Last Man Standing

Сэм заметно изменился, начал дружелюбнее относиться к Касу и намного проще к их… что бы там между ними не было. Не то чтобы он мог сказать об этом вслух, но Дин чувствует, что напряжение пропало. Иногда он дразнит брата, что кажется намного естественнее, чем просто осторожно молчать обо всем. И Дин невероятно счастлив от этого. Хотя он все еще чувствует дистанцию между собой и братом. Дин нечасто любит обсуждать подобное. Он никогда не нуждался в подобном выражении своих чувств. Обычно мысль о подобном разговоре вызывает у него желание закатить глаза и уйти куда-нибудь подальше. Но сейчас он находит в себе странное, совершенно непривычное желание поговорить обо всем с Сэмом. И Сэм ведет себя… как Сэм. Дин чувствует необходимость выговориться, но Сэм – что очень неожиданно с его стороны – не дает ему этой возможности. Почему-то ему хочется спросить Сэма и получить ответ. Несмотря на то, что он понимает, что это будет тяжело и болезненно. Возможно, дело в том, что ему придется объяснять не Касу, а Сэму, ведь после появления невероятной глубокой мысленной связи Дин совсем разучился выражать свои мысли словами. Ему хотелось бы, чтобы Сэм понимал его, как Кас, чтобы убедился в его искренности, не прибегая к бесполезным разговорам. Но он знает, что поговорить придется. По доброй традиции Винчестеров он дожидается момента, когда они остаются вдвоем в машине. Он оглядывает Сэма и решает, что тот выглядит достаточно спокойным, ведя машину и переключая радио на какой-то инди-рок – Дин отстраненно думает, что это совсем не в его стиле. Но оставь человека за рулем машины на год, и он почувствует себя как дома. Что тут поделаешь? – Когда я был в Аду… – ни с того ни с сего начинает Дин, удивляя даже себя тем, с чего решил заговорить. Он чувствует на себе взгляд Сэма, чувствует его удивление, желание услышать что-то еще и нервное ощущение, что сейчас он услышит что-то, чего не хотел бы слышать. Дин продолжает: – Я сломался. Я сдался. Словно всё во мне просто… треснуло, я стал делать всё, что нужно, чтобы меня не… – ему не нужно говорить о пытках, Сэм и так понимает. Еще лучше, чем во время их первого разговора об этом. – Я был эгоистом. Жестоким. Я превращался, – признает Дин. Видя, как Сэм щурится, внимательно слушая его, он добавляет: – В демона. – Дин, – Сэм пытается возразить, в его голосе сквозит сочувствие. Но Дин останавливает его жестом руки. – То, что я видел и делал, было… Злым, кровавым и… заманивающим. Как клетка, созданная из худших частей тебя. В которой застреваешь, видя все свои недостатки, все ошибки, что сделал в жизни, пока не утопаешь в них настолько, что становишься таким. Потому что не можешь выдержать. Остается только… уступить. Дин слышит, как Сэм нервно сглатывает. – Я все еще ненавижу себя за это… Сэм снова хочет возразить, и Дин благодарен за то, что брат его защищает, но все равно снова останавливает его. – Я знаю, что был… Я знаю, что веду себя, как будто у меня крыша поехала, но… Чистилище было иным. Оно совсем не похоже на Ад. Дин надеется, что Сэму станет легче от его слов. Потому что ему самому это явно помогло. Он чувствует себя на правильном пути, поэтому продолжает: – Это был бесконечный лес, сражения и… отличие от реальной жизни. Ад был… постоянным напоминанием о ней, обо всем, что я потерял. О всем, чего больше не мог иметь. Словно тебе показывают картинки прошлой жизни и говорят видишь? Больше так не будет. Но Чистилище было просто… так далеко. Оно даже чем-то напоминало дом. И все же отличалось. Там все было медленно, одновременно горячо и холодно, как на войне в другой вселенной, где ты… постепенно забываешь. Каждый монстр, которого мы когда-либо убили, и столько всякого дерьма, о котором даже не слышали… – Дин глубоко вздыхает. – Спустя какое-то время вспоминать стало сложнее. Или просто легче было не вспоминать, не знаю. Но там было не больно, – признает Дин. – Это не… сломало меня. Не превратило меня в монстра, не вызвало желания стать прежним, так, чтобы вернувшись, я точно знал, как себя вести. Оно изменило меня. Я – мы – изменились. Нам пришлось. Сэм кивнул, давая