Black and White

Подушечкой указательного пальца он давит на сигарету, торчащую из-за уха. Вторую засовывает меж зубов, слегка прикусывая, и хлопает себя по карманам в поисках зажигалки. — Покажешь сегодня класс? — Мимо проходит Зик и швыряет Эрику что-то блестящее. Мужчина ловит это, раскрывает ладонь и видит зажигалку в металлическом каркасе. — Я намерен выиграть, — усмехается он и легким движением пальцев высекает искру. Карминовая точка ярко светит в сумерках, наползающих на город, накрывающих урбанистический мир небоскребов и асфальтовых дорог своими тенетами сна. Уличные фонари редки и куцы, лишь свет от фар прорезает клубящуюся темень. Толпа все густеет, пестрит кричащими лицами разукрашенных девиц и накаченными бицепсами парней, раздается утробное урчание моторов, людские крики, бодро сдобренные алкоголем. Толпа беснуется, вожделеет и жаждет. Сам Эрик в предвкушении. Сигарета мелькает меж его пальцев и губ. — Я вижу будущего победителя, — шепчет знакомый голос и неприятное, режущее ощущение касается мышцы плеча. Мужчина поворачивает голову и видит, как Мальвина давит на его кожу своим длинным, бесстыдно-алым ногтем. Эрик ухмыляется и молчит. У Мальвины не только кукольное имя, но и такая же внешность. Большие голубые глаза с густо накрашенными ресницами. Она хлопает ими как дорогая Барби с прилавка магазина. В губах ее застыл ботокс, в груди — силикон, а юбки так коротки, что едва прикрывают торчащие плавки. Она доступна, развязна, вульгарна и постоянно ошивается около него. Эрик лишь лениво к ней благосклонен. Он не хочет брать то, чем пользуются многие, но и не жаждет отказываться от такого доступного тела. В конце концов, Мальвина красива, пусть и искусственности в ее красоте больше, чем естественности. — Эрик, — и вот она снова дует губы, кладет свою ладонь на его плечо, но мужчина бросает окурок сигареты на землю, топчет его носком черного ботинка и отталкивается от мотоцикла. — Гонка начинается, — произносит он и седлает своего железного коня. — Тогда поцелуй на удачу, — широко улыбается Мальвина, обнажая неприлично-белые зубы. Еще один суррогат. Она быстро наклоняется к мужчине и смачно целует его в губы, засасывает так, что Эрику кажется, что ему ударит дурь в голову. — Сладкий, — шепчет она, отрываясь от его рта и поддевая острым ногтем щетинистый подбородок. — Если выиграешь, то я буду твоей, —, а у самой такой жар в глазах, что мужчина уверен, кивни он, и Мальвина тут же стянет с себя все тряпки. Сучка во время течки. Он вдавливает педаль газа и выезжает на линию старта. Пергидролевая блондинка и все мысли о ней остаются где-то позади. Люди кругом улюлюкают: девицы визжат, парни гогочут. Эрик готовится. У него колет пальцы от эмоционального возбуждения, ярого предвкушения полета по трассе на бешеной скорости. Его слегка лихорадит от того чувства, что вот-вот накроет с головой. Взмах заветным флагом, и мотоциклы рвутся с места. Стрелка спидометра переваливает за отметку двести километров в час. Трасса превращается в одну сплошную черную линию. Эрик сливается с мотоциклом, ощущая, как железо становится частью его тела, продолжением рук и ног. Ветер свищет в ушах, глаза почти что слезятся, а маленькая черная стрелка все отсчитывает и отсчитывает дикие цифры. Мужчина тормозит, едва заваливаясь в одну сторону, горящей подошвой ботинка чувствуя отчего-то чуждую землю. Эрик улыбается. Эрик уверен, что победил. И, возможно, этой ночью он наконец-то даст Мальвине забраться к себе в ширинку. Мужчина поворачивает голову, да так и замирает. В паре метров от него, пройдя больший тормозной путь, вспахав землю и выдрав клочья травы, стоит мотоцикл. Человек на нем возится с застежками шлема. Эрик мрачнеет. Он не заметил соперника. Эрик сводит брови. Он хочет разобраться с этим юнцом. Мужчина слезает со своего железного коня, но шага сделать не успевает, потому что в этот миг его нежданный соперник наконец-то стягивает с головы тяжелый шлем. Смоляные волосы каскадом падают на женские плечи, затянутые тканью кожаной куртки. Девица трясет головой, и длинные пряди ласкают ее спину. Эрик немеет, и нечто сатанинское, нездешнее стелет его глаза. Он проиграл девчонке. Второй раз он встречает свою безымянную соперницу