, я бы не стал рисковать и оставлять незнакомца в своем доме. Заприте его вместе с тем ар-дари, которого мы пощадили. Может быть, в будущем он нам еще пригодится. - Хорошо, Вардани, - подчинился Мирт, склоняясь перед ним в уважительном поклоне, и, дернув Кирилла за руку, приказал: - Благодари, чужак! Тебе оставили жизнь. - Спасибо вам, - произнес юноша на русском и, поддавшись внутренней подсказке, добавил на новом для себя языке: - Аро но Кими, Вардани. Решение старейшины вызвало оживление среди столпившегося народа - толпа загомонила еще громче, но слов возражения или недовольства в речи людей слышно не было, как не было и тех, кто бы вышел вперед или, наоборот, ушел. Никто не ушел и позже, когда Мирт вел Кирилла через поселение: люди шли позади пары в нескольких метрах и зорко наблюдали за тем, чтобы парень ненароком не сбежал. Но даже если бы подобная мысль и пришла тому в голову, осуществить задуманное Кирилл бы всё равно не смог – слишком крепко держал его за руку Мирт. Да и бежать, собственно, парню было некуда: вход в «Белый город» для него был закрыт, а возвращаться в лес и жить в одиночестве подобно дикому животному Кирилл не хотел. «Будь, что будет», - подумал он, спокойно наблюдая за тем, как Мирт, заведя его внутрь одного из сгоревших домов, откидывает крючок на крышке подвала и открывает тот настежь. Заглянув внутрь, мужчина прислушался и крикнул: - Хей, ар-дари, ариш енго!? (Хей, ар-дари, живой еще?!) Вирго дарисато (Принимай гостя), - и, развернувшись к Кириллу, приказал. – Прыгай сам или столкну. Тогда будет больно. - Ладно, - согласился Кирилл, присаживаясь на край подвала и свешивая в него ноги. Через открытое отверстие на виднеющуюся далеко внизу голую землю падал небольшой квадратный луч света, но из-за царящей вокруг него темноты было не разобрать, есть ли там кто-либо еще, или нет. Набрав в грудь побольше воздуха, как перед нырком под воду, юноша оттолкнулся руками от края и полетел вниз. Но, приземлившись на землю, он всё же не устоял на ногах и повалился на бок, больно ударяясь о лежащий на земле мешок локтем и плечом. - Терник, тор си арданто. Ин дарх тамиро тор сени керелим (Чужак, ты уж прости. В недоброе время ты к нам пожаловал), - прокричал оставшийся наверху Мирт и с громким стуком захлопнул крышку в подвал. Оставшись в кромешной темноте, Кирилл испуганно заозирался по сторонам, но, ничего не увидев, замер и прислушался. В подвале было тихо, и только откуда-то сверху слышались постепенно затихающие шаги быстро удаляющегося мужчины. Но вскоре и эти звуки исчезли, и вокруг парня повисла гробовая тишина. Долгое время, полулежа на твердом мешке с овощами, он слышал только свое собственное тихое дыхание и стук бешено колотящегося сердца, как вдруг неожиданно справа от него раздался чей-то глубокий, проникновенный голос. - Кто ты? Человек наверху назвал тебя чужаком, но ты пахнешь ар-дари. Причем оми, молодым и не отмеченным узами. Но если ты не ар-дари, то кто тогда? Из какого ты рода или племени? И откуда пришел в Аро Тамине (долину солнца)? Незнакомец говорил на том же языке, что и люди в селении, но его речь была более плавной и мелодичной, без выраженного акцента на гласных, но с гортанным, раскатистым «р», словно у большой хищной кошки. Голос ласкал слух и словно проникал внутрь, рождая в сердце Кирилла пока непонятные для него чувства. Но страха среди них не было. Завороженному чужой речью Кириллу начало казаться, что в темноте напротив него сидит леопард или лев и пристально за ним наблюдает. Фантазия была такой правдоподобной и четкой, что Кирилл невольно вздрогнул и помотал головой, чтобы развеять наваждение. - Я - странствующий