понять, что слушает. Он пытался понять. – Но было еще кое-что… – сердце Дина громко стучит, пока он пытается выложить всю правду. – Кас спас мне жизнь. У него был шанс выбраться, Небеса пытались вытащить его, понимаешь? Но он не ушел. Не оставил меня. Сэм переваривает информацию, чувствуя прилив благодарности к Касу за то, что не бросил Дина в тяжелый момент. – Я был мертв, – произносит Дин. Сэм смотрит на брата, открыв рот. Дин кивает на дорогу, и Сэм поворачивает голову назад. – В первый же час в Чистилище меня разорвали на куски. Кас, он… спас меня. Он отдал мне… часть себя. И в нем осталась часть меня. И теперь мы… вроде как соединены. Смешаны. Буквально. То есть – его Благодать и моя душа. На несколько минут в машине повисает тишина: Дин дает брату время все осмыслить. – Мы жили с ним вместе, выживали, сражались и… спали вместе… казалось, что прошло несколько веков, – его голос становится мягче. – Целую жизнь, – и еще мягче, – вместе, – в голосе Дина звучит мрачная гордость. – И мы были непобедимы. Ни одна тварь не могла добраться до нас. Теперь Сэм понимает, теперь все имеет смысл – Дин и Кас, дикие, свободные и просто… вместе. Не было ни демонов, ни ангелов, ни ответственности перед кем-то, кроме друг друга, ни тяжести всего мира на плечах. И на него снисходит глубокое понимание всего – того, как Дин вел себя, вернувшись, его преданности, гребаной отчаянной необходимости вернуть Каса, нежелания слушать земные предостережения Сэма насчет ангела. Он понимает, что свернул на обочину, только когда Дин начинает неловко ерзать рядом с ним. – Мне нужно, чтобы ты принял это, – Дин бормочет так тихо, что Сэм не уверен, говорил ли он вообще. Сэм не может найти слов, а Дин покрывается мурашками в ожидании. Наконец Сэм кивает. Легким ветерком, из одного окна в другое, по машине проносится облегчение. И им становится лучше. Обоим. После этого Сэм снова заводит машину и выезжает на дорогу. Ему много чего хочется сказать, но он не знает, с чего начать. Поэтому просто начинает: – Тебя не было целый год. Это как большой… пустой кусок твоей жизни, о котором я ничего не знаю. И потом ты вернулся и не мог ничего рассказать. Ничего. Ты даже не упоминал о Касе, – Сэм пытается объяснить свою тревогу и смущение. Дин опускает взгляд на свои руки. – В мире было… слишком тяжело, – признается он. – Всего этого… слишком много. И, – он нервно сглатывает, – и оторваться от него… было очень больно. Словно у меня вырвали половину мозга, половину души. И я говорю это не для красного словца – я буквально чувствовал себя так, словно мой мозг пропустили через мясорубку. Все было бессмысленно. Сэм сжимает руль. – Мне жаль, Дин… – Нет, – перебивает его Дин. – Нет, не то чтобы я… Сэмми, я рад, что ты вытащил меня оттуда. Ты знаешь, что я бы сделал то же самое для тебя. Я просто… я вернулся разорванным на части, какая-то часть меня осталась в Чистилище. И это произошло не по твоей вине. Я просто… хотел, чтобы ты знал, не потому, что я не верю тебе, не потому, что я не благодарен. Я просто… не мог… найти слов. Все еще не могу, – иронично шутит он, горько усмехаясь. Сэм кивает, радуясь этому объяснению. – Мне с каждым днем становится лучше, – говорит ему Дин. – Я почти вернулся, – он слышит, как Сэм глубоко вдыхает, пытаясь казаться спокойным. – В Чистилище мы не разговаривали, – Дин снова опускает взгляд на руки. – Возможно, нам не следовало этого делать. Возможно, мы перешли через какую-то черту. Но я понял… что никого не смогу понять так, как понимаю его. Я никогда не смог бы полюбить какую-нибудь несчастную девушку, которая понятия не имела, во что ввязывается, встречаясь со мной – не так, как я люблю Каса. Он знает мои худшие стороны. И, видит Бог, я знаю обо всем дерьме, что он натворил. Но… я все равно считаю, что он… – Дин не уверен, что именно он хочет сказать – прекрасен, идеален, достоен. Всё вышеперечисленное. Говори он сейчас с Кастиэлем, ему не пришлось бы пытаться впихнуть все свои чувства в неудобные слова. В этом смысл. – Слушай, – начинает Дин тоном, так похожим на его прежний, что Сэм чуть не смеется от облегчения. – Если у тебя