Black and White

Ее просто дохуя. Везде. Там, под кожей, в нем, в сердце, глубже, сильнее. Эрику хочется наказать Кристину. За то, что пробралась и поселилась там, где никто не мог. Так, легким взмахом, движением руки, тихим смехом и большими глазами. Маленькая девочка, сладкая, как патока, манящая, словно мечта и видение. Дрожащая под ним, рядом с ним, с этими широко разведенными бедрами и такими чумными стонами, что срывает крышу. Эрик чувствует, как у него шевелится член, когда он так думает о Кристине. Смотрит на нее через всю шумную и галдящую столовую — место, где полно самых разнообразных лиц. Кристина смеется, едва поворачивает голову, что-то говорит Трис и снова смеется. Эрик жрет ее взглядом, следит за движениями ее рта. То, как ее губы смыкаются на железе вилки, как зубы стягивают мясо, как кончик розового языка едва мелькает, тут же теряясь в горячей, влажной и жаркой полости рта. Мужчина закрывает глаза и ругает проклятую эрекцию — член стоит колом. Он вновь смотрит на девчонку, а девчонка глядит на него в ответ. И рот ее криво изгибается. Ухмыляется. По-женски. Плохие игры, девочка. И тебе конец. Эрик трахает в тесном туалете девицу по имени Мэлоди. Пергидролевая блондинка с черным от татуировок телом. Девица стонет, мужчина зажимает ей рот рукой, накрывает теплые губы шершавой ладонью. Ему не нужны ее стоны — он представляет другую. Со смуглой кожей, растрепанными волосами, влажную, податливую, с немного мальчишеской, но хрупкой фигурой. Кристина — еще девочка, до конца не оформившаяся, слишком юная, но уже умеющая смотреть такими глазами, от которых ладони потеют, а желание режет пах. Мэлоди кусает Эрика за руку, сжимает зубами пальцы, мужчина матерится и засаживает ей так, что девица, кажется, кричит от боли. А после он все никак не может отдышаться, хватает и хватает ртом воздух, ощущая, как мягкое, словно нега, наслаждение растекается по всему телу, поднимается с низа живота. Мэлоди застегивает кофту, поправляет челку и улыбается ему. Хочет повторить. Эрик отвечает что-то невнятное и невразумительное. Пусть валит на хуй. И желательно, не на его. У Кристины слабые руки. Девчонка плохо бьет по груше, морщится, трясет кистями и снова пытается ударить. Эрик наблюдает за ней с ленцой. Девочка вызывает в нем отупляющее желание, нарастающее жжение в самом паху. Сучка. Маленькая, вертлявая, языкастая сучка. Он смотрит на ее упругие ягодицы, словно бока сочной вишни, на обтянутую майкой грудь — холмики совсем небольшие, но напрягшиеся соски отчетливо проступают через ткань. Кристина потная, взмыленная, разгоряченная. Именно такой он хочет видеть ее после секса. Красивой на первозданный манер. И это перерастает в охереть какую сильную необходимость. Трахать Мэлоди не хочется, вообще не хочется прикасаться ко всем этим долбанным девкам, думающим только о его члене. Его мальчик мечтает только об одной дырке. А девчонка все сверкает яркими, смарагдовыми глазами. Смеется. И смотрит на какого-то парня. У Эрика шевелится кадык. Вверх. Вниз. Сука. Улыбается, улыбается, улыбается этому уебку. Эрик чувствует, как захлебывается злостью и яростью. Кристина бросает на него косой взгляд. Дважды сука. Играет. И Эрик решает отомстить. Кристина пахнет женщиной. Она едва взволнованно дышит, и всхлипывает, и елозит по простыням. И этот одуряющий звук, когда она едва размыкает губы, вдыхает воздух, и тогда грудь ее чуть приподнимается. У Кристины юное тело. Чистое, совсем девственное. Эрик ощущает эту нетронутость всей кожей, когда склоняется во мраке, в темноте, когда сдергивает одеяло. Легкий топ и крошечные шорты не скрывают оформляющегося тела девушки. Пусть думает, что ей снится сон. До края, до исступления, до пота. Эрик уже предвкушает. Завязать ей глаза собственным топом ничего не стоит, стянуть с ее бедер этот кусок материи — плевое дело. Пальцы ему режут выпирающие тазовые косточки. Кристина шевелится во сне. И Эрик обещает себе, что она будет стонать, просить, молить, истечет так, что можно будет захлебнуться. И тогда, только тогда, он будет доволен. Она облизывает губы тут же, как только первая холодная капля с подтаявшего кубика льда, шипя, падает на кожу. Горячая девочка. Вздрагивает, едва изгибаясь, с заведенными за голову руками, стянутыми кожаным ремнем. Все полубредит, полуспит. Лед тает в мужских пальцах, каплями падает на женскую шею и вода скапливается в яремной впадине. Капли застывают меж грудей, ниже, по мягкому животу, и вода в пупке. Эрик роняет кусочек льда, заставляя тот скользнуть в самый низ, к живым, трепещущим складкам. Кристина просыпается тут же, но Эрик закрывает