Сон в летнюю ночь

Гермиона неосознанно уставилась на чертов гриффиндорский галстук Рона. Чертов галстук. Чертов ОД. Чертовы мысли. Темные тонкие брови неосознанно ползли друг другу, хмуря лоб, рука нервно сжимала ложку с уже остывшей овсяной кашей до побеления костяшек пальцев. Лавка казалась чертовски неудобной, будто она сидела не на дереве, а на раскаленных углях. Но встать сил не было. Как и оторвать взгляд от чертового галстука. Рон нервно поглядывал на напряженную Грейнджер и, не удержавшись, ослабил удавку галстука, будто бы девушка одним взглядом затягивала его все сильнее и сильнее. — Гермиона, не могла бы ты прекратить прожигать глазами дырку в моем теле, я чувствую себя не совсем уютно, — тихо проговорил Уизли, нагибаясь до уровня глаз гриффиндорки чтобы попытаться разглядеть там причину столь необоснованной ненависти к своему галстуку. Она встрепенулась, не совсем понимая, где находится. Ее взгляд скользнул по большому залу: невдалеке сидели близнецы с неизменными ухмылками на лицах и что-то очень активно рассказывали Анджелине, которая не особо уделяла внимание их бесконечному словарному поносу и, немного приподняв брови, увлеченно поглощала остывающую кашу. Фред порывисто жестикулировал, заглядывал ей в лицо, пытаясь что-то донести, но девушка молча от него отмахивалась. Уизли понуро опустил голову на сложенные на столе руки, надул недовольные пухлые губы и опустил длинные рыжие ресницы. Через несколько мгновений он осмотрел гриффиндорский стол в поисках кого-то. Остановил свой взгляд на Грейнджер. Грейнджер продолжала пялиться на него с чуть приоткрытыми губами. Рыжий приподнял свою чертову длинную изящную бровь, и вокруг его глаз появились насмешливые морщинки. Гермиона резко прикрыла рот, поджала губы, отвернувшись, встала изо стола и быстрым шагом направилась к выходу из большого зала. Рон и Гарри удивленно вскинули головы и переглянулись друг с другом, и не сговариваясь, не стали окликать подругу от греха подальше. Рон снова неосознанно поправил злосчастный галстук, отодвинув тарелку с остывшей недоеденной кашей. Гермиона зло смотрела прямо перед собой, яростно стуча каблуками туфель по каменному полу, распугивая стайки младшекурсников, которые удосужились именно сейчас, именно в этом самом коридоре безмятежно прогуливаться у гриффиндорской фурии на пути. Она не совсем осознавала, что же все-таки такое с ней происходит, да и как-то не совсем хотелось. Хотелось, чтобы дурацкие и ненужные мысли просто ушли из головы, испарились будто бы по щелчку и перестали воспалять и без того загруженный учебой мозг. Коридор стал каким-то безумно длинным, нескончаемым, с бесконечными вереницами портретов, будто с каждым шагом девушки он удваивался и растягивался как запутанный лабиринт. Хогвартские лица студентов мелькали мимо бесформенной массой, Гермиона даже не пыталась заострять свой взгляд на них, она почему-то до сих пор заостряла его на чертовой изящной брови, взлетевшей вверх, которая впечаталась в сознание горячим клеймом. Долбанным клеймом, натирающим мозоли. Эта бровь то опускалась, то снова поднималась, будто бы специально дразня девушку. Тряхнув своей Грейнджеровской гривой, она зло рявкнула пароль полной даме, что та в полном замешательстве и недоумении поспешила скорее отъехать в сторону, чтобы не попасться под горячую руку лучшей ученице Хогвартса. Гермиона более менее пришла в себя только когда остановилась посреди общей гостиной родного Гриффиндора. Как всегда сплетничающие Лаванда и Парвати на мгновение отвлеклись от обсуждения своих супер важных вещей и уставились на гриффиндорку, постепенно опуская взгляд на ее правую руку. Первой подала голос Лаванда, хлопая длинными ресницами: — Герм, не хотелось бы, конечно, отвлекать тебя от столь активного мыслительного процесса, но ложка с засохшей кашей у тебя в руке вовсе не придает тебе шарма. — сидящая рядом Парвати, не удержавшись, прыснула после комментария своей собеседницы. Гермиона, вскинув брови, подняла свою правую руку. Оказалось, что она все еще яростно сжимала ручку ложки побелевшими от напряжения пальцами. Рука непроизвольно разжалась, роняя несчастную ложку на пол. Девушка расправила ладонь и отрешенно уставилась на горящие огнем красные глубокие отпечатки, оставшиеся напоминанием о том, что она не в состоянии контролировать свои гребанные мысли. Гребанную привычку все постоянно анализировать. Гребанные мозги. Рука безвольно опустилась обратно вдоль туловища. Гермионе было все равно на вопрошающие взгляды гриффиндорцев, у нее просто не было ни сил, ни желания как-то оправдываться или что-то объяснять. Она лишь молча подхватила свою сумку и направилась на занятие. Уроки прошли просто ужасно. Настолько ужасно, что Грейнджер уже и не помнила, когда последний раз была настолько рассеяна и когда последний раз видела разочарование и непонимание в глазах Макгонагалл. А во всем виновата чертова рыжая бровь Уизли. Мерзкая, мерзкая бровь! Мерлин, какого дементора ему вообще взбрело в голову искать в толпе именно ее, смотреть на нее, поднимая эту идиотскую бровь?! Девушка уже сбилась со счета. Сколько времени она уже сидит в библиотеке и читает первую страницу новой темы по зельям? Ее хватает буквально на три слова, дальше же мысли наводняются чертовым Уизли, чертовыми бровями и ресницами, пухлыми губами, которые не так давно