***
Подходил к концу октябрь. Каждые две недели в субботу вечером в Большом зале проходили концерты. После первого сборного, теперь каждый выступал сольно или в группе. Лиз ходила на все, ведь ее сольник был только в первой половине ноября. Она с удовольствием обнаруживала каждый раз, что почти весь зал полон. Первый концерт сделал свое дело. Сегодня вечером был концерт у Адама, ее лучшего друга. Поэтому, прежде чем занять место в зале, она, по обыкновению, сходила за кулисы и расцеловала его в обе щеки, чтобы концерт прошел удачно. Это была их общая примета. Когда будет ее концерт, он сделает то же самое. Адам по натуре бунтарь, его музыка отражает это состояние. Местами агрессивная, динамичная, она лихо сменялась тягучей мелодичной балладой и обратно. В этот вечер он спел много ее любимых песен: The Show Must Go On, Who wants to live forever, We Will Rock You, Marry The Night, I Want It All, Counting Stars, Secrets, Preacher и другие. Preacher, или Проповедник, была написана Лиз для Адама незадолго до приезда в Хогвартс. Она посвящалась дедушке Адама, с которым тот жил до того, как попал на улицу, где его и нашла Лиз. Дедушка Адама был бедным и больным стариком, похоронившем своего сына с невесткой, когда Адаму было чуть больше пяти лет. Несмотря на тоску и болезни, старик был полон света и доброты, он всем сердцем любил мальчика, наставлял его и учил музыке, пока не умер от воспаления легких. На тот момент Адаму было всего одиннадцать лет. Чтобы не попасть в детский дом, мальчик сбежал с небольшим свертком вещей и гитарой. Через несколько месяцев скитаний и игры на гитаре за еду на улицах Парижа ему повстречалась Лиз. Она разглядела в нем потенциал, увидела талант и поняла, что хочет помочь. Девочка забрала мальчика с улицы. Сначала она опекала мальчика, защищала его от нападок хищных продюсеров, настояла на том, чтобы его приняли в музыкальный приют для одаренных детей. С тех пор прошло три года. Теперь Адам был самостоятельным артистом со своей публикой. А Лиз, чтобы почтить память человека, воспитавшего в ребенке такой талант, написала и подарила другу песню. В ней были такие слова: Когда я был ребенком, Мой дедушка был проповедником. Он говорил о Боге, Да, он был кем-то вроде учителя, Он сказал «Бог помогает тем, Кто научится помогать себе сам» Он был в миллионе миль от миллиона долларов, Но ты никогда бы не смог потратить его богатство. Услышав знакомые аккорды, Лиз первая вскочила на ноги и стала подпевать. Через какое-то время за ее спиной стоял весь зал, все сходили с ума. Концерт получился безбашенным и атмосферным. Тряслись стены, окна, пол — всё! Лиз пропела все песни. Точнее, проорала их! Поэтому, вернувшись в спальню, не раздеваясь, рухнула на кровать и уснула.***
На следующее утро она поняла, что чуть не сорвала голос. Поэтому единственным правильным решением стало молчание на протяжении всего дня. Голосу нужен был отдых и восстановление. Предусмотрительная миссис Смит знала, что не стоит ставить репетицию Лиз после концерта Адама, поэтому у Лиз был целый свободный день. По этому случаю она взяла с собой чистую тетрадь и ручку и пошла вниз. Подойдя к столу, Гарри спросил: — Как выспалась? Лиз только показала большой палец. — И мне понравилось! А какая твоя любимая песня? Лиз открыла тетрадь и написала: «Сегодня я целый день буду молчать. Берегу голос» — Понятно, — сказал Гарри. — Я тоже сегодня утром хрипел. Лиз кивнула, а потом написала что-то: «Моя самая любимая — Preacher» . В этот момент из-под крыши стали пикировать совы с почтой. Удивительно, но и перед Лиз упало письмо. — Странно, — озвучил за нее мысль Сириус. Девочка посмотрела на него с подозрением, потом перевела взгляд на конверт. Только ее имя написано. «И, правда, странно» — пронеслось у нее в голове. Несмотря на это она все же решила его открыть. И зря… Оторвав только левый краешек письма, она увидела, как что-то вылилось ей прямо на руки. Горячее, вязкое и вонючее… Тут же кожа на ладонях покраснела, раздулась и покрылась волдырями. Мгновение Лиз не могла понять, что происходит, она просто смотрела на свои ладони, которые за считанные секунды стали неузнаваемы. А потом, вдруг сразу, она почувствовала резкую боль и закричала. Не прошло и пяти минут, как ее осматривала Мадам Помфри. Лиз не могла ничего сказать, только повторяла один вопрос «Я смогу играть? Я смогу играть?». По ее щекам струились слезы. Возле нее стояли Гарри и Сириус. — По-видимому, это гной бубонтюбера, — спокойной ответила Мадам Помфри, промокая раны заживляющим зельем. — Я должен был догадаться, — виновато