лекарь, - начал юноша свой рассказ, тщательно обдумывая каждое слово. В случае ошибки реакция незнакомца могла быть совершенно непредсказуемой, а бежать из подвала было некуда, как не было и шансов на спасение, если бы мужчина решил его убить за опрометчиво сказанные слова. – Я пришел издалека и не знаю ваших обычаев и порядков. Мне не известно, кто такие «оми» и «ар-дари», но я – обычный человек. - Нет, не человек. Это точно, - возразил невидимый незнакомец. Теперь его голос слышался значительно ближе, и в темноте напротив замершего юноши неожиданно замерцали янтарные глаза. – Ты пахнешь ар-дари, но не человеком. Ты – оми, тот, кто дарит жизнь. Их запах ни с чем не спутать. Он сладкий и манящий. А такого чистого и приятного, как у тебя, я уже давно не встречал. - Тот, кто дарит жизнь? – переспросил Кирилл, не понимая до конца сказанных ему слов. – Я – лекарь (ваташи арминос), тот, кто лечит (тэ хин армин). Я не дарю жизнь. А пахнет от меня фруктами, которые я ел в садах рядом с городом. В ответ на слова Кирилла янтарные глаза приблизились еще немного, и в тишине подвала послышался тихий гортанный смех, от звуков которого по спине и животу юноши забегали мурашки. - Скажи мне, тернидан (чужеземец), кто в вашем племени дает начало жизни? - последовал за смехом неожиданный вопрос. - Женщины, как и у людей. - Возможно, - согласился мужчина. – Но ты рожден не человеком. Быть может, ты и сам не знаешь правду своего рождения, но в тебе столько же от человека, сколько и во мне. А я принадлежу к роду Ар-Дари, отмеченному солнцем, – незнакомец ненадолго замолчал, но вскоре продолжил. – У нас нет женщин и мужчин, но есть оми и альфаи. Те, кто дарует жизнь, и те, кто ее зарождает. А ты пахнешь оми. Уж поверь мне! Альфаи в этом отношении невозможно обмануть, сколько бы фруктов ты не съел накануне. - То есть, ты хочешь сказать, что оми – это как женщины в человеческом понимании? – искренне удивился Кирилл. - Да, - подтвердил ар-дари. - А ты – альфаи, то есть мужчина? - Да. Кирилл хотел было снова возразить и сказать, что он никак не может быть женщиной, ведь у него была жена и две дочери, но осекся, вспомнив, что всё это осталось в прошлой, ставшей такой далекой жизни. Сразу вспомнилось его новое, необычное «устройство», там внизу: одно «яичко» в маленьком мешочке, совсем непохожем на мужскую мошонку, и странные пятнышки на лобке. От этих воспоминаний ему стало не по себе, и юноша задрожал. - Не бойся меня, хабири (маленький), - в голосе незнакомца послышались успокаивающие, мягкие нотки, как если бы Кирилл был совсем несмышленым ребенком, которого сейчас напугали. – Я не трону тебя и никому не дам тебя в обиду. Обещаю. Слову Арбари, сына стартоса, можно верить. - Стартоса? – снова переспросил Кирилл, постепенно успокаиваясь. – Это имя твоего отца? - Нет, глупенький, - возразил мужчина, а вернее альфаи. – Стартос – это один из правителей ТиАно-Ри-Кваэ, города из белого камня. - А Арбари? - А Арбари – мое имя. А как, кстати, зовут тебя? - Кирилл… - Ки-рилл, - по слогам повторил за юношей Арбари. - Необычное имя для ар-дари, но красивое. По нашим обычаям тебя бы называли Аркири. Согласно старому поверию, Ар (солнце) в имени новорожденного дарует ему счастье и удачу на всю жизнь. - Аркири, - опробовал юноша новое для себя имя. – Красиво… Если тебе так удобнее, можешь меня так называть. Я не против. - Хорошо, - тихо рассмеялся невидимый собеседник и его мерцающие в темноте янтарные глаза исчезли из виду, как если бы их обладатель прикрыл веки. - Скажи, Арбари, а мои глаза так же светятся в темноте, как и у тебя? Или это только альфаи умеют? – поинтересовался парень. - Еще