End Of The Beginning

Обстановка просторной гостиной в которой я сейчас нахожусь, вызывает довольно неоднозначное впечатление. Комната большая, даже слишком, из-за чего создается неприятное ощущение пустоты. Богатая дубовая отделка резных панелей и устаревшая лепка вокруг основания огромной хрустальной люстры, совершенно не вяжутся с некоторыми предметами современного интерьера, такими, как, например, большой плазменный телевизор, музыкальный центр и причудливо изогнутый металлический напольный светильник. Смешение Англии прошлых веков и сегодняшней современности - исполнение ужасает. Можно было бы найти здесь еще множество несоответствий стиля и примеров отсутствия вкуса, однако мне приходится отвлечься на нечто более существенное, нежели напольные светильники, а именно: хозяина этого странного особняка. Сиэль, успевший привести себя в порядок и сменить школьную форму на едва доходящие до колен шорты из плотной ткани черного цвета, и темно-синий пуловер, возник в дверном проеме и, войдя в комнату, уселся против меня в глубокое мягкое кресло с золочеными подлокотниками покрытыми резьбой. Мальчишка запрокинул ногу на ногу, а я на чисто подсознательном уровне поразился подобной нелогичности, граничащей с провокацией: выставить напоказ стройные белые ноги, одновременно закрыв руки до кончиков пальцев - в чем, спрашивается, смысл? Впрочем, неважно. На расстоянии какого-то метра от меня сидит Сиэль Фантомхайв, мы находимся в его доме, а всего двадцать минут назад я спас его от шайки хулиганов, проявив любезность и человеколюбие. Думаю, уместнее всего продолжать в том же духе и сохранять образ благородного незнакомца, хотя после той пощечины, которую он залепил меня уверенным жестом привычного к подобным мерам человека, я несколько сомневаюсь в том, что это сработает и приведет к желаемым последствиям. А, собственно говоря, что именно я подразумеваю под желаемыми последствиями, не подскажете? Прошу прощения, что обращаюсь к вам, но, похоже, сам я немного запутался. - С тобой все хорошо? - Участливо интересуюсь я, делая неопределённый жест перед своим лицом, призванный обозначить ранки на его собственном. На лбу, левой щеке и подбородке Сиэля красуется несколько ссадин, нижняя губа припухла, а пострадавший сильнее всего остального правый глаз, закрыт стерильной белой повязкой, наличие которой придает образу мальчика еще большую своеобразность. Неповрежденный глаз смотрит холодно и внимательно, пронизывая яркой синевой. Подросток наклоняет голову, еле заметно кивая. - Все прекрасно. Но я несколько невежлив: следовало предложить вам чаю или, возможно, кофе... Что вы предпочитаете? Штампованные фразы хорошего тона не вяжутся с образом этого ребенка. Сиэль улыбается мне уголками губ, однако его взгляд недвусмысленно выражает предупреждение, и меня терзают смутные сомнения касательно того, что если я только посмею захотеть что-то из предложенного им, Сиэль, оскорбленный перспективой подачей чая - подачей чего-либо вообще,- подольет мне туда какой-нибудь опасный реактив, позаимствованный из школьной химической лаборатории. И я заверяю его, что чувствую себя вполне комфортно и при отсутствии напитков. В доме очень тихо, нас с Сиэлем никто не встретил, и дверь в особняк он открыл сам. Сейчас я сижу рядом с ним и отчетливо понимаю, что так бывает почти каждый день, вот такой вот у него образ жизни: никто не встречает дома, никто не забирает из школы. Почему он такой худой? Почему его пальцы обмотаны белыми бумажными ленточками пластыря? Почему он впускает в дом незнакомого человека и сидит с ним, где гарантия того, что несколько часов спустя на этом вычурном кресле не будет лежать изломанной куклой труп тринадцатилетнего мальчишки, а выцветшая обивка не пропитается свежей, медленно остывающей кровью? Думаете, я жалею его? Держу за сироту, нелюбимого ребенка, которого надо погладить по головке и пообещать конфет? Спешу разочаровать - нет. Прямо сейчас я жутко зол. До дрожи во всем теле, до одурения. За своей гордостью, Сиэль пренебрегает элементарным инстинктом