сказал Сириус. — О чем? — Что на Лиз посыпятся гневные письма от поклонников… — он осторожно посмотрел на Лиз. И тут до нее дошло. Седрик и толпа его поклонниц. Кто-то из них. А точнее, одна из них. Та девчонка… Она самая сумасшедшая из них. Мгновение — и лицо Лиз вытянулось от злости, глаза расширились и налились кровью. Слепая ярость накрыла ее. — Я убью ее, — сказала она. — Ты знаешь, кто это? — спросил Гарри. — Догадываюсь, — гневно ответила она. — Только прошу, ничего не делай, — попросил ее Сириус. Лиз вздохнула. Несмотря на злость и обиду, она прекрасно понимала, что не способна наброситься на девочку. — Да ничего я и не собиралась делать. — Правда? — не поверил мужчина. — А то слизеринцам ты навалять не побоялась! — То слизеринцы, а то бедная влюбленная девочка, которая от отчаяния пошла вот на такие меры, — она показала одну забинтованную руку. — Похоже, твоя затея с молчанием не удалась, — сочувственно сказал Гарри. — Да уж, ты прав. Через десять минут все трое покинули больничное крыло. Свернув за первый поворот, ребята столкнулись с Седриком. Запыхавшийся, он прерывисто сказал: — Лиз, можно тебя? Девочка одобрительно кивнула остальным, и те оставили их двоих. — Прости, это моя вина! — тут же сказал он. — Я должен был догадаться, что всё так легко не закончится! И теперь ты пострадала! Я сейчас же найду эту девочку и всё ей расскажу! Пусть знает! Пусть они все знают! Заставлю ее извиниться перед тобой! — Остановись, — устало попросила Лиз. — Не надо никуда идти. — Что? — не понял парень. — Почему? — Подумай, ты сейчас пойдешь и во всем им признаешься. И все те преследования начнутся снова. А это значит, что все твои меры, мои страдания были бессмысленны. Ведь за тобой снова будет бегать толпа влюбленных поклонниц. Она больше ничего не сделает, я уверена. Духу не хватит. И другие не посмеют. Поэтому, пусть всё остается, как есть, — спокойно объяснила она. — Но, ты даже не пойдешь и не… — Нет. Она сама себя уже наказала, — Лиз собралась уйти, но остановилась и произнесла: — Седрик, будь осторожен. Ты покорил множество девушек, и все они сейчас в обиде на тебя. А нет, как известно, ничего страшнее обиженной женщины. И Лиз ушла.***
Всё утро Лиз провела с Гарри и Невиллом у озера. Последний стоял в воде, собирая какие-то водоросли. В конце октября! А Лиз, укутавшись в плед, говорила с Гарри: — Каково это? — спросила она. — Что? — Узнать, что твои родители живы и ждут тебя. — Это… странно… — признался Гарри. — Волнительно. И очень страшно. Страшно, что они окажутся не такими, как ты их себе представлял. Что сам не оправдаешь их ожидания. — И как вы встретились? — Это было в Норе. У Рона дома. Сначала приехал Дамблдор. Он меня подготовил к встрече с ними. А затем приехали они. — А что было дальше? — Первый час мы не могли сказать ни слова. Просто обнимались, плакали, радовались… А потом весь день проговорили. Они рассказали, что произошло с ними в тот день и после, я рассказал им всё, что произошло со мной. Конец лета я провел в нашем доме, недалеко от Норы. Родители не хотели возвращаться на прошлое место жительство. Ведь там до сих пор стоят руины нашего прежнего дома. Они купили небольшой домик неподалеку от друзей. — И ты счастлив? — серьезно спросила Лиз. — Очень, — тепло сказал Гарри. — Даже больше, чем счастлив… Это нельзя объяснить… То ощущение, когда тебя действительно обнимают родители… Живые… Я долго не мог поверить, что это, правда, они. Как будто старые фотографии просматривал. Каждый раз, когда я начинал сомневаться, мне приходилось дотрагиваться до них, чтобы убедиться, что все это не сон. Я чувствую себя… в безопасности с ними. Я больше не одинок. Меня любят, я это зна… — Гарри? — все повернулась туда, откуда раздался голос. К ним шла Гермиона, а неподалеку от нее стояли Рон и Джинни. Гарри подошел к ней, они о чем-то поговорили, и троица ушла. — Что такое? — спросила Лиз. — Хагрид хочет, чтобы я пришел к нему ночью, — шепотом, чтобы Невилл не услышал, сказал Гарри.***
