Last Man Standing

Дин остается дома в одиночестве. Это не должно быть так важно, он, черт возьми, взрослый человек, но все же это важно. Это важно для Сэма, которого Дин отправил общаться с людьми, читать энциклопедии, или чем там еще ботаны занимаются. И после долгого обсуждения Сэм неуверенно согласился. За что Дин ему благодарен. Потому что он любит брата и понимает, что без него лежал бы дрожащим клубочком где-нибудь на обочине дороги, но ему все же нужно гребаное личное пространство. И он уверен, что Сэму тоже. Возможно, он пойдет читать книги или даже переспит с кем-нибудь. Дин хотел бы, чтобы бедный братишка провел пару часов в без-диновом пространстве. Кроме того, Дин хочет доказать, что ему уже лучше. Хочет доказать Сэму, что его можно оставить одного. Это своего рода проверка. Так что Сэм говорит ему, что телефон включен и заряжен. Говорит, что позвонит и проверит, как там Дин, и что ему лучше ответить. И оставляет записки по всему дому, что стало привычным в последние дни, на случай, если на Дина опять что-то найдет. Они оба не настолько наивны, чтобы поверить, что Дин окончательно поправился. У него все еще бывают приступы – моменты, когда в одну секунду с ним все в порядке, а в следующую он смотрит в пол или в стену, потерянный, глубоко запутанный. Сбитый с толку, дезориентированный, изредка испуганный или сердитый. На секунду он словно куда-то выпадает. Сэм может только предположить, что в Чистилище. Дину требуется несколько минут, чтобы вернуться назад. Обычно Сэму приходится взять его за плечи, потрясти и громко позвать по имени, и тогда Дин выходит из своего забвения. Иногда Дину хватает небольшой записки, чтобы вспомнить, где он находится. Пару раз он выходил на улицу с ножом или пистолетом в руке. Он ни на кого не нападал, но все же желание вооружиться было довольно опасным. Именно поэтому Сэм не дает ему водить, поэтому он колеблется, не желая оставить Дина в одиночестве. Дин знает, что брат не может вынести мысли о том, как он останется один дома, будет смотреть в стену, готовый перерезать кому-нибудь горло – или сидеть в ванне, дрожать, сжимая в руке нож и боясь несуществующих монстров. Но Дину хочется, чтобы Сэм не чувствовал вину за то, что он тоже личность, так же сильно, как он нуждается в брате. Кроме того, сегодня Дин чувствует себя хорошо. Настолько, что когда с ним случаются приступы, он едва ли представляет угрозу для себя или окружающих. Конечно, он не слишком хорошо помнит… но все равно почти уверен, что просто зависает. В большинстве случаев он забирается в ванну или сжимается в уголке между стеной и кроватью. Обычно он сжимает в руке оружие, но никогда не приходит в себя окровавленным, что кажется хорошим признаком. Поэтому Дин уверен, что все будет в порядке. Ему нравится быть одному. От этого ему, хоть на секунду, кажется, что он снова самостоятельный человек. Он занят уборкой комнаты, их брошенной тут и там одежды, тарелок и чашек, когда чувствует это, покалывание кожи и перемену атмосферы – безошибочно – он чувствует за долю секунды до того, как слышит шелест крыльев. Дин замирает, сжав в руке одну из фланелевых рубашек Сэма, не мигает, но ничего не видит, потому что сфокусировался на слухе. Любой другой предположил бы, что ему послышалось, и продолжил бы, услышав лишенную угрозы тишину. Но Дин знает. Он его чувствует. Горячий жар, который Кастиэль ощущает, снова оказавшись рядом с Дином, почти невыносим. Но он сдерживается, не позволяя себе издать ни единого звука. Кастиэль мысленно сформулировал хорошую речь перед тем, как явиться, обоснованное объяснение его исчезновения и неожиданного возвращения. Но теперь, находясь в одной комнате с Дином, он понимает, что весь его план летит к чертям. По телу разливается тепло, мускулы дрожат от желания бросить вперед и прикоснуться к нему, его