DEZERT - 告白 (Kokuhaku)
Я продолжал верить в чудо. День, два, три, неделя… Какая разница, сколько времени прошло и успеет ещё пройти, прежде чем моё ожидание завершится? Какая разница, сколько мне придётся жить в ожидании, если это ожидание и есть моя жизнь? Возможно, слишком вязкая, тягучей чернотой дёгтя заливающая меня, но жизнь, в которой я умудряюсь улыбаться, зная что Куина не мог покинуть меня навечно. Возможно, я думал бы и иначе, обманутый словами и своими домыслами, но не врут так, когда смотрят в самую глубину не глаз – души, будто бы стараясь испить её до дна. Не врут так, когда заключают в объятия, вкладывая в них поистине нечеловеческую нежность. Вот и Куина не врал. Я верил в это тогда, и продолжал верить теперь. Верить в чудо… Фиолетововолосое, нахальное, смеющееся надо мной и любящее кошек… Чудо… Описанное на страницах демонологии, дополненное и былью, и небылью… Если оно случилось однажды, занеся в наш мир его – тёмнокрылого, то, значит, и второй раз могло произойти, вернув его вновь, или же повернув время вспять, и тогда, бы я его уже точно не отпустил. День за днём, согруппники всё активнее напоминали, что без второго гитариста нам не справиться, предлагали своих знакомых музыкантов на замену, и даже не представляли, что бывают люди… что бывают те, кого заменить никогда не получится. Слишком грубый, слишком неопытный, непозволительно нахальный или же чрезмерно стеснительный – представленные ими гитаристы отметались мной поочерёдно, а то и за раз по несколько человек. Привыкшие к моему эгоизму друзья, принимали это как должное, не удивляясь ничуть, и только однажды, когда Казу пошутил на эту тему, я сорвался. - Такое ощущение, что ты не гитариста к нам с группу выбираешь, а жену для себя, - смех блондина стих так же быстро, как и стихло моё монотонное объяснение, почему нам не будет подходить ритм-гитарист, чей опыт игры не превышал и полугода. Уж не знаю, что было в моём взгляде в этот момент, но собственный голос пугал своей безжизненностью и мощью, вместе с тем. - Я просто делаю невозможное, насколько могу это вообще делать, - эхо фраз по репетиционной, где неожиданно смолкли все, а потом уже мягче, сжимая кулаки, чтобы спрятать дрожь в пальцах, добавлять: - Мы обязательно справимся. Это, правда, не самое лёгкое решение, ты должен понимать, Казуки-кун. Лёгкий кивок в знак согласия, и я извиняюсь, натянуто улыбаюсь, и спешу на выход – с меня, в таком настроении, толку всё равно уже не будет. Очередной кандидат отвергнут, музыка на стихи, отданные мне однажды демоном, почти дописана. Не хватает лишь одной гитары. Я знаю, как она должна звучать – слышу её, и с сожалением понимаю, что так может сыграть только сам Куина. Объяснять это кому-то – чистой воды сумасшествие, а потому я просто жду. Жду, когда он вернётся. Вечерний воздух не по-весеннему холоден, игривый ветер норовит забраться под складки кофты, а заодно и в душу, где гулять ему так же просторно, как и в заученном до боли проходе меж домов. Сквозняк раздувает огонёк сигареты в зубах до ярко-красного, норовит поскорее лишить меня этой никотиновой слабости, но у него вновь ничего не выходит. Путь до дома составляет три с половиной сигареты. Последнюю не докуриваю, уже ощущая тошноту от переполняющего лёгкие яда, тушу о мусорный бак и выкидываю, заглядывая вверх на окна собственной квартиры - свет выключен, что, по сути, не должно удивлять. И не удивляет. Разочаровывает только до жути, будто бы в очередной раз обещанное волшебство не сбылось. Не закрывать окно. Подолгу лежать на кровати с ещё не до конца просушенной после принятия душа головой и вслушиваться в удары секундной стрелки. В несуществующий звук - часы на стене давно мертвы. Их стрелки замерли, в тот самый день… в ту самую ночь, когда Куина покинул меня. Злое совпадение, стечение обстоятельств, замеченное лишь на утро, когда о себе дала знать ломота во всём теле и невозможность нормально видеть какое-то время. Часы – первое, что удалось различить чётко на тот момент. Вот и теперь. Я просто не смел, заменить их или же попытаться отремонтировать. Было попросту страшно потерять одно из немногих напоминаний того, что Куина был здесь. Страшно… Так же страшно, как и терять чёткие воспоминания – вкус его губ, нежность рук и запах ветра в волосах – всё стиралось медленно и верно, норовя оставить на месте реальных чувств не менее ощутимую пустоту. Но ночь меняла всё. С замиранием сердца