как светятся, - снова рассмеялся Арбари, и его глаза снова засияли напротив Кирилла. – Как два маленьких Ари (солнышка). Неужели ты не знал? Ты и впрямь необычный. Хотел бы я посмотреть на тебя при свете дня… - голос альфаи неожиданно погрустнел, а глаза снова скрылись из виду. На несколько долгих минут повисла гнетущая тишина и, чтобы развеять ее, Кирилл решил заговорить о давно беспокоящем его вопросе. - Арбари, а что творится в городе? Почему он закрыт, и как ты попал сюда, если ты – сын стартоса? - Это очень долгая история… - тихо ответил тот, тяжело вздохнув. – Даже не знаю с чего начать, раз ты пришел из других мест и не знаешь, что здесь происходит. Начну, пожалуй, с того, что сейчас люди и ар-дари находятся на грани войны, хотя еще пять арашданов назад никто даже предположить не мог, что всё так обернется. - Арашданов? – переспросил Кирилл. – Это у вас так время обозначается? - Да, - подтвердил Арбари. – Один арашдан составляет десять луноцветов. А один луноцвет состоит из сорока арнов. Арн же включает араш (день) и дархаби (ночь). «Значит, арн – это сутки, луноцвет – месяц, а арашдан – год, - понял юноша. – Несмотря на то, что количество месяцев у них меньше, но год всё равно длиннее, чем наш». - Когда-то в Долине Солнца (Аро Тамине) жили только ар-дари, обладающие янтарным цветом глаз, подобному цвету солнца. Первые из них выстроили город из белого камня – ТиАно-Ри-Кваэ – и жили, не зная ни войн, ни раздоров тысячи арашданов. Они выращивали богатые урожаи и разводили скот, ткали великолепную одежду и сочиняли красивейшие стихи и музыку… Если были нужны драгоценные металлы и камни, они торговали с генимами – низкорослым замкнутым племенем, обитающим в каменном городе, что вырезан в недрах западных гор. А если искали песен и приключений, то отправлялись к северным горам, где издревле жили величественные и гордые голубоглазые Ким-дари, способные летать по небу (Кими), словно птицы. Но всё переменилось с приходом в долину людей… Как я и сказал вначале, это случилось пять арашданов назад… Они пришли со стороны восточных гор и обратились к стартосам с просьбой выстроить рядом с нашим городом своё поселение. Их земли были бесплодны, и людям было очень тяжело найти себе пропитание. В основном они жили охотой, но животные с их земель стали уходить. Выслеживая дичь, охотничьи отряды с каждым разом продвигались все дальше и дальше по горным тропам, пока однажды и не обнаружили нашу долину… Стартосы, которых на тот момент было пятеро, не обратили внимания на странные отметины на их лицах, приняв их за следы долгих лишений и голода, и великодушно разрешили остаться. Никто не знал тогда, что вслед за первыми поселенцами вскоре придут десятки, а затем сотни новых беженцев, а сами люди станут смертельно опасны для всего рода ар-дари… - До прихода людей в долину, ар-дари почти не болели. Единственная хворь, что поражала нас, была тармууни – болезнь, которая иногда возникала у детей на лошадиных и коровьих фермах. Но лекари научились быстро излечивать ее особыми травами, что выращивались на священной поляне жизни (Ардо муни) недалеко от озера Оми-ден. Они выстроили на поляне свой храм, где готовили настои и отвары, а чуть дальше на самом выходе из леса – термии, деревянные домики для заболевших детей. Считалось, что воздух леса обладал чудодейственными целебными свойствами, и заболевшие дети, которых отвозили туда с ферм, поправлялись быстрее, чем если бы лечились у себя дома. Но теперь этого больше нет… - обреченно вздохнул Арбари. Его голос дрожал, как если бы его обладателю стоило огромных усилий сдерживать свои эмоции и говорить спокойно. – Ни храма, ни