Black and White

Кристина толкает дверь, попутно вынимая из замочной скважины ключ. Железо слабо скулит. И девушка морщится. Эту дверь давно пора привести в порядок, смазать петли. Ее плечо оттягивает тяжелая сумка, в другой руке — чемодан. Отдых — это замечательно. Заграница — прекрасно. Но во всем есть свои плюсы и минусы. К примеру, тяжелый багаж и длинные очереди в аэропорту. После того, как Нью-Чикаго стал частью США, когда мир преобразился, стал значительно шире в сознании, чем тот, который девушка знала с детства, Кристина полюбила путешествия. Она часто садилась за компьютер, щелкала мышкой, кликая на сайты, выбирала путевки в самые разнообразные страны мира, покупала билеты и отправлялась в полет. Ее компаньоном в этих путешествиях был Питер Хэйес. Этого Питера знала лишь Кристина. После того, как он добровольно выпил сыворотку, стирающую память, после того, как забыл, кем он был и что совершил, растерял свою личность, он стал другим. Хотя девушка замечала жесткость, проскальзывающую во взгляде, и ту трусливость, что толкала его на низкие поступки, когда он был неофитом в Бесстрашии. В нем остались эти зерна, эти задатки. А еще страсть к картам и путешествиям. На самом деле, с Питером было интересно. Он много говорил, много знал и относился к ней хорошо. Сначала было трудно привыкнуть, абстрагироваться от того знания о нем, что сидело в голове. Со временем стало проще. Иногда Кристина забывала о том, что он когда-то сделал. Правда, изредка Питер замолкал, смотрел на нее внимательно и спрашивал все ли хорошо. В те моменты, когда перед ее глазами вставало прошлое, для него ставшее мнимым. На этой неделе они ездили в Азию, в Индию. Питер снова не смолкал ни на секунду, говорил, что-то рассказывал, жестикулируя, а Кристина фотографировала памятники культуры, людей, природу — запечатлевала саму жизнь в пикселях фотографии. Домой они вернулись раньше положенного. На Дели хлынул такой ливень, что на улицах вода доходила до щиколоток. Дети кричали и носились, хлюпая босыми ногами по огромным лужам и грязевым потокам, что заполонили столицу Индии словно река. Взрослые прятались под навесами и не выходили из своих домов. Туристы же спешно покидали город. В их числе оказались и они с Питером. Добравшись до Нью-Чикаго, Кристина думала о том, чтобы попросить Эрика ее встретить. Но передумала. Она сделает ему сюрприз. Поэтому весь багаж из аэропорта пришлось везти самой. Девушка могла бы попросить Питера, но ее друзья были не слишком лестного о нем мнения. Все они отлично помнили, что он сделал. Помнила и она. Просто дала ему второй шанс. И пока что не жалела. Кристина затаскивает чемодан в квартиру и захлопывает за собой дверь с негромким щелчком. Стягивает с себя куртку, обувь, кидает на тумбочку в коридоре ключи и идет в зал. Там пусто. Девушка хмурит брови. За те года, что они вместе, она достаточно неплохо изучила Эрика, его характер, распорядок дня и многие вещи, которые узнаешь, когда начинаешь жить с человеком. Сейчас мужчина должен быть свободен. Часы показывают три дня. Кристина вздыхает. Все же он не обязан быть дома. И тут она кое-что слышит. Стоны. Замирает, вцепляясь пальцами в косяк. Наверное, ей послышалось. Но стоны повторяются. Чуть громче, отчетливее, яснее. В их спальне стонет женщина. Кристина часто моргает, еще не понимая, не осознавая. Это игра ее воображения. Не более. Но девушка делает шаг по направлению к комнате. Стоны повторяются. Звучат слаще. Кристина слышит хрип. Теперь голос мужской. И девушка зажимает рот рукой, чтобы не выдать себя. Сердце в ее груди колотится с такой силой, что ей кажется, будто звук его отдается в стенах квартиры. Из-под двери падает полоска света. Девушка втягивает носом воздух, ощущая, как влага набегает на глаза. Совсем не трудно догадаться, что происходит за тонкой деревянной перегородкой, что зовется дверью. Но Кристине все еще хочется