Black and White

Мир ломанный, неправильный, уродливый. Мир не должен быть таким. Таким черным и бездушным. Трис красит ногти в яркие цвета. Чтобы привнести каплю света в ее пластилиновую жизнь. Ее ногти длинные, острые. Как у вампира. Только не такие бледные. Чаще они ярко-красные. И когда Трис смотрит на них, то видит кровь. Изредка они бывают желтыми, синими, зелеными, оранжевыми. Девушка с каким-то завидным упорством покрывает поверхность ногтей самыми разнообразными цветами радуги. Иногда ее ногти пестреют как эта самая радуга. Помпезно, жизнерадостно, практически патетично кричат о том, что все хорошо. Но Трис-то знает, что хорошо — это неопределенное состояние. Хорошо никогда и ничего не бывает. Она сидит в кресле, поджав ноги, и водит кисточкой лака по гладкому ногтю. Сегодня цвет сиреневый. Как цветы сирени, что за окном качает ветер. И их аромат влетает в комнату. Бутылочка лака падает на пол, когда Трис резко подскакивает на ноги и бежит в ванную. Там девушка склоняется над унитазом и ее рвет. Желудок исторгает еду. Трис кашляет, отплевывается и отхаркивается. А потом садится рядом с безучастным белым кафелем, и начинает плакать. Тихо-тихо скулить. Там ее находит собственный муж. Юрай застывает на пороге ванной комнаты, смотрит на нее с затаенной болью в глазах, озабоченно и тепло. Трис лишь качает головой и продолжает плакать. Мужчина приносит ей из кухни стакан чистой воды. Она принимает его, кивая в слабой благодарности, и жадно пьет. Трис больше не тошнит. Но слезы еще не высохли до конца. Баночка сиреневого лака так и лежит, перевернутая, на ковре, и жидкость впитывается в его ворс. — Я беременна, — наконец, говорит она, поднимая глаза на Юрая. — Так это же прекрасно, — произносит он, садясь на корточки рядом с ней и беря ее за руку. Трис кивает. Да, это прекрасно. И снова начинает плакать. Супруги ходят к врачу, делают УЗИ, становятся на учет, посещают гинеколога. Трис больше не носит тяжелые сумки, меньше занимается домашней работой. Она больше ест и спит, смотрит дурацкие передачи по телевизору. Юрай выполняет каждое ее желание. Часто целует в висок, заставляя ее улыбаться. Девушка смеется. Педрад всегда умел шутить и балагурить. Особенно, когда они были юными, когда существовали фракции. Хохмы не ушли из него, когда он стал старше, превратился в обаятельного мужчину. Трис видит, как смотрят на него женщины, как пожирают взглядами и иногда подмигивают на улицах. Юрай хорош. И он женился на ней. Ее обнимает по ночам и целует за ухо, шепчет всякие глупости, а она смотрит на него с теплотой. Беременность протекает хорошо. Врач доволен — он одобрительно качает головой, листая свои записи, сделанные на бумаге формата А4. Живот Трис увеличивается с каждым днем. Ей уже труднее ходить, носить с собой лишний вес. Она часто держится за поясницу и время от времени останавливается, чтобы отдохнуть, когда долго ходит. Малыш брыкается и толкается. В такие моменты девушка кладет свои ладони на собственный живот и чувствует, как ее ребенок живет и растет в ней. Тогда она плачет от счастья. Юрай носится с ней, держит ее ладонь в своей, иногда даже порывается взять на руки, но Трис категорически отказывается. Она слишком тяжелая, у нее двойной вес. Когда приходит время рожать, Юрай волнуется больше, чем бледная и взмокшая Трис. Судороги и спазмы охватывают все ее тело. Сильнейшие боли бьют в поясницу и низ живота. Девушка кричит и мертвой хваткой вжимается в руку мужа. Юрай расхаживает в палате ожидания из угла в угол, пока из родильной доносятся крики и вопли. Он, рожденный в Бесстрашии и ставший одним из лучших в своей фракции, сейчас перепуган не на шутку. Крики Трис разрывают что-то внутри него, низ живота скручивает в тугой узел. И Юрай мечется, и мечется, и мечется. Когда крики стихают, он замирает. И тишину разрывает детский плач. Он выдыхает с таким шумом, что его грудная клетка резко опадает, вдавливается внутрь. И сердце бьется так гулко. Через несколько дней новоиспеченную маму и малыша выписывают. Юрай встречает их букетом цветов и белозубой улыбкой. Трис смеется, когда он целует ее в губы, а затем смотрит на сына. У того такой внимательный, серьезный взгляд. Мальчик сосет соску и смотрит на Юрая насторожено и заинтересовано. Мужчина наклоняется, целует его в лоб. И тогда понимает, что в его жизни наступает новый этап. Теперь у него целая семья. Ребенка они называют Алексом. Трис воркует с ним, не отходит от колыбели, даже пытается петь песни, но выходит у нее плохо. Зато отлично получается у Юрая. Вот Алексу уже год, и он вовсю ползает по ворсу ковра, раскидывая игрушечные машинки и ломая конструктор. Он пока не говорит и не ходит, но Трис знает, что это вот-вот случится. Однажды, девушка смотрит на собственного ребенка столь задумчиво, так внимательно, и глаза ее внезапно наполняются слезами. Она прикладывает ладонь ко рту, силясь заглушить шумный всхлип, рвущийся из груди. Вдох и выдох. Алекс лишь ворочается во сне. Ее тихие рыдания его не будят. Такой ее находит Юрай. — Любимая, — шепчет он, обнимая ее со спины, — что случилось? Трис разворачивается к нему лицом, смотрит на него несколько секунд, снова шмыгает носом, а потом произносит: — Я должна тебе кое-что сказать. Это касается Алекса. Юрай хмыкает. Как-то горько и несколько глухо. Смотрит в пол, потом поднимает глаза на жену. Его пальцы ласково касаются ее щеки, отводят прядь волос за ухо. — Я знаю, — говорит он. — Что? — Я знаю, что Алекс — не мой сын. Он — сын Тобиаса Итона. И это имя доставляет такую боль, что Трис снова всхлипывает. Юрай прижимает ее к груди и гладит по волосам. Ребенок во сне переворачивается на другой бок. Личико у него спокойное, умиротворенное. — Мы потеряли их, — шепчет в макушку Трис Юрай. — Четыре, Кристину, всех остальных. — Девушка обнимает его руками за поясницу и плачет. — Я все понимаю. Тебе больно. Больно и мне. Но мы научимся жить дальше. — Он заставляет жену посмотреть на него, вытирает большими пальцами слезы с ее щек. — Если хочешь, мы можем рассказать Алексу об его настоящем отце, когда он вырастет. Трис кивает, прижимается к Юраю и смотрит на сына. Мертвые ушли, их не воскресить. Надо просто стараться жить дальше. Вдруг получится. Девушка упирается лбом в широкую мужскую грудь, закрывая на мгновение глаза. И винного цвета ногти так ярко контрастируют с голубой рубашкой ее мужа. Кровь на небе.