Secrets of Black Widow.

База Щ.И.Т.а. Около девяти с половиной лет назад. - Я не буду с тобой нянчится, - Бартон ставит условие, с порога швыряя папку с документами на педантично заправленную койку. - Вошла, прицепила маячок, вышла. Все строго по плану, поняла? Романофф не отвечает. Она вообще мало говорит: иногда кривит губы в саркастичной улыбке, шипит сквозь плотно сжатые губы, когда боль во время спаррингов или танцев становится невыносимой, кричит, срывая горло ночами, полными кошмаров. Но не разговаривает, тем более - не с ним. - Париж? - горло саднит, словно она действительно слишком долго молчала, но Нат все равно. Ей хочется привычно спрятаться за сарказмом, но с Бартоном этого сделать не получается. Хотя её нельзя обвинить в том, что она не старается. - Романтично. Не боишься оставаться со мной наедине? - Попытаешься соблазнить? - Бартон напирает, раздраженной вынужденной ролью надзирателя. Он работает один - всегда, потому что иначе не умеет. Он не хочет работать с Романофф, потому что даже спустя столько месяцев, прошедших с начала операции "Вдова" - и ночей, которых он провел за изучением каждого совершенного ею преступления, - он все еще пытается рассмотреть в ней что-то кроме внешней оболочки. И каждый раз убеждается, что тратит время зря. - Убью. А потом скажу Фьюри, что так и было. - Не боишься? - её улыбка становится чуть более живой, приобретает оттенок злости и, Бартон не хочет этому верить, предвкушения. - Проверь, - когда дверь за ним закрывается, Романофф бьется затылком о стену. А потом еще и еще раз. Воздух Парижа должен казаться ей воздухом свободы - пьянить, срывать тормоза, заставляя флиртовать и испытывать от работы наемной убийцей кайф, подобный кайфу от элитных наркотиков. Вместо этого Романофф испытывает дрожь и ломоту в суставах. Она чувствует взгляд Бартона, медленно вкручивающий ей наконечники стрел между позвонками. Злится, задыхается от нежелания работать вот так - ручной собачкой, которой скомандовали "Фас". Поэтому она продолжает играть выбранную для неё роль. Ломает себя, прокручивая через невидимую мясорубку. Улыбается, желая растворить собственное лицо в кислоте. Бартон наблюдает за представлением с привычной позиции снайпера. Непривычно наблюдать за тем, кого он должен называть "напарницей". Должен, но не может. Не может, потому что Романофф - убийца. Не может, потому что Фьюри ошибается, считая, что они смогут работать вместе. Не может, потому что все его попытки найти в ней проблески человечности обречены на провал. А еще Клинту кажется, что Романофф это знает. Именно поэтому кривит губы в саркастичной усмешке, которая кажется их объекту соблазнительной. Именно поэтому отчаянно флиртует, оставаясь при этом естественно-соблазнительной. Именно поэтому даже не вздрагивает, когда он убивает их объект прямо у неё на глазах. Просто работа. Просто очередное задание. Просто капли крови, усеивающие её лицо беспорядочной чехардой брызг. Натали кусает губы, вновь и вновь заставляя собственный затылок соприкасаться с каменной стеной. - Будешь? Бартон появляется в её камере, которую здесь почему-то называют комнатой, практически незаметно - ей просто не хочется замечать его вторжения. Протягивает ей бутылку красного вина. - Там яд? - Натали впервые за долгие годы своей жизни не знает, какой ответ для неё преимущественнее. Клинт кривит губы в подобии улыбки, вместо ответа делает глоток прямо с горла, обжигая собственное горло слишком сладким, женским напитком. - Тогда сдохнем вместе? Вместе. Слово обжигает, заставляет тянуться к неожиданной "трубке мира", старательно избегая соприкосновения с чужими пальцами. Вместе. Ей хочется спросить как это, потому что она забыла. Потому что она не помнит. Потому что она не знает, каково это - вместе. Вместо этого она делает глоток с горла, стараясь не думать, что на ободке остался вкус чужих губ.