верить в иное. В сказки. Как в детстве. Она толкает дверь. И видит. На большой широкой двуспальной кровати сплелись два тела. Обнаженные, разгоряченные, потные. Она узнает знакомый узор татуировок на мужской шее, клыкастого дракона на спине, пирсинг, кусающий соски, выбритые виски. Женщина под Эриком Кристине тоже знакома. У нее густые черные волосы и азиатский разрез глаз. Тори Ву выгибается, крепче обхватывает чужие плечи и хватает ртом воздух. — Ублюдок. — Шипит Кристина, со всей силы хлопая дверью. Двое на кровати замирают. Лишь матрац по инерции дребезжит под ними, повторяя мелодию их движений. — Кристина… — Кажется, Эрик действительно растерян — его выражение лица настолько удивленное, что это даже забавно. Что ж, даже с таких, как он, можно сбить спесь. — Сука, — цедит девушка сквозь зубы, подлетая к Тори и хватая ее за волосы, стаскивая с постели. Обнаженное тело верещит, дергается, лягается. Чужие кулаки ударяют Кристину, но та так выкручивает Ву волосы, что женщина дико кричит. — Тварь! — Визжит брюнетка и снова собирается ударить Тори, как мужские руки обхватывают ее за талию и оттаскивают от жертвы. — Ты убьешь ее. — Подонок! — Кристина как уж разворачивается в объятиях Эрика и с такой силой ударяет его в грудь, что он делает невольный шаг назад. — Скотина. — И звенящая пощечина. — Какой же ты все-таки мудак. Я знала. — Говорит она. — Знала. — А потом кидает Ву. — Выметайся вон из моего дома! Просить Тори дважды не нужно. Она подбирает с пола одежду, быстро накидывая ее на себя, сверкая на Кристину и Эрика недобрым взглядом, и, взлохмаченная, уходит, оставляя на полу выдранный клок волос.  — Ненавижу тебя! — Странно, но слез нет. Лишь глаза жжет яростью. Вся влага выветрилась, прошла. Осталась всепоглощающая злость. Она струится по венам, проникает под кожу и жалит, жалит, жалит. — Кристина… — Эрик пытается перехватить ее руки, которыми она так отчаянно бьет по его груди. — Я тебя кастрирую! — Рычит девушка и вытаскивает из заднего кармана нож. Эрик видит блеск металла в свете дня и вдруг усмехается. Его рот растягивается в кривой сардонической улыбке. — Правда? — Произносит он. — Пожалеешь же. — Ублюдок. Мужчина ловко перехватывает женские руки, прижимает Кристину к себе спиной, выкручивает ее запястья, давит на ладонь. Так, что девушка кричит и роняет нож на пол. — Это я — ублюдок? — Шипит он ей на ухо. — А какого хера ты мотаешься по всему свету с этим Хэйесом? Дала уже ему забраться себе между ног? Кристина так и застывает, немея на мгновение. Он сейчас серьезно? Она хлопает ресницами, широко раскрывая глаза, слушает, как бьется в ее груди сердце, как тяжело и рвано дышит Эрик — Ты поэтому? — Выдыхает она. Он разворачивает ее к себе лицом, а потом толкает на кровать. — Запомни, Кристина, — матрац скулит, прогибаясь под весом Эрика, — ты – моя. — Он наклоняется к ней и дергает ремень на джинсах, а потом берется за ширинку. — И я могу трахать Тори, если ты любезничаешь с ним. — Его руки сдергивает с женских ног ткань, пока Кристина ошарашено смотрит на мужчину. — Мы квиты, детка. Когда девушка чувствует на себе вес чужого тела, то непроизвольно раскрывает рот, изгибая шею. Эрик тут же проводит пальцами по ее губам, купая их в ее слюне. Наверное, она проявляет слабость характера. Но его рука сжимает ее груди, а сам он готовится проникнуть внутрь гибкого и податливого тела. — Ты ненормальный, — на выдохе шепчет Кристина, когда Эрик загоняет напряженный член внутрь ее тела. Он сцепляет зубы и стонет в ее шею. И становится неважно, что она здесь видела. Неважно, что другая женщина была под ним, стонала, извивалась. Неважно, что это всего лишь пустая ревность и мелочная месть. Неважно, потому что мужчина чуть приподнимается над ней, берет пальцами за подбородок, а потом целует в губы. Жарко, влажно, так мокро, сплетая языки, въедаясь в ее рот. Так Эрик не целует больше никого. Лишь ее.