целителей, ни места, где можно было бы получить помощь. А началось всё три арашдана назад, когда один из альфаи решил связать себя священными узами единения с человеческой женщиной. Для нас, ар-дари, это было впервые, чтобы кто-то из нашего рода захотел связать свою жизнь с человеком. Поэтому за этой связью следили очень пристально, и ар-дари не могли не заметить, что через половину луноцвета этот альфаи заболел. Причем очень странно… Болезнь напоминала тармууни, и городские лекари, не привыкшие ее лечить, отправили его в термии, к детям. Поскольку тармууни лечится в течение целого луноцвета, то никто не обратил внимания на долгое отсутствие альфаи. А вскоре заболели и сами целители, к которым тот обращался за помощью, все обитатели его дома и некоторые соседи. И снова болезнь напоминала тармууни. Но тревогу подняли только тогда, когда из термиев никто так и не вернулся. Я никогда не забуду тот день, когда мой отец приказал мне взять нескольких альфаи и отправиться к лесным лекарям… Небо было таким безоблачным и чистым, и солнце стояло высоко над горизонтом… Но когда мы прибыли на место, то даже самые стойкие из нас не смогли сдержать слез… И в термиях, и в храме все были мертвы, кроме детей. Но те, испуганные, плачущие и голодные, так и не смогли объяснить, что же случилось. Они повторяли только одно слово – дархабари (смерть расцветает). Все трупы – альфаи, оми, лекарей - сожгли тогда на погребальных кострах, а детей отвезли обратно на фермы, к родителям. И надо сказать, что никто из тех детей, как и среди обитателей ферм, в последующем не заболел, а вот в городе снова появились новые случаи заболевания. И опять всё напоминало тармууни. Но теперь стартосы были настороже и приказали оставшимся в городе лекарям ехать в термии вместе с заболевшими ар-дари и записывать всё, что будет с ними происходить. А потом заболели некоторые альфаи, что ездили вместе со мной в лес, и их тоже выслали из города. Но из леса опять никто не вернулся. Поскольку я не заболел после первого посещения термиев, стартосы приняли решение отправить меня туда одного. И когда я прибыл на место, то снова обнаружил обезображенные до неузнаваемости трупы ар-дари. Их лица и тела были покрыты мелкими гниющими пимпири (волдырями), как если бы их искусал целый рой разозленных тершни. Я потратил два арна на то, чтобы сжечь все тела, и вернулся в город с оставленными лекарями записями… - И что же там было? – спросил Кирилл, так и не дождавшись продолжения рассказа. История Арбари тронула его до глубины души: подобные страшные заболевания - чума, малярия, оспа - вспыхивали в свое время и на Земле, и человечеству пришлось приложить немало усилий, чтобы полностью их искоренить или хотя бы прекратить эпидемии. Поэтому Кириллу было искренне жаль ар-дари, никогда не сталкивавшихся с серьезными болезнями и теперь умирающих из-за когда-то принятого решения пустить на свою землю людей. - В записях говорилось о том, - ответил Арбари, - что заболевание напоминает тармууни только в самом своем начале, первые семь арнов. Потом красные пятна на теле заболевших исчезают, и жар проходит. Но через два арна болезнь возвращается: тела ар-дари начинают покрываться волдырями, а жар становится еще сильнее, чем был вначале, больные перестают понимать, что происходит и впадают в состояние, напоминающее глубокий сон, из которого уже не выходят. Никакие травы, настои и снадобья им не помогают. А дальше записи обрывались… С тех пор таинственную болезнь перестали называть тармууни (коровья хворь), а дали ей другое, более страшное название – дархабари (смерть расцветает). С каждой половиной луноцвета кто-нибудь из ар-дари обязательно