ее рот своей ладонью. И тело рядом с ним вздрагивает от испуга, неожиданности и предвкушения. — Не кричи, — предупреждает он и убирает руку. И воздух сквозь зубы со свистом. Мужские ладони сжимают бока чужой податливой плоти, скользят вниз и застывают на бедрах. Эрик присасывается к женской шее, а девчонка вновь вздрагивает. Да, вот так. Проси, хоти, требуй, изнывай, раскрывайся, дай себя попробовать. Он слизывает губами и языком след от холодного льда, заставляя девушку дышать прерывисто, приоткрывать рот, словно собираясь глотнуть, как можно больше воздуха. Пальцы Кристины сжимают кожаный ремень. Мужские ладони легко сминают ее грудь и вновь возвращаются на бедра, и большой палец оглаживает фигурные тазовые кости. Эрик слизывает языком влагу замороженной воды, смешивающуюся с выступающим потом. У пота Кристины соленый вкус. Мужской нос следует за губами, и щетина царапает кожу. Язык Эрика вырисовывает узоры на женском теле. Горячие губы на пупке, воду всасывают и останавливаются у самого паха. Эрик втягивает запах, и ноздри трепещут. От Кристины разит желанием, страстью, похотью и страхом. Член в его черных штанах из плотной ткани давно стоит колом. Эрик знает, что если проведет пальцем по промежности девчонки, то ощутит, как вся фаланга станет липкой. Сочащаяся, пьянящая, с неповторимым запахом. Эрик рычит, закрывает глаза и пытается справиться с собой. А девчонка мечется, будто в бреду. И просит, и ноет. Вот оно. Начинается. Кубик льда тает в ладони, как только скользит на мужскую кожу. Будто плавится. И все пальцы в холодной влаге, вызывают эту сладкую дрожь, стоит только провести самыми кончиками, очертить тугую горошину соска, которая все набухает и набухает. Кажется, вот-вот и девочка закричит. Тише, милая, тише. Дай насладиться тобой. Сунуть бы два пальца в ее дырку и посмотреть, насколько она узкая, насколько тугая, насколько мокрая. Но вместо этого тающий кубик льда в мужских фалангах обводит полушария грудей: сначала левое, потом правое. Эти медленные, спиралевидные движения по кругу, эта блестящая кожа и практически видимая пружина в женском теле. Кристина бредит, Кристина шепчет, Кристина просит. Да, умоляй меня, вот так. И ухо к ее губам, чтобы услышать этот шепот, чтобы надавить на ее тело, ощутить его жар, зов манящей плоти, почувствовать, как член снова шевелится, а лед тает, и Эрик вытирает пальцы о ее тело. Чувственно, мокро, холодно. Кристина хнычет. Хочет, хочет, хочет. Следующий кубик льда чертит косточки ее бедер, а потом ныряет вниз. Лед плавится, зажатый между грубыми пальцами большой руки, прижатый к горячей, словно лава, промежности. Кубик скользит глубже, девчонка выгибается, плохо понимания, что происходит. Ее тело блестит от воды, от следов Эрика, оставленных его шершавым языком. Кристина шепчет, неразборчиво молит. Лед проникает внутрь, раздвигает складки, превращается в воду. Эрик убирает руку, склоняется и обхватывает наполовину растаявший твердый кубик губами. От ощущения соприкосновения мужского рта и женской дырки, Кристина теряет ориентиры, а Эрик уже заталкивает лед ей в рот. И она ощущает собственный запах, чувствует на языке влагу своего лона и вкус Эрика. Лед хрустит под их зубами. Ее тело все мокрое — вода, слюна, пот и дрожь. Заклепки кожанки Эрика впиваются в женскую кожу. Мужчина же отстраняется, легким движением развязывает тонкие запястья, сдергивает повязку с глаз. У Кристины большие глаза, распахнутые так широко, что вот-вот вылезут из орбит. Просто охренеть. — Развлекайся, — говорит Эрик. Он уходит, оставляя ее одну. Томящуюся, страждущую, почти молящую. У Кристины вибрирует все тело, трясутся ладони, и слезы обиды закипают по кромке глаз. Она сверлит взглядом дверь, жжет дерево кислотой. Сукин сын. Ублюдок. Кристину мутит от острого желания. А Эрик знает, что отомстил. С ним ведь играть не позволено. Никому. Он выкуривает четыре сигареты, чувствуя, как головка члена по-прежнему трется о грубую ткань штанов. Он знает, что будет делать в собственной комнате. Двигать своей рукой вверх и вниз и вспоминать, как металась она, как бормотала несвязно, какой раскрытой, влажной и манящей была. Пах скручивает сильнее. Мужчина морщится. Зато теперь они квиты. Оба. Кристина улыбается в своей комнате, запрокидывая голову. Эрик криво ухмыляется, стоя, прислонившись спиной к холодной каменной стене. Вот такая игра, детка. А ты все еще под кожей, там, мутишь мозги, заставляешь думать лишь членом. И, похоже, это не кончится. Бычок сигареты ярким всполохом в сгущающихся сумерках летит на грязный асфальт. Железная дверь дребезжит от хлопка уверенной рукой.