самосохранения, мне это совсем не нравится, совершенно. Быть может, я вор, убийца, педофил в розыске. Быть может, все вместе и сразу. А он так беззаботно впустил меня в дом, и теперь смотрит с таким выражением во взгляде, словно только что нанял нового слугу, а он, растяпа, еще не вошел в образ, еще не научился предугадывать все желания своего господина, не выяснил, где в буфете лежит то самое фарфоровое блюдечко, с голубой каемкой особого оттенка. - Твоих родителей нет дома? - Я нарушаю установившуюся тишину глупым и совершенно очевидным для меня самого вопросом. Сиэль холодно улыбается уголком четко очерченых губ. - Моих родителей нет. Да, Сиэль, я знаю, что их нет, нет вообще. Но ты эту деталь опускаешь, а мне и не нужны лишние уточнения. Ты все расскажешь мне потом, немного позже, но расскажешь. Я позабочусь об этом, будь уверен. - Может, я все же могу что-то для тебя сделать? Я имею в виду, ты не получил серьезных ушибов? Твой глаз выглядел не очень хорошо. Очень нехорошо. Отвратительно. Это просто непростительно, что находятся люди, безнаказанно приводящие в подобное состояние то, что я уже решил, будет под моим неустанным надзором. В конце-концов, это в моих личных целях: сами посудите, разве я могу позволить кому бы то ни было причинить... Неудобства человеку, который самым безобразным и совершенно непостижимым образом, поставил меня в зависимое от себя положение. Когда я найду способ разрешить этот факт, ты сможешь жить, как тебе вздумается, Сиэль, получать столько телесных повреждений и ушибов - заверений в горячей дружбе твоих школьных приятелей, сколько захочешь. До тех пор, я не собираюсь принижать свой статус. - С моим глазом все отлично. Вам совершенно не стоит беспокоиться. - Сиэль продолжал пытаться выжать из себя улыбку, и я отметил, что получается у него не очень. Видимо, дежурным выражением его лица было, все же, угрюмое. - Если не хочешь показывать мне, можем съездить к врачу. - А других дел у вас нет? - Перебил он. Выглядел мальчишка раздраженным, можно подумать, это так сложно: просто разрешить позаботится о нем. Хотя ему сложно, я вижу. - Сегодня нет. - Что ж, в таком случае, вам лучше запланировать дела на завтра. - Мальчик встает, и мне приходится последовать его примеру. - Думаю, вам пора. Сиэль провожает меня в прихожую, он явно не намерен познакомиться поближе и я послушно иду за ним. - Спасибо за помощь. - Он открывает дверь и отходит в сторону, пропуская меня вперед. - Приятно было познако... - Сиэль? Кто это, Сиэль? Прямо у своего уха я слышу удивленный женский голос, а когда поворачиваюсь, замечаю и его источник - хрупкую миловидную блондинку средних лет с внушительным слоем косметики на увядшем лице. Маргарет Уилкс - вне всякого сомнения, это она. Стоит в дверях с огромными пакетами, на которых красуются витиеватые надписи и эмблемы известных фирм. А рядом со мной мальчишка с подбитым глазом, давай, полюбуйся. - Прошу прощения, но кто вы такой?- женщина робко оглядывает меня, и мне не остается ничего другого, кроме как вытянуть из богатого арсенала своих улыбок, самую располагающую при едва завязывающемся знакомстве. - Себастьян Михаэлис к вашим услугам, миссис. - Отвешиваю галантный поклон, и когда распрямляюсь, вижу произведенный мною эффект. Надо отметить, довольно привычный эффект. Маргарет улыбается мне в ответ, смотрит заинтересованно и оценивающе. - Вы, должно быть, миссис Фантомхайв? - Мисс Уилкс. - поправляет она. - Я могу быть вам чем-то полезна? - Нет, спасибо, я уже ухожу. - Вы... Вы пришли вместе с Сиэлем? - Да, мы с Сиэлем встретились у школы. - Я бросаю на мальчика косой взгляд, и тот едва заметно хмурится. Не хочешь, чтобы я говорил ей правду? - У него возникли проблемы с ребятами из школы. И я привез его домой. Прости, Сиэль, сейчас твои желания не учитываются. Мне нужно разговориться с этой женщиной. Познакомиться поближе. Создать иллюзию, что она узнает меня получше. А потом я заберу тебя, обещаю. Поэтому сейчас просто потерпи. - И теперь он уходит. - Сиэль вмешивается в разговор, он явно