заболевал и его отправляли в термии. Постепенно нас становилось всё меньше и меньше, зато количество людей, которых эта болезнь не затрагивала, становилось больше. С восточных гор стали приходить новые поселенцы, которые, не спрашивая больше разрешения у ар-дари, строили себе хижины вокруг нашего города и не подчинялись нашим законам. Постепенно напряжение между нашими народами становилось всё больше, и всё чаще вместо уважительного «Ар-Дари» (солнцеокие) в нашу сторону слышалось презрительное «Ар-дарх» (умирающее солнце). Последней каплей стало то, что кто-то поджег термии, и нашим заболевшим стало негде принять свою участь. И тогда часть альфаи взбунтовалась. По большей части это были те, кто потерял своих оми и детей из-за болезни, но были и те, кто просто не мог найти себе пару, потому что оми осталось очень мало. Они объединились в отряд, назвавший себя «Кресто-Ар» (карающее солнце) и, не поставив стартосов в известность, выгнали всех обитающих в городе людей за пределы стены, приказав им убираться туда, откуда они пришли пять арашданов назад. Но люди не захотели подчиниться и вступили с альфаи в сражение. Стартосы, когда узнали об этом, попытались прекратить беспорядки и послали за стены города всех оставшихся альфаи, включая и меня. В тот день нам удалось предотвратить кровавую бойню, и альфаи из «Кресто-Ар» вернулись в город. Ворота закрыли, но я, будучи схвачен разозленными людьми, не смог вернуться назад и был брошен в подвал… Так что вот такая грустная и длинная история, Аркири… Человек наверху был прав - недоброе время ты выбрал для своего путешествия… - Скажи, Арбари, а после второго случая посещения леса ты не почувствовал в себе никаких изменений? Возможно, легкий жар или слабость? Может быть, был зуд или боли в теле? – поинтересовался Кирилл, в голову которого начали закрадываться кое-какие подозрения по поводу дархабари. - Нет, ничего подобного не было… - Ты упомянул, что на фермах в последующем никто не заболел. Это точно? - Да, - подтвердил Арбари. - Но почему же тогда вы не переселились из города туда? - Ты смеешься надо мной? – в голосе альфаи послышались гневные нотки. – Нас были тысячи! А фермы рассчитаны всего на несколько сотен. Да и никто из ар-дари не оставил бы свой родной город во власти чужаков! - Извини меня, - тут же попытался разрядить обстановку Кирилл, почувствовав недовольство и агрессию Арбари. – Я не хотел оскорбить никого из ар-дари! Просто поинтересовался. Но мужчина на это ничего не ответил, и на несколько минут в подвале снова воцарилась тишина. - А скажи, ты и те альфаи, что были с тобой в термиях и не заболели, вы в детстве переносили тармууни? - Насчет остальных не знаю, но я точно переносил, - подтвердил Арбари. – Я рос ужасно непослушным и вздорным ребенком, и отец, желая меня перевоспитать, сослал на фермы, пока я не повзрослел и не набрался ума. Тогда я и перенес тармууни. Приятного в ней мало, но от нее не умираешь: просто возникает жар и красные пятна на теле. В течение луноцвета я получал лечение в термиях и до сих пор помню лекаря, который ухаживал за мной и давал горькие травы. Это был очень красивый молодой оми по имени Ариас, и я тогда пообещал ему, что когда вырасту, обязательно украду его из лесного храма и сплету наши жизни узами единения. Я помню, как заливисто он смеялся и говорил, что когда я поправлюсь и вернусь на фермы, то найду себе другого и забуду о нем, но я все равно не отставал. Но когда три арашдана спустя настало время моего становления как зрелого альфаи, и я саморучно выковал для вылечившего меня оми браслеты единения, пришло дархабари… Я уже говорил, что многие из альфаи, когда