есть вопросы, задавай. И когда мне станет лучше, – он почти слышит, как Сэм сжимает руль, – мы поговорим о моем гребаном путешествии, – Дин вдыхает. – Я понимаю, тебе хочется узнать об этом, так что когда придет время, я просто… заговорю, наверное, – он произносит это таким знакомым Сэму тоном, в котором сквозит неприязнь к обсуждениям. У Сэма щиплет глаза, и он уверен, что это просто от всего, что он только что услышал, но ему хочется засмеяться – или закричать – пока не кончатся силы. Вместо этого он смотрит на дорогу и серьезно произносит: – Спасибо тебе. После пары секунд тишины Дин решает доказать брату, что когда-нибудь он станет прежним, что он помнит, каким был… и поэтому выдает совершенно неприличную шутку. – Знаешь, а Кас совершенно неудержим в постели. – А, Боже, Дин, – Сэм морщится, трясет головой и смеется, и Дин смеется в ответ. И им так приятно снова смеяться. Они смеются почти неудержимо. Нервно, с облегчением, на грани истерики. Дин с удовольствием снова дразнит брата: – Серьезно, он просто секс-машина. Я бы никогда не поверил, сколько страсти скрывается в таком… – Ой, заткнись уже, – Сэм бросается в него свернутой в шарик оберткой от сэндвича. – И это многого стоит, – Дин намеренно игнорирует его, понимая, что у него прекрасно получается дразнить брата. Сэм делает гримасу и снова трясет головой, и Дин тихо хмыкает, чувствуя, как между ними устанавливается момент спокойной тишины. – Так значит… вы двое занимаетесь… ты знаешь… – Сэму внезапно хочется прокашляться. Сэм не знает, зачем ему это знать – возможно, из-за того, как трудно это переварить. Он только что услышал доказательство, Дин вслух признал это, честно и серьезно, так что возможно, ему было легче услышать об этом именно так. – Нет… не совсем, – нервно признается Дин. Сэм кивает, и они сидят в неловкой тишине. Дин неловко ерзает: – Это охрененно странно, да? Сэм не может сдержать смеха: – Да. Да, это странно. Но… – он собирается с мыслями, подбирает правильные слова. – Но я рад, что мы… ну, знаешь… говорим… обо всем этом. – Ой, не надо, – возражает Дин, притворяясь, что презирает сентиментальности, но Сэм только закатывает глаза, и тогда Дин все же произносит: – Да, я тоже. Наступает момент менее неловкой тишины, во время которой Дин пытается придумать, как спросить то, что нельзя не спросить. У своего младшего брата. Которому только что признался в однополой любви к ангелу. – Эм, – он прочищает горло. – Раз уж зашел разговор, мы с Касом думали, не… не, – Дин физически не может продолжить свою фразу. Сэм вопросительно приподнимает брови и нетерпеливо спрашивает: – Что? – Ничего. Мы просто думали, не мог бы ты… ну, уехать куда-нибудь. Сегодня или в другой вечер – когда тебе… – А-а, – до Сэма доходит, и он тут же чувствует себя так же неловко, как Дин. Что, думает он, довольно странно. Дин не раз выгонял его, чтобы переспать с кем-нибудь, легко и без стыда. Секс никогда не казался ему достойным смущения. И тогда Сэм понимает, насколько в этот раз все по-другому, и радуется этому. А еще он думает, на сколько миль ему нужно уехать, чтобы перестать чувствовать себя… странно просто от осознания того, что это происходит. Он отгоняет от себя эту мысль и дает брату свое согласие. *** Кастиэль неловко сидит на краю кровати Дина, его руки трясутся от волнения. Он чувствует, не понимая, откуда, что сегодня с Дином станут чем-то… бо̀льшим. Он хочет, Боже, как он хочет. Но это все равно вызывает беспокойство. Есть только одно, чем они с Дином не занимались к этому моменту отношений. И это очаровательно, мучительно и неизбежно. Он слышит, как закрывается входная дверь и знает, кто пришел. Он поднимается с кровати и нетвердыми шагами пересекает несколько комнат, задержав дыхание. Повернув из-за угла, Кастиэль видит, что Дин все еще стоит на пороге. Он стоит в коридоре, широко открыв глаза, сжав руки в кулаки, и смотрит на Каса. Ангел осматривает его напряженный силуэт, чувствует, что его нервы натянуты до предела. Их разделяет только эта комната, но они просто стоят, глядя друг другу в глаза. Никто из них не знает, кто начал двигаться первым, но в один