дожидаясь несуществующего удара секундной стрелки, я также чётко слышал и движение остальных указателей, что теперь единым строем замирали на цифре двенадцать. А после, любые другие звуки тонули в шепоте крыл, что заставляли сердце срываться на бешеный стук, биться в сумасшедшем ритме о грудную клетку. И, не выдерживая, соскакивать с нагретой перины, чтобы в следующий миг теряться в объятиях вошедшего. Льнуть к нему со всей силы, до нехватки воздуха в лёгких, судорожно сжимать пальцы на бледных плечах и только спустя пару вдохов безмолвного стояния в проходе, сметь поднимать взгляд вверх, чтобы в следующий миг утонуть в тёмно-алом омуте зрачков. Всё так обыденно и привычно для каждого раза, что должно бы и надоесть, все эти объятия и безмолвные переглядывания… Но я смотрю на него, чувствую его рядом и не могу насытиться этой близостью, как усталый путник, которому то и дело подают вино – хмелящее, греющее душу, но не приносящее того желанного насыщения, а оттого необходимое, снова и снова. Глоток за глотком я испиваю его, жадно приникая к губам, чувствуя, как те тоже подрагивают от нетерпения, но подаются моим правилам, позволяя целовать так как хочется мне и, не перехватывая инициативу до того момента, пока я не начинаю задыхаться. Столько слов и признаний тают на языке, не озвученные, они вязким комом стекают по горлу, будто бы кровь, вкус коей навсегда остался в моей памяти. Но то, недосказанное, не имеет солоноватого привкуса – только горечь от невозможности озвучить всё что хочется, от невозможности донести всё это до него. - Куина… - срывается с губ всё же, по неосторожности, и в следующий миг я соскакиваю с постели, отрывая тяжелую голову от подушек, и сгибаюсь к коленям, всё ещё страшась смотреть вперёд – к двери. Ведь знаю, что его там не будет. - Прости, разбудил… - вопреки ожиданиям, вопреки заученной нереальности повторяющегося сна раздаётся совсем рядом. А после, словно бы слыша шум – шепот крыл разрезающих воздух, я поднимаю голову и вижу перед собой его… Родного, всё также печального и настолько близкого, что не могу сдержаться, чтобы в следующее мгновение не провести по его бледной щеке рукой. От этой гладкости, от этой запечатленной в памяти нежности, сердце щемит и несдержанный всхлип рвётся из груди. - Ты здесь… - получить в ответ лишь едва заметный кивок и провести самыми кончиками пальцев по уголку губ, мне так не хватает их мягкости в реальности. – Я так скучал… - Я тоже скучаю… Как и все… - накрывает мою руку своей, когда я замираю, не понимая до конца смысла его слов. - Кто все? – хмурюсь невольно, а он лишь отступает назад, заставляя потянуться за ним неосознанно. Куина ведёт сложенными крыльями, что может служить единственно-верным ответом – призывом к полёту. - Увидишь, - я не смотрю в этот миг на него, но улыбка в голосе узнаваема, как, впрочем, и всегда. Одеваюсь поспешно в первые попавшиеся вещи и зачем-то бросаю взгляд на часы – они всё так же молчаливы, стоят, замершие в одной поре застывшего времени, и безучастные стрелки не смеют сдвинуться хотя бы на миллиметр со своих мест. – Просто верь мне. - Верю, - последнее – мой шепот, наверное, его можно считать излишним, потому как каждое моё действие за последнее время, каждый вдох, всё до единой мелочи было основано именно на вере в этого крылатого бога. Моего личного бога. Моего личного демона. И нет и доли сомнения в моих действиях и мыслях, когда мы стоим на самом краю у открытого окна, когда его отчётливое «Прыгай» звучит прямо над ухом. Я прыгаю, не смотря вниз, глядя на звёзды и с восторженно ожидая его рук вовремя подхватывающих меня и мягко притягивающих к себе. До земли так мало… но я всё же успеваю подумать, что моя вера в Куина настолько сильна, что я умер бы до встречи с асфальтом, узнай о его предательстве в этот миг. Но это лишь глупая мысль, которая тонет в восторге, когда он касается меня и взмывает вверх поспешно, прижимая к себе, как потерянного котёнка. Я и, правда, слишком потерялся в последнее время. В грёзах и в реальности, переставая отличать одно от другого, в одиночестве и в желании ощущать его рядом, в необходимости дарить нежность и маниакальном желании причинять боль. Я потерялся в контрастно противоречивых чувствах, а оттого, решился отдать себя в его власть без остатка. Без лишних вопросов и пререканий, позволяя нести себя, куда ему вздумается. И лишь только одна глупая мысль не покидала меня, продолжая биться о