прерывистое дыхание… Внезапно он не знает, что сказать. Дин поворачивается к нему лицом, все в нем кричит при виде ангела. Дин с трудом признает, что это не совсем плохое чувство. Кастиэль стоит в своем плаще и брюках, волосы растрепаны, его гладкая бледная кожа непривычно чиста, и от этого невероятно знакомого взгляда у Дина сжимается грудь. Он бесстыдно оглядывает ангела и видит, что Кастиэль делает то же самое. Кастиэль видит, как футболка Дина обтягивает его тело, как прямо он стоит – кажется, он почти здоров – его зеленые глаза настолько яснее, а эти веснушки… Дин почти похож на самого себя. Кастиэль встречается с ним взглядом. Дин смотрит жестко и холодно. Кастиэль нервно сжимает челюсть, его плечи напрягаются, он выглядит так, словно хочет что-то сказать, но сжатая челюсть не позволяет ему. И, прежде чем он успевает сделать хоть что-то… Дин бьет его в лицо. Кости Кастиэля как сталь, и рука Дина хрустит от удара, но он едва морщится. Он едва замечает это из-за яростного хаоса в голове и других эмоций, что вызывает у него сам вид ангела. Его внезапное возвращение пробуждает в Дине настороженность. Отчасти Кастиэль даже удивлен таким приветствием. Но потом, когда он снова смотрит на Дина, в его глазах темнота – но не опасная темнота. Другая, и от этого взгляда Дин смотрит на него, не мигая, его сердце бешено стучит, внезапно становится жарко, губы приоткрываются, и он задерживает дыхание, ожидая, что же случится дальше. Кастиэль срывается с места и Дин пытается защититься, но все его попытки бесполезны, он не успевает моргнуть или даже поморщиться, как Кастиэль толкает его к стене и целует в губы. Душа Дина резко дергается от этого ощущения, от прикосновения кожи Кастиэля к своей, наконец-то, и секунду он колеблется… черт, как же приятно… Но он не забыл, как они отказались от этого – как Кас отказался. Он грубо толкает Каса в грудь. Дин сердито смотрит, оба часто дышат, и Кастиэль окидывает Дина быстрым взглядом – полный ярости, такой живой. И Боже, неужели он не выглядит правильно. Кастиэль шагает вперед и снова целует Дина, легко пресекая все его попытки сопротивляться. И почти сразу они обхватывают друг друга, целуются и кусают губы, словно всегда так и было. Поцелуй выходит грубым, жестким, и ни один из них не уверен, целуются они или сражаются. Кастиэль всем телом прижимает Дина к стене, должно быть, его движения кажутся отчаянными, животно-инстинктивными. Но мысль о том, что они снова рядом, что он наконец-то позволил себе прикоснуться к нему, вызывает горячую волну внутри него, и это так хорошо, что он изо всех сил пытается быть как можно ближе. Кастиэль упивается этими прикосновениями и не может насытиться – он опьянен. Внезапно острая боль пронзает нижнюю губу Дина, отчего он отстраняется. Прижав палец к губе, он проводит по больному месту, и на пальце остается кровь. Широко открыв глаза и часто дыша, он переводит взгляд с пальца на лицо Кастиэля. Он видит, что ангел сам проводит пальцем по губам, удивленно замечая, что они тоже покрыты кровью. И Дин не знает, злиться ему или хотеть, чтобы Кастиэль вернулся сломать его окончательно – потому что он, блять, только что до крови прокусил его губу. Кастиэль выглядит так, словно не верит своим глазам: – Я… Дин, я не… я изви… Но ему не удается закончить, потому что Дин снова целует его, крепко обхватив руками. Кастиэль стонет в рот Дина, когда тот грубо тянет его за волосы. Они обнимают друг друга за бедра, тянут за волосы и одежду, беспощадно впиваются пальцами в кожу. Они не могут насладиться этими прикосновениями. В их совместных движениях нет никакого ритма, но ощущение джинсов, трущихся о плотный хлопок плаща и брюк настолько знакомо, что они стараются прижаться как можно ближе, даже если это стесняет движения. Ни один ни собирается отступать даже на дюйм. Кастиэль