момент они срываются с места и подходят друг к другу, крепко обнимаются и целуются так, словно не виделись несколько дней. Их движения становятся все более уверенными – руки скользят под одеждой, оглаживая теплую кожу. Со временем они становятся менее осторожными, уже не сомневаясь, не думая, могут ли это сделать это, готовы ли. После всех горячих прикосновений, прижатых тел, глубоких, долгих поцелуев – их это больше не волнует. И тогда, словно перейдя невидимую черту, они хотят большего. Они хотят всего. Непонятно, отчего – от влечения друг к другу, поцелуев или оттого, как Дин сжимает бедра Каса, а ангел кусает его губы каждый раз, когда тот пытается оторваться, чтобы вдохнуть, или всё это, но в эту секунду… кажется, что всё правильно. Правильно в стиле Чистилища. Так, словно они опять бесконечно, неудержимо свободны. Дин сжимает руками рубашку Каса и тянет вверх, неразборчиво пытаясь сказать ангелу, чтобы он снял ее. В итоге Дин дергает так сильно, что Кас прерывает поцелуй, и Дин использует этот момент, чтобы стянуть рубашку через голову ангела. И едва сдерживает ругательство, увидев ангела – его покрасневшие губы, широко открытые глаза и растрепанные волосы. Ему нравится, как выглядит Кастиэль – его грудь обнажена, а глаза блестят, как будто он окончательно съехал с катушек. Он странно красив – как будто Дину стоит испугаться, но вместо этого он очень, очень возбужден. Они двигаются вместе, позабыв обо всем мире. И это так естественно, что они едва замечают, в какой момент успели раздеться. Дин не замечает этого, пока ему не приходится развязывать шнурки, в то время как Кас стягивает с него джинсы (в итоге Дин чуть не попадает ему коленом по лицу), и их лихорадочные движения только усложняют процесс. Он издает короткий смешок, и Кас поднимает на него сначала бессмысленный, пустой взгляд, а потом улыбается. И Дин останавливает его глубоким, нежным поцелуем, как будто они вернулись в теплый вечер в Чистилище и лежат где-то в пещере. И, конечно, это длится недолго – Дин смотрит через плечо Каса и они замечают, что разворотили всю комнату – стул, который перевернул Кастиэль, когда не глядя тянул за собой Дина, чашки и книги валяются на полу, рубашка Кастиэля свисает со спинки дивана, а майка Дина каким-то образом оказалась в раковине посреди пустых пивных банок. Они встречаются взглядами, Кас поднимает бровь, Дин усмехается... И началось. Поцелуй скорее напоминает сражение, в котором оба упиваются бессилием соперника. Они делают всё возможное, чтобы быть главным – прижать второго к стене, лишить возможности сопротивляться. Они поворачиваются, Кас толкает Дина, и от стены отлетают куски побледневшей старой краски. Они все еще соревнуются, и хотя Кас поймал его и прижал к стене, у Дина все еще есть козырь в рукаве. Кастиэль наклоняется и кусает его в шею, и Дин знает, что тот думает, что выиграл. Поэтому он проводит руками по телу Кастиэля и сжимает пальцами его соски. Он слышит, как ангел резко вдыхает. Слегка надавливает – и Кастиэль морщится, на секунду ослабляя давление, чем Дин тут же пользуется. Дин снова поворачивается, прижимает Каса к стене и хватает его рукой за горло – не душит, просто удерживает на месте. Он наклоняется к груди Кастиэля и находит губами чувствительный розовый сосок, облизывает его, осторожно кусает, пока Кас не откидывает голову назад. Дин запускает руку в его волосы, зная, что Касу это нравится, и целует его шею, неторопливо опуская свободную руку к его штанам. Он чувствует сквозь ткань напряженный член и довольно улыбается. Он отпускает Каса и толкает его в сторону спальни. Дин целует его, и в итоге Кас натыкается спиной на стол. Дин отстраняется только для того, чтобы мельком взглянуть на опрокинутый стол, и тут же возвращается к губам Каса, не глядя убирая стол с дороги. Кас улыбается в его губы, и Дин прижимает его к стене рядом со спальней. Дин кусает его в шею, и от каждого резкого прикосновения Кас стонет, закусывает губу и проводит ногтями по груди Дина. Кастиэль впивается пальцами в короткие волосы на затылке Дина. Он тянет, вызывая у Дина совершенно охренительную усмешку. Дин