увидели, что произошло в термиях и в храме, не смогли сдержать своих слез… Так вот, я был одним из них. Лица лекарей были настолько обезображены, что я не смог найти среди них моего оми… и каждого из них я относил к погребальному костру, как своего любимого. Мне не хватило всего нескольких луноцветов, чтобы спасти его, и за это я никогда себя не прощу… Голос альфаи дрогнул и затих, а сердце Кирилла так болезненно сжалось от этой истории, что парню самому захотелось заплакать. «Люди… ар-дари… все мы равны перед смертью. Она ведь не выбирает, кого забрать с собой, а кого помиловать. Но каждому из нас одинаково больно, когда мы теряем любимых», - думал он, размышляя над услышанной историей. Неожиданно в его памяти снова возник образ пронзительно голубых глаз мужчины, которого Кирилл оставил без помощи, и после некоторого колебания юноша заговорил: - Знаешь, Арбари… Не вини себя. Ты ни в чем не виноват. Это было роковое стечение обстоятельств, над которым ты был не властен. А вот я в своей жизни совершил по-настоящему страшный поступок, из-за которого, скорее всего, и попал к вам сюда. - И что же ты совершил, позволь узнать? – тихо спросил мужчина. Его голос был наполнен такой грустью и тоской, что сердце в груди Кирилла снова болезненно сжалось. - В юности, когда я только учился на лекаря и спешил к своему наставнику на урок, я увидел, как стало плохо человеку, но вместо того, чтобы остановиться и помочь, я просто прошел мимо, потому что боялся опоздать и разгневать этим учителя. Вот это действительно поступок недостойный даже презрения. И сколько бы раз я ни помогал потом людям, как бы сильно они меня ни благодарили, я так и не смог забыть его глаза и простить себя за содеянное. - Но ведь ты был ребенком, - возразил Арбари. – А детям свойственно ошибаться. Ведь они воспринимают мир не так, как взрослые: серьезные вещи могут казаться им глупостью, а пустяковая трудность – трагедией всей их жизни. Они не думают, что своими поступками, могут причинить кому-то боль или вред, но когда осознают, что натворили, или пытаются оправдаться, перекладывая свою вину на другого, или так сильно переживают, что сами порой доводят себя до последней черты. Когда я был маленьким, то доводил родившего меня оми до слез, устраивал каверзы соседям, бил окна в городе камнями, разрисовывал стены… Мне казалось, что я взрослый, и все пытаются меня ограничивать, ущемляя мои права и преуменьшая мою значимость. Я хотел выделиться и доказать всем, что не нуждаюсь ни в чьих указаниях и помощи. И я безмерно благодарен отцу, что он смог выбить из меня эту дурь! Так что ты тоже не вини себя. Дай себе шанс на спасение, а я пообещаю, что тоже перестану вспоминать о прошлом. - Хорошо, - согласился Кирилл, чувствуя небывалое облегчение на душе после разговора с Арбари. Казалось, что после того, как он смог наконец признаться в содеянном им проступке, с его плеч свалился неимоверно тяжелый груз и стало легче дышать. – В моем крае принято в знак согласия пожимать друг другу ладони. Может, пожмем и мы? – спросил он, глядя в замершие напротив него янтарные глаза. – Ну, хотя бы наощупь. - Аркири, - вздохнул альфаи в ответ на предложение парня. – Я бы с удовольствием тебе ее пожал, но не могу… Мне руку повредили во время боя. Так что я не могу поднять ее. Ты уж извини… Если бы не рука, я бы уже давно выбрался из этого подвала. - Руку повредили? – всполошился юноша. – А можно, я ее пощупаю? Может, смогу помочь. Я многое знаю и много умею. - Потрогай, - разрешил Арбари. – Только осторожно. Она сильно болит при малейшем прикосновении. - Ладно, я тихонечко, - пообещал парень, пытаясь нащупать тело мужчины перед