недоволен мною. Маргарет удрученно качает головой. - Ну что за ребенок... Как невежливо, Сиэль! Ручаюсь, ты даже чаю не предложил мистеру Михаэлису! - Просто Себастьян. Не беспокойтесь, прошу вас. Сиэль весьма гостеприимен, но он несколько устал, кроме того... - А что с твоим глазом? - Маргарет шумно вздыхает, и делает шаг вперед. Неужели заметила? Впечатляет. А я все думал, как же обратить на эту деталь ее не в меру пристальное внимание. Женщина обхватывает лицо Сиэля ладонями, но он тотчас же отбрасывает ее руки прочь. От резкого движения, повязка сползает с лица, обнажая поврежденный глаз мальчика. - Какой кошмар! Только не говори, что опять повздорил с кем-то! Сиэль, это просто невыносимо! Ты что же, добиваешься того, чтобы я прописалась в кабинете директора? Что ты натворил на этот раз? - Все в порядке, не стоит беспокоиться. - Да? Ты так в этом уверен? А что с тем, кто устроил тебе это? Он в порядке? Надеюсь, мне не позвонит какой-нибудь разъяренный владелец сети торговых центров Лондона, или председатель политической партии? Что за чушь она несет? Неужели одного взгляда на этого ребенка недостаточно, чтобы понять, что нанести такой же удар своему оппоненту, у него не хватит сил просто физически. В любом случае, заняться состоянием Сиэля сейчас самый логически правильный вариант, тем не менее, ей это и в голову не приходит, она просто стоит тут и пилит его, поэтому мне вновь приходится вмешаться. - Мисс Уилкс, простите, но мне кажется, что мальчика нужно показать врачу, его глаз... - Ах, вы правы, совершенно правы, он выглядит просто ужасно... - она качает головой, оценивая внешнее состояния Сиэля. - И как ты с этим из дома выходить будешь?.. Сиэля эта проблема, по всей видимости, не заботит, и он не считает нужным отвечать на столь бесполезный вопрос. - Я знаю неплохую больницу неподалеку, и мне как раз по дороге, поэтому если вы не против, я буду только рад... - Ох, Себастьян, спасибо! - Перебивает Маргарет, взмахивая неестественно длинными ресницами, и обворожительно улыбается. Вернее сказать, улыбается, в попытке обворожить, однако все эти потуги оживить былую молодость, растормошить ее кокетством заведомо провальны. Возможно, подобные ухищрения и возымеют действие на престарелого джентльмена-маразматика с неизменной отдышкой от постоянного курения и желанием нравиться женщинам так же, как он нравился им лет двадцать назад меня же они нисколько не трогают. - Счастлив помочь, мисс Уилкс. - Просто Маргарет. *** - Надеюсь, в этот раз Аннабелла приедет одна? Маргарет смотрит на меня с упреком, профессионально смоделированным в больших серых глазах. Это выражение в ее взгляде появляется довольно часто, когда он направлен на меня, но оно еще ни разу не возымело должного эффекта, разве что, временами это жутко раздражает. - В чем дело? - Сиэль, ты же понимешь... Аннабелла... - Аннабелла твоя дочь. Именно поэтому я мирюсь с ее присутствием в моем доме во время каникул и свободное от колледжа время. Но все те бугаи, которые продавливают чудом уцелевший антикварный диван своими спортивными задницами и вливают в себя количество пива, равное количеству образовавшейся в результате таяния какого-нибудь ледника воды, мне никто. Поэтому я хочу свести вероятность их нахождения здесь к минимуму. - Один из этих молодых людей может стать мужем для Беллы! - К счастью, она пока не определилась с выбором. Иначе сейчас мне пришлось бы выделять деньги на содержание еще одного... Члена семьи. Я говорю все это, наблюдая, как Маргарет поджимает ярко накрашенные губы, но мне ни капельки не совестно, потому что все сказанное мною - чистая правда. Ее дочь учится в Парижском колледже на мои деньги, каждый раз, когда она приезжает, я выдаю ей очередную сумму через Маргарет. После смерти этого идиота Жерара они остались ни с чем, но Маргарет по-прежнему одевается в дорогих бутиках, а Аннабелла развлекается во Франции, изображая попытки затолкать хоть какие-то знания в хоть какой-то области, в свою прелестную головку - и все в убыток компании, доставшейся мне в