открывает глаза – одновременно ярко-зеленые и потемневшие – и смотрит на него. Кас говорит ему взглядом: «Пойдем в спальню». Дин резко вдыхает с трудом выдавливает тихое «блять». Они целуются жестко и грубо, и будь на их месте кто-то другой, в этом поцелуе не было бы ничего чувственного, но они слышат эмоции друг друга и понимают, что все в порядке. Кас беспощадно исследует рот Дина, лихорадочно пытаясь расстегнуть его джинсы. Наконец-то Дин затаскивает его в спальню, и они оба вслепую идут к кровати, падают вместе на простыни, и теперь их разделяют только штаны. Дин хмыкает, замечая очередную попытку Каса снять их – такую бесполезную. Кас толкает Дина так, что он сползает с кровати и неуклюже падает на пол. Кас злорадно усмехается, и Дин смотрит на него предупреждающим взглядом, впрочем, безуспешно, потому что в следующую секунду в его глазах загорается похоть, когда Кас встает на колени, наклоняется и стягивает с него чертовы джинсы вместе с бельем. Дин делает глубокий вдох, вылезает из джинсов и поднимается на ноги. Он опускает глаза и видит, как Кас усмехается и смотрит на него этим взглядом, невероятно идеальным, многообещающим. Кас проводит губами по вверх по его животу в то время, как Дин скидывает с себя джинсы, сдавленно ругаясь. А потом Кас тихо и смущенно откидывается на кровать. Он усмехается, видя, что Дин тут же тянется вперед и запускает палец под резинку его трусов. Кас с улыбкой наблюдает, как Дин резко стягивает их. Он дрожит всем телом, видя, как темнеют глаза Дина, когда он отбрасывает трусы куда-то через плечо и тут же наклоняется над Касом. Но как только Дин это делает, Кас использует свою нечеловеческую силу, чтобы неожиданного перевернуть его и грубо поцеловать. Они лихорадочно гладят наконец-то обнаженную кожу друг друга, и Дин дрожит, чувствуя, как Кас упирается в его бедро, оставляя влажный след. Кас оставляет засосы на шее и плече Дина, прижимается к его бедру и стонет в его кожу, когда слышит, как тот думает Блять, блять, это действительно происходит, о Господи, да… Кас обхватывает рукой напряженный член Дина хотя бы ради того, чтобы остановить поток его мыслей. Сработало. Дин испускает сдавленный стон и толкается в его ладонь. Кас закусывает губу и берет рукой оба члена. Дин шипит, чувствуя, как они двигаются одновременно, пока ангел не возбуждается так, что может только смотреть сверху вниз на то, как его рука скользит вверх-вниз. Он так поглощен этим зрелищем, и выражение его лица… Дин едва сдерживается. Он понимает, что они оба уже близки, и что Кас уже совсем не соображает. И Дин решает воспользоваться этим. Он приподнимается и переворачивает их обоих. Кас едва успевает вдохнуть, и Дин снова шокирует его, переворачивая на живот и прижимая его руки к кровати, когда ангел пытается вырваться. Дин буквально чувствует, как возбуждение волной пробегает по телу ангела. Дин переносит свой вес на руки Каса, изо всех сил удерживая его, и оставляет цепочку мокрых поцелуев на его шее, плечах и спине. Потом он проводит языком по спине Каса и чувствует, как тот вздрагивает от этого ощущения. Чувствует, как Кас понимает, что это место особенно чувствительно из-за его невидимых крыльев, и Дин усмехается, потому что… откуда он понял это раньше Каса? Кас поворачивается на бок, и Дин наклоняется, чтобы прикоснуться к его губам. Он отпускает руку Каса, и тот сжимает рукой его член. Кас стонет в рот Дина оттого, что снова может к нему прикоснуться. Дин разрывает поцелуй и откидывает голову назад, наслаждаясь медленными и легкими прикосновениями ангела. Он подносит к губам два пальца и облизывает их – Кас завороженно наблюдает за тем, как он опускает ладонь ниже, и она исчезает из виду. Дин раздвигает ноги Каса. Он легко прикасается, и чувствует, как Кас тут же сжимается. Дин смотрит Касу в глаза, снова прижимая пальцы к плотному колечку мышц; он приоткрывает рот и завороженно смотрит, как Кас закрывает глаза, сжимает челюсть и впивается пальцами в простыню. Дин осторожно надавливает, растягивая его. – Еще, – требует Кас. Дин тут же подчиняется, добавляя второй палец, и тяжело сглатывает, когда Кас