на соревнованиях, посвященных трюковому искусству. — Зик, — Эрик трет переносицу, давит пальцами на глаза, — мой зверь в ремонте, я не могу пойти без него. — Иди в качестве зрителя, — отзывается друг и улыбается. Широко, но все же не так заразительно, как это умеет делать младший Педрад. — Я не люблю сидеть в стороне, пока все развлекаются. Ты же знаешь. — Да ладно, глянешь на своих соперников, — и опускает руку на плечо Эрика. Но мужчина не чувствует ее тяжести. Последние слова друга бьются в его мозгу. Соперники. И он соглашается. Стантрайдинг всегда пользовался популярностью в этом городе, но вряд ли его ночные улицы видели такое количество заинтересованных молодых людей. Зрители тянутся к импровизированному стадиону с земляным трамплином, окружают его плотным кольцом, запасаются бутылками холодного пива и светят экранами модных смартфонов, желая заснять на видео самые впечатляющие трюки. Эрик устраивается в одном из первых рядов. Он лениво располагается на стуле, расставляя ноги и скользя рассеянным взглядом по тем, кто готовится выступать. Он одновременно зол и расслаблен. Ему не хватает адреналина, ему хочется вскочить со своего места и пойти туда, к своим друзьям-соперникам. У него ведь нутро гонщика, и так не по себе сидеть здесь и наблюдать за алчным, бьющим ключом хаосом жизни со стороны. Он привык быть его частью. Но Эрик умен. И прекрасно осознает, что нет сейчас возможности лучше и удачнее для оценки его соперников, для понимания того, так ли заслуженны их громкие имена. И серые глаза ищут те самые смоляные волосы и смуглую кожу. Эрик не врет. Здесь он ради той девчонки. Он пьет уже третью бутылку пива, когда она выходит на старт. Сегодня ее волосы выбиваются из-под шлема, длинные и красивые. Наверное, шелковые, если дотронуться до них пальцами, провести ладонями по всей длине. Эрик кривит губы, и на ум отчего-то приходит Мальвина. Этой куколке не понравились бы его такие мысли. Какая жалость, что ему на нее наплевать. Мужчина делает большой глоток из горла и ждет представления. Девчонка собирается делать фронтфлип. Эрик хмыкает. Дура. Это слишком опасно. Но глаза ее в прорезях мотоциклетного шлема шально горят, руки сжимают железо, а вся фигура напрягается и вытягивается, готовая к мощному рывку. Девчонка любит адреналин. Похожа на него. Эрик понимает, что смотрит на хрупкую фигуру с выраженным интересом и даже не подносит пиво к своим губам. Мотоцикл же срывается с места. Ночной небосвод озаряется торжествующим эхом толпы, когда девчонка со всей скоростью несется на трамплин, подлетает в воздух, застывая во вращательном движении, замирая вниз головой, и колеса верного стального коня крутятся по инерции. Зрители восхищено вопят, светят яркими вспышками. А Эрик резко подается вперед. Его наметанный глаз профессионала и знатока видит, что разгон был неверным, что мотоцикл летит вниз, не докручиваясь, что колеса проседают, резина бьется о землю с глухим стуком, пружинит, но железо уже скребет по поверхности. Девичье тело подбрасывает в воздухе и откидывает куда-то к стене. Зрители в ужасе замирают. Имбецилы. Кроме эмоций ничего больше не умеют, лишь охать да ахать, то ли от восхищения, то ли от страха. Сам Эрик вскакивает на ноги резво и проворно, бутылка пива падает на землю, разбиваясь, и янтарная жидкость ползет к его ботинкам, но мужчина уже не стоит на месте. И сердце отчего-то люто бьется в груди. Он восхищен ею. То, как красиво она взлетела, как изящно зависла в воздухе, как гнала по трассе, как ничего не боялась. Но бесстрашие — плохое качество — оно лишает людей самой нужной и первичной эмоции. Когда вызывают скорую, Эрик отчего-то садится с девчонкой в машину. Никто не возражает. С нее снимают шлем, и он видит большие испуганные зеленые глаза. Ее удивительные волосы сейчас в беспорядке, а нижняя губа покрыта видимыми трещинами. — Дура, это же опасно, — говорит он, а девчонка едва пытается улыбнуться, но вместо этого стон боли исторгается из ее рта. Задет позвоночник. Девочке лучше не знать. — Как тебя звать? — Спрашивает Эрик и пальцами чешет свой бритый затылок. — Кристина, — едва выдыхает она. Ей трудно говорить. — Кристина, — повторяет он, — все будет хорошо. И она улыбается по-настоящему.