собой. – Какая именно? Правая? Левая? - Правое плечо, - произнес мужчина и, поймав ладонь парня неповрежденной рукой, осторожно положил ее себе на полуобнаженную грудь. Грудь мужчины под пальцами Кирилла бугрилась стальными мышцами и равномерно вздымалась при каждом вздохе, а кожа была гладкой и горячей. Приблизившись к ар-дари почти вплотную, Кирилл почувствовал довольно сильный, но приятный запах, не похожий ни на один земной парфюм – словно смесь из ароматов диких трав, цветов и нагретого на солнце дерева, с легкими нотками цитруса и свежестью морского бриза. От ощущения этого запаха и горячей упругой плоти под своими пальцами по телу юноши невольно прошла волна дрожи, в глубине живота приятно потеплело, а пенис в штанах предательски дернулся. «А это еще что такое? – удивленно подумал Кирилл, никогда не замечавший за собой влечения к другим мужчинам. – А ну-ка, держи себя в руках. Ты же врач!» Словно почувствовав охватившее юношу возбуждение, Арбари задышал чаще, а его сердце под ладонью Кирилла застучало быстрей и сильней. «Сосредоточься на плече. Ты должен оказать человеку помощь. Думай об этом, а не о том, как приятно от него пахнет», - пытался настроить себя парень на нужный лад и подавить в себе желание. Проникнув пальцами под свободный край одеяния ар-дари, Кирилл осторожно скользнул ладонью на его правое плечо и легонько сжал. В том месте, где должна была в норме прощупываться округлая головка плечевой кости, сейчас была впадина, а сама головка определялась в районе подмышки. - Похоже на вывих, - произнес он, вытаскивая свою ладонь из-под одежды мужчины. – Ты пальцами шевелить можешь? - Да, - подтвердил Арбари. - А сжать их в кулак? - Могу. - А если рукой не двигать, больше нигде не болит? - спросил Кирилл, осторожно прощупывая руку через одежду на остальном протяжении. Мышцы на плече и предплечье Арбари были столь же хорошо развиты, как и на его груди, что свидетельствовало о хорошей физической подготовке и немалой силе мужчины. - Вроде, нет, - ответил альфаи. – Так ты сможешь помочь? - Возможно, - засомневался юноша. – Всё осложняется тем, что здесь темно и мне ничего не видно. Поэтому из всех способов вправления тебе сустава я могу воспользоваться только самым древним из них. В наших землях его используют во время войн или сражений, когда особо ничего не видно, а человеку надо помочь. Но будет больно! Причем очень-очень сильно. Ты сможешь вытерпеть? - А у нас с тобой есть выход? – вопросом на вопрос ответил Арбари. – Я потерплю. И если ты действительно сможешь вправить мне плечо, и мы выберемся из этого проклятого подвала, то я клянусь связать свою жизнь с твоей священными узами. - Что же ты всё на этих узах-то зациклился? – покачал головой Кирилл. - У меня начало складываться впечатление, что ты их предлагаешь каждому понравившемуся тебе лекарю… Ладно, - тяжело вздохнул парень, еще толком не представляя, о каких «узах» вообще идет речь. – Если после того, как я тебя вылечу, ты сможешь вытащить меня из этого подвала и затем поможешь с разгадкой вашей таинственной болезни, то я согласен. Делай со мной потом, что захочешь. У меня всё равно нет возможности вернуться домой. Так что если мы все для себя решили, снимай верхнюю одежду и ложись ровно на пол. Мне придется упереть тебе свою пятку в подмышку и потянуть за вывихнутую руку. Будет ужасно больно! Так что кричи - не стесняйся. В этом нет ничего постыдного. - Хорошо, - согласился мужчина и, прошуршав снятой одеждой, переместился на землю. – Я готов. Действуй. - Отлично. Сейчас я сниму правый сапог, и начнем. Обнажив свою ногу, юноша нащупал лежащее на полу тело мужчины и лег рядом с ним