наследство от отца. Хуже всего в этой ситуации то, что мне придется мириться с этим до моего совершеннолетия, а пока я вынужден потакать капризам этих избалованных женщин за определенные блага, хотя порой мне кажется, оно того не стоит. Мне нужны пешки, люди, взрослостью которых я могу оперировать для достижения собственных целей. Я не могу решить некоторые вопросы сам в силу того, что мне всего тринадцать. Пока не могу. Поэтому порой мне приходится решать их через Маргарет. Ситуация осложняется тем, что ее умственные способности значительно сужают круг моих возможностей. Больше всего меня беспокоит компания Фантом, она в плачевном состоянии, но Маргарет я ее доверить не могу, а нанимать через нее третье лицо, чтобы управлять делами из тени, слишком ненадежно. Я вовсе не уверен, что у нанятого мною работника не возникнет желания обкрадывать предприятие, когда перед его глазами разверзнется вся пропасть глупости женщины, с которой ему придется вести дела. - Я сказала Белле, чтобы она приехала одна, не беспокойся. - Маргарет смотрит как-то странно, словно прикидывает в уме все возможные варианты... Чего? - Я думаю устроить ужин в честь ее приезда, и хочу пригласить на него Себастьяна. - Кого? - Сиэль! Себастьяна Михаэлиса, молодого человека, который помог тебе на прошлой неделе, неужели не помнишь? Отлично. Просто замечательно. А я все гадал, чего же мне не хватает для полного счастья? Начнем с того, что я ненавижу, когда что-либо напоминает мне о моих же ошибках или слабостях. Этот человек, которого я совершенно не знаю, вызывает у меня ряд подозрений - безосновательных и не очень. Он видел меня не в самом приятной для меня ситуации, и это даже хуже чем сам факт моего нахождения в ней. Он помог мне, привез домой, а потом убедил Маргарет отвезти меня к врачу - очень подозрительно. Зачем вообще ему делать все это? Чаще всего люди совершают так называемые добрые поступки вовсе не по велению небольшого органа, мышцы, соответствующей размеру их кулака, а потому что им это выгодно. Вот так все просто, я бы даже сказал - банально. И я не думаю, что этот некто Себастьян решил стать исключением из общих правил. Он преследует какие-то собственные интересы и, в общем-то, ничего особенно плохого в этом нет, но все дело в том, что я не имею ни малейшего представления об их природе и о том, противоречат ли они моим собственным. А быть в неведении - подобная перспектива мне совершенно не улыбается. - Неужели этот факт вызвал у тебя столь острый прилив благодарности? Маргарет вздыхает. Образ матери-одиночки, оскорбленной в лучших своих чувствах, удается ей просто бесподобно, и неважно, что это всего лишь образ: пять с плюсом за одно старание. - Я не понимаю, что с тобой в последнее время, дорогой. Последние лет восемь - ты их имеешь в виду, мамочка? - Конечно же меня интересуют твои проблемы, и конечно я благодарна этому человеку за то, что он позаботился о тебе - что же в этом удивительного?.. Губы Маргарет размыкаются, приоткрывая белые зубы, и не в силах сдержать растягивающую их улыбку, она продолжает: - Такой приятный интеллигентный молодой человек... А ты видел его машину? - Она улыбается еще шире, - Наверняка он богат... Красив. Богат. Приятен в общении. Ох, и как же я раньше не догадался? - И конечно же, обладая столькими положительными качествами, он не может не понимать, что просто обязан жениться на Аннабелле Уилкс - для полного и безоговорочного счастья. Так? - Белла - девушка в высшей степени достойная, и к тому же красивая и образованная. Конечно же она составит достойную партию любому приличному человеку! - Ну-ну... Маргарет вспыхивает. - Не забывайся, Сиэль. Ты говоришь о моей дочери. Она строго смотрит на меня, и я не могу подавить раздраженный вздох. - Это ты говоришь о своей дочери. О ней, и о том... недальновидном человеке, кто женится на ней. Говоришь без умолку, и мне это надоело. Я встаю и иду на кухню, не слушая доносящуюся мне вслед возмущенную тираду оскорбленной тетушки. *** Аннабелла приехала в пятницу в три. Широко распахнув дверь, она