стонет и тянет простыню на себя. Дин продолжает растягивать, и его сердце подскакивает, когда Кас повторяет: – Еще. Пару секунд Дин колеблется, прижав к его входу три пальца. Тогда Кас сам двигается навстречу руке и бросает ему опасный предупреждающий взгляд. Дин надавливает, но пальцы входят с трудом, и Кас тихо шипит от его движения. Дину, конечно, нравится обращаться с ним грубо, но не так. Он медленно достает пальцы и тянется под кровать в поисках того, что с большой осторожностью спрятал пару дней назад. Кас раздраженно стонет, прижавшись лицом к матрасу. Дин целует его спину и тут же кусает достаточно сильно, чтобы ангел вздрогнул, и мысленно говорит ему заткнуться и перестать быть таким нетерпеливым. Кас бросает ему острый взгляд, но видит, что Дин выдавливает смазку на пальцы, и расслабляется, немного дрожа от предвкушения. Дин отбрасывает тюбик и приставляет три влажных пальца ко входу, вызывая у ангела сдавленный стон. Дин тихо ругается, понимая, насколько он узкий – даже вокруг его пальцев. Спустя какое-то время Кас начинает двигаться вместе с ним – настолько, насколько может себе позволить, потому что Дин почти лежит на нем. Сердце Каса лихорадочно стучит, каждый толчок держит его где-то между слишком много и недостаточно. Ощущая пальцы Дина внутри себя, он чувствует себя… особенным. Дин проводит свое время именно с ним. Это удивительно, но этого мало – ему нужно больше. Больше настолько, что он даже не знает, как об этом попросить. Просто… больше. Он поворачивается и хватает Дина за руку, требуя больше, быстрее, жестче, хоть что-то. И Дин отзывается, входит глубже, сгибает пальцы – и Касу кажется, словно из его легких внезапно исчез весь кислород. Он издает неконтролируемый звук, и всё в его теле на долю секунды сжимается и переворачивается. Он никогда не чувствовал ничего подобного – но хочет почувствовать еще раз. Но Дин, чертов ублюдок, не дает ему. Он двигается жестко и быстро, но не касается этой точки, и Кас знает, что он делает это специально. Он пытается двинуться, но Дин удерживает его, поставив другую руку у основания его спины. Дин дразнит его, кусает за плечи, проводит языком по позвоночнику и двигает пальцами снова и снова, пока Кас не осознает с полной уверенностью, что Дин хочет, чтобы он умолял. Хочет, чтобы попросил, чтобы нуждался в нем так, что забыл бы о собственной гордости. – Еще, – снова просит Кас тихим, надломленным голосом. Дин наклоняется, чтобы прикусывая его ухо, и делает особенно резкий толчок. Кас стонет и сам удивляется этому звуку, но это ощущение быстро тонет в ярости, когда он слышит, что Дин хмыкает и почти достает пальцы, медленно и лениво растягивая его у самого основания. Кас издает требовательный, угрожающий звук. Но в ответ Дин только хватает его за волосы и резко дергает. Дин хочет, чтобы он подчинялся. Хотя Кас сейчас почти беспомощен, он все равно остается главным. Каким-то образом он по-прежнему ведет. И знает, что Дин хочет, чтобы он сдался, чтобы подчинился своему желанию. Он использует свою силу, чтобы дернуться назад, на пальцы Дина, и стонет. Дин замирает, завороженно наблюдая, как Кас сам насаживается на его пальцы. Но заметив, что Кас впивается пальцами в простыни и опускает голову вниз, учащая ритм, Дин приходит в себя. Он убирает пальцы и кусает плечо Каса, когда тот раздраженно рычит. Кас вжимается бедрами в матрас, отчаянно нуждаясь хоть в какой-то стимуляции, но Дин хватает его, требуя остановиться, и слышит, как Кас шипит от боли, но с большой неохотой перестает двигаться. Кас требует прикосновений, и Дин дразнит его, чтобы показать, кто здесь главный. И тогда Кас начинает понимать – всё встает на свои места. Поэтому он расслабляется и глубоко вздыхает, разжимая кулаки. Дин видит, как расслабляются мышцы на его спине и наклоняется, целует его в шею и в губы. Кастиэль наконец, наконец сдается. И Дин более чем готов взять на себя инициативу. И тогда ангел понимает, как это хорошо – быть в руках Дина. Перестав сопротивляться, он осознает, до чего это приятно. Он хочет, чтобы Дин обладал им. Полностью. И всегда хотел. Он раздвигает ноги чуть