параллельно. Затем, уперев пятку своей правой стопы ему в подмышечную впадину, он потянул на себя его руку, удерживая ее чуть выше лучезапястного сустава. - Ммм! – застонал Арбари, изо всех сил сдерживая крик. - Сейчас, сейчас, еще немного, - хрипел Кирилл, вращая его руку и чуть отводя ее в сторону и одновременно с этим пытаясь поставить на место выбитую головку плечевой кости с помощью своей пятки. - Ммм!! – еще громче застонал ар-дари, даже не пытаясь вырваться. По тому, как сильно вспотела его рука, парень понял, какую нестерпимо адскую боль тот сейчас испытывает, но крика из горла Арбари он так и не услышал. - Есть, - обрадованно вскрикнул юноша, чувствуя пяткой, как головка плечевой кости встала туда, где ей и полагалось быть. – Вроде всё, - выдохнул он, отпуская руку мужчины и присаживаясь рядом с ним на колени, чтобы уже руками ощупать целостность его сустава. Но никаких отклонений не отмечалось. – Попробуй подвигать рукой. Только осторожно! – попросил он, на что услышал радостный возглас. - У тебя получилось, Аркири! Аро но Кими! И, схватив Кирилла в охапку, Арбари прижал его к своей груди. Его сердце билось быстро и громко, а кожа была влажной и разгоряченной. Аромат же, источаемый его телом при этом настолько усилился, что юноша почувствовал, как в его животе снова разливается предательский жар, а в паху все напрягается. - Ладно, ладно, достаточно, - затрепыхался он, пытаясь высвободиться из жарких объятий и не дать Арбари почувствовать своего возбуждения. Но тот держал его крепко и отпускать ни за что не желал. - Помнишь мои слова? – спросил мужчина, обдавая шею юноши горячим дыханием, от которого по спине Кирилла пробежал целый табун мурашек. – Так вот я нисколько не шутил. Я свяжу наши жизни. Обещаю! - Кажется, уговор был, что мы еще и выберемся отсюда, - прошептал Кирилл, чувствуя, как от охватившего его трепета в объятиях альфаи, он вот-вот потеряет над собой контроль. - А вот это мы сделаем, когда наступит дархаби (ночь) и люди уснут. А пока нам обоим надо выспаться. Если нам удастся выбраться отсюда, в город мы попасть по-любому не сможем и придется идти или в лес, или на фермы, или к генимам. Для своей торговли они прорыли под долиной специальный тоннель, ведущий к центру белого города. Так что силы нам очень понадобятся. Из своих объятий Арбари юношу так и не выпустил. Вместо этого, кинув свою верхнюю одежду на земляной пол подвала, он улегся поверх нее и прижал Кирилла к своей груди. - Кстати, забыл спросить. Что за изверг придумал такой способ, которым ты вправил мне плечо? - В моих землях его называли Гиппократ. И он был не изверг, а великий лекарь и ученый. Как ни пытался Кирилл мысленно убедить себя, что лежать столь близко с мужчиной неправильно и абсолютно противоестественно, но обмануть себя он не мог - в объятиях Арбари ему было хорошо, тепло и уютно. Его напряженное тело расслабилось, а веки налились свинцовой тяжестью. И уже проваливаясь в сон, юноша услышал, как лежащий позади него мужчина тихо вздохнул и произнес: - Аро но Кими (солнцем и небом) ваташи дензитар (я клянусь) боро со ти вирэни тор нон керелим (быть с тобой рядом, куда бы ты ни последовал) сейвито эрни осидо дархъет но дарх-ино (защищать тебя от всех бед и невзгод) ваташи ин эрни ми арнебиа (я вложу в тебя свою душу) но ливи ини ватар мастено Ардо (и вместе мы взрастим новую жизнь). Дорогие читатели! Не пугайтесь! В следующих главах уже не будет так много непонятных слов - Кирилл проспится и будет понимать язык ар-дари, как свой родной русский язык. Мы оставим только некоторые слова, без которых будет не обойтись (т.е.название болезней, летоисчисление и "Аро но Кими").