чувствует знакомый жар крепкого тела под одеждой, и это ощущение ему намного роднее, чем Небеса. Намного правильнее. Кастиэль отстраняется и удерживает Дина, который жадно тянется к нему. Он остается так же близко, но не позволяет Дину поцеловать его, только едва коснуться губами. Он ждет, пока Дин не понимает, что он пытается сбавить темп, взять себя под контроль. И когда Дин останавливается и просто ждет, Кастиэль снова целует его нижнюю губу, на этот раз мягко, чувствуя во рту солоноватый привкус его крови. Он целует нежно, медленно приоткрывает губы Дина. И чувствует, как Дин дрожит, как тонет в этих неторопливых движениях. Кастиэль играет с его языком, и Дин с радостью поддается. Поцелуй выходит медленным, горячим и интимным – именно в этом они так долго нуждались. Дин чувствует, как начинают ныть суставы, но не ослабляет хватку – он слишком боится отпустить. Кастиэль открывает глаза и слегка отстраняется, оставляя на губах Дина невесомые поцелуи так, чтобы видеть выражение его лица – закрытые глаза, очаровательно покрасневшие губы, почти… печально сдвинутые брови. Он напуган. Кастиэль поднимает дрожащую руку и мягко проводит пальцем по лбу Дина, заставляя его расслабиться. И когда он опускает глаза, Дин смотрит на него широко открытыми стеклянными глазами, отчего Кастиэль окончательно убеждается, что он боится. Дин замирает, внимательно вглядывается в лицо Кастиэля, и тот понимает, что Дин ждет, что он осознает, что они только что сделали и оттолкнет его. Кас знает, что он должен сделать. Он остается. Он продолжает обнимать Дина и смотрит ему в глаза, отказываясь прервать зрительный контакт. Он показывает Дину, что в этот раз он уверен – он не передумает. Он не уйдет. И когда Дин с разрывающей сердце тревогой медленно тянется поцеловать его, боясь, что Кас оттолкнет его, как часто делал это раньше, Кастиэль закрывает глаза и остается. И когда Дин целует его мягко и невинно, Кастиэль чувствует, как все его тело дрожит от облегчения. У него нет необходимости дышать, но он все равно задыхается. Резко вдыхает, отстраняясь от поцелуя, и еще крепче держит Дина, не открывая глаз и просто чувствуя близость, невероятную реальность Дина. Кастиэль прислоняется лбом ко лбу Дина, дышит в его губы, и Дин слышит его прерывистое дыхание. Когда Дин кладет руки на спину Кастиэля, успокаивающе гладит его, Кас вздыхает и утыкается головой в его шею. Их теплые тела идеально прижаты друг к другу. – Почему ты ушел от меня? – спрашивает Дин так тихо, что его слова едва слышны. Кастиэль молчит так долго, что Дин уже думает, что он не ответит, и тут же слышит, как он бормочет в его шею: – Иногда я так сильно хочу прикоснуться к тебе… что почти не могу дышать… Дин старается не улыбнуться от облегчения, от радости слышать это признание. Он слышит страдание в голосе Каса. Боль, скрытую за этими словами. – Так почему ты? – снова спрашивает он, но Кастиэль молчит. Дин вспоминает невыносимую боль, когда услышал, как Кас с бесстрастным лицом говорит ему, что сожалеет обо всем, что случилось. В горле Дина встает комок, он сжимает челюсть и произносит: – Ты стыдишься… – Нет, – внезапно отрезает Кас, его голос звучит так твердо, что не остается ни тени сомнения. – Нет. – Это уже не так, – грустно признает Дин. – Возвращаться к этому, зная, что ты обо всем сожалеешь. Кастиэль вскидывает голову и пораженно смотрит на Дина. Он наклоняет голову, щурясь: – Нет, это не так. – Ты сам сказал, Кас, – резко говорит Дин. – Сказал, что сожалеешь. Кастиэль опускает глаза и печально качает головой: – Ты неправильно понял, Дин. Я хотел сказать, что сожалею о том, что это случилось там, при таких… обстоятельствах, – голос Кастиэля звучит хрипло и ровно. – Ты был ранен, и я… Я сожалею только о том, что не догадался об этом раньше, о нас, прежде чем мы оказались в Чистилище. Прежде, чем