шире, окончательно поддаваясь Дину, и тот чувствует что-то, напоминающее благодарность. Для ангела подчиниться человеку не то чтобы трудно – просто немыслимо. И он изменил свои установки ради Дина. Дин надавливает на точку, прикосновение к которой заставляет ангела изогнуться. Он давит медленно, но сильно, пока Кас не начинает задыхаться, издавая сдавленные стоны, и Дин закусывает губу, чтобы сдержаться. Он приподнимает Каса так, что тот раздвигает колени и утыкается головой в подушку. Дин гладит его задницу, просто наблюдая. Кас приподнимается на сильных, хоть и дрожащих руках. Дин замечает это и тут же тянется вперед, накрывает руку Каса своей и инстинктивно успокаивает его дрожь. Когда Дин проводит рукой по его плечу, Кас поворачивает голову и легко кусает его пальцы. Движение выходит невероятно нежным. Дин прикасается пальцем к его губам и чувствует, как Кас целует его в ответ. И для него это более чем очевидное «да». Дин смазывает свой член и встает на колени перед Касом, замирая на момент, чтобы перевести дыхание, а потом легко касается его входа. Он видит, как ангел сжимается. Видит, как он снова сжимает руки в кулаки. Держа одной рукой Каса за бедро и придерживая другой свой член, Дин двигается вперед, приоткрыв губы, и издает такой жалкий и сдавленный стон, что уверен – он похож на предсмертный всхлип. Хотя ему кажется, что он действительно умирает – это горячее давление должно быть концом его жизни. Должно быть. Он заставляет себя открыть глаза и смотрит на Каса, который резко, тяжело дышит. Дин смотрит, приоткрыв рот, за тем, как его член медленно входит внутрь, как Кас принимает его – с нескрываемым желанием. Он подается навстречу, и Дин чувствует, что их тела идеально подходят друг другу. Гениальный, всезнающий, нечеловеческий мозг Каса полностью отключается. В его фокусе остается только Дин. Он не уверен, почему – потому что закрыл глаза или просто перестал видеть – но не видит ничего; все его ощущения, все эмоции сосредоточены на Дине, на близости с ним, на руке, держащей его за бедро, на том, как Дин входит в него. Этого слишком много, но так и должно быть. Он чувствует одновременно боль и удовольствие, как когда они в первый раз соединились – это необъяснимое единение двух существ, до боли, до безумного желания. И он наслаждается этим. Он чувствует, что принадлежит Дину. Кас выгибает спину, и Дин слышит его прерывистое дыхание, проводит рукой вверх и вниз по его спине, успокаивая. Он ерошит волосы Каса и осторожно тянет за них. Кастиэль бросает на него взгляд через плечо, что заставляет его снова опустить голову – Дин наклоняется над ним, покрасневший и невероятно прекрасный. А Дин просто хотел заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что все в порядке. Он и так чувствовал, что все хорошо, но хотел увидеть. И Кас выглядит совершенно безумным – его покрасневшие щеки, растрепанные волосы, и эти глаза… голубые глаза, полные желания. Дин пробегает пальцами по ребрам Каса, и чувствует, как его мышцы сжимаются – все его мышцы – и резко выдыхает от этого ощущения. – Дин, – хриплым голосом умоляет Кас, и его тон кажется прекрасным. Дин улыбается – Кас в его власти. Но, в отличие от их игр в лесу, Дин не сдерживается, не дразнит Каса, и не дергается резко вперед, чтобы дать ему слишком много того, что он просит. Вместо этого он наклоняется и целует Каса перед тем, как начать двигаться – плавно и медленно. Дин задает медленный темп, двигаясь так, как им обоим нравится – не пытаясь управлять, не сдерживаясь. Он просто отдает. И хочет, чтобы Кас знал, что он может дать ему всё что угодно. Конечно, он не потерял интереса к их игре, и знает, что она вернется со временем. Знает, что они захотят еще, захотят полностью узнать друг друга, знает, что будет безжалостно вбиваться в Каса и тянуть его за волосы, заставляя изгибаться и открывать свое горло, и это будет до смешного идеально. Но это будет потом. Сейчас он просто хочет чувствовать Каса, и чтобы Кас чувствовал его. Хочет показать, что может и по-другому – без игр, без синяков. Сейчас все будет просто. Это чувство поглощает Каса без слов, без мыслей – никто никогда не обладал им, не так. Его мозг, невероятный сам по себе, с трудом пытается замечать что-то, кроме ощущения Дина, двигающегося внутри него – так тесно, так глубоко. Это удивительно, и Кастиэль хочет, чтобы так было всегда. Он хочет большего. Они двигаются в медленном, спокойном темпе, и когда Дин снова касается этой точки, Кас не может сдержать довольного стона. Дин не дразнит его, как раньше. Он отдает ему все, что может – и именно то, что нужно. Внезапно Кас приподнимается и откидывается назад, тесно прижимаясь к Дину. С губ ангела срывается обессиленный, дрожащий стон, Дин кусает его губы, закрывая глаза. Он крепко обнимает Каса и прижимает его к себе. Ангел отвечает на его движение, откидывает голову на плечо Дина и издает долгий, протяжный стон от давления внутри него. Теперь Дин видит его лицо, целует его шею, пока у Каса не хватает ума повернуться и поцеловать его в губы. Дин проникает в его рот, и Кас чувствует себя наполненным, словно они не могут быть еще ближе, и это совершенно. Это то, что нужно. Когда он смотрел на Дина в Чистилище и хотел, чтобы тот победил его, обладал им, но не мог сообразить, как это бывает – вот так оно бывает. Он выдыхает, удобнее прижимаясь к Дину. Дин может думать только о том, как ему это нравится, как правильно то, что они делают – Кас в его руках, они бесконечно, идеально близко. Они снова начинают двигаться – медленно и плавно – Дин придерживает Каса за бедра, стараясь не причинить ему боли. Кас морщится, но все равно подается навстречу. И уже скоро они движутся быстрее, резче, так, что Кас откидывает назад голову, а Дин сжимает пальцы на его бедрах, плечах – везде, где только может прикоснуться. Дин обхватывает член Каса рукой, и все – ангел не может больше держаться. Он подается навстречу движениям Дина, лихорадочно и отчаянно, и рычит так, словно они сражаются, а не трахаются. И это так хорошо, что у Дина начинает сносить крышу. – Блять, Кас, – Дин кусает его в плечо. Кас кончает с криком, дрожит всем телом, и в этот момент Дин чувствует, как комнату наполняет невидимое электричество. Он чувствует, как невероятное блаженство, которым сияет их связь, переходит от Каса к нему. Он понимает, что сам скоро кончит, поэтому замедляется, тянет на себя обессиленного Каса, входит в него так глубоко, как только может. Спустя пару секунд он понимает, что больше не выдержит, и кончает, автоматически цепляясь за Каса – теперь он обнимает его всем телом. Кас крепко держится за руки Дина, обхватывающие его грудь, и закрывает глаза, чтобы почувствовать, как Дин кончает в него. Каждый резкий толчок, каждый стон, который он издает. Дин резко выдыхает, кончая, и не понимает, как сильно дрожит, пока не чувствует, как Кас пытается расцепить его руки, чтобы переплести их пальцы. Дин позволяет ему сделать это, и держит Каса за руки, словно ангел – единственный, из-за чего он все еще не сошел с ума. Потому что так оно и есть. Какое-то время они спускаются с высоты – то, чего не могли позволить себе в Чистилище – голые, медленные и обессиленные. Совершенно уязвимые. Лежать вместе после секса почти так же приятно, как сам процесс. Кас кладет голову на плечо Дина и просто дышит, наслаждаясь каждой искоркой посторгазменного наслаждения. Дин обнимает его, закрыв глаза, и дышит в плечо Каса, расслабившись настолько, что не уверен, сможет ли вообще когда-нибудь сдвинуться с места. Он понимает, что именно этого ему не хватало. Было время, когда Дину было больно, он был напуган и думал, что жизнь не может быть лучше, чем как в Чистилище. Теперь он понимает – жизнь не может быть лучше, чем сейчас. Вместе, в безопасности, в своем мире, лежать голыми в одной кровати, чувствуя себя в безопасности. Чувствуя себя людьми. Спустя какое-то время тело Дина начинает ныть, поэтому он укладывает их обоих на кровать. Они лежат и улыбаются простыми, открытыми улыбками, невероятно довольные друг другом. Они смотрят друг на друга, пытаясь отдышаться, разглядывают покрасневшие лица – и одновременно усмехаются. Они чувствуют себя легко, так невероятно легко. И тихий, счастливый смех заменяет любые слова.