ласкали ее собственные. И, Мерлин, это было хорошо, действительно хорошо. Гермиона в изнеможении откидывает голову на спинку кресла и прикрывает уставшие глаза. Как бы ей хотелось прямо сейчас повернуть время вспять и не писать письмо миссис Уизли. Просто не обратить внимания на недоумков-близнецов, которые травили первокурсников забастовочными завтраками, а просто пройти мимо и не было бы ничего, никаких проблем, все было бы по-старому. Никаких Уизеловских рук ниже положенного, никаких пухлых губ, нежно вжимающихся в нее. Губы. Со сладким привкусом карамели. Темная пелена накрыла гриффиндорку, и она провалилась в полудрему прямо в кресле. С приоткрытыми губами в полуулыбке, вспоминая сладкий вкус. *** Ливень нещадно хлестал башни фанатов на поле для квиддича, заливаясь в каждую плохо прикрытую щель, порывистый ветер то и дело пытался сорвать тенды, которые и так еле прикрывали продрогших студентов от холодных струй дождя. Но игрокам все было нипочем, они готовы разорвать соперника в любую погоду и в любое время суток. И Гриффиндор, и Слизерин стремительно носились стайками вокруг стадиона в предвкушении начала столь долгожданной игры, выслеживая Мадам Трюк с мячами. Вот, наконец, раздался оглушительный свисток, и квоффл подлетел высоко в воздух, щедро полируемый струями воды, бладжеры с их особенным, характерным только для них звуком разлетелись в неизвестном направлении, а снитч Гермиона так и не разглядела, до сих пор восхищаясь, как же это Гарри постоянно находит этот юркий золотистый шарик. Квоффл был молниеносно перехвачен командой Гриффиндора, что вызвала бурю оваций со стороны трибуны красно-золотых. Оглушительные крики и улюлюканья не возбуждали Гермиону, она морщилась от каждого всплеска эмоций от гриффиндорских фанатов: квиддич все-таки не для нее. Она пришла поддержать самых дорогих друзей в лице Гарри и Рона и. Фреда Уизли. Не, ну, а что уж тут такого? Раз уж пришла нужно поддержать каждого из команды родного факультета, в частности Фредерика Уизли. Грейнджер зачарованно стала наблюдать за загонщиками: вскоре она смогла отделить именно обладателя чертовой изящной брови чисто на интуитивном уровне. И она была абсолютно уверенна, что это именно он, и она не ошиблась. Ее взгляд уцепился в далекую фигурку и начал сканировать каждое движение его тела: он мастерски уворачивался от бладжера, с силой замахивался и отправлял противный мяч в сторону недругов своих слизней, точным ударом сбивая защиту с руки слизеринского загонщика. Гермиона неосознанно привстала со своего места и сложила ладошки на груди, широко распахнув восторженные глаза. Фред на мгновение отвлекся от игры, самодовольно глядя на своего близнеца, давая ему пять. Этого вполне хватило разозленному загонщику противника с яростью запустить бладжер обратно. Восторг в глазах гриффиндорки с молниеносной скоростью сменился на липкий страх. — Фред!.. Ее отчаянный крик потонул в гаме голосов болельщиков. Все происходило будто в замедленном движении: яростная гримаса загонщика слизней медленно сменилась на злорадство, а бладжер мучительно медленно разрезал влажный воздух, рассекая струи дождя на своем пути. Также медленно впечатался в рыжего Уизли. Гермиона всем своим нутром ощутила этот хруст ребер, хотя была слишком далеко, чтобы его услышать. Что-то в груди мучительно ухнуло, и она отчаянно вцепилась ледяными пальцами в бортик башни болельщиков, не в состоянии оторвать взгляда от падающего с безумной скоростью загонщика команды Гриффиндора: время будто бы хотело наверстать секунды замедленной съемки. Он рухнул на землю. Слишком сильно впечатался в мокрую траву площадки квиддича. Слишком неестественно он лежал на этой чертовой ледяной земле. Слишком больно в груди сжималось гермионино сердце. Все слишком. Ее воспаленным глазам казалось, что под ним растекалась вязкая липкая лужа такой страшной жидкости. А, может быть, ей вовсе не казалось: сокомандники уже успели спуститься вниз и упасть на колени рядом с ним. Их отчаяние можно было прощупать даже с той трибуны, к которой сейчас приросла ногами ледяная Грейнджер. — Фредерик Уизли. ты не мог. Гермиона чувствовала, нутром чувствовала, что все очень плохо. К обездвиженному телу уже спешили обеспокоенные преподаватели, а девушке не хватало воздуха, она задыхалась. *** Гриффиндорка в ужасе распахнула глаза, схватившись за горло: воздуха действительно не было. Мучительно откашлявшись, девушка наконец смогла сделать живительный глоток кислорода. И сползла на пол отчужденно глядя куда-то сквозь книжные полки. Опять это чувство. Опять все слишком ощутимо. Все слишком реально. Все слишком. И снова снился Фред, который калечится, умирает. В ее снах. Подтянув ноги ближе, она судорожно обняла их дрожащими руками, до сих пор пытаясь отдышаться. Студенты недоуменно взглянули на ополоумевшую гриффиндорку и снова уставились в свои учебники, не придавая ее поведению особого внимания. Зато Гермиона придавала всему этому огромное значение, огромное, мать его! Не все сны были такими, не все сны приносили с собой чувства, эмоции, запахи в реальность. Девушка до сих пор ощущала привкус сырого холодного воздуха с поля для квиддича, отголоски липкого ужаса, который несколько мгновений назад окутывал ее плотным коконом и с большим нежеланием выпустил ее. Чертов Уизли с его чертовой бровью. Но это ведь просто сон?