мы… Дину кажется, что Кастиэль сейчас скажет свихнулись. Единственные люди, оставшиеся в живых. – Я сожалею, что мы не успели… найти друг друга, пока были… в здравом уме. Пока я не успел совершить всех этих ошибок. Пришлось почти сойти с ума, чтобы до меня дошло… Дин смотрит на ангела и ждет, хотя и видит, что у него кончились слова. Кастиэль говорит тихо, почти шепотом, почти смущенно: – Я никогда не буду сожалеть о том, что… что произошло между нами. Дин тяжело выдыхает через нос и морщится – все, что он может сделать, чтобы не заплакать от счастья. Он чувствует, что все его нервы до боли натянуты, все его существо умоляет о том, чтобы его не разрушили. Он может думать только о том, как же ему хочется, чтобы все это было на самом деле. Он очень уязвим, и думать о том, что Кас вернулся просто ради того, чтобы снова исчезнуть… как пытка. Он бы не выжил. Он произносит хрипло и низко: – Лучше бы тебе быть серьезным. Кастиэль обхватывает его голову обеими руками и смотрит в глаза, пронзительно смотрит невероятно серьезными синими глазами, и в этом взгляде весь Кастиэль. Дин сглатывает, загипнотизированный этим взглядом. Он может только смотреть в ответ. Кастиэль спокойно и твердо произносит: – Я всегда серьезен. Тишина. Дин моргает, зачарованно глядя на него. После секунды тихого напряженного молчания… Кастиэль медленно расплывается в улыбке. Дин изумленно распахивает глаза – сукин сын потратил огромную кучу времени, чтобы обрести чувство юмора. Дин не сдерживается – он тихо смеется и трясет головой, которую все еще держит Кастиэль. И слышит, что Кастиэль тоже смеется, даже когда Дин мысленно ругается и что-то раздраженно бормочет. Кастиэль целует его. Прежде, чем Дин понимает, что происходит, он уже прижимает Кастиэля к стене, крепко обнимает его и целует. Держит его, чего так долго хотел. Когда они прерываются, чтобы вдохнуть, Кастиэль захлебывается вдохами, и Дин осознает, что ангел выглядит таким же раненым, уязвимым и отчаянным. Напуганным. Сжав глаза и опустив голову, Кастиэль умоляет: – Скажи, что я могу остаться… – Конечно, ты останешься, – тихо, но твердо отвечает Дин. – Кас, мы никуда друг от друга не денемся. Он говорит это утверждающим тоном, но оба знают, что это вопрос. Предложение. Просьба. Отчаянная необходимость в подтверждении. Затаив дыхание, Дин еле дожидается ответа – лихорадочного кивка Кастиэля, после которого он снова целует Дина. *** Они лежат на кровати Дина, пытаясь успокоить бешено бьющиеся сердца, едва касаясь друг друга. Они лихорадочно размышляют, пытаясь понять, что же им делать дальше. Теперь, когда у них есть и время, и уверенность. Наконец, Дин поднимается на ноги, чувствует, как все внутри нервно сжимается, но не меняет своего решения. Он снимает майку и джинсы, легко и спокойно, скидывает ботинки вместе с носками. Он чувствует взгляд ангела на своем теле, слышит его дыхание. Колеблется секунду, а потом стягивает трусы и остается совершенно голым. Кас садится и дрожащими руками снимает с себя рубашку. Он тянется к брюкам, и Дин подходит к кровати и снимает их, когда ангел приподнимает бедра. Они оглядывают друг друга, оба понимают, как сильно они хотели иметь возможность сделать то, чего никогда не могли позволить себе раньше. Сидящий на кровати Кас идеален – фарфоровая кожа и крепкие мускулы. Словно неразрушимая бесценная китайская редкость. Вроде тех, с золотыми гранями и жемчужными узорами, к которым Дин всегда боялся даже прикоснуться, не то чтобы пить из них. Необычно красивый. Кастиэль знаком ему, но видеть его вот так – что-то новое. И Дина переполняет приятное ощущение безопасности. Словно он знает, что это должно было произойти. Кастиэль вздыхает, осматривая стоящего рядом с кроватью Дина – одновременно уверенного и колеблющегося. Этот покрытый шрамами Адонис, к которому он