Но отрекаются любя

      Антон пересчитывает купюры. Кипр хрустит разноцветным снегом, водяные знаки не тают. Такой аферой не грех похвастаться, да хоть тому же Банану. Раскладывать перед ним честно заработанные деньги, и ждать хлопка по спине. Сильная рука точно выбьет на пару секунд воздух из легких. Должна выбить, а не выбивает. Руки одноклассника покоятся в глубоких карманах и наружу не стремятся. Смех или восклицания похоронены в ошарашенном взгляде. Сашка не рад такому повороту, Антон подавно. - И давно он тебе приплачивает? - пухлые губы скорее по привычке, чем по надобности складываются в усмешку. Неправильный выходит разговор, неспокойный. - Да не о том разговор, извращенец он, Сашка. Хочет Мамаевой приятно сделать… - А ты у нас, значит, эскортом теперь? - О, какие слова знаешь. Немудрено, с Усачом и не такому научишься. Только поосторожнее, вдруг у него еще какие странности есть, - Антон дурашливо крутит пальцем у виска, в ожидании одобрения. Одобрение по факту отсутствует. - Ты его, кстати, правильно впряг, а то расслабился. Может, и мне с домашкой подкатить, снижу ставку. Благородно же? Сашка хочет выплюнуть собственную трусость на мокрый асфальт. Там ей самое место, а то дышать тяжело. - Ты это, не надо. - Че не надо? Запрягать? - И запрягать, и деньги брать. Он же ее реально любит. - Ага, я, может, тоже люблю. Хочу приятное девушке сделать, на юга свозить. Наф-Наф-то мне не даст. Да мне за это и не платят. - Некрасиво как-то, Антох. - Блин, ты че такой скучный, Банан? Ловить момент надо, вот я и ловлю. Ты на моем месте бы так же поступил.       Банан понимает, перед ним стоит его отражение. Тело более стройное и красивое, но установки-то одинаковые. Посмеяться, похалявить и чтобы все гладко, да чисто. Эти базовые потребности выходят из строя. Уже сейчас схемы летят. Провода внутри гнилого содержимого дымятся, возгораются и уничтожают что-то отвратительное, подростковое. В Валькиной записке была строчка про бабочек. Валька такой, кто еще может обитать в его впалом животе. А у Банана теперь внутри ничего. Сигаретный пепел, покрывающий разочарование. В таком месте не то, что бабочки, там и тараканы жить не смогут.       С такими невеселыми мыслями Банан приходит домой. В просторной квартире отродясь не водилось никакой живности. Не было любимого кота, слюнявого пса, даже голуби на подоконник не садились. Может, животных заводят, чтобы было кого обнять. Исключить из цепи нежности другого человека. Банан бы себя обнимать не стал, он слишком хорошо знал - не за что. Когда родители заходят в комнату, они видят то, чего давненько не видели. Их обормот склонился над тетрадью, сосредоточено пишет. Какая разница что пишет, главное - за ум взялся.       У парня другое мнение. Друг друга не использует, значит, сейчас он сам худо-бедно выполнит задание. А завтра сядет рядом с Усачом и скажет. - Вот, глянь, тоже не лыком шиты. Конечно, Валя из чувства противоречия, проштудирует каракули Банана, почти полноправного соседа. Проштудирует, останется довольным. - Ну… неплохо-неплохо. Ты не безнадежен. Банан знает, что написано ниже среднего, на троечку с минусом. И самое время перейти в наступление. - Ты вот что… один же сидишь? - Очевидный факт, Александр. Надменность, вживленная в голос Усача, она там с самого рождения, что ли. - Я это, с тобой сидеть буду, а то надоела бабья трескотня: помады там, прокладки - задрали. - Это несколько неожиданно, конечно. Но садись, у нас демократия. Парта как парта, думает Сашка, не замечая, как на него смотрит Антон. Зло смотрит, будто на предателя. Но горькая правда в том, что они не были друзьями, и все честно. Одному Кипр, а другому ненормальный с задатками сталкера.