стенки опустошенного сознания – было интересно, смогу ли я хотя бы однажды, насладиться в первую очередь полётом, а потом уже существом этот полёт дарящий? Пока всё было с точностью да наоборот. Несмотря на прелесть нахождения в небе, я сходил с ума именно от ощущения рук и сердца Куина, которое стучало так громко и часто, что каждый удар приятно щекотал мне спину. Хотелось спросить, что рождает это чувство волнения в нём – я или же всё тоже ощущение свободы от парения в небе, но, прикусив губу, я покорно молчал, веря ему и всё так же боясь услышать не совсем тот ответ, который требовался мне в этот миг. Ответ, за который можно было продать душу. И было немного странно узнавать в здании, к которому мы приближались, всё ту же репетиционную. Но ещё более странным казался свет, горящий в её окнах – в столь поздний час все уже должны были разойтись, и вечно собранный Коудай не позволил бы допустить такую оплошность, так как сам, всё чаще, проходил по комнате, проверяя все ли приборы отключены, а под конец гасил и свет. Но сегодняшняя ночь видимо была особенной – так подсказывало моё сердце, замирающее в какой-то сладкой не прочувствованной ранее истоме. - Осталось немного, подожди, - шепот совсем рядом, словно бы отвечает на так и не заданные вопросы, и я покорно киваю, готовясь к тому, что сейчас в глаза ударит ослепительный свет, неприятный после родных сумерек ночи. Но, нет. Наш путь заканчивается не в репетиционной, а на крыше того же здания. Ранее незамеченные мной силуэты, теперь попадаются на глаза удивительно легко, будто бы те, привыкшие и переставшие замечать яркость окон, сами настроились на другой лад. И чем ближе мы подлетаем, тем сильнее преследует меня чувство, что я начинаю происходящее понимать. Это безумно. Это невозможно. И такого быть не может вовсе, но в тенях, скользящих по бетонированной плоской поверхности к нам навстречу, я узнаю своих согруппников, они движутся странно, совсем не похоже на себя, но сердце не обманешь – я знаю, что это они. Вот только стоит моим ногам коснуться бетонной крыши, а рукам Куина перестать поддерживать меня, как я вновь пошатываюсь, но совсем не от слабости навеянной полётом – от осознания, что же мне показалось странным в родных музыкантах. То, что поначалу было принято за складки одежды, то на что я и не думал обращать внимания… Знакомый шепот ещё трёх пар крыл доносится до меня совсем близко и гордая стать стоящих предо мной людей, дополняется отнюдь не людскими составляющими. И тысячи вопросов, рушатся о подымающиеся волны восхищения, так и оставаясь не заданными. Любое непонимание теряет весь свой смысл, когда передо мной стоят всё те же друзья, но иные, какими я их не видел ранее – по-особенному величественные и красивые до безумия, они все словно бы излучают мощь, находясь в таком, нереальном обличии. И мне остаётся лишь ошарашено оглядывать их – не пугаясь более – принимая их, как нечто правильное, удивительным образом полученное мной в дар за что-то. И руки Куина вновь накрывают мои плечи, ободряюще – именно это хотел показать мне он. Раскрыть тайну, сокрытую от меня столько времени, надёжно хранимую теми, кто странным образом стал мне семьёй, несмотря на свою истинную сущность, куда более непонятную для нас – людей. Но даже так, я не прекращаю чувствовать их всех родными, улыбаюсь каждому поочерёдно и не могу не смотреть, то и дело, на крылья, чуть приоткрытые, но далеко не на полную силу подставленные ветру. Хочется видеть, как они взлетят, как высоко смогут подняться, отдаваясь свободе полёта. И попросить бы, но Коди сам отвечает на невысказанное, будто бы читая мои мысли: - Не сдавайся, Бару-кун. Продолжай идти вперёд, и мы ещё расправим свои крылья. Этот мир, ещё узнает о нас… - голос Коди сильный, как и призыв, сказанный им. И я киваю, не переставая улыбаться, хватка на плечах усиливается, становясь почти болезненной, и я вновь соскакиваю с примятой перины, тяжело хватая воздух и слепо озираясь по сторонам. Это всё сон… Просто странный сон. - Не сдамся, - отвечаю, уже в пустоту, беря себя в руки и стараясь унять дрожь, мелко бьющую всё тело. Прислушиваюсь. Ответом мне служит лишь тишина. Острая тишина… такой можно вскрыть вены. Выдох. Секундная стрелка громогласным щелчком начинает новый отчёт ожившего времени._______________ Не очень давно Коудай написал: «…И мы еще расправим крылья…», а я не смогла побороть в себе желание написать, навеянное этой фразой…