когда-то прикасался так легко, к которому так хочется прикоснуться снова. Его гладкая кожа испещрена свидетельствами тяжелого прошлого, но для Кастиэля он идеален. Прекрасен. На его коже – карта к настоящему времени. История героя. Каждая метка жаждет, чтобы к ней прикоснулись мягкими пальцами и губами. Он осматривает каждый дюйм, каждую линию, которые так хотел увидеть в Чистилище – выступающие бедра, сильные мышцы. Он восхищается телом Дина не столько в сексуальном смысле, как предполагал. Он не чувствует непреодолимого желания бросить его на кровать и взять, чего он так опасался. Он просто очарован. Дин обнажен перед ним – во всех смыслах. А он – перед Дином. Кас громко сглатывает, с волнением замечая, что взгляд Дина скользит по его груди и животу к той части тела, которую видел и трогал только Дин. Дин ложится рядом с Кастиэлем лицом к лицу, они слышат прерывистое дыхание друг друга. Кастиэль двигается первым, проводит пальцами по шраму на плече Дина, оставшимся после когтей монстра, той самой затянувшейся ране, которую он получил в первый же день в Чистилище. Катализатору, который привел их к этому общему, объединенному существованию. Кастиэль знает, что он должен сделать. И хочет сделать это. Правда. Просто он очень боится. Дин чувствует это и крепко обнимает его, глубоко выдыхает, чтобы успокоиться самому. Один из них должен собраться, так пускай хоть раз это будет он. Дин обнимает свое тело дрожащими руками Каса, и тот вздыхает, впитывая в себя ощущения. Это так знакомо, словно сбывается хороший сон. Они привыкли к этому. Тогда всё было так просто… И снова может быть. Кастиэль расслабляет руки, ладонями скользит по телу Дина, и рвано выдыхает, чувствуя, как наконец-то может прикасаться к нему, отчего Дин закрывает глаза и думает «Наконец-то. Сейчас всё правильно». Благодать Кастиэля привлекает их внимание к стене, непреодолимому барьеру между ней и душой, и Кас нервно смотрит на Дина, будто хочет сказать «я понятия не имею, что с нами может случиться». И Дин смотрит на Каса, взглядом говоря «Похуй». «Давай сделаем это». Неуязвимому ангелу больно ощущать человеческие эмоции. Это будет не так, как в Чистилище, Кас знает это. Там он был почти человеком. Сейчас будет больше. Теперь, когда он снова стал ангелом, все будет намного ярче – каждое человеческое чувство, каждое ощущение будет таким, как его чувствует душа человека. Так, как он никогда не должен был чувствовать. И это будет охрененно больно. У Кастиэля накопились месяцы неразделенных эмоций, не говоря уже о Дине. Он знает, что это будет тяжело, знает, что будет больно, но все равно верит, что так или иначе они с Дином снова смогут чувствовать друг друга. Ему нужно уничтожить стену, чтобы всё исправить. Поэтому он кладет ладони на плечи Дина, глубоко вдыхает и ломает стену между ними, заставляя ее исчезнуть. На секунду… это глубокое облегчение. Дин чувствует это – барьер между ними исчез. И чувствует все, что чувствовал Кас – каждый день, каждую секунду. Он чувствует, что Касу было так же трудно, как ему, видит всё, что видел Кас – как он выглядел, когда ему становилось еще хуже, и как Кас жалел, что не может помочь – и Дин обнимает его крепче, чувствуя, как Кас мучился. Невероятно хорошо чувствовать себя внутри друг друга, настолько, что даже больно. Кастиэль чувствует, как электрическим разрядом по его телу бегут одновременно душа и благодать, сверкают от взаимодействия друг с другом, отчего его тело дрожит. От давления в голове в глазах темнеет, и кажется, что они вот-вот взорвутся. Все мучения Дина, его одиночество и страдание – все они здесь. Бесчисленные мысли, картинки, звуки, запахи, вкусы. Этого слишком много, слишком много для одного тела, и он думает «О Боже, я же убью нас обоих». Но Дин крепко держит его и тихо просит потерпеть. Это кончится, Кас. Просто