Вечером в спальне девочек все готовились ко сну. Дождавшись, когда Парвати Патил и Лаванда Браун заснут, Гермиона вылезла из своей постели и подошла к кровати Лиз. — Ты спишь? — спросила она. — Нет, — шепотом ответила девочка. — Надо поговорить. Лиз отдернула балдахин и впустила Гермиону. — Залезай. Забравшись под одеяло, она заговорила: — Лиз, я знаю, это не мое дело, но… Скажи, сегодняшний инцидент произошел из-за Седрика? — Да, — спокойно ответила девочка. — Что между вами происходит? — Ничего, — ровным голосом ответила Лиз, однако ощущая, как щеки начали гореть. — Тогда я не понимаю… Лиз посмотрела на подругу, находившуюся в замешательстве, улыбнулась и тихо рассказала ей все. — Вы целовались? — пораженно спросила Гермиона. — Ты только это и услышала? — рассмеявшись, спросила Лиз. — Нет, просто… — Так вышло. Ты мне лучше ответь, что у тебя с Виктором Крамом? — Что? С Крамом? А ничего у нас… то есть у него… Откуда ты вообще знаешь? — Гермиона… Я видела вас в библиотеке. — О, нет, — простонала она. — Больше никто не видел? Ты не рассказала никому? — Успокойся, я решила спросить сначала тебя, — пытаясь успокоить подругу, ответила Лиз. — Так, что же у вас происходит? — Ничего особенного. Я ему нравлюсь. Поэтому он приходит в библиотеку посмотреть, как я занимаюсь. Мы с ним почти не разговариваем. Видишь ли, он не из тех, кто любит поболтать, — и девочки захихикали. — А он тебе нравится? — Я не знаю, Лиз… Это мило… его внимание. Я польщена. Но пока это всё. Нет, — поторопилась добавить она. — Он очень хороший! Но… — Чего-то не хватает? — Вот именно! Спасибо, — облегченно сказала Гермиона. Девочки еще некоторое время поговорили о Гарри и о Турнире, а затем тоже легли спать.***
В эту ночь не только гриффиндорки были не прочь обсудить дела сердечные. В одной из спален Пуффендуя двое парней вели вот такой вот разговор: — Сед, объясни мне, что ты нашел в этой малолетке? — не понимал Стив. — С чего ты взял, что я вообще что-то нашел? — Седрик Диггори, я знаю тебя вот уже семь лет. И ты собираешься вешать мне лукотрусов на уши? Я же вижу, как ты наблюдаешь за ней, прекращаешь всякий разговор, как только она заходит в зал. И эти слухи… — Это только слухи, Стив, — сказал Седрик. — Мы не пара. Она мне помогла избавиться от назойливых поклонниц. Это всё. — Не все. А сегодняшнее происшествие с письмом? — Да, она пострадала из-за меня, — друг молчал, предоставляя парню возможность продолжить: — Я ходил в Больничное крыло, хотел всем всё рассказать, но она отказалась. Сказала, чтобы я молчал. — Почему? — Потому, что ее страдания будут бессмысленными. — Логично, — согласился парень. — Но это не меняет дела. — Какого дела? — Признайся, она тебе нравится. — Нет… — Сед? — хитро посмотрел на него Стив. — Ладно, — сдался парень. — Допустим. — Я знал! — победно воскликнул друг, вскидывая вверх руки. — Иди ты! — рассмеялся Седрик, взбивая подушку. — Так, что ты собираешься делать? Как будешь покорять? — Никак, — просто ответил парень. — Но… почему? — Я ей, похоже, не интересен. Она помешена на своей музыке. Просила меня держаться подальше. — Плохо дело. — Ага… — Но мы что-нибудь придумаем, — заговорщицки сказал Стив. Седрик только закатил глаза.***
На следующее утро Лиз не словила Гарри за завтраком, поэтому одна пошла в Больничное крыло. Мадам Помфри сняла повязки. На руках оставались еще неглубокие рубцы, но она успокоила девочку, сказав, что в течение дня все пройдет. На радостях снова крепко обняв женщину, она сразу поспешила в Большой зал. Проходя по открытой площадке, где отдыхали студенты, Лиз увидела Гарри разговаривающего с Седриком. Подождав, пока те закончат, Лиз быстрым шагом направилась к другу. Почти догнав его, она услышала, как с ним препираются слизеринцы, те самые, с которыми недавно и у Лиз было небольшое недопонимание. Гарри что-то ответил блондину и пошел прочь, но тот не собирался так просто сдаваться. Он достал палочку и хотел было произнести заклинание, как, вдруг, откуда не возьмись, появился профессор Грюм с криком «Я покажу тебе, как нападать со спины!» и превратил его в хорька. Вокруг сего действа собралась целая толпа, все смеялись, кроме Лиз. Она посмотрела сначала на Гарри, затем повернула голову в сторону и столкнулась взглядом с Седриком, который смеялся вместе со всеми. Нахмурившись, она отвернулась. Хорошо, что подоспела профессор Макгонагалл и помогла парню. Все стали расходиться, а Грюм позвал Гарри пройти с ним. Оставшись одна, Лиз посмотрела на то место, где только что был хорек. — Улыбнись, тебе не идет быть хмурой, — сказал знакомый голос. Обернувшись, Лиз увидела Седрика. — Не понимаю из-за чего здесь можно улыбаться. — Да, брось… — Седрик, человека публично унизили, а все смеялись! — Он этого заслужил, — спокойно сказал парень. — Разве? Проучить можно и другими способами. Менее жестокими. — Тебе просто не нравится профессор Грюм, — заметил Седрик. — Да. Но поверь мне, будь на его месте любой другой, я бы вела себя так же. Лиз ушла. С превеликим удовольствием она входила в Большой зал. Ей нужно было выпустить всю негативную энергию. Что может сделать это лучше, чем музыка?