громко выкрикнула наши с Маргарет имена, вследствие чего я и трое носильщиков оглохли минут на десять, ведь радостный визг, переходящий в ультразвук и крики "Как же я скучала!", без последствий пройти не мог. С приездом Аннабеллы поместье в очередной раз преобразилось: дочь Маргарет ходила на курсы дизайна интерьера, и каждый раз привозила с собой нечто новое из последней коллекции собственного производства. "Последний крик моды!" - гордо возвещала она, будучи уверенной, что в недалеком будущем эту фразу будут говорить друг другу счастливые обладатели ее творений. Последний крик, последний писк, последний вздох - мода каждый раз совершает незапланированный суицид, видя, что уготовила ей Аннабелла. Невообразимой формы вешалка для пальто и шляп, занавески из розового тюля со вставками, имитирующие газетные вырезки, сообщающие об убийствах и кражах - Аннабелла называла это "несовместимость воздушных грез и жестокой реальности", я - несовместимостью хорошего вкуса и подобных изделий. Мы с Маргарет смотрели на все это, и пытались сдержать: она - наворачивающиеся на глаза слезы гордости, я - рвотные позывы. Тяжелую вазу из какого-то непонятного сплава они втащили в гостиную, царапая паркет, на который я потратил бешеные деньги, и поставили рядом с диваном. Ваза представляла из себя переплетение множества рук и если честно, это напоминало расчлененку. Возмущаться сейчас было бесполезно, а убрать ее из комнаты самостоятельно у меня не было никаких шансов - ваза была просто неподъемная, и я не понимал, как вообще Аннабелла привезла ее сюда. Решив оставить мать и дочь наедине, одновременно изолировав себя от их общества, я поднялся в свою комнату. Проходя по коридору на втором этаже, я миновал большое зеркало в широкой раме из черного дерева. По всей поверхности рамы вились тонкие узоры, вырезанные из слоновой кости. Это зеркало было одним из предметов, уцелевших во время пожара, оставшихся в напоминание о прошлой жизни, о том, как здесь было раньше. Проведя рукой по гладко отполированной поверхности дерева, я улыбнулся: второй этаж обставлен не полностью, но здесь лишь те вещи, которые я хочу видеть вокруг себя. Обстановку здешних комнат не уродуют занавески-газеты и уродливые вазы, вроде тех, что теперь обосновалась в гостиной - такую без помощи носильщиков сюда и не втащишь по длинным лестницам. Рука соскользнула с очередной выпуклой завитушки, и мои пальцы коснулись гладкого холодного стекла. Я посмотрел на себя, отражавшегося в нем: хмурый взгляд, еле заметная складочка между бровей - а ведь только что, когда я представлял Маргарет с дочерью, затаскивающих тяжелую вазу на второй этаж, мне было почти весело. Белую повязку на глазу я сменил на черную, вроде тех, что носили пираты средневековья. Выглядело немного зловеще, но меня вполне устраивало: лучше так, чем лоскут стерильной ткани, напоминающий о больнице, запахе лекарств, навещающих родственниках, принесших пакет с фруктами, сок и свою жалость - неизменные атрибуты классического больного. У себя в комнате я сел на кровать с ноутбуком и, включив музыку, зашел в интернет. Простой в делах компании нависал надо мной почти физически, и я старательно изучал все, что касалось бизнеса, работы на предприятии и курса валют. Проснулся я от того, что с моих коленей что-то стаскивали, а за плечо легонько трясли. - Сиэль, просыпайся. - Над ухом раздался голос Маргарет. Сколько раз я говорил ей не входить в мою комнату без стука, и все без толку. - Внизу уже все готово, пойдем. Скинув с себя руку Маргарет, я приподнялся и отложил ноутбук в сторону. За окном темнело, и в сумерках, волосы Маргарет казались совсем темными, почти черными. Увидев, что я уже проснулся, она распрямилась и указала на кресло. - Я забыла забрать твою одежду из прачечной, но Белла привезла тебе это. Одень, думаю, тебе подойдет. И пожалуйста, - уже в дверях она обернулась, кинув на меня выразительный взгляд. - Будь повежливее с Себастьяном. - Он что, уже пришел? Мой вопрос остался без ответа, так как Маргарет уже вышла, поэтому я