подожди. Он издает сдавленный крик, приглушенный плечом Дина, в которое он впивается зубами. Он чувствует, что его сейчас разорвет на кусочки – словно его тело взорвется и убьет их обоих, и это сводит с ума, потому что ему так хорошо. Но это пытка. Дин крепко обнимает его, прижимается к нему всем телом и шепчет бессмысленные обещания о том, что все будет хорошо, что они с этим справятся. Кастиэль дрожит всем телом, неосознанно стонет, в его сознании царит хаос, наконец-то одержавший верх надо всем, что он так долго отказывался чувствовать и понимать. Он часто и неглубоко дышит, кожа словно горит – если бы он не жил так долго, подумал бы, что умирает от какой-то лихорадки. Но Дин держит его, не отпускает ни на секунду, за что он очень благодарен, потому что не знает, что бы с ним иначе случилось. Удивительно, но душа Дина просто открывается ему с благодарностью и облегчением, показывающей, как долго он этого ждал. Это дает Кастиэлю уверенность, что он сможет, что он все делает правильно. Потому что Дин так хорошо справляется. Он прекрасно принимает это – словно был рожден для того, чтобы жить с силой, которую его тело физически не может вынести. И он, несмотря на все, просто открывается, как цветок перед солнцем. Кастиэль не может сдержать дрожи, но Дин продолжает держать его, и Кас так благодарен, что Дин чувствует это через их связь, тихое спасибо спасибо спасибо за то, что он не отстраняется. Не оставляет его. Часть его не понимает, чем он заслужил такую любовь и преданность, как такой человек, как Дин, вообще может существовать. Кастиэль чувствует такую веру и благодарность к Отцу, против которого когда-то восстал, что на его закрытые глаза наворачиваются слезы. Но он спокоен и уверен, и хаос, наконец, начинает постепенно успокаиваться, волна за волной, пока не превращается в едва слышный шум. Когда поток эмоций и ощущений между душой и Благодатью ослабевает, все словно успокаивается. Смешивается, как две жидкости. Между ними устанавливается прочная, глубокая связь, намного сильнее той, что была до стены, возведенной Кастиэлем. Это странно, непривычно, эмоции зашкаливают, и они чувствуют себя удивительно полными. Больно, но они откуда-то знают, что боль пройдет. Они понимают, что если бы не прекращали связь, то она никогда не стала бы такой сильной. И Дин почти рад этому навязанному пониманию того, как же он хотел того, что между ними было. Тому, что теперь понимает разницу. Понимает, как необычна, как особенна их связь. Это странно и причиняет боль, словно от легкого удара электричеством, но наконец, наконец он может снова чувствовать Кастиэля. И Кастиэль каждой клеточкой чувствует Дина. Кастиэль часто дышит, совершенно обессиленно лежит на руках Дина, когда замечает, что тот опускает глаза и понимает, что в какой-то момент он кончил. Он не разобрал этого среди мучительных наслаждений и острых ощущений, переполнявших его. Дина это не слишком тревожит, просто немного сбивает с толку. Он оглядывает Кастиэля, убеждаясь, что с ним все в порядке, убирает волосы с его лба. Кастиэль просто смотрит на него с немой благодарностью. Он глубоко вдыхает, опускает голову на плечо Дина и закрывает глаза. Дин мягко целует его в висок. Когда Кастиэль успокаивается, Дин встает с кровати и голым идет в ванную, оставляя обессиленного ангела лежать на кровати, и возвращается с парой влажных полотенец. Первое полотенце теплое, и Дин вытирает их тела от спермы. Второе – холодное, и он проводит им по груди ангела, а потом прижимает к его лбу, гладя пальцем покрасневшую щеку. Они долго лежат в уютной тишине. Они не занимаются сексом. Просто лежат рядом, обнаженные, иногда обнимаются, иногда просто лежат плечом к плечу. И чувствуют такое облегчение, что оба готовы разрыдаться, но вместо этого только смеются – легко и тихо – прижимаясь друг к другу.