настроился на худшее. Если честно, мне совсем не хотелось присутствовать на этом ужине. Проводить время в компании совершенно неинтересных мне людей, слушать их скучные разговоры и отвечать, когда кто-то из них обратится к тебе. Хотя причины чтобы спуститься у меня все же были. Во-первых, этого требовали приличия. В конце концов, хозяин в этом доме я, и если Маргарет все же пригласила сюда этого человека, я попытаюсь получить о нем хоть какое-то представление. Во-вторых, скорее всего за ужином подадут что-то более или менее съедобное. Повседневное меню повергает меня в состояние печали и уныния - Маргарет постоянно заказывает нашей домработнице что-то диетическое, дабы сохранить фигуру. Это ужас - все те вегетарианские изыски, что она заставляет готовить Лизу, вычитав рецепты из интернета. Тушеная зелень, вареная фасоль, тыквенные шарики - я уже смотреть на это не могу, не говоря уже о том, что идея положить это в рот, не кажется мне заманчивой вовсе. Не еда, а де... Дела с готовкой обстоят неважно, да. События внизу, как оказалось, развивались стремительно. Себастьян уже пришел, он Аннабелла и Маргарет сидели на диване, и все трое о чем-то беседовали. Маргарет периодически вставала и приносила то бокал вина, то вазочку с небольшими шоколадными конфетами и орешками. При этом, садясь обратно, она неизменно теснила Себастьяна к Аннабелле, так что расстояние между ними неуклонно сокращалось. На лице Аннабеллы читалось восхищение, Себастьян обольстительно улыбался, а Маргарет, по всей видимости, считала свадьбу делом решенным. Не выдержав, я фыркнул, и все трое тотчас же обернулись ко мне. - Сиэль. - проигнорировав очередной маневр Маргарет, Себастьян быстро поднялся с дивана, подойдя ко мне. - Приятно снова видеть тебя. Как ты? Как дела в школе? Щеки теплеют от выступившего румянца. Вот ублюдок. Так сразу намекает на то, что увидел тогда, с первых же слов интересуется, не избили ли меня снова. - Отлично. - Пройдя мимо него, я беру со столика конфету, и сажусь в кресло. Аннабелла окидывает меня довольным взглядом. - Я так и знала, что тебе подойдет этот цвет! Тебе очень подходит. - Спасибо. - Водолазка из мягкого материала была темно-фиолетовой в черную полоску, жилетка и зауженные брюки - из серой джинсовой ткани. Как ни странно, одежда, которую Аннабелла носит или выбирает кому-то, всегда красива и хорошо сидит. Однажды я посоветовал ей реализовать себя в качестве модельера вместо того чтобы обставлять дома, но это ее почему-то не заинтересовало. - О, так это выбирали вы? Себастьян откровенно меня разглядывает, и это жутко раздражает. Ощущения, словно я нахожусь под стеклом в качестве препарата, и меня изучает выживший из ума биолог-маньяк. - Очень красиво. - Произносит он, пристально глядя мне в глаза, а потом поворачивается к Аннабелле. - Совершенно очевидно, что у столь прекрасной дамы вкус столь же безукоризненный, как и она сама. Аннабелла ослепительно улыбается, а Маргарет немедленно выдает страшную тайну, которая может привести все ее стремления к полному краху: - Белла - начинающий дизайнер интерьера! У нее такое воображение, такая фантазия! Посмотрите, например, на эту ее работу - она привезла ее сегодня из Парижа. Себастьян смотрит в направлении, указываемом Маргарет, смотрит прямо на вазу. Выражение его лица меняется (готов поспорить - от ужаса), он поворачивается к женщинам, и выдавливает из себя: - Невероятно... Закончить эту фразу можно как угодно, кажется, я понимаю, как хотел ее закончить Себастьян, а вот Маргарет и Аннабелла приняли это за комплимент. - Как приятно встретить настоящего ценителя прекрасного! - Восклицает Маргарет, и следующие минут двадцать, они целиком поглощены разговорами исключительно на эту тему. Потом Маргарет просит прощения и выходит, а возвращаясь, возвещает о том, что стол накрыт. Я не мог составить четкого мнения об этом человеке, я не видел ни одной зацепки, которая указала бы на то, что именно ему нужно, а ему что-то нужно, я не верю что цель существования Себастьяна - заводить приятные знакомства. Он был таким, каким его хотели видеть Аннабелла и Маргарет, не теряя при этом индивидуальности. Черные волосы, укороченные на затылке, по бокам спускались ниже подбородка, несколько прядей падали на лицо, не закрывая проницательных темно-карих глаз. Свет падал так, что в глубине их радужки словно мерцал насыщенный бордовый, а может, это было отражение бургундского вина, налитого в его бокал. Черные брюки, черная рубашка. Себастьян поднес бокал с вином к губам, и я увидел, что ногти на его белых пальцах выкрашены в черный цвет. Это выглядело немного жутко, и я знал, что Аннабелле никогда не нравились такие мужчины, но глядя на нее, я видел, что она полностью очарована - словно под гипнозом. То, как он говорил, то, как он держал себя, как смотрел на нее и Маргарет: с уважением, восхищением, готовностью сделать для них все, что в его силах. А еще в его взгляде сквозило легкое презрение, и я удивлялся - неужели они не видят, что это лишь малая часть того, что он невольно показывает им? Когда часы показали половину двенадцатого, Себастьян начал собираться. Он благодарит за приятный вечер и целует руки Маргарет и Аннабеллы. - Надеюсь, эта не последняя наша встреча. - Многозначительно улыбается он, и смотрит на Аннабеллу, щеки которой заливает румянец под его пристальным взглядом. - В следующий раз ужин с меня. В дверях он прощается со мной, я сухо киваю и ухожу в гостиную. Освещенная лишь светом напольной лампы, комната кажется мне не роскошным залом, где в свое время не чурались коротать время за приятной беседой герцоги и графы, а огромным чуланом, куда свалили груду ненужных, надоевших за жизнь вещей. На небольшом стеклянном столике лежит небольшой черный предмет, я подхожу ближе, и вижу что это мобильный телефон - я видел его в руках Себастьяна. - Я выйду ненадолго! - Кричу я Маргарет, и выбегаю на крыльцо, едва не сталкиваясь с высокой фигурой - Себастьяном. - Прости, Сиэль, я кажется... - Ты забыл это. - Я протягиваю ему телефон и он берет его, задевая мои пальцы своими, заканчивающимися черными ногтями. Себастьян пристально смотрит на меня. - Твой глаз все еще болит? Ох, какой по счету раз он это спрашивает? Мне уже надоело, правда, почему ему - нет? - Все хорошо, спасибо. - Опухоль спала? - Твоя назойливость чрезвычайно раздражает. - Сообщаю я ему наконец, с наслаждением наплевав на правила хорошего тона. Я завожу руку за затылок, дергаю кончик веревочки, развязывая несложный узел, и срываю эту идиотскую повязку. - Ну, смотри. И прекрати спрашивать как там мой глаз, он на месте, никуда не собирается. Себастьян не отвечает. Подойдя вплотную, он кладет руку на мой затылок, зарывается пальцами в волосы и приподнимает мою голову. Он склоняется надо мной, и я вижу его лицо совсем близко, так, что различаю каждую складочку у основания его нахмуренных бровей. "Ублюдок!" - мелькает у меня в голове, и я хмурюсь в ответ, собираясь оттолкнуть от себя этого идиота, но внезапно, горячего века левого глаза касаются прохладные пальцы. Ощущения настолько приятные, что я невольно замираю, прикрывая здоровый глаз. Себастьян невесомо проводит подушечками пальцев по коже, задевает ресницы, накрывает мой глаз прохладной ладонью. Потом его рука касается моей щеки, спускаясь вниз, проводит по шее, и я отшатываюсь назад, избегая прикосновения. - Не трогай меня. - Кроме того раза, что я отвез тебя, ты был у врача? - А тебе-то что за дело? - Сиэль, это нельзя запускать. Ведь это не синяк на коленке, ты серьезно ушиб... - Ну все, хватит уже! Нет! Не был. Мне гораздо лучше, и все уже почти прошло. - Мне не хочется возиться с повязкой, и я тереблю волосы, опуская пряди на левую часть лица. - Хорошо. - Себастьян все еще хмурится. - Спокойной ночи, Сиэль. Он поворачивается и идет к машине, я опускаю дверную ручку и захожу в дом. Как только я закрываю дверь изнутри, то слышу шум отъезжающей по гравию машины - уехал. Не знаю почему, но руки тянутся сами: дернув за задвижку, я вновь отпираю дверь и смотрю на дорогу, туда, где только что стоял черный автомобиль Себастьяна. Уехал.